***
— Альтош, знаешь, мне показалось, будто это Рыжик был там. Я даже почти уверен, что это именно он, а не кто-то другой. — В неблизком присутствии термической аномалии детектор на поясе уже начинал активничать, издавая короткие сигналы на низкой ноте. — Понимаешь, интонация вопроса одна и та же, ни с кем не спутаю. — Полагаю, Харон звучит также. Правда, в последний раз я помню другие интонации, — бывший монолитовец резко остановился. — Чего замер? Мы же почти дошли, — недоумевающий взгляд гулял по началу привычно меланхоличному, а после уже задумчивому лицу Альтона. — Есть догадка, которую я хочу проверить и для этого мне нужна наша находка, — парень оказался быстрее, чем Чур смог сообразить, принимаясь бесцеремонно стягивать с плеч мужчины рюкзак. Рыскать долго не пришлось, нужные документы были свёрнуты в аккуратную плотную трубку. — Что ты хочешь там найти? Решение всех мировых проблем? — сказал в саркастичном тоне Чур, смотря на усердно, практически судорожно, ищущего в документах то, что так бывшего сектанта осенило. — Нашёл! Я нашёл! — воскликнул с необычайно яркой вспышкой радости Альтон, вертя перед глазами печатную бумагу. — Вот он! Смотри! Непредсказуемость эмоций товарища снова слегка напугало одиночку, но всё же он смог разглядеть то, чем так упорно ему тыкал Альтон. Чур замер. Вчитываясь в досье, ему не сразу на глаза попала до боли в сердце знакомое лицо на фото. — Рыжик, неужто это ты? — обращаясь к фотографии, как к реальному человеку, он выхватил из рук парня этот листок, получше всматриваясь. Спокойствие, скука и ни грамма того, что в обыкновении присуща «огоньку». Прослеживалась даже тень усталости. Это было год назад, последний взгляд, брошенный вскользь, без привычной улыбки и ребячества, после той судьбоносной ссоры. Её глупость и нелогичность сейчас ощущалось особенно остро. Если бы только они встретились, поговорили наедине по душам, разъяснили бы все сомнительные моменты и избавились от взаимного недопонимания… Хотя, назвать это простой небольшой ссорой — это ещё ничего сказать. Самый настоящий скандал с криками и рукоприкладством. Чур корил себя за это на протяжении всего времени относительного одиночества в Зоне. Каждое слово, вылетавшее из поганого рта, каждое телодвижение, причиняющее физическую боль. Рыжик орал в ответ не менее оскорбительные предложения, но никогда в жизни не поднимал руку. Лишь уклонялся, старался защититься, но ни разу не умолял прекратить, перенося молча все выпады со стороны более сильного партнёра. — Господи боже, какая же я тварь, — выругался на себя сталкер, держась за голову и мня двухстраничное досье Рыжика. Осознание пришло слишком поздно. То, что он винил самого себя в смягчённой форме — чистой воды никчёмная жалость. Запечатлённое лицо с маленького изображения, казалось, с немым упрёком взирало на мужчину, сознательно подвергшего его насилию. — Всё в порядке, Чур? — тёплая ладонь парня с осторожностью уместилась на плечо. — Да, всё… Нормально. Просто я так удивлён. И подумать не мог, что Рыжик окажется в Монолите. Думал-то ушёл обратно на Большую Землю, либо же просто где-то помер. Уже и похоронить в мыслях его успел. А он… Сука. Дальше одиночка лишь глухо бормотал невнятную бессмыслицу, обречённо закрываясь руками. Искренне обеспокоенный Альтон вертелся вокруг, пытаясь каким-то способом успокоить его. Получалось довольно скверно. — Слушай, Альтош, пообещай мне вот что. — Чур убрал руки и пристально взглянул на парня. — Сейчас я расскажу кой-чего, а ты просто выслушай, не перебивай, ясно? Альтон утвердительно кивнул. Не сговариваясь, они вместе отошли подальше от бушующей аномалии, плевав на артефакт. Чистая поляна в аккурат располагалась неподалёку, там и благополучно уселись прямо на землю. Чур говорил много и долго. Начиная с дня, как они с Рыжиком познакомились, заканчивая моментом страшного раскола в отношениях. Применял для описания такие выразительные средства, на какие позволяла фантазия. «Огонь, который нужно греть». Звучало до смешного иронично. Парень внимал каждому слову, стараясь не пропускать мимо ушей ни одного. Но возникающий диссонанс оставлял явное непонимание итоговой личности того, кто именовался под прозвищем Харон, данное в абсолютно случайном порядке. Он предстал совершенно в ином свете — под скромной личиной проповедника скрывалась довольно страстная и бойкая натура. Альтону так и не довелось узнать его получше, так как тайну о своей прошлой жизни тот оберегал с особой тщательностью. Лишнего звука не издавал иной раз, любя мир и покой в уединении. Никто не допытывал его, всем по большому счёту глубоко было плевать. Приближенным тоже не распространялся, исключением разве что служили О-сознание. — Ты даже прикинуть не сможешь, как мы с ним жестко посрались. Я ж эмоциональный до предела, меня если довести, то по полной огребёшься потом. Вот и чуть не придушил его в конце-концов. И это в буквальном смысле. Просто избил со зла, рожу подпортил и был таков по итогу. — Сталкер сплёл пальцы, смотря уже не на парня, а в землю. — Я себя таким мудозвоном почувствовал, хотел апосля извиниться за выплеск гнева, а его и след простыл. Внезапно раз! И нету. Ночью видать умотал, когда я спал. Не знал, куда его унесло, далече ли, но с тех пор его больше ни слуху, ни духу. Вот, КПК даже свой оставил, да теперь-то он твой уже. — Сильно винишь себя? — без осуждения спросил Альтон, скрещивая ноги по-турецки. — А сам как думаешь? Конченая мразь она и в Африке конченой мразью будет. Жалел себя, конечно, сначала, ответственность то на него, то на остальных сваливал, а херали толку? — Мужчина показательно ткнул себя указательным пальцем в грудь. — Виноват же я во всём! Я, чтоб меня черти в Аду драли! Альтон пребывал в замешательстве. Не понимал совсем, как правильно реагировать вылившийся на него, как из ушата с ледяной водой, самоуничижительную исповедь Чура. Жалеть его не за что, но и осуждать его не особо-то получалось. Избиение близкого до полусмерти по причине подозрения его в измене Альтону казалась излишне жестокой формой наказания. — Но ты ведь осознаёшь то, что сделал, разве не так? — парень положил ладонь поверх сцепленных рук мужчины в принимающем жесте. — Значит остались в душе ещё