memento mori

      — Я впервые вижу тебя таким. Неужто тебя настолько пугает эта ситуация, раз ты сидишь сейчас с таким поникшим лицом, а, Энди? — привычное ехидство слышится в голосе, и Джисону хочется закатить глаза — ему не до шуток сейчас.       — Нет, Джейк. Я о другом сейчас думал.       У Джисона руки самую малость подрагивают и губы искусаны до крови. У Джейка есть все основания беспокоиться за него, потому что это выходит за рамки образа Энди Пака, того образа, который он создал в этих криминальных кругах. Ведь он — расчётливый, безразличный и сосредоточенный, дотошно флегматичный, хотя в глазах и мелькает что-то опасное, будто бы снаружи — лёд, а внутри — целый вулкан извергается. Джейк знает и самого Джисона — настоящего, который всё такой же проницательный, рациональный и спокойный, но без маски безразличия и ожесточённого взгляда. И ни в образе, ни в его настоящем «я» никак не вписывается нервозность. И это очень настораживает.       — И из-за чего ты тогда переживаешь?       — Тот мальчишка, которого пришлось похитить, помнишь? — Джейк кивает. — Блять, мы вчера сильно напились и переспали друг с другом.       Вот оно что.       Джейк наслышан об этом неприятном обстоятельстве, которое носит имя «Чжон Ченлэ», и, несмотря на вечное желание подкалывать друга по любому поводу, тут он ему может только посочувствовать. Сначала он, конечно, смеялся безудержно под спокойный, ничего не выражающий взгляд Джисона (на его месте он бы тоже так отреагировал, но за себя совсем немного обидно), но после рассказов о том, какой же пацан проблемный, становится даже его как-то жалко. Джейку хочется взглянуть в лицо этому человеку, который почти сумел довести до белого каления вечно спокойного Джисона. Он может потягаться разве что только со своим отцом — вот у Чжона-старшего довести до белого каления получилось.       Джейк честно думал, что Джисон терпеть этого парня не может и любое общение отрезает моментально. Он ожидал услышать что угодно, даже самое абсурдное — покушение на жизнь с его стороны, кража, проблема с поставками. Джисон не убийца, не вор и работу выполняет без оплошностей. У него никогда не возникало проблем, но в последние месяца всё идёт не так: и резкий интерес государства к ним, и кража земельного участка со стороны Чжона Юншэня, и вынужденный заложник, который только капает на нервы, а вчера они вообще перешли прозрачную черту дозволенного, что делает всё только хуже, и на это собрание он тоже опаздывает. За это ему, конечно, ничего не сделали, но это прибавляет тревожности.       Джейк ожидает услышать что угодно, но только не про секс с Ченлэ по пьяни. Именно поэтому он может только выдохнуть и неуверенно спросить, всё так же не веря в услышанное:       — Чего?       — Не думай, что я действительно этого хотел. Под воздействием алкоголя и не такое сделаешь, ты же знаешь, — Джисон прячет взгляд, чувствуя себя очень неловко.       — Знаю, — Джейк аккуратно касается его плеча в знак поддержки. Ему хочется просто всё выслушать, но он понимает, что Джисону нужен совет, хотя до этого в подобном он никогда не нуждался, что бы ни случалось. Джейк говорит уже твёрже: — Но ты не сделаешь.       Джисон на секунду теряется от такого ответа, хмурится, но понимает, что это правда. Он действительно так не сделает просто из-за того, что много выпьет. У Джисона прекрасная выдержка и отточенный самоконтроль.       Тут должно быть что-то ещё.       И Джейк озвучивает ту мысль, которую Джисон старательно отбрасывает весь день:       — Может, ты что-то к нему чувствуешь? — осторожно спрашивает, будто боясь, что сейчас получит за этот вопрос прилив агрессии. Но это же Джисон. И он получает только резкий, пронизывающий взгляд, и это намного хуже.       — Нет, — Джисон отвечает уверенно, но в голове крутится: «Может быть».       — И много людей вызывают у тебя сексуальное желание?       Джисон щёлкает языком — Джейк всегда знает, за что зацепиться. Каким-то образом он может совмещать в себе проницательность и ум с легкомысленностью и вечно позитивным настроем. Это и стало их точкой пересечения. В их деятельности нельзя доверять никому. Все действуют исходя из собственного интереса, и подставить может любой. Они вовсе не глупые и всегда это знали, но это не помешало им однажды сойтись. Джейк спас его от пули во время облавы — он обязан ему до конца жизни. Либо обязан отдать свою. На груди красуется уродливый шрам, как напоминание обоим.       