***
…Вот так однажды и возникла банда «Заставим двух идиотов полюбить». Но сначала пришлось разбираться с поступлением Гена в злосчастную художку, и, ох, как же эта компашка была рада, когда всё наконец свершилось. Правда… Возникли некоторые проблемы в процессе. Нет, никто конечно не ожидал, что будет легко, и радужные сопли польются при первой же встречи, но… Эти двое, блин, возненавидели друг друга уже с первых нескольких минут! И никто, кроме близких друзей и особо замученных студентов, не считал нужным соваться в личные дела двух боссов. Да нет, вы не понимаете! Это не было каким-то порывом бесконечной любви. Ген просто хотел позлить Ишигами своим присутствием. Он сам об этом сказал. А наш Сенку не тупой, чтобы отказываться от таких денег! Сначала это было шуткой. Однако, как только Хром вывалился и рухнул из соседней комнаты с криками а-ля: «Да! Это отличная идея!» и «Давайте сделаем это!», всё приняло куда более серьёзные и страшные обороты. Брюнет отлично знал своего «наставника», и то, как тяжело ему было в моменты сильных обострений одиночества. Тогда пьяный Сенку звонил ему среди ночи, пытаясь своим заплетающимся языком состроить связные предложения. Это выглядело забавно. Он старался говорить как можно адекватнее, вежливо прося забрать из бара. Ну, как вежливо... Если «тебе нужно срочно забрать меня отсюда, иначе не получишь зарплату» вообще можно было назвать хоть немного вежливым. Приходилось изо всех сил держать серьезный тон, пока горе-художник и неудавшийся алкоголик пытался туманным мозгом придумать адекватное объяснения своему состоянию. Сами оправдания выглядели примерно как: «Я шёл и… Потом увидел это место. Думал кафешка, нужно зайти и поесть, но вместо воды заказал алкоголь и выпил. Случайно, ага. Короче, заткнись и отвези меня домой». В такие моменты паренёк подрывался с постели ещё на первых предложениях. Да что там, если он видит звонок в четыре часа ночи и этот звонок от Сенку, то тот либо в зю-зю, либо в хлам. Тут схема одна: сон отменяем. Не задумываемся. Идём собираться. Пока в трубку что-то ворчал пьяный голос, Хром бегал по дому ища второй носок, впопыхах натягивая водолазку и, пытаясь не выронить телефон из рук. Часто приходилось долгие минуты, уже собранным, сидеть на пороге жилища, ожидая, когда Сенку закончит свои невероятные объяснения и соизволит назвать чёртов адрес. И никогда... Никогда не смея его перебить. — Ууууу... Хрооом. Взваливая на себя легкую тушку, то и дело приходилось вести с Ишигами довольно странные диалоги. — Да, Сенку? — Хрооом, ты только это... Живи хорошо? Дыши. Хочешь я тебе денег дам? Теперь у меня есть деньги, я могу отдать их тебе все. — Всё хорошо, Сенку. Никто не умирает и умирать не собирается. Ты в этот раз не пытался избить ближайшую стену, а? — Точно живой? Ааааа. Врёшь мне. Тогда легонько касались два пальца шеи, нащупывая что-то. Да, искусник часто искал... Жизнь. Пульс, если точнее. И только найдя заветное постукивание, мог спокойно заснуть.***
— Профессор Ишигами! Я рад, что вы пришли! Доброго утра, — воскликнул довольный парень, маша рукой в знак приветствия и привлекая на себя внимание половины людей, что гуляли в утреннем парке. — Асагири, уймитесь, пока я прошу по-хорошему, — Сенку подошёл вплотную к разноцветной макушке, и только лишь теперь мог увидеть, что вид у этого новичка на самом деле… Не очень. — Сколько дней вы не спали? Три… Нет. Четыре дня. Четыре дня без сна могут плачевно сказаться на вашей продуктивности. — Друг мой, вы и сами знаете, что мы тут не для того, чтобы мои синяки под глазами рассматривать, — как-то резко посерьёзнел композитор. — Объясните мне пару понятий, касательно компоновки цвета в этой работе, и не будем больше друг друга беспокоить. Я пойду по своим делам, а вы по своим. — Определённо, — Сенку кивнул головой и даже мысленно похвалил непутёвого новичка за такое желание. — Тогда соизвольте пройти со мной по парку до удобного места, где мы смогли бы спокойно поправить мои небольшие пробелы знаний о теории. Правда, я здесь редко бываю. Может, вы, случайно, знаете такое место? — Во-первых. Пробелы НЕ небольшие. А во-вторых, да, знаю. За мной, пожалуйста, — художник хмыкнул и направился куда-то в глубь прекрасных деревьев, а Ген… А Ген просто доверился ему. Через несколько минут они подошли к белой беседке с роялем. Оазис среди шумного и торопливого города, вот что подумал Асагири, как только увидел этот райский уголок. — Чуть дальше вообще есть обычные скамьи. Обычно я сижу на них, когда тут играют, но должен признать, что стол и стулья, которые стоят прямо здесь для учёбы, явно поудобнее будут. Присаживайтесь. Однако Асагири садится не спешил. Он осматривал инструмент. Рояль. Белый, как и сама беседка, красивый... У дизайнера явно есть вкус. Интересно, а настроен правильно? Так и потянулись пальцы к клавишам, так и хотелось нажать, проверить, сыграть… «Стоп. Стоять, музыкант. Ты не можешь просто взять и раскрыть все карты прямо сейчас. Только не подобным образом.» Композитор отдёрнул руку, как будто древесина вдруг резко начала гореть. Больше всего он боялся, что однажды не сможет сдержать это желание. Даст слабину и просто порвёт свой собственный поводок, которым привязал себя к определённым стандартам. Ведь влюблён. Влюблён в музыку, влюблён в этот инструмент, влюблён в возможность созидать. И один безумный гений недавно напомнил, почему именно Ген однажды влюбился. И почему продолжает любить даже сейчас. Он обернулся, взглянув на художника, что усердно чертил что-то в блокноте, попутно делая записи. Ох… Это будет весёлый урок. — Студент, вы там закончили домогаться до рояля? Если да, то тащите свою задницу сюда. Ха-ха! Чёртов ненормальный. Чудной, безумный смертный. Непревзойдённый Ишигами Сенку. — Скажите мне, профессор… Вы ведь не любите музыку? Так почему всё