Восемьдесят шесть

      Рома проснулся от сигнала принятого сообщения и потянулся. На проработавшем всю ночь экране застыл кадр с боевого видеорегистратора, а весь пол вокруг был усеян распечатанными им листками с боевыми донесениями.       Окно комнаты выходило на восток, и солнечный свет пробивался сквозь занавески. Рома накинул на голое тело тонкий халат, который валялся на покрывале, расчесал пальцами волосы и поднялся с кровати.       Сообщение было от Макса. — В следующем месяце будет вечеринка по поводу годовщины революции. Может, сходим за костюмами на следующих выходных?       Рома на секунду задумался и послал короткий ответ: — Прости, у меня сейчас много работы. Может, как-нибудь попозже?       Ответ пришёл мгновенно: — Что-то ты стал нелюдимым в последнее время.       А затем: — Сколько бы ты ни старался ради «восемьдесят шесть», это бессмысленно, ты же знаешь?       Рома на секунду обернулся. Прошлым вечером перед сном он решил засидеться подольше чтобы проанализировать записи боёв Банды Ютуб. К файлу с видеорегистратора прилагался хорошо составленный отчёт о сражениях — чувствовалось, что его писал опытный человек. В отчётах о патрулировании по-прежнему была написана какая-то ерунда, но все остальные документы были настоящим сокровищем в плане полезной для противостояния Легиону информации.              Это было совсем не бессмысленно.       Это могло помочь сохранить жизни. —Прости. — Не лучше ли было согласиться и пойти? — равнодушно ответил Джонни, пересобирая автомат. Он сделал перерыв для переговоров и донесений, хотя отчёты говорили, что он сейчас должен был быть в патруле.       Стоял ранний полдень, и Джонни сидел в своей комнате. В закрытую дверь упрямо скрёбся котёнок, выгнанный за то, что играл с деталями автомата. — Но если вдруг Легион нападёт…       Рома явно был недоволен. То ли из своей чрезмерной серьёзности, то ли из упрямства. — Как-нибудь справимся. — И вообще, организовывать вечеринку в разгар войны… — В каком-нибудь из боевых районов битва идёт прямо сейчас. Что бы вы там за стеной ни делали, на фронте это никак не скажется.       Он снял штифт, достал затвор из рамы и разложил всё на куске ткани. Автомат не поможет против Легиона, но может стать последним средством атаки, а потому к его подготовке нельзя.        — Поэтому я считаю, что можно было бы сходить. Мы благодарны за ваш анализ передвижений Легиона, но это не то занятие, ради которого следует жертвовать личным временем.       Рома некоторое время помолчал. — Может быть, он на самом деле и не нужен? — Нет. Нам это очень помогает.       Джонни говорил правду. Ему больше не приходилось делать вид, что он много работает, просто чтобы потешить самолюбие куратора. — В конце концов, мы не видели ничего кроме фронта. Анализ офицера, который получил образование и видит всю картину целиком, очень полезен. — Я рад. — И всё же нет никакой необходимости заниматься этим постоянно.       Джонни почувствовал, что Рома хотел что-то сказать, но осекся. Принявшись вынимать шпильку извлекателя, он равнодушно добавил: — Если будете слишком много думать о войне, станете таким же как я.       Рома не понял, шутит Джонни или говорит серьёзно, и тихонько вздохнул. Он явно не хотел отступать от своего мнения. — Капитан Колбая иногда любит пошутить, да? Я понял. Буду развлекаться на полную катушку. Дурацкая вечеринка, неудобные туфли, дорогой костюм…       Он тоже пошутил в ответ, и Джонни слегка улыбнулся. — Годовщина революции, да? Что-то такое припоминаю… — И что же?       Джонни задумался. — Там вроде бы запускают фейерверки. В саду с фонтанами. В том, который напротив дворца.       Рома удивлённо поднял голову. — Всё верно. В первом районе напротив дворца — там сейчас резиденция президента Руна. Вы жили в первом районе?       Во времена империи первый район населяли аристократы, и сейчас там продолжали жить их потомки — Селена, которых по-прежнему было большинство. Колората всегда встречались там очень редко, даже 9 лет назад.       Вполне возможно, что они уже видели друг друга где-нибудь на улице. Мысль об этом почему-то причиняла боль. — Ну, я почти ничего не помню с того времени. Я был с семьёй… помню, как брат водил меня за руку.       Рома съёжился. Снова это. — Простите. — За что? — Это было бестактно. Я ведь уже знал, что ваш брат… и семья… — А-а…       Рома сидел, опустив плечи, но Джонни оставался убийственно равнодушным: — Неважно. Я всё равно почти ничего не помню. — А… — Семью. Есть какие-то обрывки воспоминаний, но ни лиц, ни голосов я не помню.       