Джисон чувствует себя запутавшимся подростком. На самом деле, его злит то, что он впервые в своей жизни поступил так опрометчиво и переспал с человеком, с которым он должен был придерживаться нейтральных отношений. Но Джисон не зверь и понимает, как Ченлэ тяжело и страшно находиться у него без связи с внешним миром и неопределённостью, поэтому не может просто игнорировать его существование или, что ещё хуже — обращаться, как со скотом, пусть иногда и хочется, когда тот слишком многое себе позволяет. Джисон покупает ему сладости и играет в различные настольные игры не потому, что проникся симпатией, а потому что это справедливо. Ченлэ ему ничего не сделал, он был обязан предоставить хорошие условия, обязан был сделать всё так, чтобы не было страха с его стороны.       Строить баскетбольную площадку было уже слишком. Джисон всегда обдумывал всё, прежде чем принимать решения. Но в тот раз он не думал вообще. И он не знает, стоит ли жалеть об этом: эту площадку потом придётся снести, но Ченлэ становится намного счастливее после её постройки. Джисон не знает, поступил ли он правильно.       Он ни раз сильно напивался. И не было ни одного случая, когда он бы не контролировал себя. Кроме вчерашнего.       Он также никогда не действовал на эмоциях, но однажды пригрозил Ченлэ пистолетом, пусть он и не был заряжен. Джисон не так уж и часто угрожает другим. Просто так — никогда. Но это же Ченлэ. А он и вправду совершенно не такой, как другие. Он словно что-то меняет в Джисоне, или, если быть точнее, Джисон меняется в его присутствии.       Джисон понимает, что глупо отрицать, что ему не всё равно на Ченлэ после того, как он нарисовал картину с ним. Для тех, на которых всё равно, не хочется делать ровным счётом ничего. А он сталкивается со странным желанием обнять Ченлэ в знак поддержки. Джисон отчётливо понимает, что у парня куча проблем и травм, на которые он просто забивает и предпочитает проникнуться видимостью прекрасной, беззаботной жизни, проводя очередной вечер в клубе. И ему хочется с этим помочь. Хочется избавить Ченлэ от страданий.       Джисон не спасатель. Ему не хочется напрасно давать советы и поддерживать. Два человека, которых он может назвать своими близкими, практически семьёй, всегда справляются самостоятельно. Им не нужна посторонняя помощь. А Ченлэ нужна. Джисону хочется его защитить и показать, что с ним он в безопасности. Только вот защитить от навязчивых мыслей у него не получится. А оберегать не от кого — разве что от самого себя.       Так что да — Джисон чувствует. И чувствует много. Но разобраться в своих чувствах он ещё не в силах.       Но он точно не чувствует это.       — И что ты собираешься делать? — спрашивает Джейк после затянувшегося молчания. Ему хочется полностью разобраться во всём, но он не станет лезть в чужую голову, потому что Джисон и сам не знает ответов на его вопросы.       — Я ещё не решил. Сейчас это не имеет значения, потому что есть дела намного важнее.       Они это оба знают. Нужно выстроить новую стратегию, понять, что делать дальше, искать новые пути поставок, обойти вновь закон, решить проблему с Чжоном, но точно не думать о том, что он чувствует к его сыну, чего он хочет от него и как стоит теперь вести себя с ним.       — Ты прав. Но в твоём случае это просто оправдание.              Джисон молча соглашается, и Джейк больше не развивает эту тему.       Становится небезопасно. Среди них появилась крыса — вчера, оказывается, нагрянули целым отрядом к Уиллу во время поставки. Он, к счастью, смог сбежать, но всё равно попал в розыск. До наркокартелей всё-таки добрались. Нужно вычислить того, кто всё слил копам. Было очевидно, что его самого прижали и заставили работать на порядок — после такого содействия ему либо уменьшат срок, либо не дадут его вообще.       Людям свойственно искать во всём выгоду и подставлять других, если это для них отыграется в положительном ключе. Так всегда было, поэтому Джисон и не удивлён случившемуся, хотя сам бы своих никогда не сдал.       Собственное благополучие важнее. Джисон не занимается альтруизмом и не помогает другим во вред себе, но держать рот на замке в таких случаях уже дело принципа. Не расскажет он, расскажут другие — и в итоге молчание не будет иметь никакого смысла, но даже понимая то, как самые надёжные люди в отчаянном положении начинают подставлять кого-то важного, Джисон не станет. Он будет молчать.       Ему важнее вычислить эту крысу, в конце концов, она может загубить их всех.       Сейчас вообще не до Ченлэ, но именно он — единственное, о чём сейчас может думать Джисон.

