***
Летний дворец был прекрасен. В отличие от Большого дворца Ос Альты, способного выдержать осаду, Летний дворец исконно предназначался для отдыха правителей Равки. Климат, процветающая торговля и отвесные скалы, окружающие морской порт точно сговорились составить идеальную картину. Бесчисленные внутренние дворы, открытые набирающему силу весеннему солнцу; стены, покрытые фресками с ожившими сценами охоты, праздников и фестивалей; полы, выстланные драгоценными мозаиками, и широкие окна с узорчатыми ширмами вместо узких амбразур, к которым она успела привыкнуть, дарующие вид на Истиноморе. В последний раз, когда они посещали Новокрибирск, у Алины не было времени искупаться. Поездка, длившаяся всего два дня, и стремительное развитие событий насколько истощили ее, что едва хватало сил сомкнуть глаза. Теперь же, любуясь кристально чистой водой, она пыталась представить, каково это, ощущать мягкий песок под ногами. О таком ей доводилось читать только в книгах. — Я хочу сходить к океану, — возвестила она. Александр фыркнул. — Мы здесь не удовольствия ради. — И все же, когда он взглянул на нее, его взгляд смягчился. — Ладно, — уступил он, хотя в этом исходе не было никаких сомнений. — Но ты не отправишься к берегу без сопровождения. Я говорю на полном серьезе, Алина. — Тогда, быть может, суверен Равки выкроит время в своем напряженном графике, чтобы повеселиться в волнах с женой? — спросила она елейно-сладким голосом. — Все, что моя жена пожелает, — отозвался Александр, но его тон не соответствовал беззаботности слов. Правда всегда работала в его пользу. Когда Алина высказывала свое мнение, речь получалась простой незапутанной нитью. Ее муж не лгал, но всякий раз, обдумывая его слова, она питала мало надежды распознать их смысл до конца. Они выскальзывали из ее рук, как свежепойманная рыба — в реку, какой был Александр. Реку темную, стремительную и пугающую своей глубиной. И, наверное, он действительно готов был одарить ее всем, чего она пожелает — если, конечно, ей достанет смелости попросить. …Но что, если она попросит его покинуть Западную Равку и вернуться в Большой дворец или, лучше, в Керамзин? Что, если он одаривал ее лишь потому, что знал — она не разрушит его планы? Когда он убил старого короля, что она сделала, кроме как приняла корону, которую он ей протянул? — Ты думаешь, что я ребенок, — нахмурилась Алина. Ее жалоба прозвучала капризно, с неподобающей обидой. — Ты моложе меня, это так, — не стал отнекиваться он. — Но я еще не забыл, что такое юность. Она чуть не спросила, сколько ему лет, но вдруг побоялась ответа, который могла услышать. На протяжении долгой истории Тенистого Каньона существование Дарклинга, потомка Черного Еретика, оставалось непреложным. Эта мысль не выходила у нее из головы с тех самых пор, как он признался, что был старше, чем выглядел. — Александр… — Придет день, и ты поймешь, моя милая. А пока, почему бы тебе не снять этот прелестный кафтан и не дать полюбоваться тобой? Алине сделалось стыдно от жара, охватившего ее. Она хотела возразить, но знала — в этом случае Александр вернется к своим бумагам, предоставив ей волю бесцельно бродить по царским покоям до самого наступления позднего — и весьма — часа ужина. Ее замучает скука, а она и близко не преуспела справляться с ней, как умел муж. Поэтому Алина послушно расстегнула металлические застежки, плотно держащие полы ее сверкающего золотого кафтана. — Какая у меня красивая жена, — пропел Александр, и она скинула платье, которое носила под верхней одеждой. Ей хотелось не млеть от его комплиментов, но как справиться с этим искушением? Совсем недавно она была незаметной девочкой-сиротой, полукровкой от народа Шу — провела изгоем большую часть своей жизни, как она могла не таять от пьянящего восхищения в его