Это не было похоже на бесчувственность. Джонни, должно быть, был очень маленьким, когда его разлучили с семьёй. А потом потянулись дни в постоянных смертельных сражениях, и так 5 лет. Огонь войны поглотил даже самые важные его воспоминания — едва ли их можно было сохранить.       На секунду ему показалось, что он говорит с маленьким ребёнком, который заблудился на поле боя среди руин и теперь пытается как-то выжить. — Он сказал, что должен выжить и вернуться. К вам.       Рома попытался передать слова Асси так точно, как только мог. Стоило ему начать говорить, как его образ всплыл у него перед глазами.       Парарейд связывал сознания и позволял обмениваться репликами в слух. Он также мог передавать эмоции собеседников, что создавало ощущение разговора лицом к лицу.       Как хотелось бы, чтобы он мог передавать и его воспоминания. Джонни потерял их, но он мог бы их вернуть. Образ и слова Асси до сих пор оставались глубоко в его сердце. — Он скучал, говорил, что его брат наверняка уже стал большим. Я видел, как важна для него была семья. Он действительно очень хотел к вам вернуться. — Хорошо, если так, — ответил Джонни после долгого молчания. Его голос едва заметно дрожал: он словно надеялся на то, что это правда, но при этом как никогда отчётливо понимал, что это не так. — Капитан?..       Джонни не ответил, и Рома, поняв, что его лучше оставить наедине со своими мыслями, тоже замолчал. Какое-то время через парарейд доносился только едва слышный металлический лязг.       Наконец он услышал один характерный звук, он был чуть громче остальных, и слегка склонил голову набок.

Это же

— Капитан. Вы сейчас случайно не автомат разбирайте?       Джонни на мгновение замешкался. — Да… — В то время как должны патрулировать.       Он промолчал.       Рома вдруг понял, почему отчёты о патрулировании были так плохо написаны, и вздохнул.       При всём этом «Банда Ютуб» действовало удивительно оперативно. Они предсказывали наступление врага ещё до того, как Легион засекали радары — к слову, он так и не спросил , как им это удаётся. — Если вы считаете, что это не нужно, то, наверное, так оно и есть… И по поводу автомата я тоже…       «Восемьдесят шесть» запрещалось иметь огнестрельное оружие. — Если без него не обойтись, то можете пользоваться, я не против. Только ухаживайте за ним как следует. — Прошу прощения.       Его голос прозвучал немного непривычно, и Рома, моргнув, ответил: — Я сказал что-то не то? — Да нет. Я просто подумал, что майор разозлится.       Он по-прежнему говорил странно, и Рома невольно отвел взгляд.       А ведь когда-то, в самом начале службы, он ворчал по поводу недисциплинированности своих коллег, которые жаловались на постоянные отчёты. — Вообще-то, я не из тех, кто строго придерживается любых правил и запретов, особенно если в них нет никакого смысла. Как я уже говорил, если вы посчитаете что-нибудь необходимым или, наоборот, ненужным, я это приму. Я уважаю ваши решения. «Да и нет у меня права что-либо требовать, ведь я даже не на фронте».       Он отбросил грустные мысли, тряхнув головой, и сменил тему: — Так или иначе, на войне уходом за оружием пренебрегать нельзя, даже если это запасное оружие. Хотя я не очень люблю республиканские штурмовые винтовки — они тяжёлые, и с ними не то что тренироваться, но даже просто ходить сложно.       Винтовки регулярной республиканской армии были крупного калибра, а потому изготавливались из крепкого металла. Они предназначались для лёгкобронированных противников и весили очень много. — Тяжёлые? Серьёзно? — скептически спросил Джонни.       Рома опешил от искреннего удивления в его голосе, а затем понял. Ну да, это же естественно. Он использовал ружьё и потяжелее.       От этой мысли ему вдруг стало жутко неловко.       Если уж на то пошло, то ему ещё ни разу не доводилось так долго говорить наедине с юношей примерно его возраста. — Майор? — В-всё в порядке. Я…       Он вдруг ощутил, как в воздухе выросла напряжённость.       Джонни беззвучно встал и вгляделся куда-то вдаль.       Роме показалось, что привычный низкий фоновый шум парарейда стал чуточку громче. — Капитан Колбая? — Готовьтесь к бою.       Он посмотрел на информационную панель, но не увидел там ничего нового. Тем не менее, Джонни чётко произнёс: — Легион приближается.       