спасение

      Ибо холодный, думает Сяо Чжань, когда чужая ладонь хватает его за шею и притягивает для поцелуя. Он весь холодный и пахнет снегом и сыростью. — Как тебе подарок? — Ибо улыбается, а в его глазах рождается тот самый детский восторг, который появляется, когда ребёнок сделал что-то правильно и требует похвалу. — Он прекрасен, — Сяо Чжань смущается и улыбается в ответ. — На улице снег? Должно быть, там красиво. — Говорит он. — Холодно, я замёрз, — говорит лишь Ибо и прижимается ближе. — Чжань-гэ… я буду пропадать, но обещаю, что ненадолго.       Сяо Чжань хмурится. — Куда пропадать? Ты же не задумал что-то опасное? — мужчина глядит на Ибо. — Не задумал, просто… появилось дело.       Сяо Чжаню не нравятся его слова, только сейчас всё начало складываться хорошо, скоро Новый Год, который хочется встретить с ним. А после того, как Ибо уходит, у него появляются страшные мысли, что в один день он просто не вернётся. Или же на нём вновь появятся раны. Если Ибо вновь исчезнет, что будет дальше? Страх сковывает каждый раз с хлопком двери и угнетающей тишиной и одиночеством без Бо-ди. — Пожалуйста, не заставляй меня волноваться, если с тобой что-то случится, то я не переживу, погибну без тебя.       Искренние слова Чжань-гэ распаляют в Ибо обожание и любовь к этому человеку. Эти слова говорят о том, насколько он важен, насколько сильно Сяо Чжань ждёт его. Ибо сдерживает рвущийся смех и улыбку, ведь это было бы неправильно — засмеяться на эти слова. — Я не заставлю тебя волноваться. Я буду возвращаться к тебе всегда, Чжань-гэ, всегда. — Не обмани.       Сяо Чжань целует прохладные губы, Ибо над ним начинает согреваться. Рукой он дотрагивается до серёжки на его правом ухе и гладит маленький и блестящий бриллиант. — Чего бы ты хотел? Гэгэ, — говорит Ибо мягко и кладёт голову на тёплую грудь, где слышится биение сердца.       Сяо Чжань гладит рукой мягкие волосы и задумывается.       Чего он хотел?       Его стремлениями были разгадывать загадки, помогать полиции в поисках людей, самому браться за дела и раскрывать их, ведь он не зря создал собственную контору. Он не раз помогал людям, успешно заканчивал дела и, казалось бы, ему больше ничего не нужно было. После обвинения в нём поселилось разрушающее разочарование в мире, но оно растворялось в нежности к Бо-ди, который вернулся, словно восстал из мёртвых. Был реален и осязаем. — Кажется, у меня стокгольмский синдром, ха-ха, — Сяо Чжань нервно смеётся. — Возможно, но ты же любишь меня искренне, верно? — голос у Ибо смягчается, их пальцы переплетаются. — Да, — выдыхает Сяо Чжань.       Ван Ибо заставляет чувствовать слабость, будто наркотик с быстрым привыканием. Сяо Чжань ловит себя на мысли, что не хочет отпускать Ибо, и он лишь крепче прижимает его к себе, зарываясь носом в волосы. Приятный запах шампуня дурманит, это запах его Ибо — любимого и единственного. — Зеркало. Принеси мне зеркало. Хочу посмотреть на себя, — говорит Сяо Чжань после недолгих размышлений. — Тебе принесут его завтра, а сейчас давай спать, — Ибо чувствует себя невероятно хорошо. Он согрелся, и его разморило. Он громко зевает, не отпускает мягкую и худую руку и закрывает глаза.       Сяо Чжань рядом с ним засыпает сразу же.              Когда Бо-ди уже нет в постели, перед Сяо Чжанем оказывается зеркало. Оно на ножках, длинное и узкое, компактное, чтобы суметь увидеть себя через него во весь рост. — Что же с тобой? — Сяо Чжань глядит на собственное отражение.       Лицо бледное, худое и осунувшееся. Лицо одурманенного наркомана. Сяо Чжань сжимает руки, и разбивает зеркало с отчаянным криком. — Худший! — кричит он во весь голос.       Кулак кровоточит и тут же начинает болеть. Стоявший поодаль мужчина мигом реагирует и оттаскивает вмиг разбушевавшегося мужчину от осколков. — Ненавижу! Ненавижу!       Сяо Чжань не хочет видеть себя — таких ослабленным и ужасным. Он сжимает руки в кулак, не ощущая ни крови, ни боли. Внутри горит огнём из-за ненависти к себе и к собственной слабости. — Я не буду слабым. Чтобы защитить Ибо, мне нужно стать сильнее, — шепчет Сяо Чжань, глядя на кровь на крупных осколках на полу.       Сяо Чжань ненавидит себя за слабость к наркотикам, а с тех пор, как появился Бо-ди, ненависть к самому себе становится почти невыносимой. Но что же он может сделать в этих четырёх стенах? Что же ему нужно делать? Ждать истечения ста дней? Но что потом?       Он вспоминает разговор, который подслушал, притворившись спящим. — Одним за одним, я буду избавляться от каждого, чтобы никто не смел обидеть гэ вновь. Его сон должен оставаться таким же безмятежным. Только так я буду видеть его улыбку.       Сяо Чжань хмурится. Ибо слишком безрассудно пытается отомстить за него, разве от этого не станет лишь хуже? Ведь от него избавились так просто и за короткий срок. Ничто не помешало избавиться от того, кто знает слишком много. Его могли убить сразу, закопать, выбросить или ещё что похуже. Но он жив.       Что-то не так. Сяо Чжань смотрит на перебинтованную руку и на громилу рядом с ним, стоящего с непроницаемым лицом. За дверью слышатся выстрелы, от этих звуков кровь стынет в жилах, и в дверь вламываются люди. Они вооружены и избавляются от громилы, застрелив. Сяо Чжань сдерживает испуганный крик и глядит на бездыханное тело, затем переводит взгляд на вошедших мужчин.       Его ударяют так, что он тут же падает на кровать в бессознании.