равно приходите сюда и слушаете различных зевак, что играют на инструменте? — С какой целью был задан данный вопрос? — Просто ответьте на него. Всего лишь моя просьба. Сенку очень редко мог понять, что творилось в голове этого человека. И сейчас явно был не один из тех случаев, когда понимал. Однако, всё-таки, мужчину Ишигами считал в каком-то смысле феноменом. Аномалией. Ведёт себя, то, как наивный, глупый идиот, то, как маньяк. Что интересно, в его словах, в его тоне, проскальзывает что-то… Что-то такое... Отчаянное. Убитое. Кто же ты такой, Асагири Ген? — Я по-прежнему не считаю музыку чем-то в принципе красивым. Мог бы спокойно жить и без неё. Она мне не важна и не нравится. Но как задний фон весьма неплоха. Люди же ставят на фон, например, первые попавшиеся сериалы или такого типа вещи. Вот и всё. А теперь я попрошу вас сесть. Начнём уже урок. И Ген молча сел, сделав для себя парочку выводов.***
— Вообще-то!.. Я должен заметить, что мой уровень невероятно вырос за пос… Предложение не дала закончить разворачивающаяся рядом картина, на которую Ген случайно уронил взгляд. Ласточка с подбитым крылом и кружащий вокруг пёс. Обычная дворовая собака. Тогда и Сенку, заметив затихшего прямо на середине предложения ученика, обратил внимание на сие действие. Так они стояли молча наблюдая, как несчастная птица ищет спасения. В какой-то период времени бедняга спряталась в ногах Асагири, а собака посчитала это самым подходящим моментом для нападения. Ген смотрел и думал лишь о том, что ласточка не выживет. О том, что бедное создание обречено на смерть в любом случае. Да, и это было нормально. Музыкант даже не пытался как-то спасти животное от надвигающейся угрозы в виде острых клыков хищника. С каким-то непонятным полу-рёвом, полу-рычанием дворняга кинулась вперёд. И композитор думал, что не посмеет вмешаться. Пусть так и будет. Так и должно быть. — Ген! Отгони собаку! Послышалось где-то совсем рядом, причём так неожиданно, что тело отреагировало быстрее, чем мозг смог обработать информацию. С громким «кыш» нога топнула прямо перед мордой собаки, только и успевшей в недоумении клацнуть клыками. Птица была «спасена», что ж. Впервые музыкант слышал, как Ишигами Сенку кричал. — Так… Зачем вы это сделали? — спросил Асагири, в недоумении взглянув на художника. — Она, ведь… Всё равно погибнет. И это самый обычный процесс. А сейчас мы лишь отсрочили неизбежное и не дали возможность насытиться тому, кто, возможно, долгое время голодал. — Ген. Вы не учитываете один довольно значимый фактор. Нас. — Прошу прощения?.. — Да, без нас существо бы действительно погибло на улице и с пораненным крылом, у него не было бы никаких шансов. Но самое прекрасное в этой ситуации то, что мы можем её изменить. Разве нет? — Ишигами наконец поднял на руки зашуганное создание и, как ни в чем не бывало, пошёл дальше. — Чтобы изменить судьбу целой жизни мне сейчас нужно всего-то немного поменять маршрут своего похода домой. Загляну в ветеринарную клинику. До встречи на следующем занятии. Вскоре странный художник скрылся из поля зрения, так жестоко оставив Гена наедине со своими мыслями. В ту ночь Асагири долго думал. Долго думал и пришёл к выводу, что нужно будет вернутся в парк. Во-первых, дать себе перерыв от бумажной волокиты. А во-вторых… Следующим днём, зайдя в ближайший от дома зоомагазин, музыкант вышел оттуда с пакетом корма. Дошёл парень быстро, как и расправился со своей основной целью прихода — насыпать немного зёрен и семян в кормушки, что висели на деревьях. Затем уже Ген сел на лавочку, рассыпая оставшийся птичий корм сначала в руку, а потом и на землю. Авось кто-нибудь из пернатых предпочтёт прямо с земли клевать. Кто их знает эти птичьи вкусы. Воздух был холодным, и это расслабляло. Холод — это хорошо. Не потому что он заставляет ценить тепло, нет. Асагири просто нравилось чувствовать холод, нравилось вдыхать морозный воздух. Тогда, казалось, что глубоко любимая прохлада проникает внутрь, под самую кожу, впитываясь в разум, кровь, и становится буквально частью тебя. Только лишь холоду Асагири всегда позволял пробираться до самых глубин своего сознания. Больше никто. Больше никому. Выдохнув очередной клуб пара, Ген, внезапно, заметил знакомый силуэт. Он был довольно далеко, так что музыкант мог спутать, но… Эта цветовая палитра и причёска… Ну точно он! Что тут Ишигами-то забыл в такую рань?! А сам Ишигами, собственно говоря, видимо пришёл почти с той же целью, что и композитор. Так музыкант решил, когда увидел, как его горемычный преподаватель подзывает ту самую дворнягу, с которой они оба встречались вчера. Оставив немного еды на обочине и в последний раз погладив мохнатую макушку, довольный творец направился к выходу из парка. Каким именно образом Асагири понял, что художник доволен?.. Да просто не почувствовать эту навязчивую ауру было решительно невозможно. Даже на расстоянии нескольких метров. Ген поймал себя на мысли, что даже холод не проникает так глубоко, как отпечатываются воспоминания об Ишигами Сенку. Он внезапно вспомнил этого безумца, играющего в догонялки со временем и ветром. Наверное, сумасшедший был их лучшим другом. Что за странные игры? И каким боком они успели затянуть в себя и Асагири? «Ох, только не снова, пожалуйста…» В отравленном разуме вновь зажглись мысли, что настолько болезненно ощущается только… Рождение. Рождение души. В первый раз тоже было больно.***