Поскольку Рома оказался на связи с командиром ещё до начала боя, ему впервые довелось присутствовать при военном совещании.       Они знали о враге всё в мельчайших подробностях: количество, дислокация, маршрут — и ошеломлённый Рома успел внести всего несколько тактических предложений, прежде чем план наконец был принят. Он одобрил выбор, и на этом совещание подошло к концу. Пришло время боя. — Похоже, что основные силы представлены Серыми Волками.       Роме оставалось только делать предположения на основе данных с радара и своего боевого опыта: по какой-то неясной причине определить тип и построение нескольких машин не удавалось. Все процессоры уже спрятались для засады в условленных точках. — Судя по скорости воспроизводства и эффективности ремонтных работ Легиона, Львы ещё не готовы к участию в боях. При этом я едва ли могу представить тактику, в которой на передовую можно было бы отправить Быков.       Быки не отличались ни манёвренностью, ни толстой бронёй — это были самоходные установки, которые предназначались сугубо для засад. Использовать их как обычные танки, только потому что они внешне похожи — это ошибка, которую люди испытали на своей шкуре ещё во времена первых гусеничных танков. — Если отбросить Львов, устойчивых к снарядам джаггернаутов, и предположить, что в боевом построении одни Серые Волки с относительно лёгкой бронёй, то Скорпионы и их огневая мощь тоже становятся не так страшны. Полагаю, что убрать их будет довольно легко — если перед этим удастся расправиться с Муравьями. — Ded51— всем членам эскадрона. Вижу противника. Предположения майора оказались прямо в яблочко, — доложил Знат с нотками удивления в голосе. Он был далеко впереди, в разведке. — И всё-таки… Эти твои «скорость воспроизводства», «эффективность ремонтных работ»... Ты хоть спать ложишься? — Майор. Может, отключите в этот раз парарейд? — внезапно подал голос Джонни. — А? — Учитывая то, что войска Легиона состоят из одних Серых Волков, и сражаться мы будем в городе, тут скоро начнётся большая неразбериха. Огромное число врагов окажутся в непосредственной близости от нас, и… в таких условиях поддерживать с нами связь небезопасно.       Джонни говорил на безупречном республиканском языке, но Рома никак не мог понять смысл сказанного. Он изогнул бровь. Что он сейчас сказал? Будет много чёрных овец? — Если захотите, я объясню всё потом. Выключите, пожалуйста, парарейд.       Рома понимал, что схватка должна начаться с минуты на минуту, а потому тратить драгоценное время на споры нельзя, и всё-таки его задевало, что его просят уйти без объяснения причин. — Но ведь вы продолжите поддерживать парарейд между собой. Радиосвязь не так эффективна — её могут заглушить, или же мне может просто не повезти, и подключиться не удастся. Нет, я не буду отключать парарейд.       Отказ из простого чувства обиды. Джонни собирался что-то возразить, но Легион был уже совсем близко. — Я предупреждал, — равнодушно бросил он в невыносимом шуме и выдвинулся в атаку.       Как и предсказывал Джонни, схватка обернулась полной неразберихой, и Рома пристально следил за мигающими из-за помех точками на радаре, прикрыв уши обеими руками. Что это? Фоновый шум просто оглушал. Звуки доносились не из его комнаты — это было что-то со стороны Джонни. Да что же это такое, в конце концов?       Красная точка врага приближалась к голубой точке союзника. FJK. Это был его джаггернаут. Когда расстояние между ними стало достаточным для ведения ближнего боя, две точки слились в одну — прямо между марширующими с идеальными интервалами Серыми Волками.       И тут вдруг отчётливо раздался чей-то голос. — Мама.       Голос казался пустым, как если бы он принадлежал умирающему человеку, который уже плохо осознаёт происходящее и пытается выговорить свои последние слова.       Секунда леденящего молчания, и он зазвучал снова. За ним не стояло ничего — ни воспоминаний, ни чувств, как если бы всё это вдруг исчезло перед лицом смертельного небытия. Только призрачный голос и бесконечно повторяющиеся слова. — Мама. Мама. МамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМамаМама…       Его волосы встали дыбом.       Он сжимал уши обеими руками, но от доносящихся через парарейд звуков это спасти не могло. Раздался взрыв. Предсмертный голос, зовущий маму, взлетел на воздух, но превратившиеся в набор звуков пустые слова продолжали повторяться как заевшая пластинка.             