Драконы и тигры

Когда Мянь-Мянь выразила желание заглянуть к своим родителям по пути в Пристань Лотоса, Цзян Чэн потребовал завтра же к вечеру быть обратно, но внутри все пело от удачного стечения обстоятельств. Он будет в своем поместье один, он наконец-то сделает то, что хотел. Он направился в темницу сразу же, не сменив одежд. Уточнил только у Хон Ши, не случилось ли новостей с его отбытия. Их не было, разве что Хэйцы опять подрыла дверь сарая и теперь скакала рядом, подставляясь под руку. Цзян Чэн потрепал ее уши и велел вернуться на место. Слуги не задавали вопросов — достаточно часто случалось, что хозяин первым делом шел в темницу, и Цзян Чэн был уверен, что там уже остались только заключенные, а к его возвращению в покои будет нагрета вода для омовения, приготовлена сытная еда и чистые одежды. Шаги его гулко звучали в пустом коридоре. Пленника он велел втащить в темницу вместе с клеткой, она не была велика, и поставить в определенном месте. Все выполнили по его слову: Цзю Фей, на чьем животе было уже три шрама, скорчился в самом дальнем от клетки углу. — М-м-м, глава Цзян, — пропел Сюэ Ян, поднимаясь. — Вы заставили себя ждать. Мне тут рассказали столько интересного. В этом и состоял план. Знание о том, что произойдет, делает сопротивление отчаянней, и потому слаще. Впрочем, Сюэ Ян был вполне спокоен. Цзян Чэн запер дверь и разжег факелы. Теперь, когда камеру залил густой желтый свет, он сбросил плащ и стеганый дзяпао, подошел к прутьям клетки. — Ну что же? — продолжал мурлыкать Сюэ Ян, кокетливо поводя глазами. — Начнем? Начнем, подумал Цзян Чэн. Но без спешки. — Вот уж не думал, что глава Цзян склонен к таким вещам. Знаете, в клане Вэнь мне доводилось слышать кое-что о вас…. Цзыдянь ударил даже быстрее, чем Цзян Чэн этого пожелал, вошел меж прутьев и впечатал пленника в стену. Теперь толстый багровый рубец вспухал на лице Сюэ Яна и наверняка продолжался под одеждой. Кровь залила рот. Замолчал? Так-то лучше. Цзян Чэн обернулся в угол. — Нет! — взвизгнул Цзю Фей, суча ногами. — Нет, пусть он! Вот потому он и был до сих пор жив — даже грязный, с безумным взглядом и трясущимися руками, он все равно сопротивлялся. И более крепкие с виду ломались, а этот цеплялся за свою бессмысленную жизнь и считал, что она того стоит. Пытался драться, придумывал уловки, орал. Цзян Чэн даже думал порой — может, ему это нравится? Перестань он сопротивляться, про него давно бы забыли, но ведь не перестает. — Не просил его убить? — поинтересовался Цзян Чэн у Сюэ Яна. Тот ещё не мог подняться, но окровавленные зубы оскалил. — Нет. Старайся лучше. Цзян Чэн нахмурился, глядя на его попытки встать. Что-то пленник слабоват, один удар средней силы вещь неприятная, но для хорошего заклинателя переносимая. Он это знал точно, им с Вэй Усянем частенько преподавали урок таким образом. Одним движением фиолетовой молнии он обвил Сюэ Яна и притиснул к прутьям у своего лица. — Поцелуй? — просипел пленник, склабясь. Цзян Чэн рванул ворот его халата, уже разодранного Цзыдянем, ткань распалась, обнажая грудь, живот… И шрам. — Прости, уже зарос…. Проклятье! Кто это сделал? Кто посмел? Тогон? Это издевка? Цзян Чэн быстро прижал руку к животу Сюэ Яна и гнев, только что слепивший его, поутих. Золотое ядро было на месте, пускай и ослабленное. Это меняло дело. Ранили, видимо, когда брали в плен. Цзян Чэн в раздражении отшвырнул Сюэ Яна обратно к стене. Ему нужен по-настоящему сильный противник! А такого добра у него и без болтливого ублюдка полно! Он тяжело дышал, глядя на пленника. Ладно. Ладно. Он поступит иначе. Раз пленнику сейчас нечем его порадовать, он использует его иначе. Пускай бежит к Мэн Яо. Пускай пытаются сопротивляться, так будет интереснее. Убить пленника в клетке - слишком мало для его гнева. — Вам с Мэн Яо хотелось знать, отчего так хорошо мое здоровье? Было бы невежливо не ответить. Цзю Фей завизжал, когда руки его