Рабочий чемодан был небрежно выброшен в сторону. Впервые в жизни было так насрать на этот чемодан и то, как он лежит. И на обувь тоже. Пусть летит долой куда угодно. Хоть в зеркало, хоть обратно на улицу. «Зачем вам это, Ген? Только время занимает, разве нет? Глупость, как по мне.» И вообще насрать было на всё. Уф. Как мерзко, Асагири, где ваши манеры? И правда. Где же они?.. А, их стырил один бессовестный художник, как и весь покой, сон, здравый смысл… Как и жизнь со смертью в целом. Всё утащил, зараза. Обнажил душу, оставив лишь ноющее чувство потерянности да отчаяния. Жил себе музыкант, называется, никого не трогал. Преспокойно терроризировал и раздражал других. А тут на тебе, ломанулся. Порисовать захотелось. Поучиться. Да не у абы кого, а у одного из самых известных художников Японии. Получил по заслугам, как ведётся. «Ну да, мы занимаемся музыкой. Это оставляет меня без права на слово?» Композитор плюхнулся на самое ближайшее кресло, что стояло в гостиной ближе всего ко входу. Асагири запутался. Асагири не понимает. Асагири устал. Устал ничего не понимать. «Мне вообще всегда было интересно… Что с вашими руками?..» Чертов… Ишигами. — Г.. н? Т… сег… нь… е. «Музыкант. Зачем тебе это все?» Неет… Вы неправильно поставили вопрос, профессор Ишигами. Зачем это всё ВАМ? «Да откуда я знаю?! Асагири, объясняйте нормально. Я без понятия, как это играть и даже слов таких раньше не слышал, о чем вы прекрасно осведомлены.» — Г...? В..е н…. ль…о? …н? Ужасно. Отвратительно. Какой же ты отвратительный, Ишигами Сенку. Хотелось взять и… Как в той песне пелось? «Я останусь одна-на-на-на-на. Заведу десять кошек, буду вечно пьяна»? Отлично. Подходит. Тащите кошек. Десять. Нет, постойте. Девять. Одна уже имеется. Ну почему он такой? Почему не ведётся на провокации? Не чувствует боли? Или просто идиот? Да по нему не скажешь… Что тогда? Не понимаю его логики. — Г..! …! Д… ч… …?! …! …н! Своей нездорово-бледной ладонью музыкант накрыл уставшее лицо. Да что это за шум? Почему-то казалось, что он в доме не один. Но было плевать. Берите что хотите только… Оставьте в покое. Пожалуйста. Пожалуйста… — Ха-ха-ха… — Ген! ГЕН! В лицо плеснули холодной водой. Нет, не холодной. Ледяной. Точно… Кохаку. Она же пришла к Асагири домой уже несколько дней назад. Сил хватило лишь на то, чтобы поднять тёмные, стеклянные глаза куда-то вверх. Вид девушки был напуганным. Это все эмоции, что удалось различить.***
Мимо окна пронеслась машина с сигналками. Скорая? Судя по звуку именно она. Это так прекрасно, видимо душа какого-то человека висит на волоске и за неё срочно нужно бороться. Ох… Кажется они тут за самим Асагири. Нет, вы ребята ошиблись. Единственное, что нужно Гену — это хороший сон. Дааа... Поспать? Было бы неплохо. Очень смутно и приглушённо слышались голоса где-то над ухом. Как раздражающие букашки, ей-богу. Угомонись, Кохаку, всё нормально!***
— Ну так… Давайте поспорим, профессор Ишигами. Я сдам экзамен, и сдам его на отлично. — С вашим графиком занятости, у вас нет ни единого шанса. Как же Гена нервировала эта ухмылочка. Как же часто он её видел. Хотелось эту ухмылочку стереть и у видеть на её месте лицо проигравшего. Лицо побеждённого. Лицо поверженного. Сломанного и испуганного Ишигами Сенку. Хотелось. Прямо сейчас. Безумное желание поломать драгоценную игрушку овладевало всё сильнее с каждым мгновеньем. Асагири не заметил и сам, как в один момент схватил мерзавца за чёрный, длинный галстук и резким движение потянул на себя. Однако, по лицу художника, нельзя было сказать, что действие произвело хоть сколько-нибудь такой эффект, какой должно было. Даже наоборот, можно было подумать, ситуация змейку только забавила. Черный и красный взгляд. Два оскала, две искры. Казалось, демон и смертный поспорили на душу одного из них. Казалось, они были готовы прямо на месте вцепится в глотки друг друга. — Хорошо, Асагири Ген. Давайте поспорим.***
— Босс. Зона зачищена. Голос в микрофоне был неестественно холоден. Да, он знал, таким этот голос становился только на заданиях. Мёртвым, пустым, холодным. — Зайди внутрь и перепроверь, — хотя не то чтобы его собственный голос был особо живее. — Есть. Дверь скрипнула. Тихий дом, совершенно ни звука. И лишь шаги убийцы, отдающиеся эхом от холодных стен, запачканных кровью. Так прошло несколько минут. — Компромат у меня. Но… Возникла проблема, — сидящие в прикрытии ещё несколько снайперов напряглись, как и сам Ксено. — Тут ребёнок. — Ребёнок? — Да. Немного помолчав, видимо анализируя ситуацию, контролирующий ход операции всё же спокойно выдал целостный ответ. — Хорошо. Что он делает? — У него... М-м-м, это водяной пистолет. Не пытается бежать или оказывать сопротивления. — Водяной?.. Так. Не спускай его с прицела. Одни из самых влиятельных людей из этой червивой организации обитали здесь. Как они смогли утаить рождение ребёнка? И как сумели вырастить его в принципе? — Мне убить его? — Нет. Жди там. Я сейчас приду. — Сколько до приезда полиции? — Десять минут. Нам хватит. — Займёшься сам? — ...Да.***
…И больше всего в жизни одинокий художник боялся умереть. Подрываясь ночью, резко хватая себя за шею. Бьётся. Пульсирует. Всё ещё сражается. — Сенку, всё хорошо? — сонный голос Бьякуи раздался, разгоняя тишину и страшный мрак. Вот уже несколько минут маленький Ишигами стоял в проходе наблюдая, как тот спит, и боясь помешать, нарушить сон. В итоге отец проснулся сам, и как же ребёнок тогда был благодарен за это. — Что-нибудь случилось? — Э… Нет. Нет, господин Ишигами, ничего. Я уже иду спать. Маленькие ножки уже было хотели бежать обратно в комнату, как послышался оклик и скрип кровати. Бьякуя встал, откинув одеяло. Он подошёл к сыну и присел на коленки перед напуганным маленьким существом. — Так, стоять. Сенку. Всё хорошо, слышишь? Ты можешь мне рассказать, что произошло. Помнишь, что я говорил? Тебе не обязательно переживать что-то негативное одному. Теперь не обязательно. Да можешь даже и не говорить. Просто… Дай помочь, — из-за сонного состояния у архитектора путались слова, однако даже так, он искренне хотел, чтобы малышу, пережившему нечто ужасное теперь, было максимально комфортно. Маленький Ишигами стыдливо отвёл взгляд в сторону, как будто бы боялся наказания за то, что скажет