Провалиться в забытье не составляло труда, но сознание упорно не желало утекать прочь из многострадальной смольной головы. Когда он увидел Рыжика в компании каких-то чужаков, когда он растягивал до ушей свои тонкие губы в милой улыбке, ему становилось настолько тошно, что невольно сжимались зубы и перекатывались желваки под кожей. Всегда вместе везде и всюду, только для него можно так весело смеяться и ему одному красть этот лисий взгляд выцветшей травы. «Огонёк» с задором смеялся и стучал узловатыми пальцами по недопитой стопке, в самый разгар веселья не замечая дурного воздействия на себя. Затаилась жгучая злоба вперемешку с ревностью.
Матёрые сталкеры окружили новичка и с помощью своего гнусного влияния заставили его пить без продыху. Стопка «Казаков» сметалась одна за другой, совершенно незаметно и подозрительно легко. Взрослые мужики не чурались принимать на грудь целые гранённые стаканы, оставив за молодняком возможность визуально уменьшить дозу поступаемого в организм алкоголя. А Рыжику не привыкать. Стопка просто для эстетики. Был бы бокал, так вообще почувствовал бы себя как последним лучшим сомелье, такого же важного профессионала, как эти утруждённые тяжёлой жизнью люди. Лица, повидавшие многое и плохого, и хорошего. Разные и одновременно одинаковые по внутренней сути. «Ветераны» Зоны — те, кто может утереть нос любому зелёному сопляку, мнящего себя непревзойдённым экспертом по части знаний и умений. Но мало теоритики. Нужна нехилая практика и мышечная память, чтобы выживать здесь. Они прошли эту школу жизни и теперь могут научить другого самонадеянного идиота не лезть на рожон. И Рыжика приняли без насмешек и издёвок. Легко приняли в круг посвящённых. Человек он простой и юморит что надо. С подвешенным языком ему все круги общения открыты. Мужики со смеху по полу катались, надрывая голосовые связки раскатистым смехом. Весь Янов гудел от их небольшой шумящей группки. Чур оставался при этом в стороне, решаясь отвлечься самым тривиальным способом, а именно походом к Азоту.
— Аааа, кто у нас тута, здарова, — датый голос радостно растягивал гласные.
— И тебе не хворать, Сенька, а Азот-то где? — Чур прошёл в глубь мастерской, усаживаясь на пустующий табурет механика. Бардак вокруг царил несусветный.
— Да чёрт его знает, ушёл куда-то, не помню уже куда, — Сенька неопределённо махнул свободной рукой, — ну его, ты-то чего, какими судьбами здеся?
— Да какими, какими, вот такими вот. С Рыжиком пришли сюда, перекантоваться малёх надо. Запасы пополнить, а потом двинемся к Рыжему лесу.
— Ааа, ясно таки. А чего в лес-то? Там же страшно даже днём, неужели не ссыкотно туда идти?
— Не так страшен чёрт, как его малюют. — Мужчина выпрямился и одним глазом глядел в приоткрытый проход мастерской на остальную станцию. Точнее говоря, на близстоящий столик, за которым и собралась «бравая» компания. Рыжик по виду уже был готовым свалиться на пол, организм совсем неустойчивый к нападкам алкоголя на нервную систему. Поэтому ему пришлось навалиться вперёд на стол, облокачиваясь на острые локти. Попойка в самом разгаре, скоро полетят первые стаканы.
Сенька что-то тихо бормотал себе под нос, хлестая с горла случайной бутылки денатурат — ядрёный технический спирт. Мужик отчаянный, потому терять ему уже нечего. Скрип табурета под ним вывел Чура из секундного транса. Он только сейчас понял, что потерял из виду Рыжика. Столик в главном зале оказался наполовину пуст. Люди расходились. Мужчина заволновался. Куда утопал ужратый в дрова парень? Явно приключения себе на одно место искать, никак иначе с кем-то. Чур поднялся со скрипучего предмета мебели столь резво, что бывший бандит чуть сам с своего стула не свалился.
— Ааааа, куда ты…? — пьяная голова болталась на худой шее, словно у китайского болванчика, а мутные глаза выкатывались из-под полуопущенных век.
— Ноги размять надо. И очко уже плоское стало. Пойду я короче, — сталкер для наглядности потянулся, вытягивая вверх руки.
— Ясн-о. Тогда покаа, друг, — Сенька вытянул трясующуюся руку.
— Давай, — Чур принял рукопожатие и устремился к выходу из мастерской.
Станция изнутри осмотрена досконально, но нигде не был обнаружен Рыжик. Куда ему приспичило уйти — один Чёрный сталкер и знает. Принято логичное решение искать снаружи. Чур пытался скрыть своё неуместное волнение, всё-таки парень давно уже не ребёнок, но переживания как за партнёра, человека, которого он любит всем сердцем, и ставшего сталкеру неким проводником в мир иных взаимоотношений между мужчинами, помимо дружбы и товарищества. Чур не хотел потерять своё личное счастье так просто и глупо. Сейчас он взвинчен пуще прежнего.
