Я в чудеса не верю

      Постепенно уроки и обучение магии в Хогвартсе входили в свою колею, как лично убеждался в этом Снейп. Его опасения насчет нового профессора ЗОТИ, который называл себя Антонио Джессате, но смутно был знаком Снейпу совсем под другим именем, полностью подтвердились, когда тот выбрал время с ним переговорить лично. Да, Антонио Джессате оказался Антонином Долоховым, тем самым Долоховым, которого он помнил по событиям Второй магической войны, который и был тем самым опасным беглецом из Азкабана. Именно он устроился в Хогвартс по поручению Виктора Крама, у этого человека, как оказалось, тоже был личный счет к Альбусу Дамблдору. Конечно, отказать в приеме на работу такому чудесному кандидату как Антонин Долохов сам директор Дамблдор был просто не в силах, проклятая должность…       Но у новоявленного Антонио Джессате достаточно легко получалось с этим проклятием справляться. Новый профессор поговорил с Гермионой наедине и почти отжал у нее факультатив по айкидо, взял на себя все группы после второго курса. Договорился с попечителями, как подозревал Снейп, едва ли не лично с Крамом, и вот в Хогвартсе оборудовали класс с видеомагнитофоном и большой коллекцией кассет о единоборствах и боевых практиках. А сами уроки были разнесены факультативно.       С утра четверть часа легкой спортивной разминки и четверть часа медитации в круге силы для всех учеников, дальше завтрак. Если у какого-то курса ЗОТИ, то эти занятия профессор Антонио Джессате предпочитал объединять по два курса сразу, забирая на урок больше времени. Сначала теория, причем рассказ о магических опасностях мог начаться не на самом ЗОТИ: у Снейпа — о ядах и запрещенных зельях; у Помоны Спраут в ее теплицах — там тоже было достаточно опасных растений; у профессора Вильгельмины Граббли-Дёрг можно было узнать про опасности животного магического мира. То же с Чарами и Рунами. А после теории шла практика, уж бывший боевик из Пожирателей смерти умел научить как нужно реагировать на опасность. Кстати, айкидо для старших курсов он только поощрял, просто добавлял туда многое. А потом, уже вечером, перед сном, — опять четверть часа в круге силы, но уже не для всех, а для самых слабых, тех у кого способности были едва выше чем у сквибов. И это приносило плоды, профессора Антонио Джессате быстро зауважали, и добиться его «белиссимо» стало делом чести для многих учеников. Тем более, что наиболее слабых будущих магов он буквально вытягивал кругом силы, индивидуальными тренировками, специальным подбором укрепляющих зелий. Однако, талант у человека, кто бы мог подумать.       На «Великолепных» пошли жалобы. Конкретно на Гермиону. И начал Аргус Филч — вот уж от Тобиаса Снейпа декан Слизерина подобного совсем не ожидал. Но и от Жанны Гермионы он подобного не ожидал тоже. Ее выходка была совершенно в духе первого курса, но убийственно действенная. Вот это же надо было додуматься организовать ассоциацию эльфов, ГАВНЭ… Одно название чего стоит! Но если расшифровать, то вполне себе ничего…       Гражданская-Алкогольная-Воскресная-Награда-Эльфов.       Жанна Гермиона от имени учеников Хогвартса изволила выйти к старейшине домовых эльфов с предложением, чтобы наиболее отличившихся в работе домовиков каждую неделю поощряли получасовым отдыхом в круге силы Хогвартса и свободным распитием сливочного пива, которое эльфы нежно любили. Эльфы конечно же с восторгом согласились, качество их работы резко усилилось, как и доверие к ученикам Хогвартса, решившим награждать усердных слуг. Жанна вытаскивала из рук Альбуса Дамблдора очередное его орудие, эльфов. Умно. Но ведь она еще и подставлялась! Снейп собрался серьезно с нею поговорить, не успел. Первыми успели они, Жанна и Драко, два энтузиаста зельеварения. У них, понимаете ли, есть цель: создать зелье против крестражей. И они не видят препятствий на пути к этой цели.       