дальше. — Мне кошмары снятся. Можно я сегодня с вами посплю? Я… Я не помешаю, честно! Прост… — Сенку... Сенку, конечно можно! О боги… Мне так жаль, что я не смог бы забрать тебя раньше, — Бьякуе было больно. Больно, что с этим ребёнком, произошло нечто такое, от чего теперь он боится попросить о подобной мелочи. Но больше кошмаров в жизни маленького человечка не будет никогда. Ишигами поклялся. — Сенку, никогда не бойся меня о чем-либо просить. О чем угодно. Даже если тебе это кажется сущим пустяком. Пожалуйста. — Я… Просто доверюсь вам. — Вот и хорошо. А ещё, ты можешь называть меня так, как тебе удобно, но… Кажется, нам нужно что-то делать с этим «вы» и «господин Ишигами». Называй меня на «ты» и дело с концом. Отец улыбнулся во все свои тридцать два, а затем крепкие руки обхватили маленькое тельце в спасающих объятиях. Как будто-то бы хотели оградить и внушить, что больше ничего плохого в его жизни не произойдёт. Отныне и навсегда. — А теперь мы можем пойти и лечь, ибо нам с тобой завтра обоим рано вставать. Как ты на это смотришь? Ребёнок, заулыбавшись, явно обрадованный этой новостью, кивнул, и резво прыгнул под тёплое одеяло, нагретое тушкой отца. Возможно пора бы и поверить в то, что всё наконец кончено? Да, возможно и пора. А ещё пора закрывать глаза и в коем-то веке, с времён переезда от Ксено, поспать спокойно. — Спокойной ночи в… Тебе, Бьякуя, — слова, что так и не дошли до его ушей, оставшись тёплым следом где-то в мягкой подушке. Выключив свет и аккуратно, чтобы не задеть, мужчина тоже залез в постель. Через некоторое время, когда маленькое тело засопело рядом, палец, а, конкретно, мизинец Ишигами-старшего ухватила детская ручка. Ещё пол ночи архитектор так и не мог уснуть. Как и перевернутся на другой бок. Отлежал себе всё, что только можно было отлежать, но не нарушил покой сына. Стоило того? Однозначно.***
Ишигами стоял перед дверью чужой квартиры, будто бы смертник перед виселицей. Хотя, если бы ему предложили виселицу или это, то художник бы однозначно выбрал первое. Подрагивающими пальцами Сенку нажал на звонок. Секунда. Три. Шесть. Быстрые шаги не заставили себя долго ждать. Копошение ключа в замке. Щелчок дверной ручки. — Ишигами Сенку, я полагаю? До невозможности довольная морда показалась в дверном проеме. Это так унизительно. Однако художник никогда не жалел о своих действиях, и сейчас не собирался. — Хватит издеваться, Асагири. Не забывайте, я здесь только потому, что мне нужно понять как работают ваши мозги и… Вообще вот это вот всё. По-хозяйски отодвинув музыканта в сторону, искусник прошёл внутрь, снимая обувь и попутно осматриваясь. — Пожалуйста, проходите. Прямо по коридору будет гостиная, заверните в третью дверь справа, а там можете устраиваться за инструментом. Не стесняйтесь, берите с вазочки леденец и дожидайтесь меня. Ничего не ответив Сенку побрел туда, куда ему указали. Однако довольно скоро всё пошло не по плану, когда вместо ожидаемой комнаты с роялем, он набрел на… Студию? Вау… Нет, правда вау. Ишигами стоило отдать должное этому недо-художнику. Студия выглядела профессионально. Была напичкана всевозможными инструментами, приспособлениями, красками и… Так, а это что? Совершенно ничего не смущаясь искусник прошёл внутрь. Конкретно сейчас его интересовала одна особенная область. Возле мольберта. Куча помятых листов, порванных холстов, неудачных скетчей и даже полноценок. Кто же так просто может избавиться от полноценной работы? И таких вот примеров было невероятное множество. Сколько часов было проведено здесь? Сколько карандашей стерто о бумагу? Сколько мазолей получено? Совсем как… У самого Сенку когда-то. Взгляд зацепился за какую-то картину на подоконнике. Она выглядела единственной по-настоящему законченной здесь. И только шаловливые пальчики потянулись, дабы рассмотреть эту вещь поближе, как руку обожгло чьим-то ледяным прикосновением. Ишигами вздрогнул. — Друг мой, я гляжу, вы не туда забрели? Моя оплошность, прошу простить. Что ж, давайте пройдём на нужное место. — Ген. Чёрт вы погнанный. Как обычно в самый неподходящий момент. — Да-да. Идёмте уже. Спустя несколько метров от студии как раз и находилась злосчастная спальня. Она выглядела… Красиво. Светлые стены, покрытые пастельно-голубыми обоями, сочетающаяся мебель, бархатный бежевый ковёр под цвет занавесок. Шкаф, комод, рабочий стол и кровать. В дополнение всему этому — огромный чёрный рояль. Невероятно. Это просто невероятный инструмент. Он был не такой, как в студии. Он выглядел намного дороже и элегантнее. При этом сохраняя какую-то необъяснимую хрупкость. Да, казалось, вещь была до невозможности хрупкой. На него хотелось просто смотреть, рисовать возможно, но никак не играть. Искусник в какой-то момент подумал, что даже малейшее неправильное движение могло разрушить это искусство. Как будто инструмент был сделан из… Хрусталя. — Ишигами, вы чего застыли? Садитесь уже. Я вам даже стульчик приготовил. Ну. Вперёд, — Ген прошёл за инструмент первым, открыв крышку и собирая в стопку какие-то ноты. Он сел не за основной стул, а за соседний, всё ещё перебирая листочки. Сенку же невольно вздрогнул. Его собственная фамилия звучала довольно непривычно и громко. Он только сейчас осознал, где вообще находится и, что самое главное, кто находится здесь рядом с ним. Теперь не художник командует, это не его поле. Здесь уже Асагири будет всем заправлять. И Асагири будет диктовать правила. Непривычно… Даже как-то неправильно. Так, ладно. Сейчас бы главное не выдать своё замешательство. Усевшись непосредственно за рояль, глаза Ишигами разбежались по клавишам. Слишком. Слишком много. Нового. Непонятного. Это… Почему некоторые из них белые, а другие чёрные? Так должно быть? Он должен будет использовать из все? Это невозможно. Так, а снизу это что? Что ещё за три металлических отростка? Они