Улица полнилась сумраком и тенями. Пасмурность ощущалась осевшим густым туманом или плотной материей, обволакивающей каждую частицу пространства. Пение пташек и отдалённый лай мутировавших шавок стихли. Практически цельный вакуум, если бы только это было именно так. Чур смог уловить чутким ухом какие-то подозрительные звуки, когда он проходил возле пустого ангара. Подойдя ближе к приоткрытым массивным воротам, он заприметил странные движения в надвигающейся темноте. Вздохи и еле уловимые стоны стали для него страшной догадкой. Не теряя ни секунды времени, он нащупал в нагрудном кармане свой КПК. Маленький фонарик выловил из сумрака две фигуры, лежащих на полу в облипку.
— Ах, ты… Сука… — Чур разинул рот, шокированно смотря на творящееся безобразие перед собой: Рыжик безбожно ему изменял с каким-то левым мужиком, вероятно из той группы «ветеранов». Полуседой мужчина нависал огромной горой над Рыжиком, сжимая тому запястья над головой и пробираясь рукой под штаны. Рыжик тяжело дышал под ним, видно красное не то от принятого алкоголя, не то от жгучего стыда лицо, глаза отсвечиваемые прямым лучом жмурились и слезились. Незнакомец, тоже пребывавший под градусом, так и застыл в нелепой позе, пойманный с поличным. Лицо у него скорее морда свиньи, чем у нормального человека. У Чура от бурлящих эмоций сжались кулаки.
— Пошёл. Отсюда. Нахер. — Процедил сквозь сжатые зубы отдельными словами сталкер. — Живо!
Громогласный бас подействовал отврезляюще на неизвестного, и он поспешил удалиться от этой оставшейся наедине парочки. Несмотря даже на пьяное состояние у него это быстро получилось. Чуру не пришлось его силком выволачивать из ангара. А Рыжик продолжал грузным мешком валяться в ногах, не находя сил для того, чтобы встать. Чур любезно «помог» ему с этим нелёгким делом.
— Оборзел выходит? Это чо за фокусы? Чо это было, сука, отвечай мне! — держа его за грудки и при этом сильно трясся, Чур пытался получить адекватные ответы на вопросы. Рыжик даже ровно стоять не мог, ватное тело качалось вслед направлению бесполезной тряски.
— Лёш, Лёчешк-а, «ик», бес по-путал, ей Бог-гу, — жалкие оправдания не оказали должного эффекта на разозлённого сталкера. Наоборот ещё сильнее распалили и без того плачевную ситуацию.
— Ах, бес попутал значит? Этот самый «бес» тебя чуть прямо тут не отымел как шлюху вокзальную! Тебе что, меня мало стало, да? Захотел себе хер побольше найти? Надоел, выходит? — звук пощёчины звонко отразился от стен. Чур отпустил Рыжика, позволяя тому упасть на пыльный бетон. Удар вышел смачный, оттого след от ладони на коже начал моментально краснеть. Послышался протяжный стон боли.
— Чёртова падаль, решил меня променять на этого кобеля? Я тебе сейчас устрою такую Кузькину мать, вовек не забудешь, — сталкер со всей силы потянул рыжие волосы своей большой пятернёй, вглядываясь в страдальческое выражение на чужом лице. Хотел узреть совесть и раскаяние за измену, но не обнаружил то, чего буквально жаждал. Зелёные глаза пылали во наступающей тьме ярким пламенем, блестели и совершенно не извинялись. Они были затуманены алкоголем и равнодушны настолько, насколько это возможно для Рыжика. Чура такое взбесило ещё больше.
Удары посыпались одни за другим. Проклятья полились сплошным сквернословным потоком. Чем он заслужил эту дикую ненависть, в чём провинился? Рыжик не понимал. Он просто защищался от ударов судьбы как мог. От чётко поставленных замахов ужасно болело тело, голова казалась чугунной и неподьёмной. Череп как будто распирало изнутри давлением. Синяки и гематомы расцвели громадными бутонами. Лицевая часть пострадала сильнее. Обрушивая свой праведный гнев, Чур не щадил парня. Прошлое подпольного боксёра отлично сыграло на руку мужчине. Вскоре он остановился, переводя дыхание. Рыжик не шевелился, лишь сопя разбитым носом, показывая тем самым признаки жизни. Кровь сочилась из разбитой губы, текла струёй из носа. Рыжик мог только хило мычать. Ослабший и избитый он ничего не может противопоставить неуёмной силище матёрого сталкера.
— Ну чо, сука, доходчиво объяснил? — обратился к Рыжику Чур, потирая костяшки и стирая с них остатки крови.
