спасение

      Слёзы на глазах Ибо оказываются неожиданным для Сяо Чжаня, он глядит на него, изумлённо, затем Ван Ибо приближается к нему и развязывает верёвки. Сяо Чжань чувствует, что, если поднимается, то точно упадёт. Он ожидал, что в нём вновь загорятся ненависть и неприязнь к Ибо, однако, никаких чувств не было.       А вовсе наоборот, ему сталось легче.       Неожиданное понимание ситуации заставляет Сяо Чжаня дёрнуться и грубо ударить руку Ибо, который хотел поднять пленника на руки и помочь поухаживать за собой. — Не трогай, — шипит мужчина и, собравшись с силами поднимается.       Кожа на бёдрах горит, она красная от полос.       Ибо лишь глядит на неуверенные шаги Сяо Чжаня и вытирает вдруг нахлынувшие слёзы. Он оставляет мазь для ран на столе и складывает в ящик то, что было использовано на Сяо Чжане, затем уходит, закрывая за собой дверь.       Сяо Чжань берёт в руки мазь и садится на кровать, чтобы нанести её на кожу. Взгляд падает на руку, где находится первый и последний след от шприца, тогда он превысил дозу и чуть было не умер, однако знакомые, с кем он делил наркотики, вкололи ему адреналин и вытащили из того света. — Лучше бы тогда и сдох, — шипит Сяо Чжань.       На глазах появляются слёзы, он ногтями царапает руку, скребёт кожу до крови и кричит в ужасающей ненависти к себе и ко всем событиям, что с ним происходят. Призраки прошлого преследуют его и по сей день. Призраки бывших друзей, отвернувшихся от него до сих пор тычут на него пальцами и осуждают за злостное деяние, которого он не совершал. — Нелюбимый и презираемый, разве кто-то нуждается в тебе? — противный, скрипучий голос обвинителя доходит до него.       Сяо Чжань кричит от паники и тонет в собственных неудачах. Никто ему не верил тогда, никто не поверит и сейчас. Те, кто подставили его, находятся на вершине, на которой должен стоять он. Они смеются над ним.       Растоптанный и униженный, он не мог встать и идти дальше. — Сяо Чжань!       Из кошмарных видений его выводит голос. Перед ним взволнованное лицо Ван Ибо, что крепко держит его за плечи. Сяо Чжань тянется руками для спасительных объятий и прижимает парня к себе. Внутри всё горит от бессильной ненависти и злобы. — Я ненавижу себя. Я не сделал ничего плохого, я не хотел. Почему я…       Бессвязный шёпот кажется отчаянной молитвой, и Ибо сжимает зубы от злости к себе. В этот раз Сяо Чжань, наконец, сможет улыбаться. И времени у них предостаточно.

***

      Ибо знает всё о Сяо Чжане и готов ради него на многое. Он не раз марал руки, замарать ещё раз не трудно. — Чжань-гэ это знать не обязательно, всему своё время, — говорит Ибо. — Шисюн, пожалуйста, выйди. И спасибо за такую чудесную поимку.       За Ибо стоит мужчина с сигаретой во рту и кивает. Он выходит за дверь, ожидая, когда Ибо закончит. — Я… Пощадите!       Слышится Ибо, чужой голос визжит, словно у свиньи, и он хмурится от неприятных звуков, глядя на мужчину, склонившегося у его ног. — Когда ты опускал Сяо Чжаня на дно, ты не щадил его. Ты, кусок дерьма, — у Ибо дрожат руки от желания убивать, но он хочет продлить этот момент настолько, насколько возможно. — Из-за тебя он не улыбается, из-за тебя он плачет. Ты заслужил самых худших, самых жестоких страданий.       Ван Ибо смотрит на клетку с его любимыми собаками. — Это пакистанские бульдоги, страшные, сильные, проще говоря, прирождённые охотники. И сейчас они очень голодны.       Человек, больше похожий на свинью с излишком жира на боку и неповоротливым телом, кланяется ему в ноги и безудержно рыдает, он не может и слова вымолвить от парализовавшего страха. Его мучитель слишком жестокий, пугающий и настолько же бездушный. Словно перед ним сам Дьявол, или может даже страшнее.       Ван Ибо тянет мужчину за ногу, волоча по земле, и открывает клетку. — Сидеть, — говорит Ибо, и псы, признавая в человеке их хозяина, послушно садятся. Клетка большая, примерно десять на десять, она хорошо ухожена и вымыта, не трудно заметить, что за ней очень хорошо присматривают. Ибо оставляет человека наедине с собаками, затем запирает дверь. Он видит, как у собак течёт слюна от вида беззащитной жертвы. Он делает жест рукой, и собаки бросаются.       Крики мольбы помочь лишь распаляют желание поглядеть на жестокое представление. Собаки рвут кожу, с мясом выдирают части тела и упиваются добычей. Ибо выходит из помещения, когда человек уже почти не дышит и истекает в собственной крови. Весь пол заляпан красным, словно кровавое море. Из грязного, маленького рта чинуши выходят последние вздохи, окровавленные глазницы глядят на Ибо, они угасают и становятся вовсе стеклянным. Под ярким светом ламп тело изгрызенного человека выглядит действительно пугающе. Собаки грызут кожу с чавканьем и, наевшись, лишь кружат около жертвы. — Шисюн, — устало шепчет Ибо и закуривает сигарету. — Спасибо. — Не волнуйся. Ты мне как младший брат, знаешь же, что за тебя горы сверну. И за Чжань-гэ… тоже.       Ибо лишь улыбается словам. Вернуть детство уже нельзя, он был бы не прочь сделать это, чтобы попробовать сберечь Сяо Чжаня.       Он идёт обратно, где собаки, уже нарадовавшись угощению, лежат на полу поодаль добычи. Ибо открывает клетку и глядит на их окровавленные морды и лапы. Пока он занят их мытьём в специальной ванне в углу, подчинённые уносят тело и грузят в мешок, затем увозят в назначенное место. — Правосудие, наконец, свершится. Только не благодари! Зубы сводит от твоих добрых слов, — его шисюн высокий, крайне улыбчивый человек, он лишь зажимает салфеткой нос. Будучи чистюлей, он терпеть не мог запаха крови.       Ибо улыбается и гладит собак, прижимая их к себе. — Есть ещё люди, замешанные в подставе Чжань-гэ, но у меня есть план. Их время ещё придёт. Совсем скоро…       После всего он едет обратно к своему дорогому Сяо Чжаню, который привязан к кровати. Обнаружив его в таком состоянии, сердце Ибо сжимается, болит, а сам он, кажется, перестаёт дышать от вида бледного и усталого лица. — Пытался утопиться, сопротивлялся, нам пришлось его привязать, — подчинённый склоняет голову, боясь немилости Ибо, но тот лишь делает жест рукой, и он поскорее стремится покинуть комнату. — Чжань-гэ…       Сяо Чжань открывает глаза, глядя на потолок, затем на лицо Ибо, склонившегося над ним. — Ты… пришёл снова. Я хочу… снова чувствовать себя… нужным, — Сяо Чжань шепчет эти слова хриплым и низким голосом. — Я хочу быть живым. — Я помогу тебе, веришь? — Ибо дрожащей рукой касается утончённого, но бледного, словно у мертвеца, лица. — Верю.