* * *

      Ченлэ думал, что хуже уже не будет.       Хуже, чем переспать с парнем, может быть только переспать с Паком Джисоном. С парнем, с которым и не знаешь, чего хочешь — вражды или дружбы.       Хуже, чем переспать с ним — это встретить На Джемина на пороге его же дома.       — Какого хрена? — и в итоге множество вопросов превращаются в один-единственный.       Ченлэ ощущает себя главным героем в самом паршивом сериале, оценка которого близится к трём с натяжкой из десяти. Вот этот момент — очевидно концовка первого сезона, в которой была интрига и неоднозначность — никто ведь из зрителей и не ждал бы встречу героя и его фиктивного друга в доме у похитителя. Он хочет нервно рассмеяться от того, насколько же это звучит абсурдно со стороны, но понимает, что это действительно взаправду. Джемин настоящий — об этом говорят его обкусанные по сто раз губы и беглый взгляд.       Джемин должен был думать, что он просто уехал. Он должен сейчас выглядеть ошарашенно, так, словно призрака увидел, но его взгляд немного неуверенный, скользящий по самому Ченлэ не в неверии, а в обычном любопытстве. Джемин смотрит так, как смотрят на близких, которые изменились до неузнаваемости за лето. Но лето ещё не прошло, а он не изменился ни капли — внешне уж так точно.       Ченлэ уверяется в одном сразу — Джемин ожидал его здесь увидеть, но искал он в первую очередь не его, а Джисона. В доме изредка появляются Пабло и Алехандро, но это не их территория. Помимо них двоих, только Оникс, который так удачно заходит в прихожую и направляется прямиком к Джемину. Ченлэ видит, как кот ластится к нему, мяукает, показывает, что хочет хоть какой-либо тактильности с обратной стороны. На него Оникс только шипит, оставляет царапины на запястьях и спит на коленях. Ченлэ так и не понимает, как кот к нему всё же относится, но и это его не волнует.       Оникс ведёт себя с Джемином почти так же, как с Джисоном, и у него не остаётся сомнений, что тут он бывал ни раз и с Джисоном его связывает намного большее, чем статус обычных знакомых. Да и кто ради знакомого поедет в Мексику, когда сам находится в Корее?       — Ты ему нравишься намного больше, чем я, — с насмешкой говорит Ченлэ, и Джемин оживляется, выходит из ступора. Смотрит с какой-то надеждой, и неуверенность во взгляде мгновенно пропадает.       — Ониксу сложно понравиться, — Джемин еле разлепляет губы и произносит это почти шёпотом, а потом всё-таки обращает внимание на кота: берёт на руки и улыбается мягко, будто не виделся с ним давно. Ченлэ кажется, что так оно и есть.       — Неудивительно, что у тебя получилось, — пожимает плечами. — Ты всем нравишься.       — Тебе не нравлюсь, — Джемин звучит уже твёрдо.       Ченлэ думает, что чувства Джемина к нему ограничиваются исключительно пренебрежением. Ни ненавистью, ни враждебностью, ни агрессией. Он просто не уважает, не признаёт в Ченлэ зрелую личность, считает инфантильным, но даже это не становится поводом проявления высокомерия. Однако Джемин в его глазах рассудительный, умный и такой же ужасно правильный, как Марк. Ченлэ понимает, почему они так хорошо сдружились и неразлучны до сих пор — так похожи друг на друга. И несмотря на то, что Джемин хороший человек, спектр чувств к нему крайне отрицательный. Ченлэ знает, что этому нет достойного оправдания. В конце концов, это Марк выбрал Джемина, и это нормально — они уже не дети, чтобы обижаться.       