частицы добра? Мразь никогда не признает себя мразью. — Моими же словами говоришь? Молодец, быстро смекаешь. — Чур по-товарищески похлопал бывшего монолитовца по плечу. — Мы с тобой оба не без греха, главное — понимать это, и исправлять по возможности. Я бы снова хотел его увидеть и извиниться за свою тогдашнюю тупорылую несдержанность. Пускай он меня обложит всяко разно, а лучше леща хорошего пропишет, но совесть хотя бы грызть не будет. Беседа прошла легко и непринуждённо, хоть поначалу и грызла внутри. Впервые кому-то Чур смог вот так выговориться без косого взгляда, полным осуждения и презрения. Итак надоевшее понимание наводило внутреннюю смуту, лишая мужчину душевного покоя. Ведь остался он по сути своей совсем один, пускай и с этим юродивым в паре, и простую поддержку, которую он, верно признаться, нисколько не заслужил, хотелось всё же больше. Чур искренне благодарен за проявление дружелюбия. — Нам нужно будет ещё раз туда заглянуть. — Сталкер поднялся, предлагая руку. — Согласен пойти снова? — Мне не за кем больше пойти, — отозвался парень, принимая чужую помощь.***
Погода под конец дня окончательно испортилась, вынуждая идти быстрее до укрытия. Злосчастный ветер с особой беспощадностью обдувал лицо, неприкрытые кисти рук. Ранняя морось с постепенным нарастанием превратилась в лютый ливень. Настроение, что у одного, что у другого, упало ниже плинтуса, но как бы то не было, они закончили важные, в первую очередь для самих себя, дела — раздобыли артефактов, не то чтобы совсем уж дорогих, но средней местной расценки. На недельки две хватит за глаза, если не сильно растрачиваться на патроны. Второе дело не менее важное — снова посетили, подающего большие надежды, учёного Золина. Наумов изрядно удивился практически скорому возвращению товарищей-сталкеров с весьма интересными бумагами не столько для него, сколько для своего более молодого коллеги. Тот же в начале не особо обрадовался их приходу, но пригласил путников к себе, выражая неприкрытую неприязнь исключительно по отношению к Чуру. Грязный осадочек-то остался. Но вот только узнав, что те притащили с собой заветные документы, как тут же глаза его загорелись прежним энтузиазмом. Такого невиданного счастья на лице Золина они вдвоем ещё не видели. Он даже умудрился позабыть о былых обидах, и чуть ли не с любовью обнимал пришедших к нему гостей, словно старых друзей, рассыпаясь в благодарностях. И мало того, отсыпал значительную сумму за столь «колоссальный» труд. Откуда ещё вчерашний студент владел такими приличными средствами, да ещё и отдал их без задней мысли — оставалось загадкой. — А у вас тут медика случайно не завалялось какого-нибудь? — вдруг обратился к Золину сталкер с неожиданным вопросом перед самым уходом. — Медик? Ах, господи, ну конечно, вот, — молодой человек указал раскрытой пятернёй направление, — пройдёте прямо и по левую сторону будет медицинский кабинет. Только, пожалуйста, умоляю конкретно вас, дорогой сталкер, не показывать свой скверный характер, так как наш доктор весьма ранимый человек, ненароком обидите ещё. — Это у меня-то скверный? — Со стопроцентной уверенностью могу сказать, что да, — с абсолютной невозмутимостью ответил снисходительно начинающий учёный. Пока Чур вновь не разразился бравадой в своей фирменной манере, Альтон поспешил уволочь его из небольшой лаборатории Золина. — Зачем тебе к медику? Болит что-то? — спросил парень, смотря в непонятках на Чура. — Отнюдь, я здоров как бык, а вот тебе как раз туда и надо, увидишь, зачем, — уклончиво ответил мужчина. Уже на пороге светлого лазарета в ноздри моментально ударил больничный запах, который не спутаешь с ничем другим. Помещение ещё меньше размером, чем обиталище биолога, но подобная теснота не вызывала чувство клаустрофобии, а скорее наоборот — относительный простор за счёт скудности обстановки. Кушетка, стол и шкаф со стеклянными дверцами, где стояли всякого рода склянки и бутылочки — ничего лишнего или ненужного. Идеальная чистота и стерильность придавало особенно ангельский вид этому медкабинету, ну и непосредственно самому его хозяину. — Тук-тук, звиняйте, что без приглашения, но у нас тут неотложка, — мужчина постучал по косяку, стараясь привлечь внимание, помимо своего итак далеко не тихого голоса. Паренёк чуть старше самого Золина, внешности непримечательной, обыкновенной, мирно спавший всё это время на кушетке с полусползшей книгой в расслабленных руках, наконец зашевелился и с трудом разлепил сонные веки. — Рота подъём! — прогремело над ухом, моментально пробуждая юношу. — А, да, да, простите, простите, ой, боже мой, — чуть ли не сваливаясь с устроенного им лежбища, паренёк поднялся и как мог поправлял смятый халат, явно стыдясь своего внешнего вида, — простите, ради Бога… — Да ладно уж, чего там, нелюди мы что ли, не понимаем разве. Приведя себя наскоро в благопристойный вид и присаживаясь за стол, как подобает истинному врачу — с прямой осанкой и умным взглядом, юноша более спокойным тоном поинтересовался: — Так, чем могу вам помочь? Удивление выскочило запоздало, но в полной мере отразилось на гладком светлом лице молодого врача. Округлив глазищи, будто вот, прям сейчас они выпадут из орбит, он уставился на вошедших к нему посетителей, конкретно на одного из них. — Хах, ну смотри, вот ему швы надо снять, а то сколько ещё таскаться с ними будет. Стрём, да и только, — сталкер качнул головой в сторону Альтона, не обращая особого внимания на первое того впечатление. Привыкание притупляет всё, это — норма. — Что? — несчастный состроил удивлённое лицо. — Ох, раз так, то я помогу вам.***
