Белое и зеленое

Sit in a big, white room alone Tilt my head back, feel the tears fall down Close my eyes to see in the dark I feel young, broken, so, so scared Jessie J - Big White Room

Мама и ее младшая сестра всю жизнь были лучшими подругами и не сомневались, что их дочери-погодки тоже подружатся, но мы ни в детстве, ни потом не сходились характерами. Стелла — амбициозная, самолюбивая, падкая на успех и внешний блеск. Она — умна, обаятельна, когда ей это выгодно, холодна, когда может себе это позволить. Работает на Би би си и выходит замуж за успешного продюсера. Свадебная церемония пройдет в настоящем замке. Я не могу назвать себя ее противоположностью, наоборот, в чем то мы похожи. Однако она любит самоутверждаться за счет других, а я не люблю тех, кто использует меня для повышения самооценки. На предложение стать подружкой невесты я согласилась потому, что не хотела окончательно разочаровать маму и тетю Энн. Пусть верят, что у них еще есть шанс увидеть, как мы со Стеллой идем по улице, толкая перед собой коляски с сопящими младенцами, и весело щебечем. Стеллу моя кандидатура устраивала процентов на восемьдесят. Я не составлю ей конкуренцию в плане внешности, так же я более благонадежна, чем ее родная сестра Дейзи. Никто не ждет, что пай-девочка Гермиона нажрется в хлам и трахнет шафера. Так что свадьба будет как с картинки: жених и невеста в окружении друзей и родственников, но без тех проблем, которые обычно влечет за собой семейное единение. Оставшиеся двадцать процентов лежали в области иррационального. Мое присутствие беспокоило Стеллу. Я опрятно одета и веду тихий образ жизни, но что-то во мне напоминает ей о существовании множества других миров, кроме того, который обжила верхушка среднего класса. Сначала это был мир, где происходило нечто странное, непонятное и чудесное. Теперь мир, где сыро, тесно, грязно и бедно, где мужчины колотят своих жен и подружек, а женщины вымещают злобу и разочарование на детях. Если, вообще вспоминают об их существовании. Моя работа в центре бесплатной юридической помощи для нее нечто вроде заскока. Она так и говорит, у моей двоюродной сестры нечто вроде заскока, Гермиона верит в идеи. Сегодня мы примеряли свадебные наряды. Мое платье было простым, прямым и закрытым, его нежный лавандовый цвет напоминал о бабушкиных пеньюарах. Ладно, могло быть хуже. После ателье тетя предлагает заглянуть в чайную. Заведение кажется мне немного старомодным и не слишком популярным. Небольшой зальчик пуст. Мы занимаем столик у окна и седовласая дама в белом переднике приносит меню. Тетя Энн заказывает тайфл, я — баннофи, Стелла выбирает диетическое печенье. Разговор крутится вокруг платьев, а мои мысли вокруг старости. Тетя тщательно следит за собой. Также как и дочка, она красит волосы в пепельный блонд, борется с морщинами и придерживается здоровой диеты, лишь изредка подаваясь соблазну съесть что-нибудь сладенькое. И все же разрыв между ней и Стелой становился все зримее, как и между мной и мамой. В этом году они с отцом собираются на пенсию. Простой факт, который будто подводит черту, под моей детской верой в то, что родители вечны. От этого засыпать становится еще труднее, и я все чаще просыпалась с мыслью о мертвецах. Усилием воли я заставляю себя сосредоточиться на платье, не на лавандовом привете бабушкиной молодости, а на другом черном, длиной до колена. Два года назад оно было мне мало, теперь сексуально облегает фигуру. Не знаю, подходит ли оно для на выставки-перформанса, но моей настоящей цели - затащить своего спутника в постель, оно соответствует на все сто. Я подношу к губам изящную чашечку, пряча улыбку. Стелла смотрит в экран смартфона, тонкие пальчики с бледно розовыми ноготками набирают очередное сообщение, но тетя Энн начеку. Ей достаточно ухватить краешек моей мечтательной улыбки, и начнутся вопросы. А я не хочу ничего рассказывать. Пока. Звякает дверной колокольчик, и мы рефлекторно поворачиваем головы. Новый посетитель на секунду застывает в дверях, оглядывая зальчик. Стелла и тетя Энн заинтересованы. Они видят молодого красивого мужчину в сером дорогом костюме. Платиновые волосы зачесаны назад, бледность и тонкие черты говорят о благородной породе. Серые глаза