Итак...
Дорогой дневник...еб@# я это всё в рот КХМ
Я устал...
Время то, что я тратил на тебя обратно соберу тому, кто этого достоин..
Знат вышел в пустой и открытый ангар и заметил на улице два силуэта: один, поменьше, явно был человеческим, а другой, побольше, напоминал мусорщика. Стояла ранняя осень, и ночной воздух был бодряще прохладен и наполнен голубым лунным сиянием. В угольном небе мерцала россыпь созвездий. Ничто не могло нарушить естественного хода светил, и завтра они зажгутся вновь, прекрасные и равнодушные к тем, кому будет суждено погибнуть. Природа не нуждается в восхищении человека. Её красота безусловна и холодна. — Неважно, ты всё равно молодец. Спасибо. — Пи... Проводив взглядом печально сгорбившегося Файда, Джонни развернулся и отправился назад в ангар. — Это те, что были с Марком? — Да. Джаггернаут Майкла найти так и не получилось. Давненько мы не отправляли Файда за запчастями. — Тогда, наверное, лучше разобрать ту модель самолёта, которую сделал Майк. Фрагмент рядом с крылом будет в самый раз. Неужто даже одного обломка не удалось найти? Видать, хорошо в него попали… Файд наверняка облазил всё поле боя, прежде чем вернуться ни с чем. За всё проведённое с Джонни время он хорошо усвоил, что в первую очередь нужно искать фрагменты обшивки погибших, хоть изначально в его программе этого не было заложено. Знат знал, с чего началась эта традиция — командир сам ему рассказал. Тот первый принесённый Файдом обломок, как и все последовавшие за ним, до сих пор хранился у FJK. Джонни так и не выгравировал на нём имя. Эмблема в виде безголового всадника-скелета, который заносил над головой меч. Джонни нашёл фрагмент обшивки с этим знаком в каких-то руинах и приладил его к своему джаггернауту — только заменил меч на лопату. Это был обломок машины его старшего брата. — Не думаю, что тебе это нужно, но я на всякий случай скажу. Ты не виноват. Способности Джонни позволяли определить координаты врагов, но не их тип. Как правило, из расположения и количества машин можно было сделать вывод о том, что они из себя представляют, но даже FJK не смог вычислить машину новой сборки, которая скрывалась среди большой группы на дальнем участке фронта. Джонни окинул Зната долгим взглядом и пожал плечами. Видимо, командир и в самом деле не переживал, так что можно было выдохнуть спокойно. Это была одна из тех смертей, предотвратить которую не удалось бы никакими усилиями. Ответственность за неё лежит только на погибшем. Джонни обратил взгляд в небо над местом дневного сражения, и Знает последовал его примеру. Где-то там, вдалеке, скрывалось дальнобойное орудие. — Я уж было подумал, что следующей целью станет база, да вот только чего-то не стреляют. — Тяжёлая артиллерия предназначена для плотного обстрела по площади или разрушения недвижимых объектов. С подвижными механизированными противниками она справляется плохо, так что в обычных боях её не используют. То орудие тоже изначально создано для осады города или крепости. Мы для них стали просто пробной мишенью, не более. Знат гоготнул. — И потеряли четверых. Такими темпами нас ненадолго хватит. — Когда они закончат подготовку, то смогут уничтожить саму Республику, не то что четверых. Нам-то до этого дела нет… но майор явно так просто не сдастся. Надеюсь, у него получится что-то придумать. Джонни говорил как всегда холодно, но Знат с удивлением отметил в нём перемену. Неужели он сам этого не замечает? — Что? — Да-а так, ничего. До этого момента FJK ещё ни разу не выражал беспокойства о кураторе. — Как бы то ни было, любой дрон с дальнобойным орудием нуждается в разведывательных дронах. Я засёк одного такого, но он пока бездействует. — Ты его слышишь? — Я вспомнил его голос. Если начнёт двигаться, я узнаю, но стрелять он вряд ли будет. Знат недоверчиво глянул на Джонни: тот всё ещё смотрел в небо над далёким полем сражения. Сощурившись, FJK проговорил: — Нашёлся. Думаю, он использовал сенсоры муравьёв-разведчиков. — Что?! Твой брат?! Знат поражённо застыл. Ну конечно. Он никогда не видел эту машину напрямую, но уже много раз сталкивался с его «подчинёнными». Это был «пастух» — чрезвычайно разумный и беспощадный, способный на самые изощрённые боевые стратегии. Джонни продолжал всматриваться туда, где вероятнее всего сейчас был его брат. На его губах