— Если будет больно, говорите, пожалуйста, не молчите, я должен знать, что вам комфортно, — заранее предупредил Сергей по говорящей фамилии Тихонов, а именно так звали этого молодого специалиста, решившего выспаться прямо на рабочем месте не без причины, конечно, но оттого никто его не винил. Движения настолько аккуратны и будто даже не до конца уверенны. Нежными касаниями и с осторожностью он выполнял процедуру снятия швов, стараясь по минимуму не причинять излишней боли или дискомфорта своему необычному гостю. Альтон в то же время лежал ни жив, ни мёртв, замерев подобно белоликой статуе, руки иногда подрагивали, выказывая либо страх, либо неприятные ощущения, может всё вперемешку. Но по кривому выражению лица уже и так понятно подлинное отношение бедного парня к манипуляциям на его теле, напоминающих те ужасы, что с ним творили. Трудно понять со стороны, особенно Чуру, который несколько завороженно наблюдал за сим «увлекательным» процессом. В медицине мужчина не силён, основу наложения повязки разве только знал отлично, так сказать, наученный суровой практикой. Да и медики не перевелись ещё в Зоне, вот счастье-то! — Я бы не удивился тому, что вы альбинос, но то, что у вас ещё и отсутствуют зрачки с радужкой — поражает воображение лучше всякого немыслимого чуда, ведь это совершенно не поддаётся логике. — Тихонов исподлобья взглянул на смиренного Альтона. — Уж простите меня за такой нескромный вопрос, но как вы видите? Как все или же есть проблемы? Миопия или гиперметропия? А может одновременно пресбиопия? Астигматизм? А… — А может варежку прикроешь, ладно? Уши вянут уже, делай быстрей и мы пойдём восвояси. Торчать тут лет сто не собираюсь, верно говорю, Альтош? — резко оборвал сталкер бессмысленный на его взгляд поток вопросов, раздраженно теребя торчащие волосы на виске. Сергей послушно умолк, больше не предпринимая попыток возобновить свою одностороннюю беседу. Альтон повернул голову к Чуру, улыбаясь одними уголками губ, выражая скромную благодарность за своеобразное «спасение» от чужого любопытства. Стежок за стежком, постепенное приближение к паховой зоне начинала давить на стыд. Внизу живота затрепетало, словно поселившиеся внутри бабочки запорхали, засуетились, задевая бархатными крылышками стенки кишечника. Лёжа в начале напряжённо на кушетке, теперь же легонько ёрзая, чего не мог не заметить Тихонов. — Что-то не так? Больно? — спросил он, прерывая своё занятие. — Н-нет, продолжайте, всё нормально, — отстранённо промямлил парень, отворачивая голову набок. Хотел видимо слиться с обстановкой белеющего кабинетика, утонуть в белой пене или покрыться инеем. Терпения стоит набраться и переждать. Закрыть веки, вообразить себе что-нибудь, а лучше кого-нибудь, чтобы отвлечься от реальности. Вспомнить Харона, неопрятного и лохматого, с жирными, свисающими сосульками космами волос, дикими шрамами, уродующими рельефное лицо, блестящими глазами, излучающих вековую мудрость, и скрывающие какую-то тайну. Бледно-персиковые уста открывали миру те знания, к чему он не был готов, Монолит передавал великую суть через верного сына, несущего благо чистыми речами. Светлые мысли о молчаливом проповеднике сладкой дрожью отдавались в грудную клетку, трепещущее сердце забилось чаще, переключая внимание мозга с каждого выдёргивания врастающей нитки. Отвлечение выходило неплохое, пока всё действие не перетекло плавно на шею, Тихонов рассудил так, что будет снимать шов там в самом конце как самую неприятную часть экзекуции. И не прогадал. Альтон начал тихо подвывать. Сил терпеть не оставалось. — Сейчас, сейчас, подождите, уже почти всё, — приговаривал Тихонов, успокаивая и себя, и издёрганного пациента. Чур кожей ощущал как будто это ему в данный момент швы снимают. Мужчина отвёл взгляд под аккомпанемент стонов, рассматривая незатейливое окружение, лишь бы не глазеть в упор на чужие муки. «Вот сейчас всё закончится и мы пойдём с тобой куда-нибудь. Хоть на все четыре стороны.» А мысли уходили далеко. Голова показалась тяжёлой ношей, дикое желание одно — прилечь и поспать, да подольше, чтобы не тревожиться по пустякам. Забыть про Люрмена, про Рыжика, про всех знакомых и незнакомых. Не видеть и не слышать, не чувствовать. Много не, и все несбыточные. — А ты кстати откуда будешь такой, Тихонов? Небось, медучилище какое-нить закончил на красный диплом, м? Вон как лихо справляешься с таким, казалось бы, простым, но важным делом. Вопрос Чура не смутил нисколько молодого врача и тот со всем своим сомнительным спокойствием ответил: — Верно. Правда, сейчас их колледжами называют. Училища убрали. В Москве окончил один такой, на медбрата. Позже в Киев переехал, проработал в больнице год. — Так значит из Москвы даже? И каким боком тебя сюда-то занесло? — В Украине у меня есть родственники, потому я и согласился переселиться. Ну а конкретно в Чернобыль меня пригласил институт, им катастрофически не хватает медиков. Это меня, конечно, заинтересовало, место же это настолько поразительно. И с детства обожал рассказы отца об аварии. Он непосредственно участвовал в ликвидации, потому, как говорят, всё из первых уст знаю. — Много ли платят за просиживание штанов в этой дыре? Мог бы и в городе нормально работать, а то глядишь какая-нить шавка да цапнет за жопу рано или поздно, — мужчина подпёр пятой точкой стол. Расспросы вести он любил особенно, в них ему виделся увлекательный процесс познания другого человека через прямую речь о личной биографии, какой бы она не была. Каждый незнакомец по-своему повествует о себе любимом. Кто-то разглагольствовал сильно, кому-то и пары слов хватало. Разговорить случайного собеседника не составляло лишнего труда, под стопарик любой тебе другом станет. У пьяного что на уме, то и на языке. Зачастую именно так. Иногда и поделиться ценным более чем достаточно, чтобы на откровенный диалог вывести. Во всяком случае, Чуру многие в Зоне правду поведали, своё личное рассказали. Воздействие ли обаяния или харизмы — кто его знает. — Да я ж не из-за денег здесь, я людям помогаю, как могу помогаю! — Говорил на повышенных тонах Тихонов, обрываясь в конце на тихое разочарованное сопение. — Простите, сорвался случайно. Не знаю, что на меня нашло. Чур от такого неловко поёрзал у стола, не зная, что и ответить, отпустив короткое хмыканье. Решил просто промолчать, не наблюдая уже так внимательно за действиями Сергея, рассеянно водя глазами по медкабинету, тут же замечая в отдалённом углу полочку со святым образом. — Можете назвать это актом чистого альтруизма и смеяться надо мной, что я денег беру мало за оказание медицинских услуг всем нуждающимся, но поверьте, я действительно делаю это из личных побуждений делать людям добро. «Клятву Врача» я давал не просто так от балды, лишь бы заработать. Это здоровье и жизнь чужого человека, она зависит полностью от моей работы, и если я совершу ошибку — буду винить себя до окончания жизни, — закончив свой искренний, пробирающий до души, монолог, он красноречиво поставил точку в конце, убирая последний маленький стежок на шее. Восприятие молодого врача, только-только начавшего карьеру здесь, в этом недружелюбном месте, с самой благородной целью. Чуру уже не понять этой молодой наивности. Бескорыстных людей не существует, все хотят выгоды. Чтобы кто-то помогал тебе за спасибо — такое лишь в сказке бывает. Привык видеть в каждом меркантильность и сволочность. Плохая привычка. Избавляться от неё надо. — Мать Тереза, ей Богу. — Чур усмехнулся. — Ладно уж, а чего это у тебя за иконка здесь? Святой чтоль какой? Первый раз такого вижу. — Ах, это. Великомученик Пантелеимон. Самый известный врач, канонизированный православной церковью. Небесный лекарь, излечивающий любую телесную болезнь. Молюсь на него каждую ночь, чтобы он помогал мне в моей нелёгкой работе, — с покорной грустью в голосе говорил Тихонов, укладывая сложённую ладонь осторожно на живот Альтону. Даже сквозь резину медицинской перчатки передавалось необычайное трепетное тепло этого доброго человека. — Не думал, что встречу когда-нибудь верующего врача, да причём не где-то, а именно здеся — в залупе этой мрачной. Тут ни в Бога, ни в Чёрта не верят, уж поверь. Дерьма собачьего за жизнь во сколько понахватались, ещё и тут проблем воз и маленькая тележка. — Я знаю, к сожалению, оно так и есть. Злые и чёрствые, редко кто приходит ко мне сюда с позитивом наперевес. Они приходят за помощью — я им любезно её предоставляю. Никогда никому не отказываю. А кто-то мне даже умудряется подарки приносить: шоколад, колбасу, консервы. Алкоголь иногда бывает. Благо я не пью, — с простодушной улыбкой на лице произносил Тихонов. Денег он не взял. Настойчиво предлагать Чур и не собирался, потому, поблагодарив и попрощавшись с Сергеем, путники направились дальше одной известной им дорогой. Пасмурность вечера нисколько не портило общего настроя. Золин незаметно вышел вслед за ними, проводил взглядом две удаляющиеся фигуры, думая про себя, что скорей всего никогда больше не встретит этих двоих на просторах передвижной лаборатории, а молодой врач будет усердно молиться за спасение несчастных душ, ушедших навсегда искать судьбу по извилистому пути жизненных обстоятельств и трудностей.Вернуться ли они ещё сюда?
Один Бог и ведает, друг мой, блудный Сын не возвращается к Отцу, пока не осознаёт всю тяжесть своих грехов.
***
— Нам туда с тобой путь обоим заказан, поэтому нет. Там щас такие волнения пошли, всколыхнули мы их знатно. А ты в особенности, — с немного осуждающим прищуром и немым упрёком глянул на Альтона Чур, тот виновато опустил голову. Благо пальцем тыкать не стал. Опять всплыл в памяти тяжёлый взгляд чёрных глаз одиночки, полный не только осуждения и укора будто за тяжкое преступления, но и заметного одному лишь парню отпечатка его всеобщего позора. Вновь поглощаться с головой в собственную вину за причинённый ущерб. Ненависть он заслужил. Бежать и слёзно молить прощения как малое дитё, что не слушался родителя, а потом всё больше винить себя, потому что не смог сдержаться, разозлив тем самым близких. Но Чур вдруг засмеялся. Беззаботно, словно и не злился вовсе до этого. — Да ладно, чего теперь сокрушаться-то. Что произошло, того не миновать. Раз не можем вернуться на Янов, то значит почешем в кое-какое другое место. Тебе он понравится, я знаю, — притягивая к себе за плечи Альтона в быстром дружеском жесте, он весело насвистывал незамысловатую мелодию на народный мотив, направляясь в сторону полузаброшенного хутора на окраине Рыжего леса, с плохой репутацией у всех сталкеров. Десятой дорогой его обходят, боятся сунуться туда лишний раз. — Такой красивый, — Альтон восхищённо любовался раскидистыми ветвями могучих деревьев, игриво переливающихся в вечерних красках. — И не поспоришь, но лучше не лезь туда никогда. Запомни как Отче наш! Сгинешь и не найдут тебя там! — с опаской оглядывая ядрёно-рыжие ветви, сталкер поспешил к одной избе, судя по внешнему виду, явно ещё обитаемую. Альтон не отставал, следуя по пятам за широким шагом мужчины как маленький котёнок за своей матерью. И глаза отвёл, смотря исключительно перед собой, не поворачивая головы, как бы любопытство не стремилось заставить вновь повернуться. Периферийным зрением он уловил движение сбоку, но старался не придавать значения, списывая на больное воображение как с той чёрной фигурой-призраком. Рассуждая с тем, что они оба его видели, почувствовали присутствие. Мистика ли или массовая галлюцинация, помноженная на бред? Плохо влияет Зона на умы. Чур первым ступил на деревянное крыльцо, стук подошвы отдался противным скрипом досок. Показалось на секунду, что сейчас оно обломается и нога уйдёт вниз, застревая между сырыми деревяшками. Но на удивление, они оказались устойчивыми. Сталкер крепко стоял на месте и принялся отстукивать определённый ритм в дверь, словно песню играл на ложках. Вот он прекратил и принялся ждать. — Чо он там уснул чтоль? — подождав секунд пятнадцать от силы, раздражённо процедил Чур. — Не слышал, может, — логично предположил Альтон, уставившись на мужчину, в непонимании кого ждать за дверью. Окна занавешены белыми шторками, свет не виден сквозь их плотность, потому не ясно, дома ли хозяин. — Будем надеяться, что не помёр, я ж довольно долго у него не гостил, поди ласты склеил уже, хотя… Кто его знает, он и нас с тобой переживёт, если захочет. Только Чур окончил говорить, как тут же дверь тихонько отворилась, выпуская наружу домашний жар и пробивающийся свет от лампы накаливания. — Едрид-мадрид, и ста лет не прошло. — Чур, сынок, ты ли это? — послышался из щели едва слышимый, до ужаса хриплый голос. — Ну точно не Смерть с косой! Глубоко седой старик с самодельной клюкой, невысокого роста, еле волочащий ноги, приветливо улыбался незваным гостям, показывая практически беззубый рот с редкими металлическими коронками из титана. Борода жёсткой и сухой мочалкой ложилась на некогда могучую грудь. А вот глаза: полуослепшие, покрытые бледной плёнкой, ехидно смотрели то на Чура, оглядывая с головы до пят, а после упёрлись в Альтона. Долго дед рассматривал парня, выискивая что-то особенное в