смотрят с самоуверенностью, но без наглости, в этом отличие старого богатства от нового. Мои спутницы инстинктивно задаются извечным вопросом: «как я выгляжу?» И не имеет значения, что одной осенью исполнится шестьдесят, а другая через месяц выходит замуж. Им хочется привлечь внимание красавца, и красавец улыбается, льстя их самолюбию. Они радуются, я же думаю «твою мать». Малфой подходит к нашему столику, извиняется, представляется, выслушивает комплименты своему необычному имени, не жалея ласковых взглядов, объясняет, почему он здесь, и наконец просит позволения меня украсть. На лицах моих родственниц читается горячее желание способствовать преступлению. Я снимаю со спинки стула свитер и сумку. В глазах Малфоя едва заметное торжество, но он рано радуется. Я просто не люблю ругаться в присутствии людей, которые передадут все мои слова моей маме. *** Серебристый Бентли плавно трогается, увозя нас троих от чайной "Фея драже". Заходя туда, я не обратила внимания на вывеску, теперь название царапает память, но мне некогда искать ответ на вопрос: из какой книги или фильма оно взято. Я сижу между Малфоем и миловидной хрупкой женщиной. Драко представил ее как миз Элеонору Джайлз. На вид ей около пятидесяти, у нее большие карие глаза и темные с проседью волосы, на лице морщины. Фигура стройная, а ноги вызывают зависть. Под правой коленкой на колготках телесного цвета уродливая штопка, похожая на короткую толстую гусеницу. Остальная одежда моей новой знакомой в полном порядке: чистая белая блузка, аккуратная твидовая юбка и легкий пиджачок. — Элеонора, вы не против, если я расскажу вашу историю? — спрашивает Малфой проникновенным голосом. Миз Джайл поспешно кивает, хотя и смотрит на меня с настороженностью. Я надеюсь, что лучше прячу свои чувства, главное из которых — недоумение. У меня нет ответа на вопрос, почему я села в машину и позволила везти себя не пойми куда. Говорят, коготок увяз всей птичке пропасть. Видимо, мой коготок любопытство и я не выйду отсюда, пока оно не будет удовлетворено. Вот только какова цена вопроса? — С дорогой Элеонорой я познакомился сегодня утром, она едва не попала под колеса моей машины. Женщина опускает голову, не сомневаюсь, бросаться под колеса, а потом раскрывать незнакомцу душу не в ее привычках, скорее наоборот. — Обошлось без травм, но мне показалось, что оставлять ее в таком состоянии одну было бы ошибкой. Мы отправились в кафе, на редкость унылое заведение, скажу я тебе. Посидели, поговорили. Успокоившись, Элеонора поделилась со мной своими несчастьями. Бентли двигается плавно, тонированные стекла отсекают уличный шум, мне кажется, что мы не едем по Лондону, а медленно дрейфуем в космической пустоте. Малфой делает паузу, он наслаждается тем, что знает, то чего не знаю я. Не сиди Элеонора рядом, он бы пытал меня угадайкой, но в этой немолодой женщине, есть что то от настоящей леди. Рядом с ней мужчинам хочется выглядеть благородными рыцарями, даже если в душе они самовлюбленные эгоистичные мальчишки. — Элеонора управляет фондом, созданным ее покойным дедом для сохранения фамильного имения. Брисбен Хауса. В особняке никто не живет, но он открыт для туристов. Задача Элеонор — решать все организационные вопросы и поддерживать дом в должном состоянии. Кроме этого она занимается благотворительными проектами и историческими исследованиями. В прошлом году к ней обратился Мэтью Корнмах, молодой аспирант из Вольсфона. Он писал диссертацию на тему гражданской войны и полагал, что в семейных архивах Брисбенов сохранились интересные документы. Элеонора разрешила ему поработать с архивами, а так же предложила пожить в сторожке привратника, которая выполняет функции гостевого коттеджа. Сама Элеонора занимает бывший охотничий домик. Как то вечером парень вышел в парк и будто растворился в воздухе. Все его вещи остались на месте, включая бумажник, телефон и ключи от машины. Полиция провела расследование, но не нашла никаких следов. Миз Джаилз стиснула руки на коленях. Малфой чуткий к чужим эмоциям, участливо спросил. — Мне продолжать? Понимаю, вам тяжело, ваши переживания в очередной раз выставляют напоказ, но мы не полиция, не газетчики и не соседские сплетники, мы не будем осуждать и делать