нажимаются? Ишигами попробовал надавить сверху одной ногой. Да, нажимаются! Ими ему нужно будет пользоваться!? Но их же целых три! А у Сенку две ноги. Две! Или нужно будет туда руками тянуться?.. Да вроде пианисты так не делают на сцене… Как будто бы тут и так кнопок недостаточно! Так стоп, шуршание прекратилось. Ген, наконец разобравшись в бумагах и найдя нужную, раскрыв пюпитр, поставил ее перед абсолютно сконфуженным Ишигами. «Асагири, мать вашу, это ещё что?! Точки какие-то… Закорючки.» — Наконец мы можем начать наш урок. Приступим? — Все, что я здесь знаю, это знак скрипичного ключа. — Ничего, научитесь. Это одна из самых простых гамм, с неё начинают очень многие и вы не исключение, — Ха! Слышал, гребаный художник мирового уровня!? Ты не исключение! Ишигами потерянно глянул на музыканта. — То есть… Мне сейчас… Это играть? — Ну да. А что тут не понятного? — самым невинным голосом спросил Ген, сострочивший максимально непонимающую гримасу. — Чт… Асагири! Завязывайте со всем этим и учите меня играть нормально! — На самом деле, так просто начать играть нельзя, мой дорогой сердцу ученик. Даже самая простая гамма требует теории. О которой, к слову, мы сейчас и будем говорить! Прошу вас пройти за стол. Надеюсь, вы захватили ручку и листок. Искусник лишь беспомощно взвыл. — Вы издеваетесь? Стоит ли мне вообще задавать вопрос нахрена была вся эта прелюдия? — Да нет, не стоит. Вы только что сами ответили на свой вопрос. Если конрекртнее… Да. Издеваюсь. Закатив глаза художник со вздохом обреченного человека все-таки поплёлся за стол. Гену это определенно нравилось. Определенно нравилось видеть этого заносчивого, циничного, вечно высокомерного грешника таким… Покорным. Как будто ему удалось приручить самую ядовитую гадюку и сделать из неё верного фамильяра. Что ж, почувствуй себя в моей шкуре, маленькая змейка.***
— Не увидимся в аду. Последняя улыбка на фоне всепоглощающего пламени. Последняя угроза. Последние слова. Последняя боль. Последняя забава, последнее выступление подошло к концу. И как же завораживающе было видеть пламя вызова, что горит ярче и жарче, чем стены вокруг. Однозначно, сгореть стоило ради этого взгляда. Кто бы знал, что ледяные глаза умеют поджигать. Кто бы знал, что смерть может быть такой прекрасной. Смерть в его обличии. — Хах… Увидимся. Последний оскал на искалеченном лице. Финита ля комедия. Аплодисменты. Занавес! Это было хорошее выступление. Хорошая жизнь.И пусть тела их склюют фениксы.
***
— Ишигами Сенку значит… — вальяжная походка. Цокот мужских каблуков. Тонкие и, казалось, такие хрупкие руки теребили в пальцах метательный дротик. — Звучит неплохо, а? — Ишигами Рей тоже бы весьма хорошо смотрелось, не находишь? Выдавленная усмешка. А ты всё ещё хочешь его спасти? Как глупо. В нескольких сантиметрах от лица пролетела игла, едва не зацепив щеку. Рубиновые глаза прищурились.***
Все афиши кричали: «Сегодня белый лис публично открывает свою личность миру! Не пропустите! Впервые! На сцене с напарником!» — Вы уверены коллега? Уверены, что действительно хотите этого? — стоя перед занавесом в последний раз спросила длинноногая американка. — Это последний шанс передумать. — Поверьте, Лилиан, если этот придурок решил что-то сделать, то он сделает. — Кохаку. Дорогая. Мне менее обидно, от того, что ты всё чаще это повторяешь, не становится. — Иди уже. И маску не забудь. Лис. Расписанная узорами, белая морда лисицы коснулась кожи. Он знал, что может его ждать. Знал, но уже не боялся. Теперь нет. — Хей музыкант! — раздалось откуда-то из дальнего угла кулис. Два гетерохромных глаза посмотрели в сторону столь родного голоса. Сейчас он и только он был важнее всех и всего. — Дождись меня. Лис успел только легонько кивнуть в ответ. Гигантские, красные шторы раздвинулись в разные стороны и прожектора осветили на сцене лишь один, маленький силуэт. Идеальная тишина. Все ждут. Казалось, весь мир замер в ожидании. В ожидании того, что зверь явит свой лик свету, не испугавшись сгореть. — Приветствую дорогую публику!***
— Ты ведь боишься... Нет. Не того, что тебя найдут. А того, что тебя найдут они. На свет шагнула девушка в белом. Волосы те же, что и у Гена, прекрасные, цвета снега, точь-в-точь. Прикрытое лицо. Тощее телосложение, почти скелет, как и он сам. На ушах серьги в виде роз. И самое страшное... Глаза. Голубые. Смотрели прямо из под того отвратительного слепка, под названием маска. Преданные. Лисьи. Хищные. Она встала напротив застывшего музыканта. Он не мог пошевелится. Не мог бежать от ледяных прикосновений. Не мог даже закрыть глаза, наблюдая за каждым шагом своего кошмара во плоти. Пушистый хвост обвился вокруг ноги, и лилейный женский голосок пропел на ухо. — Ты ведь боишься? Всё ещё боишься. — Нет... Уже нет. Я уже не... Боюсь. Не их. Не сейчас. Столько лет прошло. Я уже взрослый человек. Они больше не получат никакого контроля. — Лжец! Знал бы ты насколько жалко выглядишь. Насколько ты… Отвратителен. Мерзко даже прикасаться к тебе. Хотя… Знаешь, продолжай. Продолжай лгать себе. Дааа... Ври. Ври дальше о том, что не боишься. О том, что тебе всё равно. И, конечно же о том, что я никогда не существовала. Так ты только больше страдаешь и мне нравится глядеть на это. Прошу… Продолжай. Она хихикнула так звонко, что этот звук резанул по слуху как металл по стеклу. — Элиза... — Что... Что Элиза? Ты сбежал, как самый настоящий трус. Шавка. Ты шавка, и это звание, — девушка стянула с лица маску. Лицо белое, фарфоровое... Кукольное. Такое притворно-идеальное. — Ты его недостоин, — скалящаяся морда дикого животного была брошена о землю и разбита вдребезги. — Кстати… Виртуозный мастер обмана? Ха-ха-ха-ха! Ну и чего же ты, мастер, тогда не можешь даже себе нормально соврать? Не можешь даже себя, жалкого неудачника, убедить в надобности своего существования? Всего лишь