Грохот выстрела отдался эхом внутри, но даже это не могло остановить бесконечный зов. СпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпаситеСпасите… ГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГорячоГор.. Нет… Нет… НетНетНетНетНетНетНетНетНетНетНетНетНетНет… Мама, Мама, Мама, Мама, МамаМамаМамаМамаМАмаМамаМАМАМАМамаМама… Не хочу умирать. Не хочу умирать. НехочуумиратьНехочуумиратьНехочуумиратьНехочууми… — Нет… Нееееееет! Мысли и разум плавились в ревущей агонии, за которой послышался голос Джонни: — Майор! Выключите парарейд! Майор Фильченков!       Он кричал с несвойственным ему раздражением, но ошалевший от ужаса Рома ничего не слышал. Съёжившись и крепко прижав руки к ушам, он вопил от боли, молясь о том, чтобы всё это прекратилось, но хор умирающих голосов не замолкал и уничтожал остатки его психики…       Джонни нетерпеливо цокнул языком и отключил парарейд. Голоса тут же умолкли. —Ах…       Рома медленно поднял голову и опасливо убрал руки от ушей. Тишина. На связи не осталось ни одного процессора.       Он сидел на полу, хоть и не помнил, как там оказался, и судорожно дышал, глядя в одну точку. Его зрачки расширились от только что перенесённого ужаса. В диспетчерской было сумрачно.             Что это было?       Никто из находившихся на связи процессоров явно не имел к этому отношения — голосов было слишком много, гораздо больше, чем сражавшихся в тот момент бойцов. Да и звучали они незнакомо.       И вдруг он вспомнил один голос, едва различимый в общем рёве. Это же…             Не хочу умирать — ...Сакура… Катя?..       Джонни отключил связь с Ромой уже после того как вклинился в строй «чёрных овец». Оглушающая буря предсмертных воплей заставляла его морщиться. Выключить парарейд следовало бы ещё раньше, но он был слишком занят, прорезая себе путь среди Серых Волков, которых было больше всего — высокочастотные лезвия проходили через них, как нож сквозь масло.       Бессчётные вопли, крики, хрипы и стоны накладывались друг на друга, но Джонни находился очень близко, а потому мог различать ревущие и агонизирующие голоса, от которых сжимались все внутренности и закладывало уши.                   Парарейд передавал всё услышанное командиром другим процессорам, и Артём, узнав один из голосов, выкрикнул: — Твою мать!.. Это была Катя!       Процессоры на секунду затаили дыхание, а потом вся сеть начала разрываться от возгласов: — Катя? Они привели её?!.. — Чёрт возьми! Алиса ведь её сожгла!       Отстранившись от охваченного горем сознания товарищей, он принялся искать «Катю» по голосу. Для кого-нибудь другого, кто относился к парарейду как к чему-то чужеродному, это было бы невозможно, но только не для Джонни. Вскоре он определил расстояние и направление — для этого не пришлось сильно напрягать слух. Это было равнозначно тому, как отыскать иголку в стоге сена, и точность, с которой он это проделывал, была воистину сверхъестественной.       Ближе всего к ней…Лиза? — Стрелок. Курс 50, расстояние 800. Во главе соединения из 5 машин, третий Серый Волк справа. — ...Т-так точно.       Выстрел — и не желавший умирать голос Кати резко затих. Армия призрачных голосов. Они остались здесь даже после смерти, и не могут вернуться, пока их не уничтожат.       Всё кругом было наполнено безумным гневом и плачем. Джонни тихо и даже как-то утешающе вздохнул. — Битва ради отмщения…       Армия призраков, которые не могут вернуться, пока их не уничтожат.       Они словно надеются на то, что наконец попадут туда, где рано или поздно окажемся мы все.       Джонни вдруг подумал, что куратор наверняка больше не выйдет на связь, и от этой мысли ему почему-то стало грустно. Он нахмурился.       Он решился снова включить парарейд только тогда, когда начало смеркаться. В процессе соединения его чуть было не стошнило от ужаса, так что на связь удалось выйти только ближе к ночи, незадолго до отключения электричества. Уже было слишком поздно для разговоров, и Рома, внезапно вспомнив об этом, поднял голову, но всё-таки не поддалась вновь нахлынувшему на него чувству страха.       Если он сейчас решит отложить всё на завтра, то на связь не выйдет уже никогда, да так и будет придумывать отговорки целую вечность.       Рома сделал глубокий вдох чтобы выровнять учащённое дыхание и включил парарейд. К счастью, на той стороне ещё не спали, и кто-то быстро откликнулся на вызов.       