пришельце чудном. Альтон держался ближе к Чуру, пытался как-то зайти за спину, невольно уходя от любопытного взгляда неизвестного старца. — Ну чего, дед Абакум, здарова, сколько лет, сколько зим! — И тебе не хворать, Чур, и тебе не хворать, — старик опёрся на клюку обеими руками, — а кого это ты ко мне привёл? Беленькой совсем, как зайчик зимой, бледненький. — Альтон, знакомься. Он со мной просто, в паре ходим, а то сам знаешь как оно, в Зоне по одиночке бродить себе дороже, а тут вместе и веселее и безопаснее. — Вот оно как. Ой, что ж вы, ребятки, у порога топчетесь, разувайтесь, проходите, я чайничек сейчас поставлю, чайку попьёте, отдохнёте с дороги, поди натопали прилично-то? — старик неторопливо пошаркал вглубь дома. Товарищи оставили свои пожитки у входа, задвигая грязнущие берцы подальше, и побрели следом. Запахи леса смешались в кучу, не уступая друг другу в сильной пахучести. Дед видимо особенно любил собирать разного рода травы, ведь в комнатке над печью висели пучки и дубовые веники. — Проходите, ребятки, присаживайтесь, сейчас всё будет, — протянул старик, который уже вовсю хозяйничал возле печи, гремел посудой, чем-то шерудил, отчего усилился в стократ запах мяты и какого-то другого растения. Столик как и табуретки тоже оказались самодельные, мало того, видно, что сделаны на совесть, потому и выглядели такими крепкими и устойчивыми, пускай и лет им больше, чем самому Чуру. А за окном солнце практически ушло за горизонт, оставляя за собой розовато-рыжий ореол. — Эх, сколько же тебя, не было здесь, сынок, я было дело думал, шо позабыл про меня совсем, — сморщенная рука поставила две фарфоровые чашки на стол. Рядом опустились плоские тарелки с румяными бубликами и сушками, чёрная смородина в сахаре, нехитрые бутерброды с колбасой. В целом угощений хватало с головой, вечером желудок сильно тоже набивать нельзя. Да и разнообразие в пище не помешало бы, а то далеко на одних только тушёнках не уедешь. — Да где уж там забуду, проблемы решал, знаешь же, что в Зоне по-другому никак. — Оно и понятно. А паренёк с тобой откуда взялся? — В Припяти познакомились. Сам-то он с Монолита, бывший фанатик тобишь. Поначалу положить его там же хотел, а потом лицо увидел, и как в голове у меня что-то щёлкнуло, смотрю, что безоружный, и так жалко стало, Господи думаю, ну на кой его убивать-то. Короче, взял с собой и теперь таскаю везде. Мотаемся туда-сюда, и так потихоньку в общем и живём, — Чур вытащил из нагрудного кармашка пачку сигарет, откладывая подальше от еды на столе, на самый край. — Интересно как. Получается, товарищ твой из Монолита выходец? А то я вижу больно уж странноватый на внешность, а? Слепой поди? — Абакум чуть приблизился к Альтону, не стесняясь заглядывая прямо в белёсые глаза. Пахнуло кедром. — Хотя… Слепец так смотреть не будет. Больно взгляд осознанный и следящий. Парень почувствовал себя крайне неловко от этого внимательного взора старика. Как в душу проник. Вся сущность внутри будто перевернулась, вынуждая ссутулиться ещё ниже над столом. Предательское пение китов в желудке услышали все. — Альтош, ну перехвати чего-нибудь, не стесняйся. Никто за руку как жулика не поймает, — сталкер ощущал себя куда свободнее смущённого естественными звуками своего организма Альтона, выбирая из ближней тарелки сушку. Знал обстановку, отлично знаком со стариком, чтобы чувствовать себя родным в этом доме. — Да куда ж в сухомятку-то. Сейчас чаю налью, а потом уже и кушайте на здоровье. Ох, молодёжь, — запричитал Абакум, хлопая рукой по колену. — Не гунди, папаша, всё под контролем. Мы ж не жрали уже давно, вон, руки аж трястись начали, видишь, там и до обморока недалеко, — засовывая сушку в рот, Чур продемонстрировал одну из рук, сняв перед этим перчатку. Старик на это смог лишь обречённо вздохнуть, не приведя противоположного аргумента. Упрямство Чура не знало границ, Абакум знал его как облупленного, потому и спорить бесполезным занятием считал. — Слушай, а помыться мы можем у тебя? А то мне кажется от нас двоих уже за километр несёт, — поинтересовался Чур. — Ребятки, ну что за вопросы, конечно, баньку топил вот только что, перед вашим приходом, вишь как удачно-то.***
Чаепитие вышло на славу отличное. Абакум оказался весьма приятным и харизматичным собеседником, наученный жизненным опытом, рассказывал про далёкие годы Великой Отечественной, наступившие голодные времена, когда домашнее хозяйство единственное спасало от поедания мышей и крыс, что им, деревенщинам, повезло куда больше городских, пускай и не всем. Кровопролитная война коснулась всех, этот факт неоспорим. С такой интонацией, с такой подачей как у старика никто не сравнится. Чур с Альтоном сидели неподвижно, вслушиваясь в осевший хриплый голос Абакума, с замиранием сердца впитывая каждую звучащую ноту. Пускай Чур и слышал в сотый раз эти истории, но каждый как в первый. Свои секреты и похождения с Альтоном, он естественно рассказывал, в неполной мере. Некоторые моменты опускал, дабы не вогнать в сомнения Абакума, утаивал что-то, но в общих чертах выдавал вполне неплохие сюжеты. А за окном тишь да гладь, облачка на небе ни единого, оттого и желтоватый месяц в полной мере красовался на чёрно-синем полотне, усыпанным серебром из миллиона далёких звёзд. Волшебство как будто. Нереально и невероятно. При дневном свете Рыжий лес был золотой сказкой со стороны, но с приходом ночи он резко поменялся во внешнем представлении, уже не завлекая неосторожного новичка, а наоборот, отталкивая своей угрюмостью и мрачностью. Тени усилились, будто сам Чёрный сталкер поселился в аномальном лесу, распугивая всё живое в округе. Альтон редко оборачивался на посторонние звуки то происходящие где-то в избе, то исходящие снаружи, на улице. Беспокоиться же не о чем, что такого опасного может вдруг произойти? Птица пролететь мимо, или чёрный силуэт, стоящий за окном? Парень нервно дёрнул кадыком, сглотнув вставший поперёк горла пахучий чай, угадывая в силуэте знакомые очертания. Никто не обратил даже малейшего внимания на это, всем было плевать, один он — сумасшедший, готовый поспорить на что угодно, что чернеющий призрак стоит неподвижно и просто наблюдает. За ним или за всеми, кто в доме находился, неизвестно. — Ох, а вот