псина, возомнившая себя грациозным хищником. — Я... Знаю. Знаю. — Ты шёл по головам за успехом. — Я... — Не щадил никого на своём пути. — Я!.. — Топил всех конкурентов. — Знаю. — Не давая им сделать даже вдоха. — ... — Ты видел их? Тех людей, что горели ярко, как солнце. Они любили музыку больше всего на свете. Но ты... Даже им ты не дал шанса. А теперь смеешь что-то возражать мне? — Я верил в них! В их желание! Что у тех, кто одержим своим делом, хватит запала продолжать борьбу! — Один из них покончил самоубийством после того, как не смог обойти тебя. Как ты не дал своего одобрения. После болезненного напоминания, музыкант резко затих. — Всё это досталось тебе случайно. Всё это досталось тебе ложно. И мало того, из-за тебя умер действительно талантливый человек. Ты лишь пародия на то, что по идее, должно представлять из себя великую личность. Такую, как твои родители. Такую, как все те, кого они ставили тебе в пример. — Я ненавижу тебя. — Ты всегда меня ненавидел, Ген. Конечно. Ведь я напоминание о них. Их контроле. О твоём жалком побеге и не менее жалком существовании. Уверен, что тот побег был действительно необходим? Был бы ты мной... Остался бы с ними. — Что, тогда бы носил такие же как у тебя? Эти? — Асагири указал на массивную цепи, что свисали с шеи и запястий девы. — Раньше ты была мной. Твоя музыка показывала мне девушку, с темными волосами, так похожую на меня. Но с годами, с наступлением кульминации... Она убила себя. И на её место пришла... Ты. Моё мнение по этому поводу остаётся неизменным, Элиза. Это единственное, в чем я могу дать тебе отпор. И мой отпор будет вечным, даже если рухнет всё, что мне дорого и всё, что я имею. Даже если рухнет моя душа. Даже если я рухну вместе с ней. Теперь мне не страшно терять, я был в аду и ты была там вместе со мной. Был ни с чем. И ты есть олицетворение моей трусости. Поэтому больше никогда ты не получишь контроль, так и оставшись кошмаром в самых темных уголках этого разума, ставшего тебе клеткой. Пока я буду жить, эту цепь... — музыкант наконец нашёл силы отмереть. Отмереть, и даже ткнуть девушку в солнечное сплетение, где красовалось чёрное пятно. «Поводок» не видно, однако он есть. И монстр об этом прекрасно знал. — Эту цепь ты не разорвёшь никогда. Утробное рычание послышалось в ответ. — Принеси мне расческу, Ген.***
— Ишигами. Ты труп. Я застрелю тебя. — Да это же просто смешно. Сидящий на кухне творец с буквально черными кругами под глазами наливал очередную порцию кофе. Эта ночь и так была для них с Ксено довольно насыщенной. Много часов подряд пришлось работать над одним проектом, в котором требовалась помощь главного советника молодого художника, а тут ещё и этот нарисовался со своими претензиями... — Я не трогал твою еду. Нахер мне это вообще нужно? — У тебя в холодильнике не было никакой еды, кроме моей. — Кстати да, нужно сходить за продуктами, — и бровью не поведя, перебил Ишигами. — ...А я видел, как ты заходил на кухню последним. — Снайдер. Ты задрал меня. Отвали, а? — Мелкий... Так раздавался лай и шипение двух диких зверей с кухни, пока ещё два силуэта наблюдали за развернувшийся картиной, стоя в дверном проёме. Замученный бессонной ночью, никто иной, как Ксено Хьюстон Уингфилд и не менее уставший от переполоха, и, как раз уже сонный Асагири Ген собственной персоной. — Господин Унгфилд. — М-м? — Мы так стоим уже три минуты... — Мгмм. И снова молчание. Две пары черных глаз снова уставились на готовых, по-дружески конечно, разорвать другу другу глотки, лучших приятелей. Только ругань этих двоих и разбавляла тишину. Нет, не совсем корректно. Только ругань этих двоих и убивала прекрасную тишину утром, которым, по идее, нормальные люди должны крепко спать в кроватках. Но, конечно же, ведь такие слова как «нормальные» и «люди» применимы к кому угодно только не… К этим. А Ксено стоял и думал, что забавное это явление... Сон. А еще о том, что Стен напоминает овчарку, когда ругается с Ишигами. Оба: и несчастный музыкант, и задолбавшийся архитектор, сейчас больше глядели в пустоту, нежели на этих двух. — Это ведь вы съели еду Снайдера, верно? — Ага. Хьюстон зевнул, думая, что у Сенку даже на кухне из окна хороший вид. Так прошло ещё с минуту. — Ну так мы будем?.. — Оставь. Я их обоих потом застрелю. — А. Тогда хорошо. Уингфилд отхлебнул из чашки чёрную жидкость, после чего довольно уставшим голосом произнёс. — Музыкант. — Да сэр. — Идём спать? — Солидарен с вами. Может наушники? — Не откажусь.***
05:58 Тик-так. Тик-так. Тик-так. Раздражающие часы, как будто бы отсчитывали секунды до чего-то страшного. Отсрочивали что-то неизбежное. В больнице никого не было, кроме одного человека покорно ожидающего от жизни очередного плевка в лицо. Руки дрожали. Сколько времени он уже ничего не ел? Сутки? Двое? 05:59 Уже светало. Трусливо небо меняло цвет с кромешно чёрного на более дружелюбный, синий оттенок. Как забавно… Мир продолжает жить дальше, пока с каждым мгновеньем приближается неизбежное завершение чего-то для одного опустошённого художника. И продолжит жить, петь веселится… Грешить. Продолжит, даже если конец будет плохим. И это нормально. 06:00 Дверь скрипнула. Пять часов, двадцать три минуты, сорок семь секунд. Или девятнадцать тысяч, четыреста двадцать пять секунд в общем. Операция была долгой. Вышла молодая медсестра в белом халате и с красивым, но обречённым лицом. А может всё же… Надежда есть? — Гражданин Ишигами? — Да, это я. Девушка отвела взгляд и замялась. У неё с собой явно не самые хорошие новости. — Вынуждена сообщить, что пациент… Скончался. Лишь кривая, болезненная полуулыбка исказила измученное лицо. Конечно, надежды не было с самого начала. И даже тогда слез не было. Была только сухая, острая боль в районе груди. <tab06:01 Удивительно, как целый кусок жизни может разрушиться всего за одну минуту.Прощай...