Северус попросил изложить их идею более детально, думал что весьма удачно срезал мечтателей, ан нет. Оказывается, еще на каникулах Жанна попросила у Виктора Крама состав Изумрудного зелья, оно же Напиток Отчаяния. И состав там был весьма не слабым, оно было способно даже бесконтактно вызвать у охотившегося за чьим-то крестражем мага весь ужас и страхи, что тот носил в своем сознании, а вот развеять их не было никакой возможности: во-первых, это не боггарт, во-вторых, парализующий эффект не только не давал воспользоваться магией, но и усиливал ощущение ужаса. Так задумал Волан-де-Морт, для тех кто полезет извне за его крестражем. Но ведь любую идею можно извратить, Жанна предположила, что раз это Изумрудное зелье — психотроп, вызывающий чувство страха при приближении к крестражу, то почему бы не сделать такой же вариант, беспокоящий только владельца крестража? Зелье, которое заставляет бояться за сохранность определенной вещи и побуждает ее лично проверить. Снейп зачем-то наорал на энтузиастов. Он хоть и не против темных искусств, их изучение расширяет возможности магии, но когда самые лучшие из твоих учеников с азартом желают заняться изготовлением новейшего темномагического зелья с пыточным эффектом… Да-а, послал он их далеко, в спальню старост, и по десять баллов с каждого снял, чтобы думали, где искать не нужно совсем…       В ближайший выходной день в гости приехали Сириус и Уилкинсы-Грейнджеры, и если Эндрю и Гвен были полностью заняты Гарри Поттером, юношей, ставшим мостиком к новому знакомству с их дочкой, то Жанна эмоционально жаловалась Сириусу на огромное число крестражей Волан-де-Морта, возможные крестражи Альбуса Дамблдора и полную невозможность их найти. И похоже, новоявленный детектив по поиску магических редкостей Сириус Блэк серьезно озадачился и счел это вызовом себе… Ну и ладно, хоть будет при деле.       Жанна извинилась за свою идею с зельем, но всё же упрямо высказалась о том, что поисковые эликсиры могут иметь право на существование, правда, нужно четко знать, какой элемент они будут отслеживать и в каком диапазоне действовать… Снейп зарубил ее идею на корню. Ну в самом деле, представим магический газ, распыляемый пусть даже в одном доме: как, собственно, он будет реагировать при контакте, видно ли это будет за любым препятствием?       Увы, это не рабочий вариант, но интересно смотреть, как Жанна ищет. Вот не нашла, но только пока. Да и саму идею не бросила, просто оставила зелья как вспомогательный инструмент. А искать она будет…       Драко жалко, Дамблдор никак не уймется, пока у рода Малфой есть хоть какое-то влияние. Так что к Драко в школе магии сейчас ну о-о-очень опасное внимание с его стороны.       Агент в директорской башне, портрет директора Финеаса Блэка, говорил, что в башне не все хорошо, уж слишком долго там спят остальные портреты, и очень похоже, что там был кто-то еще кроме двух постоянных обитателей. Кто именно, Финеас Блэк узнать не мог: там, где собирались эти трое, картин не было никаких…       В начале новой недели в Хогвартс вернулись беглые братья Уизли — Фред, Джордж и Рон. Начался второй допрос с пристрастием старост Гермионы, Драко и Парвати, который мог вполне закончиться в пользу «потерпевших деток» Уизли, если бы Жанна Гермиона вовремя не сказала: «Акцио конфеты близнецов Уизли».       И каких только трофеев не принесло на суд директора Дамблдора, декана МакГонагалл и Снейпа! Блевотные конфеты, лихорадочные леденцы, обморочные орешки, кровопролитные конфеты и нечто под названием «забастовочный завтрак».       Старосты снова повторили свою историю про отравленных детей. Дамблдор явно желал подтвердить свою лояльность Министерству и умение разбираться в ситуации. Значок старосты факультета у Рона Уизли тотчас забрали, а семикурсникам Фреду и Джорджу сняли по двадцать баллов и допустили к учебе.       