У него был всего один собеседник. Именно он тогда сказал ему отключить парарейд. Он же говорил, что поддерживать с ними связь не следует. Если уж кто и мог дать ответы на его вопросы, то только он. — Капитан Колбая..       Он почувствовал, как Джонни широко открыл глаза. — Это Рома. Можете ли вы сейчас говорить?       Повисла неловкая пауза. Откуда-то доносился звук воды, как будто сейчас шёл дождь. — Я сейчас в душе… — Э-э?!       Он не знал, что его голос может звучать так беззаботно. Покраснев до ушей, Рома попытался найти какие-то слова, но мысли беспорядочно метались в его голове, и взять себя в руки не получалось. Эта паника отличалась от той, которую он пережил днём, и в конце концов ему удалось из себя выдавить: — П-простите. Всё правильно, ведь уже поздно… В общем, я отключаюсь. — Да ничего.       Джонни был до неприличности спокоен. — Меня это не беспокоит. К тому же, я лягу спать как только закончу, так что если хотите что-то спросить, то я вас слушаю, майор. — В-вот оно как? Ну тогда…       Рома поддерживал разговор, но в душе оставался всё тем же неопытным мальчишкой, который рано потерял отца и никогда не имел ни братьев, ни возлюбленную. В такой ситуации он чувствовал себя крайне неловко, но при этом понимал, что выбора у него нет. Его щёки по-прежнему горели, когда он продолжил: — Э… так как прошла сегодняшняя битва? Может быть, есть раненые или погибшие? — Все в полном порядке... Вы для этого связались? — Но ведь…       Какими бы элитными бойцами они ни были, никто не мог гарантировать, что все останутся в живых после очередной схватки с Легионом — особенно такой как сегодня, с этими ужасающими воплями. Рома очень боялся, что кто-то мог потерять связь с остальными и погибнуть. — Капитан... Те голоса, которые я сегодня услышал во время битвы…        Стоило это сказать, как у него внутри снова всё похолодело.       Привычный фоновый шум, напоминающий цифрованный бас. Словно шорох листьев в лесной чаще. Или отдалённый гул толпы.       Так может показаться издалека, но на самом деле это звуки того оркестра умирающих голосов.       Он наконец понял. Понял, почему Джонни получил кличку «Бог смерти». И отчего его так боялись все кураторы. Всё из-за голосов. — Что это вообще такое?... Звук падающих капель. — Я как-то раз был на волосок от гибели…       Шею Ромы вдруг охватила тупая боль. Тяжёлая и давящая. Удушающая. Но это была не его боль, она передавалась через парарейд. Это то, что чувствовал Джонни. — Хотя, вернее будет сказать, что я умер. Я такой же как они, поэтому могу слышать… голоса призраков, которые остались прикованными к земле. — Призраков?       Рома вдруг вспомнил несчастный случай с отцом Макса. Он установил на рейд-устройстве максимально допустимый уровень нервной активности, достиг глубин человеческого сознания и не смог вернуться.       А если предположить, что все когда-либо жившие на земле люди после смерти возвращаются в эти самые далёкие глубины сознания.       Что если те, кто чуть было не погибли и коснулись этих глубин, могут использовать их для связи, подобно тому как все используют парарейд? Тогда они могли бы слышать тех, кто погиб и теперь находится там, а также тех, кому мешают вернуться их брошенные тела.. призраков. Но ведь это были не призраки. — Это же был Легион, так?       Голоса послышались тогда, когда они приблизились к Серым Волкам. Джонни тоже говорил об этом перед схваткой. — Легион — это ведь тоже призраки. Они были оружием империи, и с её исчезновением потеряли смысл существования. У них уже нет командиров, нет цели, и всё что им остаётся — это блуждать и соблюдать заветы прошлых хозяев. Это призрак армии погибшей страны. — Так вы можете предсказывать наступление Легиона… — Да. Потому что я могу слышать голоса. Как только они приближаются, я об этом узнаю, даже во сне. — Погодите-ка! — как бы невзначай бросил Рома. Дело явно было серьёзнее, чем казалось. «Как только они приближаются, я об этом узнаю»? Он хоть знает, на каком расстоянии обычно окапываются даже самые передовые отряды, и сколько машин Легиона могут укрыться на этом расстоянии?       Голоса призраков, похожие на шелест листьев или отдалённый гул толпы. Парарейд настроен на самый низкий уровень синхронизации, который позволяет расслышать только голос говорящего, а также звуки, источники которых находятся в непосредственной близости, или же очень громкие звуки, заставляющие содрогаться всё тело. Роме эти голоса казались едва различимыми. Но как их всё это время слышал Джонни? Это гудение сопровождало каждый их разговор. — Капитан, насколько хорошо вы их слышите прямо сейчас? На каком расстоянии и как… — Точное расстояние я сказать не могу. Я знаю обо всех машинах Легиона, которые находятся в пределах бывших границ Республики. Но если они за границей, или передвигаются в группах, я могу воспринимать их только как одно целое, не по отдельности.       