появилась слабая улыбка — в ней читался страх, смешанный с безрассудством, как у дьявола, зажатого в смертельные тиски. Он задрожал от волнения и рефлекторно обхватил себя обеими руками. — Я понял, где он находится, но и он меня заметил. Так что теперь я должен к нему отправиться. Он не станет расстреливать меня издалека — слишком гуманно. От привычной для Джонни холодности не осталось и следа — он стал похож на помешанного, и от этого непривычного зрелища Знату было не по себе. Ded (Знат) озабоченно посмотрел на своего командира. Джонни искал голову своего брата — и своего убийцы. Он искал машину, которая стала вместилищем предсмертных воплей Асси, погибшего где-то на восточном фронте. Теперь Знат видел не Джонни, а Бога смерти. Его безумная улыбка жалила, как острый меч. Обуявшая его холодная ярость была яростью закалённого в боях оружия, которое почуяло запах жертвы. — Для меня это просто прекрасная новость, но вот вам, ребята, не повезло. Что будешь делать? Может, лучше прямо сейчас повеситься? Знат ответил ему такой же яростной улыбкой. Но эта ярость была другой — как у голодного волка, готового загрызть любого просто для того, чтобы сохранить себе жизнь, какой бы безумной и тяжёлой она ни была. Он вдруг заметил доску, на которой Алмат вёл свой отсчёт. — До конца службы осталось 129 дней! Во славу ёбаной «банды ютуб»!!! Конец службы станет концом их жизни. За этой весёлой фразой скрывался отсчёт дней до казни. На самом деле осталось 32 дня, но Знат знал, что будет сражаться изо всех сил, даже когда не останется ни одного. — Я не шучу. За Богом смерти мы пойдём до конца.~Музыкальная пауза~
Тебя схватил за шиворот я в ответ, ударив со всей силы в грудь:
Не сделай этого я, никогда во мне ты ни за что не смог признать бы равного.
Не важно мне, с кем я вступлю в борьбу,
Не уступлю в смертельной схватке никому,
“Помни, ты силён! Помни, ты силён!”- себе я повторяю, но свербит внутри…
Закончилась...
— Ох, ну это… не знаю, способна ли Республика на такое… Максим был ошарашен. В лаборатории не было никого, кроме их двоих — лишние уши были ни к чему. В кружке с чёрно-белым зайцем дымилось кофе, а рядом лежало печенье странного коричнево-розового цвета. — Максим, прошу тебя, помоги мне. Это нужно как-то остановить. Друг недоверчиво нахмурился и надкусил печенье. А потом посмотрел прямо на него. — И что конкретно ты предлагаешь делать? Его взгляд был ясным и строгим, как если бы он прожил уже тысячу лет и устал от жизни во всех её проявлениях. — Выступить по телевизору? Напрямую поговорить обо всём с ответственными? Это бессмысленно, ты же знаешь. Даже если все вдруг проникнутся твоими трогательными речами и изменятся, сделанного уже не исправить, уж это ты должен понимать лучше всех. — Но это… — Бессмысленно. Ты здесь бессилен. Так что… — Прекрати, Макс. Рома дорожил их дружбой, но таких слов простить не мог. — На кону человеческие жизни, ты же видишь. Прятаться за оправданиями и не отнестись к этому со всей серьёзностью… — Несерьёзно ведёшь себя только ты! Максим вскочил на ноги. Рома застыл в удивлении и страхе. — Хватит. Забудь. Мы ничего не можем. Спасти их просто не в наших силах! — Макс? — У меня был друг… Его голос вдруг сделался тихим и ломким, в нём сквозила боль человека, отчаявшегося исправить какую-то ошибку. — Он жил со мной по соседству, и наши отцы работали в одной лаборатории, так что мы дружили. Со стороны матери ему достались удивительные способности: он, его мама и старший брат могли считывать состояние друг друга, даже находясь на расстоянии. Отец Максима был нейробиологом и изучал коммуникативные функции мозга. А отец того мальчика пытался создать полностью дружественный по отношению к человеку искусственный интеллект. Эксперименты, которые проводил отец Максима, были абсолютно безобидными и больше напоминали игру: испытуемый надевал датчик и пытался поговорить с человеком, который находился в соседней комнате. Сам Максим не раз принимал во всём этом участие и даже пытался жульничать. Для повторных экспериментов его отец часто приглашал желающих из своей лаборатории, так что в их доме перебывали практически все. Мама пекла вкусное печенье, и многие приходили только ради него. Никаких значимых результатов эти эксперименты не дали, но всем было весело. — Когда началась война, всему