ночной гость к нам пожаловал, — старик потёр усы, снова состроив ехидный взгляд. Улыбка его стала куда сдержанней. Альтон подтянулся и передёрнул плечами. — Какой ещё гость? Мыла объелся, папаш? — грубовато произнёс мужчина и недоумённо уставился на деда. Потом перевёл взгляд на паренька, впечатление такое, будто тому штырь внутрь засунули. Неуютная атмосфера превратилась в натянутые струны, становилось душновато. — Как какой? Да вон же, за окном стоит, наблюдает, хитрец, за нами, — вставший из-за пронзительно скрипнувшего стола, Абакум прошёл к окну, разглядывая наружную территорию вокруг избы. Чёрный силуэт пропал, словно и не было его никогда там, оставивший после себя лишь густую белую дымку и запотевшее стекло. Чура как током шибануло, волосы на голове зашевелились, а взор перевёл уже на Альтона, зная, что тот уже знаком с этим загадочным призраком. Тот в свою очередь избегал зрительного контакта. Едва ли можно было назвать это бредом умалишённого, скорее уж массовое помешательство. — Да вы, ребятки, не переживайте, не сунется он сюда, покуда я здесь. Меня боится, хитрец, знает, чьё место и в чей дом не стоит входить, — старик нисколько кажется и не испугался этого ночного визита, повеселел больше, будто с радостью ожидал скорой встречи. Мужчина сжал в пальцах чашку с остывающим в ней чаем, упёрся глазами в одну точку в полу, нервно покусывая губы. — Альтоша, ведь ты его знаешь, — хрипло обратился непосредственно к парню дед. Бывший монолитовец уткнулся носом в стол, говорить наотрез отказывался, скребя ногтём по столу от нахлынувшей тревоги. — Бога ради, старик, не пугай, меня щас кондратий хватит, — для показухи хватаясь за сердце, Чур не шибко думал шутить на этот счёт. Сердечником пускай и не был никогда, вот только наверное скоро им и станет, если подобное потрясение его куда сильнее впечатлит. — И ты его знаешь, сынок, да и пугать мне незачем, — таинственно проговорил Абакум, ковыляя в сторону двери. Дед вышел за неизвестной целью в темноту двора, оставляя в одиночестве пришедших к нему путников. Повисла тишина, недолгая. — Пойдём помоемся, наверное, и на боковую, согласен? — предложил Чур, отставив допитую чашку. — Хорошо, — глухо отозвался со своей стороны Альтон, согласно кивая головой.***
Мужчина в неподвижной позе рассиживал на раскалившейся скамье, дурел, растекаясь ленивой лужицей по ней. Альтон в свою очередь находился рядом, почти соприкасаясь бедром о бедро сталкера. Банька маленькая, особо не развернёшься. Никогда ещё парень не испытывал истинного наслаждения от хорошо натопленного помещения, приятное головокружение и свинцовая расслабленность мышц — ощущения крышесносные, учитывая в каких до этого условиях приходилось ночевать. Холод — как страшное слово, просто позабылось в такое восхитительное мгновение. Жаркий пар от буржуйки проникал в каждую клеточку организма, обволакивая и согревая не только тело, но и душу. Нутро пылало изнутри от высокой температуры. Пульс заходился в сумасшедшем ритме, кровяное давление скакануло. Чуру в его-то возрасте по сути противопоказаны бани, но кто бы ему запретил? Чай не стар ещё совсем, не помрет от одного посещения. Здоровье же конское. — Побриться бы тебе, Альтош, — посоветовал одиночка, рассматривая разгорячённое лицо рядом с собой. — Неужели? — Альтон огладил подбородок, волоски неприятно кольнули ладонь, — а сам что? — Да и мне давно пора, а то как обезьяна обросшая хожу, надоело, — прибитые в углу полки хранили разное содержимое для мытья, в том числе и опасную бритву, старенькую, но ещё не утратившую своих функций. Чур проводил интересные манипуляции с мылом для того, чтобы получить идеальную пену, непрозрачную и густую, в отсутствии специальной пены для бритья. Дедовский метод никогда не подводил. — Брился когда-нибудь так? — спрашивая Альтона, сталкер круговыми движениями растирал по нижней части лица помазком взбитую пену. — Нет, — отрицательно помотал головой парень, — нам только одноразовые станки выдавали, другого не видел. — Ясно, ну что ж, давай научу тогда, смотри внимательно и вникай. Ловкие движения рук и никакой магии. Опасная бритва у Чура превращалась в надёжную подружку, что могла помочь своему владельцу и не поранить случайно. Умелости в обращении инструментом мужчине не занимать. Быстрые, точные взмахи острым лезвием и борода исчезала буквально на глазах. По итогу — любование своей красотой, одновременно с удивлением тем, что он ещё не настолько стар, как виделось до этого, и проделанная работа смотрелась безупречно. — Ну вот, хоть на человека стал похож, ничо сложного, как видишь, просто делай так, как я и усё будет нормально, на вот, попробуй, — одиночка всучил помазок с пеной и бритву, а сам принялся умываться холодной водой с железного ковша. — Сколько себя помню, все мужики так брились раньше, и батя, и дед. В советское время мылом хозяйственным и мылись, и стирались, и брились. Вот. А потом уж пены и лосьоны всякие появились, станки пошли. Но лично я этого не понимаю и понимать не хочу. Мне это гораздо ближе, чем та новомодная херня, которая не бреет так как должно и воняет. Альтон слушал речь сталкера в пол уха, пока вертел и осматривал со всех сторон плоское полотно лезвия, блестящее и смертоносное по своей природе. Этот заманчивый блеск холодного оружия так и кричал о необходимости пустить кровь кому-нибудь. Он взглянул на собственное отражение в зеркале, представляя себе картину убийства с рассечённым горлом по чёткой линии следа от швов, аккуратно и боязливо подвёл бритву к щеке, медленно ведя по ней вниз. Трясущаяся рука тем не менее умудрилась полоснуть по коже. Кровь активно потекла из пореза. Шикнувший от боли Альтон привлёк внимание Чура. — Чего, порезался всё-таки? Ой беда, давай сюда, балда, помогу, так уж и быть, — мужчина выхватил инструмент и собственноручно принялся добривать за Альтона, попутно вытирая струйку крови. Кожа скрипела, щетина соскальзывала вместе с пеной, смешиваясь с ней. — С непривычки такое бывает, по себе знаю, вон, сколько сам промахивался мимо, ходил с рылом зелёным, пока не научился в конце-концов, — поспешил ободрить парня Чур, чтоб тому грустно не стало. Альтон кротко улыбнулся, принимая заботу и поддерживающие слова. От