Проблемы с вечно непослушными Уизли конечно же были куда меньшим злом, чем инспектор Долорес Амбридж. Эта дама присутствовала на каждом уроке у каждого профессора раз семь или больше, проверяя, как именно доносят знания до разных курсов, а после проверяла учебники, учебные пособия, планы занятий, классы, коридоры, спальни и факультетские гостиные. Все это было бы в порядке вещей, если бы не беседы с каждым из профессоров с чтением их личных дел. Впрочем, если слово «беседа» заменить на определение «интенсивный допрос с провокационными вопросами», то будет гораздо более понятно, насколько это все было не приятно и обременительно для взрослых магов, отдающих методичным занятиям с детьми в закрытой школе без малого десять месяцев в году. Уже одного этого хватило бы для того, чтобы напрочь отбить желание нормально работать. А ведь был еще и Лорд Волан-де-Морт, будь ему крестраж домом навеки!       Лорд Волан-де-Морт последний, твердо и решительно объявил войну маглам и стал вести ее прямо из Малфой-мэнора. Трудно переоценить эмоции «ничтожных маглов» во время очередного налета Пожирателей смерти на их ничтожные супермаркеты. Только представьте: дюжина, хм-м, борцов за идею, в черных одеждах и серебряных масках с магическими узорами, врывается в супермаркет, с помощью «Империо» берет всех под контроль, а после нагружает тележки выпивкой и закуской и растворяется в ночи до приезда полиции.       Убийств маглов не было, да и кражи были весьма специфические, но Люциусу Малфою Снейп мог только посочувствовать. Так сильно испоганить собственную идею о борьбе за права чистокровных мог только сам Лорд Волан-де-Морт. Хвала Мерлину, весь сентябрь Северуса на эти собрания даже не вызывали, и он как-то совершено безосновательно начал надеяться, что все может быть и не столь страшно как представлялось в самом начале года.       Примерно в это же время в поместье Виктора Крама в Италии было несколько более суетливо чем обычно. Там очень нездоровая черноволосая женщина постепенно приходила в себя. Белла Лестрейндж долго не могла поверить, что этот молодой человек — тот же самый Том Риддл. Но он был весьма откровенен с нею, и поскольку она тоже была магом, историю с возрождением из крестража восприняла с доверием. Круг силы, восстанавливающие зелья, отдых и хороший уход потихоньку приносили плоды. Уже к сентябрю месяцу в ней можно было узнать почти прежнюю Беллу Блэк. Крама это только радовало, но требовался более детальный разговор о том, зачем они в декабре 1981 года отправились к Лонгботтомам.       — Белла, пожалуйста, вспомни. Зачем вы туда пошли? Откуда у вас вообще взялась такая идея, что Фрэнк и Алиса, занятые маленьким ребенком, что-то знают? — настойчиво интересовался у гостьи Виктор Крам.       — Мы хотели спасти тебя. Разве этого мало?       — Но ведь все считали, что я мертв! Кто высказал мысль, что я мог остаться жив? Откуда вы это услышали в первый раз? Вспомни пожалуйста, Белла.       — Ну, Август Руквуд сказал, что Августа Лонгботтом точно может об этом знать, и если ее детям пригрозить, она сломается. И мы пошли, — сказала Беллатриса.       — И вы пошли… — грустно повторил Виктор Крам.       Это явный тупик. Кто-то, кому поверил некий неизвестный сотрудник Отдела Тайн, подкинул эту идею или внушенную мысль Августу Руквуду, агенту Волан-де-Морта. И было совершено нападение, все участники которого были ну очень своевременно арестованы. Тупик. Или нет, учитывая какие опыты проводил Дамблдор на его агенте Северусе Снейпе.       Ну что же, попробуем зайти за ответом с другой стороны, со стороны самого Хогвартса, решил Виктор Крам.       Закончился сентябрь, начинался октябрь 1995 года, и к этому времени начали уже оформляться некоторые подозрения, что в магической школе далеко не все тихо и гладко. По крайней мере такие подозрения появились у Гермионы Снейп, она всегда заметит нечто странное… С ее отцом и мамой все было отлично, они еще едва вспоминали дочь, но ведь вспоминали, регулярно с ней перезванивались и общались в чатах по ИнфоМагу. Сириус даже пару раз привозил их в Хогсмид. Семья очень хорошо посидела в «Сладком королевстве», а после — дома у Снейпов. Гермионе до сих пор казалось, что Северус несколько опасается их реакции на ее замужество. Ну правильно, конечно опасается, она тоже, а что делать? Только выдвигать Гарри вперед себя, пусть отвлекаются на ребенка, которого более ясно помнят. Звучит коварно, но попытка вернуть им