пришёл конец. Тот мальчик перестал ходить в начальную школу. Максиму тоже пришлось нелегко: над ним стали издеваться из-за дружбы с «грязным цветным». Как-то раз после школы он вышел к тому мальчику, который ждал его, чтобы поиграть, и сорвался. Они поссорились, и Максим в пылу ярости обозвал его «грязным цветным». Мальчик совсем не расстроился, но посмотрел на него растерянно, будто бы не понимая, что он сказал. В это мгновение между ними возникла пропасть, и Максим до сих пор не мог смириться, что во всём виноват именно он. Всё из-за его страха. Его родители подумывали о том, чтобы спрятать у себя хотя бы кого-нибудь из друзей. Отец разрывался между верностью другу и защитой своей семьи, которая могла оказаться в большой опасности, если их раскроют. И тогда он спросил, что об этом думает его сын. Отцу явно не хватало последнего толчка, чтобы окончательно решиться, но Максим вынудил его пойти по другому пути. «Я не знаю этого мальчика. Я не хочу бояться из-за него». На следующий день семью мальчика отправили в концентрационный лагерь. Максиму осталось только утешать себя тем, что он ничего не мог сделать. И всё же… Он нервно усмехнулся. Сколько ещё это воспоминание будет его мучить? — Слушай, Ром. Ты можешь строить из себя невинную овечку, но это давно уже не так. Как думаешь, сколько «восемьдесят шесть» убило рейд-устройство на твоей шее? — Ты хочешь сказать…Эксперименты на людях.
— Это устройство служит для передачи речи, и на животных его испытывать бессмысленно. Нам повезло, что «восемьдесят шесть» как раз перестали считать людьми. Результаты нужны были срочно, так что безопасностью испытуемых можно было пренебречь. Экспериментами руководил мой отец. Максим узнал об этом только после смерти отца из его записей. Испытуемые гибли в муках, их мозги не выдерживали чрезмерной нагрузки, а личности разрушались. Взрослые были нужны на войне или стройке, так что в экспериментах участвовали только дети. В записях не было указано имён — «восемьдесят шесть» они не полагались — только номера. Из-за этого ни отец Максима, ни кто-либо другой не мог быть уверен, что очередной мальчик, погибший в ужасных муках в далёкой лаборатории в лагере, не был тем самым мальчиком. — Это был не несчастный случай. Отец покончил с собой. Тот, кто предал друга и тем самым обрёк его на страдания и гибель, заслуживает самой мучительной смерти. Отец часто так говорил. Едва ли он неправильно настроил рейд-устройство по невнимательности. Максим понимал, что должен искупить тот же самый грех, когда начал руководить лабораторией. После случая с самоубийством куратора ему поручили исследовать его рейд-устройство. Судя по всему, причиной гибели стал один из процессоров, и тогда он задумался. А что если он прикажет привести этого процессора в лабораторию для исследовательских целей? Такой ценный образец можно было бы продержать у себя до конца войны. Ему, конечно, пришлось бы жить взаперти, но это лучше смерти. Он мог спасти хотя бы одну жизнь. От этой мысли его вдруг сковал ужас. Ничто не могло изменить того, что он не спас своего друга. Максим обратился к транспортникам, но те ему отказали, и он тут же бросил все попытки. «Я ни на что не способен. Я не могу никого спасти». — А ты… ты ведь ничем не отличаешься, — ухмыльнувшись, проговорил Максим. Добрый и глупый мальчик, он до сих пор ничего не понял, не видел, как за незнанием может скрываться зло. — Ты не только ничем не можешь помочь — продлевая им жизнь, ты делаешь только хуже, ведь в конце концов им прикажут умереть. Обращайся ты с ними правильно, они погибли бы быстро, так и не услышав этого приказа. Но теперь они на него обречены — и это только твоя вина! Рома будто окаменел. Его красивое лицо вмиг сделалось мертвенно-бледным, и от этого Максиму было одновременно приятно и мучительно больно. Максим поднял со стола кружку и швырнул её в мусорную корзину. Когда-то они вдвоём выбрали эту пару кружек и распили свой первый кофе в этой самой комнате. Звон фарфоровых осколков напоминал чей-то плач. — Я тебя ненавижу, Рома. Больше не хочу тебя видеть, никогда. «Банда Ютуб» совершила две вылазки с засадой — по приказу высшего руководства — и лишилось ещё троих. Тактика Легиона определённо изменилась. С самого первого появления дальнобойного орудия муравьи, львы и скорпионы начали