близкого присутствия жар в теле усилился, а дыхание затаилось в груди. Парень не мог выносить прямого чёрного взгляда, потому опустил веки, покорно ожидая конца. Чур вертел как хотел белобрысой головой, слабо удерживая за нижнюю челюсть для большего удобства. Раскрасневшийся Альтон вызывал у него не самые целомудренные фантазии, учитывая также тот факт, что они полуголые тут стоят, похотливое желание ярко рисовало такие дикие картины, от которых в венах буквально бурлило. Озвучивать вслух подобное казалось в высшей степени стыдливо и богомерзко. С Рыжиком они бы давно уж занялись непристойностями прямо здесь и сейчас, не дожидаясь выхода из парилки, но с бывшим монолитовцем это приобретало совершенно иной смысл и чувства. Откровения выходят тогда на более высокий уровень. — Альтош, ну как? — неожиданный вопрос застал врасплох, парень мгновенно открыл глаза, встречаясь с чужими. Чур передал ему махровое полотенце, кивком указывая на тазик с холодной водой. Альтон принялся тщательно обливать лицо и шею, после вытираясь насухо. Поразительная гладкость и ни капли раздражения, благо не станком вновь. — Спасибо, — теперь благодарная улыбка стала шире. Раскалённая баня уже вызывала нехилое головокружение, былой релаксации почти не осталось, потому и решили они мыться полностью уже по очереди и побыстрее. Каждый выходил на прохладную улицу, разница отличавшихся температур снаружи и внутри будоражил. Насыщенный контраст вызывал невольную тряску в плечах с гусиной кожей в придачу. Мурашки бегали по спине, исходящий пар таял в воздухе, сохраняя в себе прежний жар, тряска участилась. Чур ждал Альтона, сидя на скамейке у входа в предбанник с сигаретой в зубах. Немного озябший на ночном холоде, ему всё равно не претило снова возвращаться в натопленное помещение. Их пребывание там и так затянулось. Небо до сих пор ясное, явление, какое в Зоне встретишь нечасто. В любом случае, за забором не виднелось мутантов или кого-то сомнительной наружности. Незнакомцев ещё реже здесь встретишь. Будто жилище одинокого деда Абакума, коренного сельчанина Чернобыльского хуторка на окраине злополучного Рыжего леса, выстроило вокруг себя невидимую отталкивающую ауру, дабы никто не повадился сюда наведываться. Зато предаваться фантазиям можно свободно в расслабляющей обстановке. Представить только, сейчас там в бане горячее тело Альтона точь-в-точь как у Рыжика, такое же сильное, крепкое и спортивное, жилистые руки, усеянные набухшими венами, длинные пальцы, сжимающие намыленную мочалку, взъерошенные мокрые волосы на макушке. По животу медленно стекают капли пота и воды, румяное лицо выражает истинное блаженство и некоторую радость. Провести носом по коже, вдыхая запах молодости, осязать её мягкость и упругость. Хотелось быть в роли ведущей, хоть раз в жизни просто попробовать. В кои-то веки в сталкере вновь пробуждаются чувства любви и похоти, дикое желание овладеть столь желанным юным телом, выпить все соки без остатка, высосать всю жизненную силу, сполна упиваясь каждой каплей. Соединиться не лишь физически, духовно сблизиться с объектом вожделения. Впитать маленькую частичку души. Достичь кульминации, испытывая сильнейший оргазм, Альтона будет сводить в судорогах, он самозабвенно закатит глаза от наилучшего экстаза, отрываясь на несколько секунд от реальности, ощутит высшее удовлетворение. Это станет сокровенным ритуалом интимного единения. — Чур, можно спросить? — Альтон тронул взади мужчину за плечо, тот от внезапности чуть не подскочил вверх. — Тьфу ты, напугал чертяга, когда успел выйти-то? — сталкер подвинулся на крыльце, уступая место для парня. Альтон расположился рядом. От него исходило огромное количество тепла и едва видимого пара. А теперь и запах пихты вился вокруг. Кожа буквально сияла и блестела как огранённый алмаз, волосы стояли торчком. Красавец прям писаный. — Ты когда со спины подходишь, сразу не прикасайся, окай? Словесно предупреждай хоть, — насупив брови, хмуро проговорил Чур. — Хорошо, учту, — парень положил локти на согнутые колени. — Отлично. Спрашивай, чего хотел, — сигарета медленно тлела в огрубевших пальцах, мужчина почти докурил её. — Кто этот Абакум? Обычно сталкеры молодые, а он уже глубокий старик, неужели тоже сталкер? — Да тяпун тебе на язык, какой сталкер? Местный житель он, ребёнок войны, Сталина застал ещё. Когда первая авария произошла, он не стал эвакуироваться, остался здесь жить дальше. Хозяйство своё даже есть, пускай и небольшое совсем. Мало того, ещё и знахарь, да какой. — На последнем слове мужчина поднял указательный палец вверх. — Видел же травки всякие, висящие у него в доме? Лечебные, говорит. Краснуху, понос и золотуху вылечит как нехер делать. Разве что бесов не изгоняет. Парень почёсывал раздражённые следы от швов, увлёкшись рассказом о старике. Абакум с первого взгляда показался ему не таким простодушным, каким тот хотел себя преподнести. Видно же, что знает гораздо больше. Глаза не скроют сущности. — Знаешь, с Абакумом я уже давно знаком. С тех пор, как Рыжик исчез, я не навещал его. Нет, вру. Один единственный раз зашёл к нему. — Чур заметно поник. — Так паршиво себя чувствовал, думал убью себя с горя. Знакомо тебе такое? Альтон отрицательно помотал головой. Самоубийство во имя Монолита будет куда логичнее. Чёткий, выверенный алгоритм в голове, подсказывающий, что нужно делать и каким инструментом. Рука не дрогнет у бойца, если это случится. Не сиюминутный порыв эмоций, а вынужденная мера. За такой благое дело парень был готов отдать своё сердце и бессмертную душу. Как минимум раньше. Сейчас же он не настолько уверен. — Хорошо, что оно тебе незнакомо. Отвратительно, если так подумать. Было больно осознавать, что только я и никто другой — виноват в своих личных бедах. Будто утратил что-то ценное. Рыжик был моей отрадой в моей конченной жизни, полюбил меня такого дурака, а я так его растоптал. Может и пытаться искать его не стоит там, в лаборатории, а? Он поди держит на меня обиду до сих пор. Нахера я ему сдался-то? Что мать, что он, все меня покинули, — одинокая слеза заблестела на гладковыбритой щеке, мужчина не пытался скрыть своё безудержное горе, не вытирал её, наконец давая волю своей сентиментальности в данный момент. Альтон