поспешные выводы. — Мы с Мэтью сразу понравились друг другу, — говорит она почти шепотом, и в ее голосе очень много печали. — Но он красивый и молодой, на двадцать три года моложе меня и я понимала, что у наших отношений не было будущего. У него была подружка, Фло. Она сказала, что они хотели развести, — Джайлз спотыкается на непривычном слове, — меня на деньги, а я об этом узнала и убила Мэтью. Потом она отказалась от своих слов про деньги и предложила другой мотив — ревность. Спятившая от любви старуха не захотела отпускать молодого любовника, стукнула его по голове и спрятала труп в каком нибудь тайнике. В старинном особняке ведь полно тайников, — Элеонора хмыкает, — В тот вечер мы поссорились, и он ушел. Я не стала его догонять и не могу себе этого простить. Я не убивала его, но я виновата в том, что он пропал. Я не поверила в него, не защитила и проклятие его забрало. Она отворачивается к окну, не желая видеть мою реакцию. *** — Чувствуешь влияние злых сил? — спрашивает Малфой. Мои пальцы крепче стискивают обод каменной чайной чашки, высотой мне по грудь. Я нагибаюсь и заглядываю вниз. Сначала мне кажется, что у чашки нет донышка. Секунду спустя глаза различают блеск черной плитки и иллюзия черного провала развеивается. Но страх перед падением в глубокую подземную бездну отпускает не сразу. Я делаю шаг назад и оглядываюсь. В парке Брисбен Хауса нет традиционных цветочных клумб, тенистых аллей, арок с розами и увитых плюющем беседок. Он напоминает мне Парк космических размышлений в Шотландии. Такой же искусственно вздыбленный рельеф, изгибы холмов, расчерченные извилистыми дорожками и крутыми белыми лесенками, коричневая гладь прудов, зелень травы, причудливые скульптуры, одинокие деревья, еще более необычные, чем скульптуры. Парк Брисбен Хауса создали в конце восемнадцатого века, воплощая фантазии Колина Брисбена. Элеонора говорила, что ее предка впечатлило творчество Свифта, и он захотел ощутить себя Гулливером в стране великанов. Так здесь и появилась гигантская чашка-колодец. Я очень надеюсь, что колодец закрыт надежно и гоню прочь мысли о бесшабашных мальчишках или девчонках, которые по дурости могут туда свалиться. Кроме чашки есть еще миска-фонтан, огромный стеклянный бокал (его стенки толще моей руки) и гигантская птица. Мы с Малфоем медленно идем по шуршащей гравийной дорожке, он все еще ждет ответа на свой вопрос. Ответа у меня нет. Парк не выглядит зловещим, наоборот радует глаз свежей зеленью. День солнечный, но ветер прохладный и я натягиваю свитер. Нервно оглядываю рукава в поисках пятен, я не умею носить белые вещи. И радоваться жизни видимо тоже. Ни солнце, ни тишина, ни свежий воздух не приносят умиротворения. И все же это не вина таинственных злых сил, у меня в голове хватает своих демонов. — А вот и полоз, — произносит Малфой с интонацией скучающего туриста. Земляная насыпь похожа на тело толстого, свернувшегося полукольцом змея. На секунду у меня создается впечатление, что под ковром травы и правда что-то дремлет. Мы приближаемся к каменной морде, приставленной к земляному телу. Меня отталкивает сочетание змеиных и человеческих черт, это ощущение сродни тошноте, только вывернуться готовится не желудок, а моя память. — Миленькая мордашка, — Малфой язвит, я кусаю губы. У каждого своя реакция на прошлое. — Зачем ты в это ввязался? — Разве достойный человек не должен помогать ближнему. — С каких пор ты стал достойным человеком? — Ладно, ты меня поймала, — он награждает меня многозначительной улыбкой. — Эта история обещает быть интересной, а я давно не веселился. — Целых три месяца, — огрызаюсь я. Столько прошло после завершения поисков Рэдмора. — Долгий срок и для меня и для тебя. Без настоящих тайн жизнь становится пресной. — По твоему только чья-то смерть способна вернуть ей вкус? — Так получается. То что будоражит нервы, обычно связано или со смертью или с сексом. — Тонкое наблюдение. Перепалка выдыхается сама собой, мы слишком давно друг друга знаем. А со временем ослабевает не только любовь, но и вражда. Я тоже умею делать тонкие жизненные наблюдения. Элеонора Джайлз сейчас в охотничьем домике, разбирает накопившиеся дела. Малфой убедил ее, что с осмотром парка мы справимся без ее помощи. Даже