Ченлэ для всех них всё ещё ребёнок. Сложный, не подпускающий к себе никого близко ребёнок. Ребёнок, который не хочет делиться своими игрушками в детском саду и вступает в драку, когда её пытаются отнять; ребёнок, с которым никто не хочет играть в песочнице, и поэтому он в одиночестве строит корявый замок; ребёнок, с которым никто не хочет общаться в младшей школе; ребёнок, у которого всё детство строится на беспрекословном подчинении старшим и отсутствии внимания со стороны близких; ребёнок, которому пришлось наблюдать за смертью матери в свои десять лет и холодной реакцией отца. Ребёнок, который никогда так и не почувствовал любовь с его стороны, в том числе и необходимую поддержку, когда умер самый родной человек для них двоих. Смерть матери тогда с противным треском надломила ту сторону Ченлэ, которая была скрыта от остальных — сторону, которая способна чувствовать.       Ченлэ ненавидит всем своим нутром, когда его называют ребёнком, потому что он каждый раз возвращается в прошлое и вспоминает детство. У всех ведь оно красочное, наполненное свободой и яркими моментами, но самое запоминающееся для него — это анестезиологический монитор с застывшей частотой сердечных сокращений, звонкое пиликанье, отдающее гулом в ушах, и жалостливое от врачей: «Мы сделали всё, что смогли». Ченлэ помнит, как отец молча увёл его оттуда, и с тех пор они ни разу не заговорили об этом, словно у него и не было никогда матери.       Лучше бы это было так. Ченлэ хочет забыть всё это, как самый отвратительный кошмар.        Они уже не дети, чтобы обижаться. Но Ченлэ всё так же с грустью смотрит на Марка, когда тот не видит, а после каждой выложенной фотографии с Джемином закусывает губы, ощущая привкус горечи, а не крови, как обычно, и тихо мечтает, чтобы когда-нибудь они снова будут дружить только вдвоём.       Когда Джемин перевёлся к ним в школу, он выглядел таким потерянным и одиноким — Марк, конечно, не смог пройти мимо. Ченлэ бы стоило тоже подружиться с ним тогда, хотя бы для того, чтобы подтянуть свои навыки общения (чего он не сделал до сих пор) и стать более социализированным, но ничего, кроме конкуренции к новому потенциальному другу Марка, он не чувствовал. Ченлэ нуждался в Марке сильнее, чем Джемин. Он вырос во всех смыслах — и в физическом, и в ментальном, — и никто бы сейчас не сказал, что два года назад он был загнанным мальчиком, который боялся с кем-то заговорить. У Джемина много друзей, отличная репутация в школе, высшие баллы за все тесты, поэтому он нравится всем, кроме Ченлэ. Таких, как Джемин, любят. Таких, как Ченлэ, нет. Таких презирают. На таких даже смотреть не хотят. У Джемина пару лет назад не было ничего, и он забрал единственное, что было у Ченлэ — Марка. Ничего не вернулось в ответ — он всё так же один, без друзей, любимой девушки и полноценной семьи.       Ченлэ со средней школы понял одну вещь — нельзя делиться ничем даже с теми, кто в этом нуждается намного сильнее. У кого-то есть всё и даже больше, у кого-то совершенно ничего. Так было и будет.       Ченлэ с детства не делился своим. Джемин просто выкрал у него Марка, как когда-то Донсу нагло выкрал его любимую статуэтку Человека-паука. И ни один, ни второй так и не вернули. В чём же тогда польза от щедрости?       Ченлэ бы на месте Джемина не ограничился одним пренебрежением. Но он замечает что-то новое в его взгляде — это что-то между опечаленностью и сожалением.       — Не думал, что тебя это задевает.       — Ты никогда об этом не думаешь, — Джемин говорит спокойно, но Ченлэ различает в интонации едва проскальзывающую обиду.       Ченлэ думал, что Джемин испытывает только пренебрежение. Он не думал, что может быть что-то ещё.       — Плевать на это вообще, — огрызается, отбросив эти мысли. — Разве это сейчас важно? Вижу, ты не очень удивлён моему присутствию здесь. Ты ведь всё знаешь? И что самое главное — что тебя связывает с Джисоном и как давно вы знакомы?       Джемин выпускает кота из рук, и тот, шикнув на Ченлэ, направляется прямиком за парнем в сторону кухни. Выпад кота он оставляет без внимания и просто плетётся за ними.       — Ты лучше скажи, кем тебе приходится Джисон, — всё же отвечает Джемин после того, как обсматривает всю комнату. Ченлэ терпит минутную тишину и с великим трудом засовывает раздражение куда подальше, чтобы не начать спорить.       Судя по тому, как Джемин с интересом смотрит на помещение, он здесь давно не был.       Ченлэ хмурится.       — Это что-то поменяет? Или вас связывает что-то за гранью дружбы? — настороженно спрашивает, потому что боится услышать положительный ответ. Во-первых, это было бы немного неловко, учитывая, что они с Джисоном вчера переспали, а во-вторых, это была бы крайняя несправедливость — Джемина и так слишком много в его жизни.       Однако Джемин успокаивает его и по-доброму усмехается:       — Не ревнуй. Мы просто друзья.       — Даже если бы у вас с ним что-то было, я бы всё равно не ревновал, — он закатывает глаза и, замолчав всего на пару секунд, договаривает слишком уж спокойно: — Я знаю, какие парни тебе нравятся.       — И какие же? — игриво спрашивает Джемин, и Ченлэ улыбается, глядит на него с блеском в глазах. Джемин ведь говорит об этом шуточно, не воспринимает всерьёз.       Но Ченлэ знает правду.       — Такие, как Ли Джено.       Джемин резко мрачнеет.       О своей тайной влюблённости он бы мог рассказать только Марку, потому что он ближе остальных, или Ренджуну, потому что он самый рассудительный и всегда знает, что сказать, какие слова правильнее подобрать. Они бы хорошо поддержали Джемина, Ченлэ это знает тоже. Но Джемин смотрит на него испуганно и так жалобно, словно этот секрет был для него не просто личным, но и грязным, и влюблённость в Джено — это явление неправильное. Влюбиться в Ли Джено — это позорно. По его вмиг зашуганному виду Ченлэ осознаёт, что об этом Джемин никому не рассказывал.       — Как ты это понял? — осипшим голосом спрашивает.       — Ты так смотришь на него, — Ченлэ не чувствует былую радость от того, что он всё знает. — Я думаю, все это поняли, кроме самого Джено. Ты ведь знаешь, какой он занятой.       «Ему не до этого. Не до твоих глупых чувств», — хочется сказать, но Ченлэ вовремя замолкает. Почему-то даже не хочется добивать Джемина этими словами. Что-то всё-таки есть в нём человеческое.       Ченлэ начинает прокручивать у себя в голове те моменты, когда он замечал влюблённость Джемина, и от этого становится даже как-то паршиво, и он сам не знает, в чём причина. У Джено есть девушка, у него не так много свободного времени из-за подработки, из-за чего они видятся все вместе от силы пару раз в месяц. А у Джемина разбитое сердце и только учёба — ей он старается глушить все свои мысли о друге, который как друг и не воспринимается.       Джемин не хочет ни с кем делить Джено. Ему хочется, чтобы никакой девушки, никакой Сумин рядом с ним не было рядом, но Джемин просто игнорирует свои ревностные чувства, сторону собственника и старается искренне радоваться за него. Счастье Джено дороже собственного. Близкие всегда были важнее для него.       Ченлэ неожиданно ловит себя на мысли, что они кардинально отличаются друг от друга, хотя это всегда было очевидно. Он не хочет ни с кем делить Марка. Ему бы хотелось, чтобы никакой Джемин в их школе вообще никогда не появлялся. Но свою ревность он не игнорирует, потому что не может порадоваться за Марка, когда тот счастлив. Счастлив без него. А своё счастье дороже. И получается, что они такие разные, но Марк их ценит одинаково.       Ченлэ смотрит на Джемина и думает, что нет ничего хуже влюблённости. Она совсем не такая, какой её описывают в книгах — она не спасает чужие жизни, не сводит двух людей с разбитыми сердцами и не даёт настоящего счастья — влюблённость это счастье отнимает и напрочь разрушает людей.       Ченлэ смотрит на Джемина и думает, что не хочет влюбляться.       — И тебе не противно… от этого?       — От того, что ты гей? Думаешь, я настолько мудак? — обиженно тянет Ченлэ. — Да и даже если бы было противно, тебе ли не всё равно, что я об этом думаю?       Ченлэ никогда не было противно. Когда он видел тоскливые глаза Джемина, направленные на Джено и Сумин, которая изредка появлялась в компании, он не отворачивался, показательно морщась, просто чтобы не загнуться прямо там от отвращения. Ченлэ просто думал, что влюблённость — это отстой, а влюблённость в парня, когда ты сам парень — ещё отстойнее, потому что шансы на взаимность значительно сокращаются, особенно если у него уже есть девушка. Ченлэ даже не думал, что влечение к своему полу — это странно. Он вообще об этом не думал.       «Как я вообще могу быть гомофобом, после того как вчера ебался с парнем?» — с насмешкой спрашивает у себя в голове, но вслух это, конечно, не озвучивает.       — Нет, не всё равно, — серьёзно отвечает Джемин. — Ты ведь мой друг.       Ченлэ хочет засмеяться в ответ — звучит это действительно смешно, если знать, в каких они на самом деле отношениях, но Джемин выглядит сейчас таким разбитым просто из-за того, что его главный секрет раскрыли, поэтому он сжимает губы в тонкую линию и думает, что сказать. Никогда его не заботило благополучие Джемина, он был бы только рад, если бы у него случилось нечто плохое. Раз он сам страдает из-за него, то это было бы справедливо. И хотя Джемин впервые предстаёт пред ним слабым и выглядит, мягко говоря, погано, Ченлэ не чувствует себя победителем или хотя бы обычную радость. Он испытывает жалость, как к бездомным собакам и кошкам, которых всегда хочется забрать к себе. Джемин выглядит так, будто его только что оставил хозяин, выбросив на улицу.       Но Ченлэ не хочется его подобрать.       — Даже если вы с Джисоном друзья, я сомневаюсь, что ты пришёл его просто навестить. Почему ты здесь? — и в итоге переводит тему, возвращаясь к интересующим вопросам — не желает вновь испытывать жалость к человеку, которого давно записал в недруги.       — Он мне обо всём рассказал. Поэтому я здесь.       Ченлэ не нужно разъяснять, что он имеет в виду под этим. Но этот ответ не успокаивает. Лучше бы они все думали, что он действительно уехал куда-то, просто чтобы отдохнуть от них, лучше бы думали, что он полный эгоист без намёка на совесть, лучше бы разочаровались в нем окончательно, если не уже. Ченлэ всё это время хотелось, чтобы Марк понял, что здесь что-то не так, что он не бросил его. Но Джемин — это не Марк, не его вроде как лучший друг. Это последний человек, которому хочется рассказать правду.       Это ведь так глупо — быть похищенным человеком, которому ты ничего не сделал, особенно если ты Чжон — сын владельца крупнейшей корпорации, который смотрит на всех свысока, гордо задрав подбородок. Любой посмеётся с этого — иронично, что сейчас Ченлэ беспомощен. Любой посмеётся, кроме пятерых парней, которых он ни во что не ставит (Донхёк точно не в счёт — он бы угорал без остановки). Вот и Ченлэ про себя смеётся, хотя и чувствует себя от этого унизительно.       — Тогда к чему твой вопрос про то, кто для меня Джисон, раз ты всё знаешь?       — Я знаю, по какой причине ты сейчас здесь, в Мексике, а не с нами. Но я не могу быть уверен в том, получилось ли у Джисона найти с тобой контакт, — разъясняет Джемин, внимательно вглядываясь в лицо напротив: пытается уловить что-то во взгляде, найти ответ, но Ченлэ безразлично тянет плечами, не показывая своего тревожного состояния.       Контакт найти у Джисона получилось. Он даже перестарался с этим.       — Для похитителя и жертвы у нас всё замечательно, знаешь, — Ченлэ усмехается, но выходит это криво. — Мне пришлось идти ему навстречу, так что за Джисона не беспокойся.       — Я за него и не беспокоюсь. Беспокоюсь я только за тебя. Разве не видно?       