память при помощи магии может просто превратить их в инвалидов. А при новом знакомстве родители учатся заново привязываться к Гермионе и что-то все же вспоминают, с каждым разом чуть больше…       Директор Альбус Дамблдор изменился, причем весьма сильно и в плохую для его здоровья сторону. В прошлые годы Дамблдора как обычного человека удавалось увидеть далеко не часто. Ну если только он лично почтил трапезу в кругу профессоров Хогвартса, или во время какой-нибудь его речи, адресованной всей школе, перед каникулами или чем-то важным. И все собственно, почти как обычный директор в обычной школе, такая личность зря не мелькает. Но сейчас в Хогвартсе постоянно присутствовала инспектор мадам Долорес Джейн Амбридж, та самая Долорес Амбридж, которая была загадочной няней у Гарри Поттера в том самом октябре 1981 года.       Гермиона принялась копать.       Как там сказал Сириус Блэк?       «Директор Дамблдор, Долорес Амбридж, ну, ту слизеринку с пятого курса, посидеть с малышом просил, она была самой последней няней Гарри. Всего месяц, но тот самый месяц, октябрь 1981… Ей еще разрешение выдавали в лазарете Хогвартса, словно бы она болела, Долорес ведь еще только пятнадцать было».       Любопытно, однако.       Да, перед возможным соучастием в убийстве Поттеров меркло то, что эта мадам инспектор, попросту украла дом и деньги семьи Грейнджер, а вот то, что скорее всего именно Амбридж отдала приказ стереть память родителям Гермионы и бросить их без помощи, папу в Гонконге, а маму в Чикаго, было уже сравнимо с ее ролью в семье Гарри, такая же преступная гадость.       Директор Альбус Дамблдор лично просил пятикурсницу Долорес Амбридж бросить Хогвартс, чтобы побыть в доме его внучки Лили Поттер няней Гарри. По его приказу ей сделали в лазарете что-то вроде разрешения побыть во время болезни дома, о бедная мадам Поппи Помфри. Долорес Амбридж слизеринка, по чистоте крови — полукровка, тут ничего криминального нет, но вот отношение к ней декана Гриффиндора Минервы МакГонагалл сильно настораживает.       Гермиона отправилась в библиотеку, искать памятные колдофото всех выпусков из альбома Хогвартса. И вот тут она насторожилась, сама не понимая почему… На колдофото от первого курса до выпускников Долорес Амбридж была совсем юная и, конечно, без амбиций и гонора, она просто невзрачная и миленькая и точно еще столь грубо во все не лезет, ведь она просто школьница. Хм-м.       Гермиона пошла искать свидетелей и начала с мадам Поппи Помфри, все равно она любила помогать медиковедьме. За наведением порядка в ее зельях и прочих мелочах, постепенно удалось завязать разговор про Долорес Амбридж. Как простая слизеринка дошла до поста заместителя министра магии и какой она была в школе. Узнать удалось не очень много.       Сиротой Долорес не была, ее отец, маг Орфорд Амбридж, работал в Министерстве в Отделе Магического хозяйства, поломойщиком, мать Эллен Кракнелл была маглой и просто домохозяйкой. У Долорес еще был брат Джон Амбридж, но поскольку он был сквибом, то в Хогвартсе не учился. До пятого курса она была тихоней, что естественно, полукровок тогда на Слизерине не уважали. Потом случился развод родителей и ее мать с сыном сквибом покинули мир магии. Возможно, Орфорд Амбридж так старался уберечь жену во время Второй магической войны.       Но тут пошли некие странности. С пятого курса медосмотры в школьном лазарете Долорес не проходила, и стала едва ли не любимицей Директора. Тогда же у нее резко изменился характер: она все еще была тихоней, но стала очень целенаправленной. И даже более того, грубой, хитрой и жестокой. Хм-м-м… Развод родителей конечно не подарок, но как-то резко тихая девочка изменилась после того как стала свидетелем убийства четы Поттер, да еще вдруг любимица самого Дамблдора, с чего бы?       Гермиона продолжила расследование. Было бы неплохо узнать адрес Орфорда Амбриджа в Магическом мире. Послала с совой из Хогсмида письма мадам Августе Лонгботтом, Сириусу Блэку, Нимфадоре Тонкс. Сидела пару вечеров в чате с Кикимером (леди Блэк), оказалось очень не просто найти адрес простого уборщика из Министерства магии. Нужный ответ пришел от мадам Лонгботтом, когда Гермиона уже почти отчаялась.       