мия: неотделимость

скорее всего осаму – со слов суны – все это придумал. ну, знаете, как это обычно бывает: что-то, во что ты верил с самого раннего детства, все еще влачится где-то внутри тебя, как привычка или как инстинкт. и даже если ты мозгом понимаешь, что все это ерунда, и надо бы перерасти, но оно продолжает преследовать тебя всю твою жизнь, как отголосок былого. вот и осаму был раньше убежден, что они с атсуму делят одну боль на двоих, – в принципе, как и все остальное в этом мире. он все еще помнит, как атсуму на их шестилетие полез на старую яблоню, чтобы достать для осаму самую большую, самую пышную цветущую ветку. а потом, что неудивительно, грохнулся вниз, невероятным образом заработав себе первое растяжение. и в тот момент, когда атсуму приземлялся, осаму может поклясться, он почувствовал эту боль всем своим существом. конечно, это было мимолетно, словно лишь призрак ощущения, но это так врезалось ему в память, и не вылезает до сих пор. очень часто мия болеют в одно и то же время – как по расписанию, – и даже это можно списать на то, что они просто напросто сначала друг друга перезаражают и сидят-кукуют рядышком, продолжая обмениваться вирусняком. но если болел, например, атсуму, то, честно говоря, осаму всегда было скучно ходить в школу в одиночестве, зная, что его полоумный близнец, который снова не досушил волосы после тренировки, валяется в постели где-то там один. им уже по семнадцать, они, вроде, не дети – не верят в сказки про ментальную связь и все остальное (честно-честно). осаму возвращается от ринтаро на метро в полвосьмого вечера. он устало чешет лоб, поправляя выпадающий наушник, когда вдруг чувствует ноющую боль прямо в груди. он хмурит брови, пока эта боль накатывает, словно внезапный морской прилив, и вместе с ней поселяется тревога. что-то точно не так, ведь причин тревожиться у осаму нет: выходные, все дела сделаны, и ничего важного не грядет. зачем-то он лезет в телефон. «тсуму», - печатает он, - «у тебя все нормально?» спустя минуту ожидания брат все же заходит в онлайн и медленно набирает ответ: «саму». «гин бросил меня». вот оно что… осаму расстроенно хмыкает, кивая самому себе, что, да, никуда это никуда не делось – он чувствует все, и он все еще носит в себе чужую (родную) боль. а еще осаму плох в утешениях, но атсуму многого и не нужно. ближе к ночи тот лишь сжимает в кулак футболку на спине близнеца, задавая ему единственный вопрос: - как ты узнал? - просто мое сердце болит вместе с твоим.