действовать умно, хитро и слаженно. Если верить Джонни, всему виной был «пастух» — он пока не показывался на линии фронта, но руководил войсками Легиона из тыла. За всё это время Роме так и не удалось ничего сделать: ни выслать боеприпасы, ни отменить смертный приговор. А вскоре ему пришёл новый приказ. — Длительная разведывательная операция в глубокий тыл Легиона?! — вскрикнул Рома, прочитав высветившийся текст. «Задействованные силы: полный состав первого оборонительного эскадрона первого района военных действий; Цель задания: как можно более глубокое проникновение на захваченные Легионом территории. Срок выполнения задания неизвестен. Любое отступление будет расцениваться как дезертирство и мгновенно наказываться лишением жизни. В случае казни любые упоминания о преступнике из записей разговоров по парарейду и армейских списков будут удалены. Каждому джаггернауту разрешается взять с собой припасы с расчётом на месяц. Поддержка со стороны других подразделений или руководства запрещена». Это не разведка и вообще не военная операция — просто бессмысленное продвижение в стан врага в поисках смерти. Напрямую об этом не говорилось, но Рома видел, что никто даже не старался сделать этот приказ похожим на реальное боевое задание. Месяц? Хорошо, если они продержатся несколько дней. Бесчисленные войска Легиона просто сметут разведывательный отряд словно лавина. Процессоров ждут лишь бессмысленное сражение и смерть. Как можно такое простить? Как можно было издать такой приказ? Это и есть лицо Республики? Рома до боли сжал зубы и вскочил с места, опрокинув стул. — То есть ты хочешь, чтобы я отменил приказ об особой разведывательной операции? Так, Рома? — Прошу вас, господин Аид. Такое нельзя допускать. Рома низко склонил голову перед Аидом — его последней надеждой. В попытках предотвратить операцию Рома узнал, что подобные негласные приказы были своего рода традицией, которая уже довольно давно существовала в республиканской армии. «Банда Ютуб» была далеко не первой. Южный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Фрик сквад». Западный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Дрим тим». Северный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Димон». Все они смогли продержаться около 6 месяцев, а в тех редких случаях, когда кто-то выживал дольше, сверху неизменно поступал один и тот же приказ об «особой разведывательной операции». После неё никто не выживал. Самых живучих «восемьдесят шесть» по сути свозили на станцию утилизации и уничтожали. Аид посмотрел на документы перед собой. — Это обычная практика. Как правило, такой приказ поступает тогда, когда в живых остался один, ну максимум двое процессоров. У тебя же их наберётся на небольшой отряд — такого результата не добивался ещё ни один куратор, но я ведь тебе уже об этом говорил. Ты перестарался. Он перестарался, продлив их жизни. Рома вздрогнул, вспомнив, как то же самое ему говорил Максим, но взял себя в руки и сказал: — Я умоляю вас. С Республики ..нет, с нас хватит уже грехов. Аид промолчал, и он продолжил: — Раз вы говорите, что воззваний к морали и справедливости недостаточно может упомянуть интересы государства? Гибель превосходящих нас по умениям процессоров не только подрывает мощь Республики, но и серьёзно угрожает самой безопасности граждан. Если такой человек, как вы, поставит этот вопрос на заседании Совета обороны или вынесет его на всеобщее обсуждение. На лице Аида читалось недоверие. — А ты никогда не думал, что армия поступает именно таким образом просто потому, что республиканское правительство, да и все жители где-то глубоко внутри себя понимают, что интересам государства послужит как раз уничтожение «восемьдесят шесть»? — Что? Рома ошеломлённо посмотрел на Аида и наклонился чуть вперёд, положив руки на античный стол — это было нарушением этикета. — Как вы можете так говорить! Это просто преступление против Республики и совести, как я и… — Если «восемьдесят шесть» выживут после войны, наши действия по отношению к ним будут осуждены. Концентрационные лагеря, конфискация имущества, военная повинность. Всё. Как думаешь, на какую сумму потянет одна только компенсация ущерба? Для этого придётся повысить налоги, и выживут ли при таком режиме обычные граждане? — Это… — Кроме того, если соседние страны всё