Такое было трудно вообразить. Он слышал всё, каждую машину Легиона на каждом фронте, даже если звук был не громче шёпота. И так постоянно. Даже во время сна. — Разве это… не тяжело? — Я привык. У меня было много времени. — А как давно?..       Джонни не ответил, и Рома задал другой вопрос: — Голос Кати тоже был там… потому что она стала призраком?       Бесполезный здравый смысл все ещё мешал ему произнести такое вслух. Короткая пауза. Воды больше не было слышно, и Джонни расчёсывал мокрые волосы. — Республиканское правительство считает, что эта война закончится через два года, так ведь? — Да… Откуда вы знаете? — согласился Рома, удивившись внезапной смене темы разговора. Процессорам об этом не сообщалось, чтобы не пробуждать лишних надежд. — Артём узнал от своего командира, а я — от Артёма… У центральных процессоров Легиона ограниченный срок службы, и им осталось около двух лет, верно? — Да...       Центральный процессор состоял из жидких микромашин, имитирующих структуру нервной системы млекопитающих. По вычислительной мощности он не уступал мозгу самых крупных представителей этого класса животных, однако нуждался в постоянном обновлении своих компонентов. При достижении предусмотренного планом временного лимита запускалась программа уничтожения. — Услышав об этом от Артёма, я окончательно во всём убедился. Раньше я слышал голоса Легиона, но не мог их разобрать. А с некоторого времени к ним начали примешиваться человеческие голоса, и я понял, что они сделали, но никак не мог понять почему.       Рома слышал, как Джонни небрежно вытер волосы полотенцем и принялся шуршать одеждой. Одного звука было достаточно, чтобы понять, насколько некачественной и жёсткой была ткань. — Если поддерживать изначально заложенную структуру не удаётся, лучше перейти на другую… Особенно если ресурсы для неё валяются прямо под ногами. — Неужели… — Да. Развившаяся в млекопитающих нервная система. Человеческий мозг.       Возникшая перед его мысленным взором картина вызывала тошноту. Это был не просто гротескный кошмар, а деяние, которое начисто уничтожало человеческое достоинство. Так или иначе, Джонни оставался совершенно спокойным. — Если быть совсем уж точным, они скорее копируют структуру мозга. В конце концов, это скоропортящийся продукт, да и далеко не после каждой битвы остаются тела, а уж найти пригодный для использования неповрежденный мозг — это и вовсе большая удача. На практике часто можно встретить несколько машин Легиона с одним и тем же голосом. Катя вот тоже наверняка ещё где-то осталась. Механический призрак, проигрывающий крик погибшей девушки словно мелодию в музыкальной шкатулке. — В принципе, я думаю, что их можно называть призраками, но к тому, что мы называем душой, они отношения не имеют. Это скорее отпечатки личностей. Они содержат сознание погибших людей, но выйти с ними на контакт невозможно. Легион просто делает снимки структуры мозга на момент смерти и таким образом поселяет внутри себя призраков, которые только и могут делать, что повторять свои предсмертные мысли. — ...Чёрные овцы… — Да. Это населённые призраками машины, изгои, которые смешиваются с обычными белыми овцами Легиона. Вот только сейчас этих изгоев стало большинство.       Человеческий мозг явно превосходил по параметрам центральные процессоры Легиона — хоть он и начинал портиться сразу после смерти. Чёрные овцы, эти изгои, населяли себя предсмертными голосами чтобы продолжать функционировать, и их становилось всё больше и больше.       Хоть Джонни и говорил о том, что у них нет души, он явно им сочувствовал. Эти механические призраки потеряли родину, смысл существования и ведения войны, но так упорно цеплялись за жизнь, что дошли до использования органической плоти. —Я даже немного понимаю, почему они продолжают атаковать Республику. — Э? — Они — призраки. Они должны были исчезнуть, но остались и теперь не могут вернуться, пока их не уничтожат. Мне кажется, они сражаются потому, что хотят, чтобы и окружающие их призраки тоже вернулись вместе с ними. — Призраки?..       