не мог просто смотреть безучастно на такое. Вместо успокаивающих слов, он обнял одиночку, крепко прижимая к голой груди. Нежно погладил смоляные волосы, распущенные и влажные, они были как никогда красивы на вид, пускай и жестковаты на ощупь. Чур принял чужое утешение, ощутил внутреннее сопричастное сожаление, словно и сам Альтон утратил кого-то. Он уткнулся в соседнюю шею, рыдал горько, но тихо. Лишь всхлипы доносились из глубины горла. Странно видеть такого Чура, хотя единожды он уже видел его в таком состоянии духа. То можно назвать обыкновенной грустью с налётом воспоминаний о матери, продлившуюся недолго, мужчина явно стеснялся своих слёз. А тут разразившись настоящим плачем, притом снова сдерживаясь, опять не во весь голос. — Могу ли я стать заменой, Чур? — прозвучавший так неожиданно вопрос вогнал сталкера в ступор. Река из слёз прекратилась. — К-как? В смысле? Замена кого, Рыжика? — заикаясь, переспросил услышанное только что. Уши его ещё никогда так не подводили. — Да, если Рыжика рядом нет, то может, я могу его заменить, быть как он? — твёрдо и уверенно произнёс Альтон. Аура святого спокойствия окутывала словно мягким покрывалом. Обескураженное и заплаканное лицо Чура выглядело на фоне него довольно жалко. — Шутишь, да? Как ты можешь стать заменой Рыжику? С какого перепугу? — Чур попытался отстраниться от тёплого тела, но парень не размыкал объятий, теперь крепко прижимая к себе, как любимую плюшевую игрушку. — Ты подарил мне имя, сжалился надо мной и подарил мне дальнейшее существование. Монолит забрал моё прошлое, отдав приказ служить Ему. Я превратился в чудовище, страшное и непонятное, готовое на всё, что промолвят уста Невидимого Бога, но ты не посчитал меня сумасшедшим, не убил, вразумил наконец. Любой другой незнакомец застрелил бы меня, не задумываясь над тем, что я живой человек. Если бы ты не объявился тогда в Припяти, быть может я сгинул бы в потёмках города и своего искалеченного сознания. Сейчас, я хочу отблагодарить тебя за проявленную доброту и заботу. Смысл моей жизни зажёгся. Раздуй это огонёк надежды. Сделай его полноценным пламенем, — Альтон говорил тихо, почти обжигающим шёпотом на ухо, ласково касаясь напряжённой спины, одними пальцами нежно гладил рёбра, спускаясь вниз к широкой талии. Не похоже, что принуждал, достаточно деликатное отношение к чувствам. Вспотевший мужчина всё же смог немного отстраниться, запоздало реагируя на прикосновения. — Не на улице, а то не май месяц, давай в предбаннике лучше, — сталкер поёжился от дунувшего ветерка, древесина уже вовсю холодила босые ступни, потому умоляющему взгляду Чура парень легко улыбнулся. Баня быстро потеряла весь свой былой жар, благодаря открытым дверям, а в предбанной части оказалось чуть теплее, чем на улице. Но запалу, разгоревшемуся внутри чистых тел, может позавидовать любая закопчённая буржуйка. Альтон возбуждался куда быстрее, по понятным причинам. Чуру приходилось частично выжидать реакцию, так как возраст таки сказывался, и либидо похоже упало из-за давности близкого контакта с живым человеком. Вот был бы помоложе, годков на десять, куда бы сильнее страсть проявилась. Бесполезно мечтать об ушедшем. Справляться без помощи партнёра он не особо умел, да и времени попросту не хватало на самообслуживание. Фантазия — редкая спутница мыслей. Но Альтон не торопился. Будоражащий огонёк лениво томился и терпеливо выжидал. Соприкасались пока только губы, руки шарились по потному телу, покрытую шрамами. Телесный сосуд с обидами, печалями и невзгодами, радостью, любовью и израненной душой. Встретиться глазами Чур не решался, стыдливо отводил их, смущённо хмурил брови, если Альтон пытался заглянуть в эти бездонные дыры. — Красивый, — низко прошептал парень, ловко оглаживая рукой низ живота Чура, не затрагивая пах. Дразнил, засранец, как назло. Говорил много комплиментов, задаривая ими с ног до головы как дорогими подарками. Откуда узнал о неравнодушии Чура к такого рода «глупостям»? Альтон и не знал, но предположение оказалось верным, подкрепляемое положительной реакцией. Приятные звуки и словосочетания понравятся любому в столь интимные моменты, плавящие разум. Схожие черты с Рыжиком проявлялись именно сейчас, в полной мере. Альтон будто понимал, что нужно сказать, что сделать и куда надавить. Кажется, лисья улыбка «огонька» стала куда отчётливей. Реинкарнация бывшего любовника? Вшивая мистика. Нависшая тень Альтона закрывала от электрического света лампы накаливания, окрашивающего комнатку в оранжевый, противный цвет. Узкий диван — твёрд и неудобен, но альтернативы как таковой не было, не на полу же. Альтон голодным взглядом буравил мужчину, чуть ли не облизываясь, продолжая оттягивать время. Видно, что он изнемогал без ласки, потому сталкер сам прикоснулся к крайней плоти парня. Крупная ладонь обхватила возбуждённый член, совершая движения вверх-вниз для более усиленного притока крови. Альтон тихо застонал от такой слегка грубоватой инициативы партнёра, прикрывая веками глаза, заболевшие от напряжённого вглядывания. Он почти толкался в чужую руку, сжимал тонкие губы в узкую полоску и вдруг почувствовал как исчезла ласкающая мозолистая ладонь, отчего Альтон раздосадовано выдохнул. Теперь она оказалась на румяной щеке. — Оседлай меня, так удобнее, — тихо, с придыханием посоветовал Чур. Альтон подчинился. Бёдрами он сжал горячее туловище под собой, беря уже в свою жилистую руку оба члена, надрачивая их одновременно. Плавно, размеренно, прикусывая нижнюю губу. Из-под полуопущенных инеевых ресниц взирали пустые белки, но это не выглядело пугающим, а наоборот придавало ещё больше соблазнительного блеска в них. Чур не мог насытиться одними только глазами, он жаждал гораздо большего. Рывок и одиночка захватил в объятья парня, так старательно делающего им обоим хорошо. Поцелуй взасос вышел до одури сладким, наполненным неизвестными чувствами и болезненной любовью. Влажные языки сплетались, кружились и танцевали крышесносное танго во рту. Где же парниша оставил прежнюю стыдливость? Мастурбировать на спящего, признаваться потом ему о непристойных деяниях, краснеть как девчонка последняя, но сейчас вытворять такие вещи, от которых сносило напрочь голову? Странный он всё-таки чудак.