ещё существуют, о наших преступлениях станет известно повсюду. Мы потеряем репутацию и доверие, а имя Республики навсегда станет ассоциироваться с преследованиями. Если для того, чтобы избежать такого ужасного сценария, нужно стереть с лица земли «восемьдесят шесть», то так тому и быть. Рома невольно сжал зубы. Он уже слышал об этом от Джонни. — Так вот почему вы не позволяете убирать тела и даже делать могилы!.. — Да. Более того, ни в лагерях, ни в Гран-Мюр нет никаких записей о погибших, а личные файлы процессоров удаляются сразу после их смерти. «Восемьдесят шесть» никогда не существовали. А тех, кто не существовал, преследовать невозможно. Мы просто стираем реальность, которая может повредить безупречной репутации Республики. — Не думал, что республиканцы настолько злые.. На лице Аида вдруг отразилась печаль. — Это всё ведь глубоко внутри. Мало кто стремится к этому открыто, большинство просто молчаливо принимают такой исход, иногда даже на бессознательном уровне… Это плоды нашей бесценной демократии, Рома. Большинству плевать, что станет с «восемьдесят шесть», если это послужит личной выгоде. А мы, как армия, обязаны повиноваться решению большинства, ты так не думаешь? Рома резко ударил обеими руками по столешнице. От грохота затряслись стены. — Когда меньшинством пренебрегают по желанию большинства — это не демократия! Дух пятицветного флага заключается в том, чтобы защищать всех и каждого — это основа нашей внутренней политики и самой конституции! Если мы не можем даже этого, в чём смысл Республики? Слова Ромы явно раздражали Аида, но в его глазах тлела ещё и ярость — не к нему, а к чему-то далёкому и неясному. — Конституция и прочее — это просто бумажки, которым приписывается смысл. Обычная фикция, так же как покровительница Республики, Святая Магнолия, которую тайно убили в заточении после свержения монархии просто для того чтобы сделать из неё идола. Рома застыл: он ещё ни разу не слышал, чтобы Аид говорил с такой яростью. — Варварство? Да, возможно. Но мы сами сделали его возможным, когда поддержали невежд. К власти пришли твари, которые не думают ни о чём кроме собственной выгоды и всегда заботятся только о своих правах, забывая об обязанностях и не брезгуя нарушать права других. Они очернили имя Святой, прикрывая им свои злодеяния, но чего ещё можно было ждать от глупцов и мерзавцев! Аид глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и откинулся в кресле. — Мы ещё не готовы к свободе и равенству, Ром. Люди, наверное, никогда не будут готовы к этому. Рома бросил равнодушный взгляд на человека, которого когда-то считал своим вторым отцом. Другого способа подавить нахлынувшее презрение не было. — В вас говорит отчаяние, которому вы пытаетесь найти оправдания. Ради этого вы даёте своё молчаливое согласие на убийства, и это просто неправильно. Аид проводил Рому одним взглядом. В его белых глазах читалась бескрайняя усталость. — Ты постоянно говоришь о своём желании, а желания ещё не спасли ни одной жизни. Как и мечты. Ты лелеешь их, но претворить их в жизнь невозможно, как и изменить людей. Не потому ли ты пришел ко мне, что твои желания и мечты никого не убедили? Рома крепко сжал зубы. Он был прав. — Отчаяние и желание — это одно и то же. Ты надеешься на что-то, чего никогда не произойдёт. Это просто названия для сторон одной монеты. Даже если так. Опустить руки и поддаться судьбе. Это не то же самое, что бросить ей вызов вопреки всему. Но сидящий перед ним человек никогда этого не поймёт. Именно в этом кроется причина его отчаяния. — Спасибо, что выслушали меня, генерал. «Банда Ютуб» получила приказ одновременно с Ромой, и на базе вовсю шла подготовка. Приём и сортировка грузов, доставленных специально для операции. Поиски припасов, которые могли понадобиться на базе. Отдача приказов мусорщикам. Тщательный осмотр и подготовка джаггернаутов, которые уже не смогут получить профессиональный ремонт после начала операции. Улаживание последних дел процессорами, которые уйдут навсегда. Результаты подготовки в письменной форме поступали к Джонни, и его обязанностью было проверить, всё ли написанное соответствует действительности. Распределением и погрузкой припасов, как и всегда, занимался Азамат. Он стоял в углу заметно опустевшего ангара перед кучей контейнеров, которые надо было