Соси прощение

Сон был странный. Вернее, даже не сон, а какие-то дозированные воспоминания. Жизнь шлюхи не казалась Еве невыносимой, но тот период определенно не был времяпровождением, о котором хотелось бы вспоминать ночью. Ева проснулся от собственного крика. Сел на постели, судорожно моргая, пытаясь прогнать картинки, которое будто диафильм сменяли одна другую, но они только быстрее и быстрее мелькали перед глазами. Каждый раз, когда он на доли секунды прикрывал веки… Он взглянул на часы и обреченно застонал. 23:57. Прошло только полтора часа с того момента, как он лег в кровать, мечтая о здоровом и глубоком сне, а на самом деле всё это время он плавал на поверхности, как сраное нефтяное пятно или другая ебаная субстанция! Ева сжал зубы от злости и встал на ноги. Он мог бы подумать, что бордель снится ему, потому что он скучает, но, блять, было бы по чему скучать! Налив себе воды в стакан, он вскарабкался на стул и уставился взглядом в мраморную столешницу. Потом, правда, поднял глаза, с ненавистью осматривая каждый квадратный сантиметр своей безжизненной кухни. — Какой же ты идиот, — выдохнул он, прикрывая опухшие от усталости глаза. Картинки снова замелькали. Он вспомнил первое знакомство с Родионом. Видел его будто наяву. Красивого, статного, властного, острого на язык. Еще не седого, но уже интересного. С возрастом он становился все импозантнее… За его спиной маячил Никки. Ева, тогда еще Женя, мальчишка, которому едва ли исполнилось восемнадцать, искренне восхитился этой красивой элитной шлюхой. Ник в тот вечер работал, зашел к Шувалову по каким-то вопросам, а, увидев новенького, тут же встал за кресло Родиона, не вмешиваясь в разговор, но и постоянно напоминая о себе. Жене было трудно сконцентрироваться на условиях работы, проценте, табу, потому что он все время поглядывал на Никки. Его заинтересовал его яркий макияж, завитые локонами волосы, накидка из крашенных перьев, надетая на голое тело, кожаные облегающие брючки. Запах его дорогих духов заполнил кабинет, и Ева невольно принюхивался, вдыхая воздух глубже, желая прочувствовать, понять… При второй встрече он с Никки поссорился. — …Я говорю слишком дерзко? А как я должен говорить? Рыдать, забившись в угол? Или, может быть, танцуя на пилоне в угоду мужикам и тебе, членоносец, в том числе? — ядовито цедил парень, глядя Жене в глаза. — Хватит ныть, пацан. Закончи эту драму и вытри сопли. Все эти пиздострадания красивы только в фильмах. Проституция — это не билет в один конец… Ева крепко зажмурился. В тот день он был как никогда красив, но что с ним стало потом, после болезни… Ева вспомнил, каким Никки был в кабинете Шувалова после осмотра Лизы. Может, если бы он тогда не бросил терапию… Да, он был ужасен. От него чертовски сильно хотелось отвернуться. Сквозь тонкую, будто пергаментную кожу просвечивались синие венки, выделялась каждая косточка… С каждым вздохом маска равнодушия медленно, будто воск под нещадным пламенем, сползала все сильнее. Казалось, что в нем самом было что-то от догорающей свечи. Еще достаточно яркой, но ты смотришь на нее и считаешь секунды, пока она затухнет. Ева улыбнулся. Теперь Ник в порядке, под крылышком любящего человека, который уж наверняка об их общей беде знал все. Теперь, когда все узнали, что Шувалов уже давно помешан на своей лучшей шлюхе, Ева вдруг осознал, сколько раз он упускал очевидное. То, как сильно Родион ревновал. Страшно представить, как вообще можно выдержать столько лет и не прибить любимого, который не только трахается с мужиками за деньги, но еще и часть этих денег тебе отдает… Ева вспомнил один момент, который произошел не так давно. Они втроем обсуждали что-то в кабинете Шувалова. Никки сидел на кожаном диване, поджав под себя ноги, закутанный в плед по самую макушку. Бледный, изможденный, он держал в руках тарелку салата, но было заметно, что еда все еще не вызывала у него аппетита. — …Если я буду продолжать лечение, я же не заразен, правильно? — размышлял он, уныло накалывая помидорки черри на вилку. — Так почему я не смогу работать? Шувалов скрипнул зубами. Ева, кажется, этот скрип не забудет уже никогда. — Ты хочешь работать? Как долго? — холодным деловым тоном спросил Родион.  — Столько, сколько буду востребован. Вопрос вырвался у Евы непроизвольно. Его действительно это интересовало: — А ты еще востребован? Ник зыркнул на него разозленно, как человек, ревностно относящийся к своей красоте, но все равно как-то вяло, будто на прямой взгляд у него уже не оставалось сил. — О, мой страдальческий образ просто с ума сводит некоторых извращенцев, — процедил Никки, искривляя губы в улыбке. — Ну хватит! — рявкнул Шувалов, стукнув кулаком по столу. — Ты никогда больше не будешь работать, ты меня понял?!. Ева снова зажмурился и замотал головой, пытаясь вытравить из себя это гадкое затравленное чувство вины. Он не считал себя плохим человеком, но сейчас, оглядываясь назад, понимал, что ему доставляло удовольствие созерцать все это. Он не принимал участие, но и не прекращал страдания других. Он мог бы, но не стал. Никки был тем самым попугайчиком Кешей, запертым в клетку, а обстоятельства — неразумным жестоким ребенком, хватающим беспомощную птицу за хвост. О да, Еве нравилось наблюдать. И за изменениями Димы тоже, за его грехопадением. И за моральным разложением Натали, которая подсаживалась на все более сильные наркотики… Ева не считал себя плохим человеком, но был им. И продолжает им быть. Он едва ли дождался утра. Что-то светлое и хорошее пробивало в нем дорогу, и он сам не знал, выживет ли этот плод или умрет в процессе. Когда рассвело, он принял душ, почистил зубы, выпил две чашки кофе и наконец-то вызвал такси. Дорога до клуба заняла всего пятнадцать минут — утро было настолько раннее, что город еще не проснулся и машина неслась без остановки. Ева приветливо улыбнулся охране и вошел в здание. — Привет, — махнул рукой бармен. — Мы закрылись, я типа как собираюсь домой, но тебе могу налить стаканчик. — Нет, спасибо, — бросил парень, осматриваясь. На большом экране как раз крутили его ролик. — Ищу Никки. — Никки? — Ярик удивленно вскинул утыканную пирсингом бровь. — Он не приходит уже давно. Ну, вернее, если он и появляется в клубе, то только с шефом. Живут же вместе… — Правда? — Ева решил прикинуться дурачком, чтобы узнать больше. Наверное, впервые за все время он выпытывал сплетни с благой целью. — Давно? — Да ну так уже месяц как типа, — кивнул парень, протирая столешницу. — Честно, не знаю, как у них там всё. Родион, поговаривают, с Игорем хотят полностью в легал перейти. Им и раньше-то торговля наркотой не нравилась, а теперь вообще мрак. Ева поджал губы и кивнул. Ладно, с этим понятно. Никки он не увидит, не ехать же к Шувалову домой!.. Он улыбнулся и окинул взглядом зал. Натали под столами не валяется — уже хорошо. — Она у себя? — тихо спросил Ева, и Ярик понял его без лишних объяснений. — Ага, только ушла. Херово ей совсем. Шувалов сейчас весь своей любимкой занят, не до Натахи. Ты бы занялся подругой, а? — Займусь, — пообещал Ева, постукивая пальцами по столешнице. — Ладно, мне надо быть в студии через час. Бывай… Он уехал и весь погрузился в работу. Несмотря на бессонную ночь, активность его была на максимум. Он сам садился за камеру и сам бегал с осветительными лампами, устанавливая кадр, но к вечеру усталость взяла свое, а тут еще и дождь зарядил… Ева вышел на балкончик, чтобы передохнуть. Ребята планировали поснимать еще пару часиков, но он понимал, что выдохся. Его немного отпустила тревога за Никки, Натали он тоже пообещал себе вытянуть, а Дима и так неплохо жил, так что теперь остался еще один человек, которому он был должен. И Ева был готов этот долг отплатить. Он медленно вытащил из кармана мобильный и быстро напечатал: «Забери меня».