Чьи?       Тех, кто живёт, но не считается человеком? «Восемьдесят шесть», которые для всех всё равно что мертвы? — Она ведь погибла, Республика. 9 лет назад… Остался ли ещё где-нибудь дух пятицветного флага, который должен был стать основой национальной политики?       Джонни говорил тихо, но его слова резали, словно ножом, потому что ответ на заданный им вопрос был прост — «нет».       Свобода и равенство. Гуманность, справедливость и честь. В этой стране царит не оправдываемая ничем дискриминация, и людей миллионами отправляют на смерть, не видя в этом ничего постыдного. Ни один из провозглашённых принципов уже не имеет значения.       Республика мертва. Она была убита нашими собственными руками 9 лет назад, в тот момент, когда одни граждане начали преследовать других.       Кто знает, может быть Джонни слышит и её голос. Голос огромного призрака Республики, которая погибла давным-давно, но продолжает существовать, пока никто этого не заметил.       Рома не знал что сказать, и Джонни, помолчав, продолжил. Его голос был всё так же спокоен. Он говорил так, словно познал истину: — Майор. Вы проиграете эту войну. Не «мы», а «вы». — То есть? — Как я говорил ранее, рассчитывать на то, что центральные процессоры Легиона выйдут из строя, нельзя. Количество машин, которые я ощущаю, не уменьшается, а увеличивается… А «восемьдесят шесть»? Сколько их осталось?       Рома не смог ответить. Он попросту не знал. В Республике их не считали. — Остались только те, кто на два-три года младше нас, больше никого. После сгона в концентрационные лагеря количество «восемьдесят шесть» только уменьшается. Многие из тех, кто был ещё младенцем во время переселения, попросту погибли.       Большинство взрослых были убиты в течение двух лет после начала войны. Вернуться с фронта не удалось практически никому, и даже те, кого отправили на строительство Гран-Мюр, постепенно умирали от нечеловеческих условий работы. В конечном итоге в живых остались только ни на что не годные старики и больные, многие из которых за 9 лет скончались от естественных причин. — Но почему младенцы?.. — Какой будет детская смертность в условиях отсутствия нормальной медицины? В моём лагере большинство грудничков не пережили первую зиму. Да это и не только с медициной связано. Больше половины выживших детей были проданы… — Проданы? — Да. Это такой приработок — для некоторых военных и «восемьдесят шесть». Не знаю, целиком продавали или по частям.       Рома побледнел, когда до него наконец дошёл смысл сказанных им слов. Получалось, что в Республике презирали «восемьдесят шесть», считали их свиньями, но забавлялись с их детьми и использовали младенцев для трансплантации органов.       Остались только дети постарше. Но и это лишь до той поры, пока не придёт их черёд отправляться на фронт. — Легиона меньше не становится, зато «восемьдесят шесть» вымирают. Что будете делать, как нас не станет — воевать? Вы не знаете как сражаться, не знаете поля боя, вы привыкли перекладывать военные обязанности и ответственность за войну на наши плечи. Сможете ли вы продолжить воевать?       Он почувствовал, как Джонни скептически ухмыльнулся.       Это не было похоже на мстительную улыбку при виде мучений своего врага. Это скорее была насмешка над неприспособленностью людей, которые гнались только за выгодой и предпочитали прятаться от реальности в бездействии. Они даже не могли защитить самих себя. — На добровольцев надеяться не приходится, так что остаётся только отправлять на фронт силой. При демократии такое возможно только тогда, когда угроза совсем близко, и люди в ужасе. Как бы то ни было, вы уже не успеете… Это недостаток современной демократии — решения принимаются только тогда, когда ситуация уже стала критической.       Чётко осознав весь масштаб описанной Джонни катастрофы, Рома быстро помотал головой — не потому, что у него были основания этому не верить, а потому, что он просто не мог принять мысль о всеобщей гибели уже через несколько лет. До этого он ни разу об этом не задумывался. — Н-но ведь количество наблюдаемых машин Легиона уменьшается! По сравнению с тем, что было несколько лет назад, уже около половины из них… — Наблюдаемых машин, всё верно. Подёнки блокируют попытки узнать, сколько ещё единиц скрывается на контролируемых Легионом территориях… На фронте их и впрямь стало меньше, но это только потому, что без необходимости они не появляются. Легион продолжает атаковать чтобы подчищать наши ряды, но основные его силы спрятаны в тылу и только разрастаются.       