идентифицировать и пересчитать. — Продукты, энергопакеты, боеприпасы, запчасти — всего достаточно. А, я тут ещё приготовил побольше деталей для подвески, а то одному глупому командиру вечно их не хватает. Уж с мелким ремонтом ты должен сам справиться. — Хорошо, а то подвеска часто ломается. — Хватит говорить так, будто ты не понимаешь, о чём я, говнюк. Машина у тебя только одна. Перестань её уделывать! Азамат был настолько серьёзен, что даже не кричал, но Джонни только пожал плечами. Этого он пообещать не мог. Если не выкладываться в каждой схватке на полную, Легион задавит их своей мощью. Азамат устало улыбнулся: — Уж в последний-то раз мог бы мне соврать, что больше такого не будет. Но я всё равно хочу, чтобы ты хотя бы сейчас меня послушал. — Простите. — Ох, ну ты и… Бригадир вздохнул и не нашёлся, что сказать. Джонни вполне устраивало наступившее молчание, но Азамат тут же почесал свой седеющий затылок и добавил: — Джонни. Когда все приготовления закончатся, я хотел бы кое о чём поговорить. Ты тогда собери где-нибудь всех своих засранцев. Джонни непонимающе моргнул и посмотрел прямо в суровое лицо, прячущееся за солнечными очками. Он уже собирался спросить, что Азамат имел в виду, как вдруг включился парарейд. — Капитан Колбоя. — Майор. Что-то случилось? Джонни жестом показал, что разговор придётся прервать. Азамат кивнул и отошёл подальше. — Пришёл приказ об особой разведывательной операции. — Уже получили. Подготовка идёт как запланировано, без задержек. Были какие-то изменения? Рома скрипнул зубами от того, как обыденно звучал голос Джонни — будто это очередное ничем не примечательное задание. Ему явно было тяжелее с собой совладать. — Простите. У меня не получилось его отменить. На секунду у него будто отнялась речь. А потом он не выдержал и выпалил… — Бегите. Вы не обязаны следовать такому глупому приказу. Чувства взяли верх. Операцию отменить не удалось, так что оставался только такой ненадёжный выход. — Куда? — тихо и вкрадчиво спросил Джонни. Это было несогласие в форме вопроса. Рома всё понимал. Бежать было некуда. Даже если бы им удалось спрятаться, долго они бы не продержались. Едва ли им удалось бы прокормить даже несколько человек. В одиночку выжить невозможно, потому люди и объединялись в деревни, города, страны. Но сейчас эта система представляла смертельную угрозу. Рома почувствовал, как из глубин его живота поднимается беспричинная ярость, и процедил сквозь зубы: — Почему вы всё время такой! Его раздражала спокойная готовность, с которой он принимал свою будущую бессмысленную гибель. Прямо как приговорённый к казни, который хочет расплатиться за свои грехи. Да вот только «восемьдесят шесть» не совершали грехов, за которые нужно было бы так наказывать! — Я не держу ни на кого обид. Все когда-либо умирают. И если мне суждено умереть раньше многих, обвинять в этом кого бы то ни было бессмысленно. — Что за чушь! Вас же убивают! Как можно никого не обвинять, если у вас отнимают будущее, мечты, да и всю жизнь без всякой причины! Рома уже вовсю рыдал, и Джонни немного помолчал, прежде чем ответить. В его голосе слышалась грустная усмешка: — Майор. Мы, в общем-то, идём вовсе не за смертью. Ни сожаления, ни чувства утраты — только спокойствие. — Всё это время мы были связаны и заперты. Но теперь нас ждёт свобода. Мы наконец сможем пойти туда, куда хотим, и так, как мы этого захотим. Не стоит осуждать наше долгожданное освобождение. Рома решительно покачал головой. Это не свобода. Быть свободным значит иметь естественное право выбирать любой путь и получать или хотя бы хотеть что угодно, пока это не нарушает закон и права других. Возможность выбрать место, где умрёшь завтра, и ведущий к нему путь не имеет никакого отношения к свободе. — Тогда… тогда хотя бы не сражайтесь. Вы же умеете засекать расположение Легиона. Попытайтесь пройти мимо них без столкновений… — Это невозможно. Как бы хорошо я не определял их дислокацию, проникнуть незамеченными за рубеж действия разведки нельзя. Для того чтобы продвинуться вглубь, придётся сражаться. Я это осознавал с самого начала. Джонни издал лёгкий смешок. Под «осознавал» явно имелось в виду «хотел». Рома опустил глаза и, не выдержав, ответил: — Всё это ради того, чтобы уничтожить старшего брата, ведь так? Секундное молчание. Джонни раздражённо