не знаю, за кого она нас принимает. За экстрасенсов? Охотников за мистикой? Исследователей паронормальщины? Ясно одно, она доведена до отчаяния, если ищет спасения у первых встречных. Они с Мэтью поссорились из-за того, что он признался ей в любви и хотел встречаться открыто. Элеонора до сих пор верила, что он говорил искренне, а не из корыстных мотивов. Признание его подружки ее не переубедило. Влюбленные слепы. Но с другой стороны, я не знала этого парня, не стояла рядом, не смотрела, не слушала. Как я могу судить? — Корнмах мог сбежать. Запутался в отношениях со своими женщинами, не хотел быть подонком, но не знал, как еще прекратить собственную аферу. Возможно, боялся гнева подружки и предпочел самый легкий выход. Малфой хмурится, ему не нравится мое объяснение. — Беглецы рано или поздно обнаруживают себя. Им нужны деньги, документы, жилье или машина. Более того, я заметил, что магловский мир весьма прозрачен: эти ваши камеры, базы данных, телефоны, соцсети… Спрятаться все сложнее, даже в канаве под мостом. Если ты, конечно, допускаешь, что молодой аспирант вдруг соблазнился жизнью бродяги. — Если верить его подружке, они планировали обворовать Элеонору. Возможно, Мэтью заранее прикинул отходные пути. — Да, нужно поговорить с этой Фло. Желательно сегодня, но сначала осмотрим привратницкую. — Без меня, — я внимательно разглядываю каменную морду чудовища, покрытую зеленым налетом. — Не обманывайся, ты уже участвуешь. — Вечером у меня свои дела. — Свидание? — Малфой напрашивается на удар в нос. — Ты задаешь слишком личные вопросы. — Если ты встречаешься с тем, о ком я думаю, то зови его за компанию. Поттер не умеет устраивать личную жизнь, но аврор он хороший. Пригодится. Еще бы полслова и я бы его послала, но белобрысый засранец вовремя останавливается. И хотя неприязнь сильна, тайна притягивает сильнее. И магия притягивает. И паскудная жажда избранности, желание увидеть то, что было сокрыто от остальных. — Ты не допускаешь, что Элеонора могла убить Мэтью и оставить труп там, где его найдут лет через сто? — Нет, — голос Мафлоя звучит твердо, — у нее глаза человека, который никогда никого не убивал. Чутье на людей редко его подводит и, переглянувшись, мы молча вычеркиваем Элеонору Джайлз из списка подозреваемых. *** Тематика выставки — узлы. Крупные, связанные из корабельных канатов они демонстрируются, как произведения искусства. Их прикрепили к белым полотнам и грамотно подсветили, подчеркнув жесткость пеньки и хитрость переплетения. В галерее много народу, я давно не видела столько самовлюбленных лиц. Допускаю, что по отдельности каждый из гостей — глубокая разносторонне развитая личность, но, собравшись толпой, они производят такое количество высокоинтеллектуальной мути, что восприятие реальности искажается. И вот совы уже не то чем кажутся, и черт их дери это какие то неправильные совы. Мы с Гарри здесь лишние, и тихо бродим по залу, два затворника, одичавшие сильнее, чем хотелось. Слух то и дело цепляют пафосные фразочки вроде: "феминистический манифест", "психоз протеста", "вульгаризация шибари"... чем бы последние не было. Единственный приятный сюрприз — отсутствие алкоголя. Выставка поддерживает движение трезвости. Об этом я узнаю только сейчас, прочитав плакат над столиком с напитками. Пугаюсь, что случайно ткнула по больному, но Гарри улыбается и протягивает мне стакан апельсинового сока. Страх проходит. — Я думал, на выставках показывают картины. — Это современное искусство, оно непредсказуемо. — Часто бываешь на таких мероприятиях? — Последний раз была в колледже, я не очень люблю шумные сборища. Билеты мне отдала коллега. Она купила их в подарок своей девушке, потом нашла в ее телефоне подозрительную переписку и отношения, которые казались надежными, как скала, дали трещину. Не знаю, почему я взяла билеты, ни Гарри ни я не увлекаемся тем, что принято называть «выходом из зоны комфорта». Возможно, мое подсознание увидело в этом шанс выгулять сексуальное платье, снова ставшее впору. Нас спасает табличка на тонкой металлической стойке. Она приглашает партнеров испытать себя на психологическую совместимость. — Попробуем? — спрашивает Гарри. — Давай. И мы проходим в небольшое помещение с низкими столиками. Их восемь, рядом расстелены циновки. На каждом столике лежат узлы, все — разного цвета. Мы, не сговариваясь, идем к самому дальнему. Гарри ставит свой стакан на столик и усаживается, сложив ноги по-турецки. В данном случае это наверно самая удобная поза, но мне мешает узкое платье, и я выбираю другой вариант: снимаю туфли и, опустившись на циновку, вытягиваю ноги в сторону. Ловлю заинтересованный взгляд. Телу приятно. Немного напоминает первые настоящие летние дни, когда, соскучившись по жаре, подставляешь себя под солнечные лучи. Если, конечно, замечаешь наступление лета в череде однообразных рутинных дней. Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз останавливалась, чтобы впитать в себя ту самую первую жару. Давно. Хотя все и так понятно, на столе есть лист с инструкцией из одного пункта: совместными усилиями развязать узел. Слово «совместными» выделено жирным. — В начальной школе нам рассказывали про какого то полководца, который разрубил сложный узел мечом, — Гарри пытается пригладить растрепанные волосы. Раньше он так делал, когда волновался, сейчас это скорее привычка. — Александр Македонский. Нам о нем тоже рассказывали, помню меня возмутила эта история. Я даже поспорила с учительницей на уроке. — Почему? — Потому что это нечестно. Честно, поумерить свое эго и сказать: я не могу, пусть попробует кто-нибудь другой, но нет, нужно показать себя крутым парнем. Гарри улыбается, слыша в моем голосе отголоски того детского возмущения. — И вот почти две с половиной тысячи лет обычное читтерство подается, как смелое оригинальное решение, — я не выдерживаю и тоже улыбаюсь. Его взгляд скользит по моим ключицам. Увидев меня в черном платье, Гарри сказал, что я прекрасно выгляжу. Комплимент получился сглаженным, будто и колдуны теперь осторожничали, опасаясь хвалить красоту женщины в ущерб ее личности. К счастью глаза говорили больше слов. — Если один человек завязал узел, значит другой сможет его развязать. В этом должна была быть мораль той истории. — Но крутой парень все испортил. — Именно так, — я разглядываю нашу задачу. Почему то завязанная в сложный узел веревка больше обычного похожа на змею. Она бордового цвета, должно быть это тоже что-то значит. — Мда, а я собирался предложить воспользоваться магией. — Посмотрим, — одна прядь вылезает из намертво прихваченной шпильками прически, и я раздраженно заправляю ее за ухо. Мои волосы — это какое-то проклятие. — Ты был скаутом? — Нет, тетка старалась лишний раз не выпускать меня из дома. Вдруг я выкину что-нибудь необъяснимое, — Гарри хмурится и осторожно переворачивает узел. — Надо не забыть послать ей открытку на день рождение. Как там кстати Свадьба Века? — Лавандово, — я хмыкаю и поясняю. — Сегодня мы примеряли платья. Совесть требует рассказать о Малфое, но я колеблюсь, кто знает, к чему приведет упоминание черта. Пауза затягивается. Гарри вопросительно смотрит на меня. В зал входят мужчина и женщина. Они не молоды, но выглядят очень элегантно. Нас они едва замечают и располагаются на другом конце комнаты, тем не менее мы ближе сдвигаем головы. — Пойдешь со мной на свадьбу? Об этом я хочу его спросить почти два месяца, и вот спрашиваю без подготовки, без подгадывания подходящего момента. — Да. Свадьба — это не тот момент, который приятно переживать в одиночку. В нашем возрасте и в наше время странно встречаться три месяца и до сих пор не переспать, день за днем торчать в зоне неопределенности. Почему то я не беспокоюсь и не напрягаюсь. Главное, что мне не нужно притворяться. Я дорожу этим ощущением. Дорожу тем, что рядом друг с другом мы можем быть такими, какими есть. А люди, даже близкие, задают вопросы, хотят объяснений, нервничают, когда что-то выбивается из привычного порядка вещей, поднимают суету. И я боюсь, что эта суета отдалит нас друг от друга. — Мои родственники не дадут тебе ни минуты покоя. Они очень любопытные. — Справимся, — он вертит узел в руках, — думаешь, стоит потянуть за этот конец? — Нет, узел только сильнее затянется, — закусив губу, я осторожно ощупываю веревку. Спустя два часа мы едем ко мне домой на такси. Узел развязан, и как то само собой получилось, что мы решили не заканчивать вечер вежливым прощанием у моей