голосе? Алина подошла к нему в одном лишь нательном белье — шелковом и безумно легком, вещи, дороже, чем все, чем она владела в прошлой жизни. Муж притянул ее к себе на колени, его пальцы скользяще провели по нежной коже внутренней стороны бедра, и Алина заскулила. Он разгладил ладонями ее скованную шнуровкой грудь и с привычной легкостью высвободил ее, откидывая корсаж в сторону. — Сегодня ты справилась отменно, — промурлыкал он, и она подалась к теплу его тела и его похвалы. — Подумать только, какой путь ты прошла за столь короткий срок. Ты должна гордиться собой. — Александр! — простонала она, когда он обхватил ее грудь и свободной рукой обнял за талию, держа крепко, изучая ее с неспешной уверенностью человека, осматривающего то, чем владеет. У нее перехватило дыхание от мысли, какое зрелище, должно быть, она представляет — обнаженная, на его коленях посреди ясного дня, прижатая к черному кафтану. — Спокойней, Алиночка, — утешил шепотом Александр. — Я знаю. Я знаю. Поцеловав ее в шею, он просунул палец под шелк нижнего белья, пробуя ее влажное тепло. Но даже когда она приподняла бедра, раскрываясь перед ним, он одарил ее всего лишь легким как перышко поглаживанием — его хватало, чтобы прочувствовать пробудившийся голод, но не хватало, чтобы утолить его. — Александр!.. — вырвалось у нее, и на этот раз его рука безжалостно отступила. Алина чуть не зарыдала от досады. — Думаю, твоему милому ротику не пристало выпрашивать, — назидательно произнес он. — Я сказал, что хочу полюбоваться тобой, и поскольку ты — моя добрая женушка, которая дала обет повиноваться, ты позволишь мне это сделать. Жар поднялся по ее спине, как магнитом притягивая к нему ближе. — Хорошо… — выдохнула Алина, и Александр кивнул, скользя ладонями по ее бедрам. — Моя хорошая девочка, — протянул он. — Моя Солнечная святая, такая милая и доверчивая, такая юная. Ей хотелось возмутиться, особенно на последнее, но тут его рука вновь пробралась под тонкую ткань белья. Любые мысли вылетели у нее из головы, когда он загнал в нее палец, куда больший и грубый, чем ее собственные. Охнув, она не осмелилась больше упрямиться, ни когда он добавил второй, ни даже когда ее болезненно растянуло от третьего. Ее тело раскрывалось перед ним, как отлаженный часовой механизм перед часовщиком. — Моя драгоценная девочка, — пробормотал ее муж, проталкиваясь глубже. Перед глазами темнело — Алина слышала собственное прерывистое дыхание. Она распадалась на части, беспомощно извиваясь под его ласками, сама не ведая, чего хочет, уверенная лишь в одном — сейчас она отчаянно хочет его. — Пожалуйста, — взмолилась она, и у него хватило наглости рассмеяться. — Прошло немногим больше двух минут. Неужели моя заклинательница Солнца так нетерпелива? Ей следовало тревожиться из-за этой беспощадной тягучей тоски. Думать, как найти способ вырваться из-под его влияния, но… Алина упивалась мысленной картиной того, как темнели его глаза, когда она обхватывала губами его член. По крайней мере, отчаяние роднило их, и жажда была обоюдной. Александр согнул внутри нее пальцы, и она почувствовала, как напряглось основание позвоночника. Хватай на то сил, она умоляла бы, но вместо этого уткнулась лицом ему в шею, заглушая крики. Волна удовольствия кружилась вокруг, лишая сомнений, что вскоре ее неумолимо накро… Идиллию прервал стук в дверь. Руки Александра замерли, и на один дразнящий миг она вообразила, что он разрешит визитеру войти — дозволит, чтобы королеву Равки увидели такой, истекающей от желания, распростертой на его коленях… Но затем дразняще близкое облегчение ускользнуло, вернув способность мыслить трезво. Александр не делился тем, что принадлежало ему. Она выучила этот урок, который предстояло усвоить генералу Златану в очень, очень скором времени. — Одну