***

      Кан Ин Су не раз пользовался своей хитростью и связями для того, чтобы распространять свои порядки на чужих территориях, так, он поглотил маленьких рыбёшек и смог расширить своё влияние. Он сотрудничал с итальянцами, русскими и держался за них, как за отличную страховку, ведь прекрасно знал, что хотят его союзники. Если бы оставшиеся семьи объединились бы, то это не произвело бы ничего, кроме огромных жертв, а также вовлечение чужих в проблемы. Началась бы самая настоящая война.       Но Ибо удалось приструнить зажравшегося Кан Ин Су, довольствовавшегося своей властью. Во многом благодаря этому он смог подняться и начать вести собственные дела. Так, ему принадлежали арены, концертные площадки, на которых каждый день проводятся многочисленные мероприятия, оттуда идёт много денег, а свои люди из партии давали ему держаться на плаву. Впрочем, и перед его возвращением дядя Чу и верные люди отца подготовили почву. Понадобилось лишь время, чтобы Ван Ибо утвердился в новом месте. — Считаешь, что можешь многое себе позволить? — Кан Ин Су смеётся и осушает стакан с коньяком. — Кто бы говорил, — Ибо достаёт из кармана наркотики и небрежно бросает их к ногам Кан Ин Су. — Эта дурь твоя. — Моя, — кивает мужчина. — Высшего сорта, свежая, сам пробовал. — На моей земле такой хернёй не занимаются, — Ибо уже надоедает обмениваться с ним словами, одно присутствие ублюдка Кана заставляет ненавидеть его. Если бы Ибо мог, он бы его уже давно прикончил. — Мой человек всего лишь ошибся, прошу господина Вана простить мою оплошность, — небрежность в голосе не была даже прикрыта, заставляя Ибо злиться лишь сильнее. Кан Ин Су улыбается, глядя на напряжённое лицо Ибо.       Впрочем, Ибо прекрасно знал, почему удостаивался подобного отношения. Более того — сам стал причиной этого, когда собственноручно избавился от десятка его людей в прошлом году. И от его отца два года назад.       Чтобы быть ваше всех нужно идти через жертвы и не жалеть собственных сил. Чтобы отомстить за семью, нужно терпение и время. Ибо копил свою ненависть, чтобы однажды выплеснуть её, чтобы души мёртвых упокоились с миром. Он готов нести это тяжкое бремя ради тех, кого хочет защитить.       Кто сказал, что после мести становится лишь хуже? Ибо, глядя на мёртвого человека, который погубил его семью, и что стоял за всем этим, чувствовал лишь радость. Тогда он мог действительно назвать себя счастливым. Впрочем, мало кто знал, что Ибо стал причиной смерти великого и бесстрашного Кан Тхуана. Зверя удалось уничтожить. Кан Ин Су прекрасно знал, кто убийца и не раз солил Ван Ибо, но мстить не торопился. Он не глуп, чтобы в открытую враждовать с Ибо, ведь у него тоже есть свои козыри в рукаве. Один неверный шаг мог стоить жизни. — Ладно! Ибо, не будь таким мрачным. Я отзову людей, только не злись, давай же выпьем за наше дальнейшее сотрудничество, — Кан Ин Су вновь улыбается одной из раздражающих улыбок.       Он лишь глядит на стакан коньяка. — Если от тебя снова будет такая «оплошность», то я не пожалею пары тройки пуль в твою голову. — Понял, — Кан Ин Су кивает и машет уходящему Ибо. — Сука, — плюёт он в закрытую дверь. — Моя месть тоже будет сладка.