оказались прижаты к стене над головой. Цзян Чэн считал это лучшей позицией, так живот напряжен, а ноги он никогда не держал, иначе как пленнику спротивляться? Кинжал вонзился между двумя старыми шрамами — совсем неглубоко, рассекая только кожу и мышцы. Так долго сдерживаемое предвкушение от запаха крови и страха вырвалось яростным зверем, и Цзю Фей не подвел — он орал, извивался, пытался ударить ногами, и каждое напряжение мышц окатывало сладкой горячей волной, возносило выше, а когда на самом сияющем пике Цзян Чэн коснулся золотого ядра… Он приходил в себя медленно, тяжело дыша. Слишком много силы, слишком велико блаженство… Пожалуй, со зрителем выходит даже интересней. Цзян Чэн неспешно выпустил пленника, обтерся краем одежд. Сапоги теперь только выбросить, крови натекло. Цзю Фей вздрагивал у его ног. Сюэ Ян не улыбался, он смотрел широко открытыми глазами. Цзян Чэн усмехнулся. Истинное безумие никого не оставляет равнодушным. — Думаю, твоему хозяину все ещё интересно знать. Отнеси ему эту косточку. Только держись на расстоянии, ведь ты всего лишь слуга… Кто их запоминает! Ударом Цзыдяня — легко, он был сыт, сила искрилась в нем — он расколол клетку, выволок пленника и потащил по коридору, потом по двору и дальше, по льду реки. — Беги, — сказал он и отшвырнул Сюэ Яна. Цзыдянь, дрожа от непотраченной мощи, туго обвил запястье. — Беги быстро, потому что охотиться на темных заклинателей я люблю так же сильно, как поправлять ими здоровье. И взмыл в воздух, не удостаивая Сюэ Яна и единым взглядом. Бежать или нет его выбор. Живым ему все равно не быть. *** Лань Ванцзи прибыл на следующий день, чем Цзян Чэна не удивил: приближался день Большого совета и главу Не следовало ждать в ближайшее время. Неожиданностью оказалось, что гость не заинтересовался отведенными ему покоями, уединенными, как у Не Хуайсана, а первым делом пожелал встретиться. Это Цзян Чэна насторожило. Какие-то новости о Вэй Усяне? Оказалось, о происхождении Погребальных холмов. Цзян Чэну это не показалось важным. Какая разница, как они возникли? Важно, что делать теперь, а с этим ясности не прибавилось. Никаких иллюзий по поводу благородных господ у него и так не сохранилось, неужели они ещё были у Лань Ванцзи? Зато Не Хуайсан живо заинтересовался этой историей. Ну, тоже книжная душа, только дай зарыться в прошлом. Что за смысл в нем теперь? Сяо Синчень совершенно прав, кроме как делать хоть что-то, нет пути. Им, одиночкам, не переломить сложившийся в мире порядок. И, кстати, неизвестно ещё, к чему эти перемены приведут! Не стало бы хуже. Вбежал посыльный, доложил о приближении отряда заклинателей Цинхэ Не. Столь высоких гостей следовало встретить лично. Цзян Чэн устремился к воротам, Не Хуайсан было тоже, пришлось напомнить, что он здесь не хозяин и оставить дожидаться в главном зале. Отряд уже снижался — странный отряд, адепты летели почти плечом к плечу, а это весьма непростая задача. Очевидно, для выбора такого способа была серьезная причина, и вскоре Цзян Чэн ее понял. Он не видел главу Не около года, уже тогда он был сильно оплывшим и хромал, но теперь это был очевидно больной человек с нездоровым цветом лица, поредевшими волосами, тучный, и, кажется… Да. Цзян Чэн пытался поймать взгляд тяжело идущего к нему человека, и не мог. Глава Не шел сам, значит, видел очертания предметов, но близи стало очевидно, что глаза его смотрят в никуда, и от того лицо его казалось щемяще беззащитным. Один из мощнейших заклинателей своего поколения и великий воин, Не Минцзюэ был почти слеп. После приветствия Цзян Чэн сослался на сырость и пригласил всех скорее пройти в дом. Не Минцзюэ дышал тяжело, с хрипом, но прошагал через двор сам и отказался сесть, остался стоять, нависая над бросившимся навстречу братом. Цзян Чэн не смог не поразиться в очередной раз, до чего они разные: мелкий, суетливый младший и эта глыба. — Значит, ты в сговоре с