вздохнул. — Зачем сейчас вспоминать совершенно лишнюю информацию? — Я всё знаю. И… Этот холодный и пугающий смешок. Рома слышал его, когда Джонни рассказывал о том, что ищет погибшего брата. Когда он упоминал о «пастухе». И вот теперь. Судя по всему, Джоння сам не замечал этого за собой. Человек всегда хуже представляет, как выглядит, чем те, кто его окружает, и то же самое можно сказать о его потаённых переживаниях — вероятно, со стороны они всегда проявляются чётче. Страх, ненависть, привязанность, помешательство и ужас пронзали его словно ножом, но он ничего не замечал. Он не был готов к встрече с этим. — И как раз поэтому и прошу вас не сражаться. Хоть он и стал частью Легиона, биться против своего брата… — Мой брат — «пастух». Уничтожить его необходимо. Джонни ответил твёрдо и жёстко. Рома ещё никогда не слышал такого раздражения в его голосе. — Капитан… — Если вам тяжело выполнять свои обязанности, то лучше сейчас же это всё прекратить. Знат и Катя уже много раз об этом говорили, — резко прервал его Джонни. Куратор застыл. FJK сделал глубокий вдох, чтобы справиться с охватившей его яростью, и вернулся к тому равнодушному тону, с которым говорил в первые дни после назначения Ромы. — Майор. Мы больше не нуждаемся в вашем руководстве. — Это… — То есть, я не то хотел сказать. Я не хочу, чтобы вы слышали предсмертные крики моего брата. Его проклятья. Вопли негодования. Рома должен был запомнить только его улыбку и протянутую к нему руку. — И ещё. К востоку отсюда, далеко за границей, голоса Легиона смолкают. Джоння говорил без всякого выражения, как будто это была мелочь, о которой он забыл донести. Или же это была маска, за которой скрывалось что-то ещё. — Капитан Колбоя.. — Это может означать одно из двух: или я просто не могу слышать дальше, или там остаются живые люди. Вас могут успеть спасти ещё до того, как Республика падёт… Если уничтожить управляющий центр, «пастуха», в Легионе на некоторое время воцарится хаос. Я смогу выиграть для вас немного времени, так что... майор, вы должны дожить до этого момента. Отстранённый и равнодушный голос, но сколько горячей надежды дарили эти слова! Рома крепко сжал кулаки. Во время очередной засады они потеряли Олега. Впервые за всё время Ромы не было на протяжении всей операции. А потом настал день их особой миссии. Он сел в джаггернаут и запустил систему. На главном экране отобразилась последовательность запуска и результаты проверки. Взглянув на количество точек союзников на вспомогательном дисплее, Знат проворчал: — Пять человек? Эх, жаль что с Олегом так вышло. Продержись он ещё два дня, смог бы отправиться на интересную экскурсию. Через парарейд донёсся наигранно печальный вздох Артема. — Майор так и не вышел на связь. — Это ещё что, неужели ты соскучился, Артем? — Вовсе нет. Но… Артем задумчиво склонил голову. — Как-то немного жаль. Наверное. — Да, хотелось бы с ним попрощаться. Мы же всё-таки общались. — Именно так, Алиса. Мне-то на него плевать, но раз уж он с нами был, то можно было бы что-то напоследок сказать. — Это же наоборот хорошо. Сколько раз ему говорили перестать с нами общаться, и вот теперь, наконец, он понял, — послышался сердитый голос Лизы. Артем и Алиса обменялись смешками, и Лиза разозлилась ещё больше. «Да, может быть и так», — подумал Знат, рассматривая стенку кабины. Он тоже не ожидал, что Рома покинет их именно сейчас, пройдя так много. Страх тут явно ни при чём. Видимо, не может показаться из-за какого-нибудь глупого чувства вины. Знат уже придумал, что мог бы ему сказать напоследок, но раз так, то нечего об этом и думать. Контрольная последовательность завершена. Система готова к запуску. На зажёгшемся экране появились провожающие их члены бригады технического обслуживания. Эти люди заботились о них полгода. Жили вместе с ними в покосившихся бараках. Знат низко склонил голову, хоть и знал, что его не увидят. Позади разведывательной группы держался Файд, который теперь очень походил на сороконожку: к нему было прицеплено пять блоков с месячным запасом товаров — каждый на механических опорах. Все приготовления подошли к концу. Как только они двинутся, пути назад не будет. Одновременно с началом операции упоминания о них будут удалены из всех списков офицерского состава и призванных на фронт, а в 12 часов того же