***

Сергей Я думал, что уже никогда не увижусь с ним, и пусть я был искренне рад тому, что он покончил с этой работой, разлука больно царапала что-то внутри грудной клетки. И вот, когда я уже потерял всякую надежду и решил, что нужно двигаться дальше, экран телефона замерцал во тьме. На сборы ушло совсем немного времени, на дорогу и того меньше. Я затормозил рядом с его студией и вдруг почувствовал жгучее желание перекурить, но вне салона было слишком холодно и дождливо, а курить в моей машине мог только один человек, и этот человек отделился вдруг от густого мрака и шагнул вперед, прямо под дождь, не пытаясь ни поднять ворот, защищаясь от пронизывающего ветра, ни ускорить шаг. Ева. Он смотрел на меня с какой-то неведомой теплотой, и я невольно затаил дыхание. Хотел зачем-то выйти навстречу, но он сам сел на пассажирское и произнес: — Привет. — Привет… — Надеюсь, я тебя не отвлекаю? — он потер руки друг об друга, и я даже в полумраке разглядел, что его трясет от холода. Долго ждал? Но быть такого не может, я приехал минут через двадцать после звонка! Я выкрутил обогрев на полную и покачал головой. — Хорошо, я хотел поговорить, — вздохнул Ева, пальцами зачесывая влажные волосы. А мне снова стало стыдно за свой внешний вид. На контрасте с его пальто, модной стрижкой, красивым выбритым лицом, моя куртка с вещевого рынка, отросшие волосы и неделю не бритая морда смотрелись просто отвратно… — Понимаешь, я такой человек… Мне хотелось прервать его и попросить ничего не объяснять. Я знал о жизни Евы практически все, спасибо добрым людям, которые подняли старые папки, да и сам он мне много чего рассказал. Ну и опыта мне хватало, чтобы понять, что психика у него нарушена, что здесь нужно поговорить со специалистами, а не оправдываться перед водилой, но я не прервал его. Молча завел двигатель и вырулил на дорогу. — Так вот, я не очень много эмоций могу испытывать. Думал даже, что это какой-то Аспергер, но потом почитал… В детстве ведь такого не было. До смерти родителей я был нормальным. Вместо того, чтобы скептически приподнять бровь, я только улыбнулся. Его размышления казались мне забавными. Нормальный? Что вообще это такое «нормальный»? — И у меня мало друзей. Вернее, вообще нет. Не было. Мне казалось, что и одному неплохо. Но теперь я понимаю, что делал много зла. Хочу извиниться… А куда мы кстати едем? — Ко мне, — ответил я, мельком взглянув на несколько удивленного парня. — Ты замерз. Ева нервно улыбнулся и продолжил: — Я больше не работаю на Шувалова, но не хотел бы прекращать общение с тобой. Понимаешь? Я видел, что говорить ему тяжело, что он с трудом подбирает слова, но не знал, как помочь. Хотя и мне тоже было порой сложно показывать чувства, я взял его ледяную ладонь в свою и чуть сжал, не отрывая взгляда от дороги. — Я тоже не хочу тебя терять, — произнес я и боковым зрением уловил его улыбку. До самой квартиры мы больше не разговаривали. Я видел, что он продрог, что пальцы его подрагивали, но он по-прежнему держал спину ровно и не жаловался… — Чистое полотенце в ванной, — я легонько коснулся его поясницы, подталкивая к двери, и будто даже через ткань рубашки почувствовал дрожь. В квартире было достаточно прохладно и немного сыро, и я на самом деле чувствовал себя немного глупо, когда переключал климат-контроль с комфортных для меня восемнадцати градусов до двадцати четырех, когда доставал из шкафа теплый пушистый плед, когда наскоро готовил горячие тосты с расплавленным сыром, салями и помидорками. Для полноты картины не хватало только двух кружек какао… Вот уж точно «два содомита ночью в грозу»… Блять, да я даже жене не устраивал такую романтику, а уж зона и вовсе вытравила из меня всю нежность. Мне хотелось трусливо выкинуть