этими, — глава Не мотнул тяжелой головой и качнулся. Бася рванулась из ножен и легла в хозяйскую руку, позволяя на себя опереться. Не Хуайсан молчал, но не пятился. — И почему же нельзя было прийти с этим ко мне? Чем они лучше? А? Отвечай, что у тебя за дурацкая манера отмалчиваться! Что? Чем? Все из-за этих твоих рисуночков? Но это же совершенно другое! Это ерунда! — Нет. Не Минцзюэ сопел, молчал. Теперь, отяжелевший, он сильнее прежнего напоминал быка. — Хорошо. Я был неправ, — прохрипел он наконец. — Мне не стоило их жечь. Ты мог сказать мне это, а не визжать, как девчонка. Я не небожитель! Я могу ошибаться! — Я тоже, — тихо сказал Не Хуайсан. Не Минцзюэ засопел громче, и вдруг дрогнул и обрушился на брата, притиснул к себе. — Я не заметил, что ты вырос, — пробормотал он. — Я думал, это будет как-то иначе. Цзян Чэн не удержался, закатил глаза. И что же он думал? Что его изящный, книжный брат однажды сделается яростным рубакой? Человек становится взрослым, когда начинает заботиться о других, в том числе о сильных в бою, но не в интригах братьях. Нет более верного признака. Он наткнулся на возмущенный взгляд Лань Ванцзи. Что, нужно делать вид, что их здесь нет и они ничего не слышат? Так ведь самого Не Минцзюэ это не смущает. Впрочем, ему действительно нужно не стоять столбом, а заняться делом, потому что глава Не оказался в состоянии много худшем, чем он ожидал, ни о каком сидении на топчане или подушках даже речи быть не могло. Цзян Чэн распорядился немедленно поставить в его покоях кровать-архата, и проследить, чтобы спинки и поручни были самые крепкие. А сюда принести кресло. Глава Не рухнул в него с видимым облегчением: он уже с трудом дышал, пот тек по его лицу. Но ведь долетел! Пускай и в плотном кольце адептов, это тоже непросто. Видимо, воля главы Не теперь была сильнее тела, она не подверглась разрушению. Не Хуайсан подсел к брату, взял его за руку, и был бледен и тих. Конечно, ведь он оставлял Не Минцзюэ в лучшем состоянии и не мог догадываться, что ухудшение наступит так скоро. — Позвольте сыграть для вас, — выступил вперед Лань Ванцзи, единым движением разворачивая и извлекая гуцинь. — Простите, если мои одеяния недостаточно подобают… — Ванцзи, — Не Минцзюэ повернул к нему лицо. — И ты здесь. Думаешь, мне есть дело до твоих одеяний? Расскажи лучше, как брат. — Я был в Гусу, но не смог его увидеть, — признался Лань Ванцзи. — Надеялся, что для меня он сделает исключение, однако этого не случилось. Мне трудно его винить. — Вот как, — Не Минцзюэ помолчал. — Я-то думал, он не хочет меня видеть, потому что считает виноватым. — Невозможно. — Много ты понимаешь, — проворчал глава Не. — Если бы я был решительней, ему бы не пришлось с этим всем столкнуться. Да хотя бы просто умней! У меня было предостаточно поводов все решить, на что я надеялся? Цзэу-цзюню ведь только дай кого-нибудь спасти… А, да что я. Ты такой же. Слепота, подумал Цзян Чэн, это все из-за нее. Никогда прежде глава Не такой открытости в суждениях не обнаруживал, а теперь он не видел людей вокруг и потому говорил так, словно находился в узком кругу. Впрочем, он всегда отличался прямодушием. — Где этот ваш… Вэй Усянь? Тоже здесь? Разумеется, этот вопрос был неизбежен. Интересно, что глава Не сказал бы ему, окажись Вэй Усянь рядом? — Нет, — Лань Ванцзи не стал тратить слова. Он аккуратно раскинул полы одежд и сел перед цинем. Воздух в зале качнулся завесой от низкого звучания первых аккордов, его дрожь взмыла к потолку, и стало словно легче дышать. Цзян Чэн заметил, как Не Минцзюэ с облегчением обмяк в кресле, прикрыл глаза. Хорошо, что Ванцзи здесь, думал Цзян Чэн. Если Лани в чем-то и сильны, так именно в этом. Он немного задержит болезнь, Цзян Чэн не сомневался. Любой благородный муж обучен игре на музыкальных инструментах, но творить музыкой чудеса не умел кроме Ланей никто. Впрочем, Вэй Усянь в некотором смысле и тут отличился.