дня будут уничтожены и записи сеансов связи с куратором. При попытке отступления их расстреляют из республиканских орудий, так что оставалось только идти навстречу смерти. Эта перспектива дарила удивительное спокойствие. Знат был готов к этому ещё тогда, когда узнал, что его сюда переводят. В то время их было шестеро, включая Сашу. Их перевезли с предыдущего места службы на вертолёте, и уже здесь они встретили Катю, Олега и Марка. После каждого перевода полагалось делать новое групповое фото для досье, так что их поставили на фоне стены с горизонтальными отметками роста и дали в руки номерные таблички — как каким-то преступникам. Сегодня вечером этого фото уже, наверное, не будет — его уничтожат в связи с роспуском подразделения, ведь никто не собирается их оплакивать. Так же как и то, другое, снятое случайно тем скромным и милым парнишкой. Когда он успел погибнуть? В тот же вечер они собрались всем отрядом и дали друг другу клятвы. Никогда не опускаться до уровня свиней, сколько бы их так ни называли. Сражаться до самого последнего дня и последнего человека. До конца дошли пятеро. На такое они не могли даже надеяться. «Не так уж и плохо», — подумал Знат, чуть улыбнувшись, и вернулся мыслями к Джонни, который стоял во главе группы. Вспомнил знак в виде безголового скелета с лопатой в руках — символ того, что Бог смерти всегда будет рядом, даже после их смерти. Он вёл за собой 576 погибших, заключённых в маленькие алюминиевые надгробия. Джонни медленно открыл алые глаза и тихо произнёс: — Пора. Услышав далёкий голос, он вышел из спящего режима. «Идёт. Пока ещё далеко, но приближается. Он снова нашёл меня, и теперь жаждет встречи. Не могу дождаться. Скорей. Покончим с этим раз и навсегда». Привычные голоса призраков вдруг сделались громче и пришли в движение. Они накрыли землю бездушной лавиной и с каждой секундой становились всё ближе и ближе. Серебряный рой подёнок, предшествующий основным войскам, заслонил небо, как облаком, и вокруг стало темно. Знат прорычал: — Джонни. — Вижу. Легион двигался прямо по выбранному ими маршруту. Они чуть отклонились от курса — и вражеские войска сделали то же самое. Это естественно. Раз Джонни может слышать Легион, верно и обратное. Он проанализировал местный рельеф и выбрал наилучший маршрут. Раз уж столкновения не избежать, нужно обеспечить себе хоть немного более выгодную позицию. На радаре зажглась точка, обозначающая врага. Через мгновение их стало несколько, и вот уже весь их будущий маршрут скрылся под облаком белых точек. Они обошли холмы, загораживающие обзор. С левой стороны проходила граница между густым лесом и равниной. Огромное войско Легиона уже поджидало их, заняв весь горизонт. Впереди — разведывательное подразделение Муравьёв. В двух километрах позади — смешанные бронированные соединения из Львов и Серых Волков: всего три группы, растянувшиеся по всей зоне видимости с промежутками в пару километров. За ними явно прятались артиллерийские позиции со Скорпионами. Похоже, Легион стянул сюда все силы, которые находились в первом районе. Во главе войска неспешно вышагивал «Динозавр», за которым следовала небольшая группка Муравьёв. Джонни попытался рассмотреть его получше. Это была гигантская машина высотой 4 метра и весом с двух львов, с тяжелейшей бронёй и восемью конечностями, способными выдерживать огромную скорость. Своей мощностью она могла сравниться с линкором для обстрела прибрежных территорий. Огромная пушка и расположенное параллельно ей орудие были повёрнуты прямо на процессоров. На вершине башни виднелись два тяжёлых пулемёта, которые казались игрушечными на фоне этого стального монстра. Джонни понял, что ими руководит «пастух», ещё до того, как тот подал голос. Он не просто выбрал маршрут посложнее, он предположил, что Джонни отправится именно сюда, и развернул здесь войска. Проанализировал обстановку и выбрал наиболее вероятный курс. «Овцы» на это не способны. И вдруг этот скрывающийся далеко в тылу «пастух» произнёс: — Джонни... Его низкий голос развеял все сомнения. Джонни чётко помнил его. Тот же самый голос и то же самое предсмертное слово. Он продолжал его звать. Джонни едва заметно улыбнулся. Наконец-то вышел. Наконец-то нашёлся. Улыбка превратилась в гримасу разъярённого и жестокого безумца. — Я наконец-то нашел тебя, брат.