И она радостно села за благодарственное письмо этому замечательному человеку. Расхваливала прекрасного инспектора Долорес Амбридж, присланную Министерством и самим Мерлином на помощь учащимся; отмечала, с каким искренним уважением она всегда отзывается о своей семье; рассказывала, как ею гордится весь слизеринский факультет, благодарила за воспитание такого прекрасного человека, а после отправила письмо и подарочную коробку конфет Орфорду Амбриджу и стала ждать ответа, как соловей лета… А если без шуток, то действительно с нетерпением.       Потому что чем больше Гермиона смотрела на колдографии четырнадцатилетней и пятнадцатилетней Долорес, тем больше понимала, что серебристый шарф и мантия, найденные в доме Гарри Поттера, никак не могли принадлежать ей. Чтобы носить такое, нужно быть чуть выше, несколько старше, ярче как женщина и гораздо богаче, серебристый шарф дорогой. Четырнадцатилетняя и пятнадцатилетняя Долорес ну о-о-очень отличались и друг от друга, и от яркой и амбициозной инспектора Долорес Амбридж, зрелой красавицы с золотисто-каштановыми волосами в нежно-розовом платье.       Чем больше Гермиона думала обо всех этих фактах, тем более несчастной становилась. Кто же на самом деле вышел из этого дома в одежде Долорес Амбридж, оставив в шкафу свою мантию и шарф? Ну какая собственно одежда у дочки уборщика из Министерства, который, к тому же, недавно развелся с женой? Правильно, школьная слизеринская мантия, возможно, даже не новая. Почти нищая полукровка, дочь уборщика, будет тихим изгоем на Слизерине — именно такая девочка легко согласится побыть няней за мизерное вознаграждение или просто так, если это будет просьба самого Альбуса Дамблдора, директора Хогвартса.       А потом эта девочка узнала все, что там в доме семьи Гарри произошло. И что случилось дальше? Она, испугавшись, могла бы сбежать в Хогвартс, а изменения характера могли быть вызваны осознанием того, что теперь она может шантажировать самого Дамблдора… Но… Но очень вряд ли.       Долорес уже была дома у Поттеров, на втором этаже, в детской с малышом Гарри. Джеймс Поттер был внизу в гостиной и до второго этажа он так и не дошел. Сначала в их дом кто-то пришел, тот кому открыл дверь либо сам Джеймс Поттер, либо его жена, либо тот, кого впустил хранитель «Фиделиуса» Питер Петтигрю. Джеймса Поттера не успели убить сразу, и он бросился на второй этаж, на помощь жене или крошке сыну? От неких врагов в гостиной он получил смертельное заклинание в спину, но несколько секунд еще стоял, пока второе заклинание в грудь не ударило его со второго этажа. А в детской, скорее всего, могли быть сам Гарри, его няня Долорес или всё же его мать Лили Поттер?.. Где, собственно, была мама Гарри — в детской или в гостиной с мужем, встречая кого-то?       Джеймса Поттера что, убила тихоня няня Долорес Амбридж? Ее что, именно за этим приставил в эту семью Дамблдор? В семью его родной внучки, которую он не признал, но баловал и опекал…       А спустя час или несколько больше после убийства в доме Гарри оказался Северус. Бежал спасать Лили и не успел. Гермиона до сих пор помнила ту ужасную картину из его памяти, декан рыдает на полу с красивой женщиной на руках, позади него кроватка Гарри… Стоп. Лили Поттер погибла у кроватки Гарри, в детской, а где же была няня ребёнка? Северус на ковре обнимает мертвую Лили Поттер, а позади стоит кроватка Гарри, значит, он сидит лицом к двери? Да… Ну и что нам это дает? Почему это мысль так нервирует Гермиону?       С Северусом это лучше не обсуждать: слишком ему было больно тогда. Заставить его вспомнить это еще раз? Нет. Да и он очень слабо помнит, что было в тот день. Детскую и убитую Лили Северус помнит, а вот остальное смутно, как под чарами. А ведь он не один такой. Такими же оказались почти все авроры, которые прибыли на место преступления уже где-то в девять часов вечера. Значит вызвали их еще раньше? Кто? Почему никто не видел уходящего из дома Поттеров Северуса?       