***
Хорошо, а сейчас только дойди до своей комнаты. Давай. Ещё один рывок. Не смотри на то, что ты уже буквально ничего не слышишь и не чувствуешь физически. Не обращай внимания на то, как закладывает уши и умирает тело. Ещё. Немного. Давай! Рука наконец нащупала холодную ручку. Ген ввалился в комнату и, заперев за собой дверь, только смог сползти по обратной её стороне. Нет, ещё рано. Встать. Нужно. Встать. Мёртвые глаза видели лишь одну единственную цель перед собой. Окно. Заветное, открытое окно. О нет, больше он ни минуты не хотел находится в этом гнилом месте. Ни сейчас, ни раньше. Никогда. Хотелось уйти. В мир иной или просто из дома, не важно. Кое-как забравшись на раму и спрыгнув с неё, он всё же поднялся. Непослушные ноги понесли куда-то. Снег бил в лицо. Музыкант не заметил, как дошёл до парка рядом с домом. К любимому инструменту. К прелестной открытой беседке, которую сейчас завалило пушистым первым снегом. Ген не понимал, как ему хватило сил дойти? Однако насчёт «дойти», он бы уже поспорил. «А все-таки… Умирать больно» Каждый шаг давался с трудом. В один момент ноги подкосились и тело рухнуло в снег. Холодно, но температура собственного тела согревала. Глаза уже практически ничего не видели. Всё плыло. Он плавился изнутри на колючем снегу. С губ сорвалась болезненная ухмылка и хриплый звук, отдалённо напоминающий смех. Дождаться бы ночи. Пусть лишь зима, луна и звезды видят сокрушительное поражение Асагири Гена. И он её дождался. Когда зима Когда холодная зима Лишила всех меня эмоций, Я умер ровно в шесть утра. Тогда еще дремало солнце. Не выстрел был. И не ружьё. И тело то… нет, не мое. Когда жестокая зима, Топтала дух своим величием… Тогда свела меня с ума Своим прекрасным безразличием! «Ты мертв!», «Ты болен!» — Всё враньё! Чужое тело. Не мое. Когда прелестная зима, Душила, горло протыкая Я умирал тогда лежа, В холодных муках утопая. Вновь сшить хотелось бытие. Чужое тело. Не мое. За что, манящая зима? За что сия любви проклятие? Во мне давно сияет тьма. Не верю я в твои заклятия! Зиме ты верил, в свет ее… Чужое тело. Не мое. В тот снег впиталась неудача. И умер кто-то. Так легко… В ту ночь сверкали звёзды плача, Чужое тело… Не мое. Я умер. Ровно в шесть утра. Тогда еще дремало солнце. И лишь забавная луна, Будила странный смех в уродце. Я умер. Тело то - мое.***
Дом был пуст. После того инцидента Ишигами было абсолютно всё равно. На всё. Кажется, у него дрожат руки. Из-за чего в этот раз? Переутомление? Голод? Жажда? Недосып? Спать не хотелось, хотелось подохнуть. Художник внезапно осознал, что уже час сидит за холстом просто смотря на чёрную точку в центре, которую сам же и нарисовал. И то, заметил он это только потому, что глаза пересохли. Он не моргал. — Мммгх, — потерев переносицу, издал протяжный вой творец. Было плохо. Точнее никак… Или всё же плохо? Да неважно. Не было сил даже впасть в очередную истерику. Он взял кисть в руки. Острым концом хотелось просто проткнуть себя насквозь. Вот. Замах… Удар! Дрожащая рука застыла у солнечного сплетения. Творец подумал, что всё равно бы не хватило сил пробить насквозь одежду, кожу и мышцы. Рвано выдохнув и перевернув кисть, всё те же дрожащие руки окунули мягкий ворс в чёрную краску. Кончик легонько коснулся полотна и повинуясь велению хозяина провёл коротенькую полосу. Тогда Ишигами Сенку снесло крышу. Мазок. Ещё и ещё один. Бешено уродуя холст краской, он творил. Творил искусство калеки, искусство раненного, как сам это называл. Ненавидя каждую линию, каждое пятнышко, черту или кляксу. Штрих, подтёк, компоновка. Кисть бежала вперёд мыслей. Мысли неслись вперёд головной боли. Безжалостные, небрежные полосы марали чистый лист. Рука писала, оставляя за собой следы бойни. Бойни в разуме и сердце. Войны, в которой бездарный художник в очередной раз проиграл. Портрет был готов. Небрежный, грязный, скорее схематичный, чем правильный. Такой пугающий своим отчаянным криком и прекрасный, ибо нарисован рукой мастера. На щеку попало немного черной краски. Прямо около глаза. На бумагу упала чёрная слеза. Да, слезы хорошо разбавляли краску, когда касались готовой, но не высохшей работы. Искусник рыдал. Выл, задыхаясь в клетке своего же сознания. Тишину пустого дома пронзал звук не столько похожий плачь, сколько на крик. Крик настолько громкий, что был не способен уместиться в возможности человеческих голосовых связок. Ты испортил рисунок, художник. Глупый… Глупый художник. Так прошло много времени… Ишигами давно уже перестал его считать. Истерику прервал звонок в дверь. И Сенку был благодарен тому человеку, что оторвал его от очередного «обострения». Сейчас нужно лишь немного выйти из себя и зайти нормально. Вдох. Выдох. Хорошо. Быстро стерев слезы, но не краску, художник направился открывать. Стоя перед дверью, прямо перед тем человеком, от которого его ограждают всего пара сантиметров, Ишигами потребовалось некоторое время, чтобы окончательно успокоится и надеть повседневную улыбку. Ту самую, издевательски-надменную и циничную. Обычно под ней пряталось тепло и уважение, но теперь… Лишь смерть. Щёлкнул замок, повернулась ручка. Гость стоящий за дверью был довольно… Неприятным сюрпризом. — Асагири, назойливый ты кусок… Музыкального таланта. Какого хера тут забыл? — Сенку, любовь моя, позволь мне войти. — Сколько раз я просил меня так не называть? — Определённо не так много, чтобы заставить меня последовать твоей просьбе. Ну так… Я войду? — Нет. Ишигами не хотелось показывать, что сейчас происходит у него в доме. Ген может испугаться и позвонить в психушку. Или, что ещё хуже, попытаться навести порядок. — Тогда ты