Парень молчал долго, но поднимаясь на трясущихся руках, выдавил слабо:
— Иди… К чёрту…
Чур чуть не рухнул наземь. Сердце бешеным ритмом зашлось в груди, губы дрожали под наплывом ярости, глаза удивлённо округлились. Сволочь нашла в себе смелость посылать, когда тот чуть ли не до смерти его забивал. Бессмертие или крайняя тупость? Сдавленная гортань, и последующие, беспомощные хрипы раздались из глубин горла. Поганный рот в немом крике пытался тщетно вдохнуть хоть чуток воздуха, но смуглые пальцы крепче сжимали чужую шею. Перекрыть доступ к живительному кислороду не составляло труда, но видеть мучительно невозможно эту гримасу и закатившиеся глаза, некогда ещё сияющие и полные жизнерадосности. Предательская слеза скатилась вниз по горячей щеке, Чур уже начинал поддаваться собственной истерике, в последнее мгновение отпрянув от почти задохнувшегося Рыжика. Тот тяжело повалился набок, заходясь в безумном приступе кашля, будто сейчас он выплюнет свои лёгкие. Вязкая кровавая слюна тянулась тонкой ниткой до земли и Рыжик даже не пытался её стереть. Судорожные вздохи и всхлипы доносились до мужчины, приходящего в себя. Яростная пелена спала, эмоции погасли и теперь перед ним лежало скрюченное существо, пострадавшее от его гнева. Утихомировшийся сталкер дышал как загнанная лошадь, окружающая обстановка темноты и тишины давили на мозги. Он не чувствовал свои руки вплоть до основания плеч, не ощущал низкую температуру и холод, пока не заметил идущий изо рта тёплый пар. Ноги ныли, просили поскорей отдохнуть и забыть о происшествии. Мужчина беззатейливо взирал на итог вложенных сил и покавылял к выходу из ангара. Он не довёл до конца дело, не потушил «огонёк», но устроил взбучку и был таков. Утром они помирятся, утром они смогут сказать друг другу слова извинения и наконец разрешат назревший конфликт. Утро вечера мудренее.
***
— Он ушёл.
— Куда он ушёл? За каким хреном он ушёл?!
— Поздно ночью ушагал со станции. Я ещё стаканы чистил стоял, а он мимо прошёл, у меня сердце кровью обливалось, когда я его увидел: избитого всего, по нему будто трамвай проехал. — В голосе у Гавайца проскользнули печальные нотки. — Места на нём живого не было, бедняга. А я ещё спросил его, чего он такой весь помятый, эх, как об стену горох. Проскочил мимо, только его и видели.
Гаваец продолжал разговор, не замечая абсолютно никакого участия со стороны Чура, который был мрачнее тучи. Сталкер сдвинул брови, хмурясь и будто выпадая на мгновение из реальности. Осознание тащилось черепахой.
— Чур! Слышь, друг! — Гаваец позвал застывшего сталкера, теребя за плечо.
— Чего? — не сразу отозвался мужчина.
— А вы случайно с Рыжиком, это, не… ссорились? Сложилось впечатление, что между вами что-то произошло. Не подумай, просто мои догадки, но вдруг…
— Меня подозреваешь чтоль?! — резко выпалил Чур, по привычке поправляя хвост. Торговец от неожиданности чуть отстранился от стойки, за которой стоял.
— Чур, ну правда, не один день знакомы, а ты так и не научился врать. Я вижу ясно, что случилось у вас что-то. В плохом смысле.
Гаваец разочарованно вздохнул, надеясь на благоразумие взрослого сталкера. Но не дождался нужных объяснений. Чур, подобно упрямому ребёнку, отвёл взгляд и скрестил руки на груди, не собираясь ни единого слова вставлять в свою защиту.
— Ладно, я пойду, пожалуй, Рыжий лес уже ждёт, — Чур закинул на спину рюкзак, цепляясь руками за лямки, и надвинул на голову капюшон плаща. Под тяжёлым взглядом расстроенного Гавайца и собственным душевным грузом, он выпорхнул из пристанища, в котором зародилась искра и умерла светлая надежда.
Бог мне судья. И да простит он меня когда-нибудь. Грех мой тяжкий настолько, насколько я не в силах себе представить.
Чёрный силуэт мелькал на границе серого горизонта, безликий и сгорбленный, волочился рассеяно вперёд под безмолвный вой бесцветного солнца. Пыльная дорога вела к заветному лесу, а невидимые взгляды деревьев провожали опустошённого путника, точно осуждённого на казнь. Петля не была бы худшим вариантом ухода, но если он одумается и вернётся к нему? Что если увидит лишь хладный труп на унылом дереве, с вывалившийся языком и опухлым синим лицом? Выражения дикого ужаса и последующие рыдания об утрате. Чур не помнил того, чтобы видел чужие слёзы. Плакал ли когда-нибудь «огонёк»? Знал ли мужчина хоть что-то о Рыжике? Сталкер остановился. Кривая тропа уводила далеко в мрачную глубину леса, Чуру вдруг стало внутри больно и тоскливо. Осознание кольнуло в лоб — ничего же и не знал-то. Вся бравада о великой любви оказалась пустым звуком, не значащим абсолютно ничего. Имени даже не выведал. А тот и молчал как партизан, не говоря о себе ни слова.
Новому человеку суждено родиться в этот полуночный час. Пускай окропят слезами обиды холодный чернозём. Пусть впитает густую кровь и вкусит плоть слабого существа, покалеченного злым роком, настигшему сполна. При переходе в другую реальность он вспомнит о былой жизни. Монолит об этом позаботиться.