Бедный, но он же не три минуты там сидел. Шок, прострация, слезы — это точно не на четверть часа, минут двадцать как минимум, а потом встать и, шатаясь, выйти. Вот только…       Нет, Северуса спрашивать она не будет. Но ведь как-то из этого дома еще вышли убийцы семьи Поттеров с Томом Риддлом? И Долорес Амбридж, которая вернулась на свой факультет, обо всем промолчала, но перестала быть тихоней. Почему пощадили Долорес Амбридж, возможно, будущую шантажистку, почему легилимент Дамблдор не стер ей память? И она стала целенаправленной, грубой и жестокой, а через два года ушла работать в Министерство, сделала там карьеру, еще совсем недавно была заместителем министра…       Пощадили ее, тихоню Амбридж, но не Лили Поттер, внучку Дамблдора. Нет. Не складывается, и все тут.       Вот именно в таких раздумьях ее сама Долорес Амбридж и поймала, когда Гермиона шла из Выручай-комнаты после выполнения домашней работы.       — Староста Грейнджер, постойте. Добрый вечер мисс, — сказала красивая дама с красивой каштаново-золотистой укладкой и тонкой бледной кожей. По мнению Гермионы, розовый ей не слишком шел, вот белый или голубой смотрелись бы прекрасно.       — Добрый вечер, инспектор Амбридж. Вы хотели что-то узнать?       — О да, мисс Грейнджер, вы мне очень нужны. Пройдемте, — и инспектор повела Гермиону в направлении кабинета, читая по дороге нотацию: — Мисс Грейнджер, вы знаете, что о вашем предосудительном поведении в школе ходят разные слухи?       — Со всем уважением, мадам Амбридж, слухи не ходят, их разносят. Но ничего предосудительного я не делала, — ответила Гермиона.       — Вот как, значит? Ну что же, попробуем изменить ваше отношение к проблеме, которую вы создали, но не желаете признавать. Проходите, садитесь, мисс Грейнджер.       Гермиона прошла в пустой класс и села за стол.       — Теперь берите пергамент и перо. Нет! Вашу ручку «Паркер» я попрошу оставить. Берите перо из чернильницы и пишите: «Скромное поведение украшает девушку». Я жду, мисс Грейнджер.       Гермиону весьма удивила странная просьба.       — Простите, инспектор Амбридж, но в чернильнице нет чернил. Как же мне писать?       — Обыкновенно. Пишите как всегда, а мы посмотрим, насколько полно вы, мисс, поймете, что «скромное поведение украшает девушку», — сказала Долорес Амбридж ласковым голосом.       И Гермиона начала писать, н-да. Своей кровью. Видит Господь, это было больно. А эта холеная дрянь с каким-то торжеством смотрела на нее и мило улыбалась. О, как сильно мисс Амбридж была похожа на Дамблдора с его добрым взглядом! Пока Гермиона писала эту фразу, нечто вырезало ее на руке девушки. Стоило закончить, и рана затягивалась, до следующей фразы. «Нет, я не мазохистка, но просить пощады у этой торжествующей стервы — ни за что. Возможно, я просто упрямая дура», — думала она спустя час, едва не падая на стол от боли.       — А вы весьма упрямы, мисс Грейнджер? Положите перо и на сегодня вы свободны, мисс, приходите завтра, мы продолжим! Вы просто обязаны запомнить, что украшает девушку. До свидания! — инспектор Амбридж снова мило улыбнулась на прощание.       Гермиона поспешила покинуть пыточную. Возле двери ее уже ждал встревоженный Гарри.       — Мио, ты как? Я как узнал, что Амбридж тебя звала, сразу прибежал. Тоже перо, которое пишет кровью? — спросил он, осматривая многострадальную руку Гермионы.       — Да. Ой, а ты откуда знаешь такие гадости? — встревожилась Гермиона, и не зря.       — «Я не должен врать». Только раньше тебя на два часа, — ответил Гарри, показывая свою правую руку, на которой, как и у Гермионы, едва сгибались пальцы от боли.       — И что, ты завтра тоже пойдешь к этой маньячке? — с ужасом спросила Гермиона.       — Да, и снова раньше тебя, Мио… Я думаю, у этой женщины нет друзей и, возможно, уже не будет, — схохмил человек-анекдот Гарри, но Гермиона точно знала, насколько это ему было трудно сделать.       Она твердо решила не бросать свое расследование относительно инспектора Амбридж. Копать дальше. Мало ли…