тосты, спрятать плед под кровать и придерживаться того вызубренного образа трафаретного Доминанта. Да и лучший способ согреть его — это стопка водки и горячий секс-марафон. Уверен, он бы оценил. Но я не успел исправить ситуацию, потому что Ева вышел из ванной и замер в дверях, глядя на меня таким ошарашенным взглядом, будто я не тарелки с тостами держу, а гранату с выдернутой чекой. Я окинул его быстрым сканирующим взглядом, получая собственническое удовлетворение от того факта, что он, вместо того, чтобы просто повязать полотенце на бедрах, решил закутаться в мой халат. Блять, на самом деле, где-то в глубине души черти хохотали надо мной, нашептывая, что, если бы такое позволила себе любая шлюха, которая когда-либо переступала порог моей квартиры, я бы взбесился, но когда это сделал он… Не успел об этом подумать всерьез, вернее, даже и не пытался. Кивнул на кровать, и Ева тут же нырнул под плед и накинутое поверх одеяло. Посмотрел на меня вопросительно, когда я протянул ему тарелки с тостами, и покорно держал их, наблюдая, как я раздеваюсь до нижнего белья и тоже забираюсь под одеяло. — Это… что? — глухо поинтересовался он, когда я ко всему прочему еще и выключил пультом свет, вместо него врубая уютную подсветку под самым потолком. Потом — телевизор, разумеется, чтобы не есть в молчании и пресечь любые попытки вновь заговорить на опасные темы. — Ешь, — мягко произнес я, стараясь в его сторону даже не смотреть, и принялся переключать каналы, пока не нашел один из фильмов про Агента 007. Пирс Броснан как раз спасал какую-то роковую красотку, и вот-вот должен был начаться романтический финал. Кажется, это «И целого мира мало»… Мы разделались с тостами даже раньше, чем закончилась экшн-сцена. Ева убрал тарелку на прикроватный столик и сполз чуть ниже, укладываясь на подушку, а я… блять, наверное, стоило бы сходить в душ, кинуть наши шмотки в стиральную машинку, а еще лучше приготовить чего посущественней, но шевелиться вообще не хотелось. И дело не в усталости, нет. Я украдкой наблюдал за ним, а он будто и не замечал. Закутался в одеяло по самые глаза, смотрел на экран, будто ему действительно интересно, сможет ли Джеймс Бонд победить злодеев. Когда фильм закончился, он уже едва ли держал глаза открытыми. Я решил заняться домашними делами уже после того, как он уснет окончательно, чтобы побыть рядом подольше. Выключил телек и повернулся к нему лицом, задевая пальцами его локоть. Он вздрогнул, но не отстранился. Тоже повернулся, коснулся моей руки. Его пальцы почти успели согреться, но все еще были недостаточно теплые. Я вздохнул и, ожидая активного сопротивления, подтащил его поближе. — Что ты делаешь? — прошептал Ева, но позволил обнять себя. Я переплел ноги с его ледяными ногами и невольно вспомнил, как моя первая девушка, вечно мерзнущая особа, любила греть об меня свои конечности. Я всегда возмущался этому факту, мне было даже противно ощущать кожей ее прикосновения, будто она была не человеком, а лягушкой. Но с Евой… с ним мне почему-то не противно и не холодно, и хотелось прижаться сильнее, взять его руки в свои ладони и согреть дыханием, а потом целовать-целовать-целовать. Его вопрос остался без ответа. Я смотрел на его расслабленное лицо, подрагивающие темные ресницы, гладкие щеки и плотно сжатые губы и пытался понять, а схуяли это все? Что за цыганская магия?.. Его руки медленно теплели. Я почувствовал это, когда, не сумев сдержаться, нашел его ладонь и легонько сжал пальцами. В полумраке различил улыбку на изумительно красивых губах и позволил себе еще одну шалость. Коснулся его пальцев коротким почти целомудренным поцелуем и, прислушиваясь к выравнивающемуся дыханию, к мерному биению сердца, сам не заметил, как погрузился в сон.