Это может означать только одно. Накопление сил и увеличение военной мощи. Скоро они прекратят свои выматывающие атаки и попытаются прорвать оборонительную линию Республики одним броском. — Но для вынесения такого стратегического решения нужны мыслительные способности… — ...которых у Легиона быть не должно. В этом заключается ещё одна причина вашего поражения.       Рома был уже на грани паники, но Джонни так же сухо продолжил: — Неповреждённая голова — это редкость, но на поле боя валяются миллионы тел, и Легион зачастую подбирает их до того, как они начали разлагаться… Для человека не так уж сложно собрать все силы и принять решение кинуться в бой перед лицом несокрушимого врага, ведь так? А если предположить, что некоторые машины Легиона могут мыслить, как человек?       Чёрные овцы. Легион, перенявший структуру человеческого мозга. Машины, которые усовершенствовали обрабатывающую способность своих процессоров.       А если бы к ним попал совсем свежий мозг только что погибшего человека? — Мы называем их пастухами. Они командуют всеми остальными призраками, которые, как солдаты, могут только выполнять приказы. Нам уже приходилось с ними сталкиваться, так что могу сказать, что по боевым умениям соединения под непосредственным контролем пастухов отличаются от всех остальных как небо и земля. — Подождите, так это не предположение? Они действительно существуют? Их вы тоже… — Я могу отличить пастухов от остальных. Их голоса особенно отчётливые, так что я их слышу, даже если они передвигаются в группе. На каждом фронте их может быть до нескольких десятков, и на нашем первом тоже... есть один.       Джонни вдруг помрачнел. Роме показалось это знакомым. Точно, таким же холодным и острым как обнажённая сталь голосом он говорил о том, что ищет брата. Он чувствовал в нём нотки опасного безумия. Страх охватил его. Республика падёт. И всё из-за их собственного бездействия и бесполезности. Их загонят в ловушку призраки «восемьдесят шесть» — тех, кого они сами миллионами отправляли на эту войну, использовали и даже не потрудились похоронить. — Н-но…       Роме вдруг пришла в голову другая мысль. — Это ведь всё… предположения — в том случае, если через несколько лет вас всех уничтожат.       Джонни моргнул от неожиданности. — Да, это так. — Тогда, если вы успеете расправиться с Легионом раньше, ничего такого не случится. Вы же… вы Банда Ютуб, вы можете предсказывать атаки и расположение врагов — разве вы не думаете что можете победить?       Так ли это невозможно для элитных бойцов, которые умудрялись избегать атак на самом опасном участке фронта и при этом почти всегда обходились без жертв? — Если у нас будет достаточно людей, припасов и времени, это вполне вероятно. Думаю, это справедливо для любой войны. — Раз так, то давайте победим. Я тоже…       Он собирался сказать «буду сражаться вместе с вами», но подумал, что это прозвучит слишком горделиво.       — ...сделаю всё возможное. Буду анализировать передвижения противника, предлагать стратегии — в общем, всё, что от меня зависит. Я покажу пример для остальных фронтов, и когда-нибудь они будут работать так же.       Если ему удастся разобраться в передвижениях Легиона, он сможет предложить эффективную стратегию борьбы с ним, и это будет действительно в национальных интересах. Передать обнаруженные им сведения на другие фронты должно быть не так сложно. — У вас же в этом году заканчивается служба, капитат? Так давайте к этому моменту победим… и выживем. Вместе.       Джонни мягко и грустно улыбнулся. — ...Как скажете.       Когда Джонни отключил парарейд, электричества уже не было. Он отправился к себе через спящие бараки. Войдя в тёмную комнату, он увидел своё отражение в оконном стекле, на которое падал синий свет полной луны. Джонни не расставался с красным шарфом даже во время сражений, но перед сном всё-таки его снимал. Он собирался лечь спать сразу после душа, а потому небрежно накинул военную куртку прямо на майку, оставив шею открытой.       Долгие годы в тяжёлых сражениях сделали тело Джонни гибким и стройным, как у леопарда. Основание шеи опоясывал красный след.       Это была не прямая линия, а своего рода зигзаг из красных застойных пятен. Он напоминал шов, которым отрубленную голову насильно пришили к телу.       Джонни неожиданно вытянул руку и коснулся шеи своего отражения.