выходи! — Нет! Этот человек просто невыносим! — Тогда я звоню Хрому, Таиджу и всем остальным с новостями, что тебе нужна помощь. Не думаешь, что это было бы еще хуже? Сам думай, что будет для тебя более комфортно. Секунды понадобились, чтобы до Ишигами дошло. Один человек — уже плохо, куча таких, и он просто не сможет их остановить. И вообще, с каких это пор музыкант стал так бесцеремонно врываться в личный кошмар Сенку? Определённо, где-то в броне художника была дыра, раз Асагири замечает его состояние. — Ладно! — Вот и хорошо. Жду тебя снаружи, оденься теплее. Холодно. В итоге, собираясь и проклиная Асагири со всеми демонами, что его породили, искусник всё же выполз на мороз. Честно, сейчас он был готов кого-то прирезать. Наверное себя. Да, точно. И где этот придурок? Чёртового музыканта не было в поле зрения. Физическое истощение не позволяло нормально ходить. Каждый шаг давался с трудом. В один момент ноги подкосились и… Вместо ожидаемого удара, тепло чужого тела. Его поймали. Не дали упасть в холодный снег. — Ты отлично притворяешься, художник. Наигранно злишься и так же наигранно издеваешься. Получается… Это что-то вроде актёрской игры в квадрате? Я вижу, что происходит. Я был там, Сенку. Вместе с тобой. Так что, мой злющий змей, что так дорог сердцу. Пожалуйста… О чем ты молишь, глупый демон? Смертного ли тебе молить? Смертный ли даст тебе дом? Его ли душа заменит тебе родной, полыхающий ад? О чем ты молишь, жалкий демон, призираемый небесами и преисподней? Пред кем склонил колено? Кому отдал ключ от ошейника? Хочешь лишь, что бы этот грешник тебя услышал? Молишь ли о том, чтобы смертный тебя принял?.. Как глупо. Глупый демон. Ишигами почувствовал тепло. Объятия. Хотелось оттолкнуть, хотелось привычно послать в задницу. Но… Кого он обманывает? На самом деле не хотелось ничего. Лишь… Проснутся от этого бесконечного кошмара. Ну и пофиг, что Ген заметил. Так и оказалось, что в броне художника не просто дыра, а дырень. Всё же... Он не актёр... Композитор хотел сдержаться, правда. Хотел не спугнуть и не сделать ещё больнее, чем есть сейчас. Однако… Ему было больно смотреть и видеть, как искусник старается скрыть свою борьбу. Как жаль, что Ген научился распознавать тональник на бледном лице, скрывающий огромные, черные круги и впалые щеки. Как жаль, что замечает, что глупый художник вообще ничего не ест. Как жаль, что видит, как тот совершенно перестал выходить из своего кабинета. И как жаль, что не перестаёт узнавать эту шатающуюся походку, мёртвый смех. Мёртвые глаза, мёртвые движения… Всё мёртвое. Как будто бы Ишигами Сенку умер вместе с ними тогда. Там, прямо перед огнём. — Я хотел посмотреть, способен ли ты пройти хотя бы несколько метров от дома. Хотел посмотреть, как долго сможешь поддерживать свой образ. Но знаешь… Тут всё настолько плохо, что издеваться даже не хочется. Стоит ли говорить, что ты не прошёл проверку от слова совсем? — То есть ты мне говоришь, что заставил меня одеваться, потом выползти на холод, потом почти грохнуться на землю, считай просто так?! — Не, ну технически не просто так… Я смог подтвердить свои догадки, да и ты теперь не отвертишься от того, что тебе хреново. — А не пойти бы тебе на небо за звездочкой, Асагири! — Идём домой, Сенку.***
Ну… Да. Это, как бы, всё. Дальше не глава. Просто автор хочет получить по башке от беты. Перейдем к веселому. :> Фонд моих любимых, золотых (̶в̶о̶з̶м̶у̶щ̶е̶н̶и̶й̶)̶ цитат дорогой беты к этой главе: «Жест — это руки, здесь должно быть выражение лица или вообще можно убрать (боги, я душнила)». «Как «вот так», Саша? Читатель сейчас охуел от перескока, он теперь думает, что банда возникла после секса на пианино». «Правильно, Сенку, учи этого придурка управлять миром вокруг, молодцом, вот он, лучший психотерапевт!». «Водяной пистолетик… Божечки» «Мммм, обожаю ваши отсылки к "Герою нашего времени"» «Уйди, жопа, уйди» «Боже, что происходит-то, АААААА!!!» «Лох, пидр, Ген, не слушай эту дамочку в своём подсознании, он сам дурак» «Ой, Элиза, или как там вас, не пойти ли вам нахуй?» «Заааааадница ты, Хьюстон XDDD» «Лиза идёт за платочками» «Саша, блядь!» <— мое любимое. :> «Бежит вытаскивать Гена из сугроба и жрёт валидольчик» «САША, БЛЯДЬ, ЭТО ЧТО ЗА ХРЕНЬ Я ПРОЧИТАЛА?!» «*ходит по единственной интернет-точке с видом разъярённого попугая*» «Вы хотели отделаться милой прелюдией в начале и думали я всё прощу? Да я жрать перестала, когда дочитала до конца, ЖРАТЬ, САША! Я ОТКАЗАЛАСЬ ОТ ЕДЫ!» «НЕНАВИЖУ» «ГРЁБАНЫЙ ГЕНИЙ» «ЭТО ХУДШАЯ ЧАСТЬ» «ААААААРГХ» [Автор любит эту женщину.]***
(Места внизу не хватит, так что… Напишу здесь.) Так, во-первых, я обещала вам игру. Итак, чем же заключаются правила. Как вы заметили, глава нашпигована флешбеками и флешфорвардами. Ваша задача в том, чтобы угадать, где ситуация из будущего, а где из прошлого. Если вы угадаете всё в точности, то получите два любых спойлера, которые только ваша душа пожелает. (Да, задумка стырина из под носа у беты… Но она дала согласие! Никаких авторских прав!) На самом деле, большинство из них угадываются логически и даже не займут много времени рассуждений. Есть, конечно, те места, угадать в которых, вам поможет лишь удача, однако, весьма возможно, что вы и это сможете разгадать путём логики и размышлений. И помните, глава была создана для того, чтобы больше раскрыть персонажей и мир, в котором они обитают, а не ради этой самой игры. Так что вы можете просто насладиться прочтением и не загружаться. ^^ (Коротко: Угадайте, из прошлого или будущего тот или иной отрывок в главе. Если разгадаете всё без ошибок, получите два абсолютно любых, бесплатных спойлера.)