двери. Мне не приходится маскировать желание всякими неумелыми обертками вроде предложения выпить кофе. Какой кофе в одиннадцатом часу? И оттого, что все складывается само собой, я чувствую себя еще счастливее. Но когда я выбираюсь из машины, серебристый бентли, припаркованный у обочины, оживает и мигает мне фарами. *** Малфой усаживается на диван и вытягивает ноги. Не без борьбы отказывает себе в удовольствии прокомментировать наше с Гарри свидание и переходит прямо к делу: — Со мной вступила в контакт некая потенциально враждебная магическая сила. — Напиши заявление в аврорат и мы проведем проверку, — Гарри прислонился к косяку кухонной двери, кресло он уступил мне. — Не делай вид, будто не знаешь, как долго лежат эти заявления и насколько тщательно проводятся проверки. — Зависит от степени опасности. В твоем случае кто-нибудь пострадал? — Можно сказать и так. Грейнджер лучше изложит тебе суть проблемы, — Малфой щурится, довольный, что перевел стрелки на меня. — Сегодня мы были в Брисбен Хаусе. Это небольшой старинный особняк в пятидесяти милях к югу от Лондона. Он окружен большим парком. Девять месяцев назад там бесследно исчез человек. Владелица особняка считает, что его забрало проклятие. — Люди исчезают и без вмешательства магии. — Мы проверим все версии, — заявляет Малфой. Гарри смотрит на меня, без осуждения, но с грустью. И я понимаю, что совершила ошибку, не рассказав ему все сразу. Ошибку не фатальную, но заруинившую сегодняшний вечер. — С чем именно ты столкнулся в парке? — спрашиваю я белобрысого. Человек — пропал, а это серьезнее наших разборок. — Трудно объяснить, — лоб морщится, а глаза смотрят куда то мимо меня. — Я чувствовал, как нечто изучает меня. Оно не вело себя враждебно, скорее даже… сочувственно, — Малфой потирает подбородок, выбранное слово, ставит его в тупик. Спустя секунду другую он продолжает. — Я бы сказал, что оно искало, кого бы утешить и думало, что я — подходящая кандидатура до тех пор, пока не заглянула в мою темную душу, — свою речь он заканчивает фирменной усмешкой, будто это не таинственная сила сочла его недостойным своего внимания, а наоборот. — Где конкретно ты ощутил зов? — я опускаю взгляд на свои руки, сцепленные в замок на коленях. — Рядом с чашкой-колодцем, впрочем зов шел не из под земли, а буквально отовсюду. — Были ли другие исчезновения? — Гарри вскидывает голову и ослабляет узел галстука. — Были. Элеонора обещала составить для меня список всех странных происшествий связанных с Брисбен Хаусом. Элеонора — хозяйка имения. Так же Грейнджер может воззвать к великому магловскому омуту памяти. — Поискать в Интернете, — поясняю я в ответ на недоуменный взгляд Гарри. — Хорошо, — рассеянно произносит он. — Всю найденную информацию вы передадите мне. Я поговорю с начальницей Отдела проверок, она поставит Брисбен Хаус в приоритетный список, но придется подождать несколько дней. В течение этого времени никто не должен шататься по этому парку. Думаю, Малфой сможет договориться с хозяйкой. Вас я тоже прошу туда не ходить. — Хотелось бы убедиться, что министерские сработают как надо. Мужчины смотрят друг на друга, под внешним спокойствием все еще идет «холодная война». — Вы сможете присутствовать при проверке. Я тоже там буду. И если Гарри держится официально-нейтрального тона, то Малфой не утруждает себя формальной вежливостью, предпочитая смесь иронии и пренебрежения. — Отлично, теперь я вижу, что аврорат заботится о безопасности простых британцев и могу со спокойной душой отправляться на поиски развлечений. Не люблю, знаете ли, проводить ночи в одиночестве. Выпроводив Майфоя, я задерживаюсь в прихожей. Прижимаю к лицу ладони, мне кажется, что щеки горят от стыда. Но руки у меня горячие и прикосновение не помогает. Я возвращаюсь в гостиную, так и не спрятав чувство вины. Гарри все еще стоит у кухонной двери. — Прости, я должна была рассказать тебе о Брисбен Хаусе. — Никто никому ничего не должен, — устало отвечает он. — Ты не должен помогать нам, если это может тебе навредить. — Подозрительные исчезновения нужно расследовать. Но да, меня можно обвинить в личной заинтересованности и пристрастности, — он обнимает меня. И я понимаю, что в примирении нет нужды, мы не ссорились.