Джемин нервно кусает губы и топчется на месте, при этом не разрывая зрительного контакта. Ченлэ смотрит на это, слегка морщась, и сухо выдаёт:       — Видно. Мне вот что непонятно. Зачем он это рассказал тебе? Это не то, что Джисон смог бы рассказать своему самому близкому другу. Это даже не личное. Это больше, чем личное, — неуверенно говорит Ченлэ, не зная, как правильнее выразиться. — Ты понял, что я имею в виду.       — Понял. А ты достаточно о нем узнал, — Джемин усмехается. — Но ты прав. Он бы не стал.       — И в чëм тогда причина?       — Я пока не уверен в своём предположении, поэтому ничего сказать не могу, — Джемин улыбается слишком как-то хитро и разворачивается в противоположную сторону, чтобы пройтись по другим комнатам.       Ченлэ приподнимает брови в недоумении — ему на ум не приходит ни одна подходящая версия, по которой Джисон решился обо всём рассказать. Джемину знать лучше, они ведь друзья, и наверняка давние. Он только понимает, что большего Джемин не скажет, даже если устроить ему двухчасовой допрос.       Бесполезно пытаться получить более развернутый ответ, поэтому Ченлэ раздражённо идёт за ним, снова игнорирует прилив агрессии и сжимает губы — желание расспросить никуда не уходит. Ченлэ ещё давно понял, что Джемину не надо задавать вопросы. Он сам всё скажет, когда посчитает нужным. Даже если это будет не через несколько минут, а через несколько месяцев.       Джемин ходит не спеша, рассматривая практически каждую деталь, и улыбка так и не сползает с его лица. Ченлэ не смотрит на интерьер — выучил уже наизусть. Он глаз не сводит с Джемина, потому что он выглядит так, словно скучал по этому месту. Ченлэ думает, что это глупо. Как можно тосковать по этому дому, по Мексике, по самому Джисону, когда в родной Корее у него есть почти всё — настоящие друзья, безупречный табель с отметками, отличные родители и университет мечты, в который он точно попадёт? У Джемина есть всё, кроме взаимной влюблённости, но здесь он хотя бы обычную увлечённость к другим испытывать не начнёт: Джено слишком прочно засел в голове. Так почему же Джемин выглядит так, словно он только что вернулся в детство?       Он заходит в библиотеку и замирает. Долго пялится на одну картину — ту самую, которая нравится Ченлэ больше всего. Он не шутил, когда говорил Джисону, что повесит её при входе. В ней, кажется, нет ничего особенного — изображён обычный ребёнок, который играет в саду и ловит бабочек. Он широко улыбается и выглядит счастливым. Ченлэ не знает, почему это так сильно цепляет его, но было что-то в этом особенное. Может, потому что он сам никогда не был тем самым счастливым ребёнком, который мог бы позволить себе гоняться за бабочками и рассказывать родителям о своей находке.       Джемин поворачивается к нему и смотрит немного обеспокоенно, когда спрашивает:       — Джисон снова начал рисовать?       — Нет. Мне просто картина понравилась, а он был не против повесить её сюда, — Ченлэ пожимает плечами, не находя в этом ничего странного. — А что не так?       Джемин хочет ответить, но его прерывает звук открывающейся двери, и они вдвоём одновременно срываются с места, быстром шагом идя по коридору — знают, кто это. У Ченлэ сердце начинает стучать чаще, он чувствует себя волнительно по двум причинам: в доме Джемин, которого Джисон не ждёт, и стыд после вчерашнего не проходит. А когда Джисон поворачивается к ним и их взгляды сталкиваются, то Ченлэ хочется умереть со стыда прямо на месте.       — Ну привет, Джисон, — с издёвкой говорит Джемин и скрещивает руки на груди, тем самым показывая своё недовольство. — Прости, что без приглашения.       У Джисона выпадают ключи из рук.       Ченлэ думает, что хуже, чем встретить На Джемина на пороге дома Пака Джисона — это увидеть их вместе.