минуту, — откликнулся ее муж, вынимая из нее пальцы. Алина тихо заскулила от внезапной пустоты внутри, прожорливой, ненасытной. — Иди в постель, — тихо приказал он, и она повиновалась, подбирая по пути сброшенную одежду. Но, даже забравшись под тонкое белое покрывало, она горела от желания — ноющее тело жаждало прикосновений, хоть чужих, хоть своих. — Войдите. — Мой соверенный, — зазвучал голос Ивана. — Мы установили охрану, как вы приказали. — Хорошо, — задумчиво проговорил Александр. — Завтра мы с императрицей прогуляемся по пляжу, так что позаботься о лучниках по периметру. Наступила долгая пауза, а затем ее муж произнес, почти по-дружески: — Заткнись, Иван. — Я ничего не сказал, мой соверенный, — открестился тот, но Александр в самом деле фыркнул. — Неважно, заткнись. О, и выясни это для меня, будь добр. — До нее донесся шорох бумаги, после чего сердцебит откланялся. — Доброго дня, мой соверенный. — Иван? — окликнул его Александр, все еще добродушно. — Да, сэр? — Не беспокой нас более. — Разумеется, прошу меня простить, — снова пауза, а затем: — Управимся по-тихому, мой король. Алина услышала, как закрылась дверь, и только тогда села, выбравшись из покрывал. — Александр, — позвала она, сознавая, что напоминает капризного ребенка, но терпеть было выше всяких сил. — Меня ждет работа, — уклончиво ответил он, но она услышала улыбку за его словами. — Саша, ну пожалуйста, ты мне нужен! — Его имя, ласкательное, глубоко личное, сделало свое дело. Он махом сократил расстояние между ними и впился в ее губы, глотая ее стоны. Он позволил ей кончить и потом, не обращая внимания на то, как она разомлела, заставил сделать это снова. Когда у Алины потемнело в глазах, а дыхание окончательно сбилось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее. Эта близость, единение разумов, шум океана и шепот Александра, зовущий ее по имени, заставил ее проглотить неуверенность и отдаться ему на милость. Излившись, он не стал выходить из нее сразу. Мягко обнял, рисуя поцелуями созвездия на ее коже, и дал запустить пальцы в свои черные волосы. — Это ты его создал? — спросила вдруг Алина. Она сама не знала, как так получилось — вопрос сам слетел с губ. — Что? — беспечно поинтересовался ее муж, проводя языком по ее груди, и, наблюдая за реакцией, прихватил зубами сосок. — Каньон, — сорвалось у нее на грани шепота. — Ну конечно же, — сразу ответил он. Правда всегда работала в его пользу. Он говорил о кошмаре, будоражащем страну веками, с такой пренебрежительностью, будто ему казалось странным, что она не знала с самого начала. Но его живот напрягся, почти незаметно. Алина почувствовала это только потому, что он частично лежал на ней. Услышанное признание должно было остудить ее, но отчего-то факт того, что ее супруг — тот самый ужасный Черный Еретик не вызвал и толики страха… Не в этот момент, когда удовольствие сладко пощипывало ее, не в момент, когда его член распирал ее изнутри… — Нарочно? — Я хотел, чтобы что-нибудь случилось. Я не знал, что создам. — Почему? — Они убили мою возлюбленную, — объяснил он с удивительной простотой. — Они забрали то, что принадлежало мне. Она не была заклинательницей Солнца, но была добра, а я был все еще молод. Я не понимал, насколько смертны люди, даже гриши. Это пришло лишь пару десятилетий спустя… Но что сделано, то сделано. — Ты убил сотни, — прошептала Алина. — Тысячи, — поправил он. И снова правда, такая простая и незамысловатая, лилась с его губ. Алина понимала, что даже теперь он одерживал верх, что он, вероятно, давно отрепетировал весь разговор от и до. У него имелись аргументы на любые ее возражения, оправдания на любые обвинения, и, в конце концов, выхода не останется — она подчинится, еще бесповоротней, чем прежде. Она — Солнечная Святая, но Александр Морозов — коварный старый волк. — Я могла бы рассказать людям, — медленно проговорила Алина. — Апрату. Малому совету. Солдатам. — Чтобы править Равкой самой? — полюбопытствовал он, но она ощущала — он встревожен; его ладонь соскользнула с ее тела. И Алина ненавидела себя за то, как хотела потянуться вслед за нею. — Я совершил ошибку, будучи юнцом. Я вел войну, которой не хотел, против людей, которые жаждали истребить наш народ. Многие молодые люди совершают ужасные ошибки, но когда их совершает тот, кто владеет нашей силой, они оборачиваются для мира во стократ хуже. Даже ты не безгрешна, Санкта-Алина. Или у тебя есть объяснение, почему члены твоего отряда картографов разбросаны гниющими кусками по Не-морю? Если хочешь избавиться от меня, скажи только слово, и я уйду. Алина верила его обещанию. Не сомневалась, что Александр встанет и покинет их брачное ложе, вернувшись в жизнь, что вел до встречи с ней. Она знала, что должна чувствовать гнев и предательство. Но… не могла. Он вонзил в нее свои клыки — она сама облегчила ему задачу. Раздраженно рыкнув, Алина попыталась повернуться к нему спиной, но он остановил ее, опустив руку ей на плечо. — Юность не длится вечно, — промурлыкал он. — Я помню, каково это — стоять на пороге бессмертия, все еще сознавая себя человеком. — Я не понимаю… — Я не всегда смогу совладать с тобой, — пояснил он. — Это ты знаешь столь же хорошо, как и я. Нам предначертано быть равными, но моя сила в зените, а твоя пока растет. Однажды ты преумножишь свои способности. — Истинная Святая уничтожила бы Черного Еретика, — неуверенно сказала она. — Может быть, — согласился он, проводя большим пальцем по ее щеке. — Из всех святых ты — первая, кого я встретил, так что я не знаю. Но, на худой конец, подожди, пока мы прогуляемся по пляжу. Ей полагалось ненавидеть его, но вместо этого Алина дозволила ему возобновить пристрастный осмотр ее груди. Чувства в душе не изменились. Может, она действительно знала с самого начала.***
Он уделил ей час своего времени, и вместе, легко одетые, они прошлись по мелководью во время отлива. Алина кожей чувствовала, как терпеливая снисходительность скатывалась с него волнами, но свежий соленый воздух и шум, с которым волны ударялись о песок, подняли ей настроение, и когда, в конечном счете, она увлекла Александра в воду, то с удивлением обнаружила, что он — хороший пловец. Он умел двигаться вместе с океаном, а не против него, в то время, как морская пена хлестала ей в лицо каждый раз, когда она пыталась увернуться от волны. — Это то, чего ты ожидала? — спросил он, будто вчерашнего разговора не было и в помине. — Вода холоднее, чем я думала, — призналась Алина, и он засмеялся. — Возможно, в следующем году мы приедем сюда летом. — Хорошо, — согласно улыбнулась она. Он взял ее на руки и крепко поцеловал.***
Ужин в первый вечер считался частным мероприятием, поэтому на нем присутствовали только генерал с высшими чинами и приехавшая с ними свита. Этим же вечером они ужинали с половиной Новокрибирска. В порыве необычайной для себя щедрости Александр объявил о том, что мясо, вино и развлечения будут ждать любого, кто явится на торжество. Поэтому сегодня все и каждый стремились встретиться с ней, поцеловать ей руку, благоговейно прошептать ее имя, часто с прилагаемым «Санкта». Если люди и смотрели на ее мужа, темной тенью сидящего рядом, то только для того, чтобы почтительно поклониться, прошептать его высокий титул, а затем поскорее смыться из-под его взора. — Тебя любят, — негромко поделился наблюдением Александр. — Я всегда думал, что у простого народа плохой вкус, но, похоже, я судил преждевременно. — Льстец, — отозвалась она, но едва ли сумела скрыть улыбку. — Полагаю, тебе следует призвать солнце, — предложил он, и это тоже ее удивило. Алина знала, как болезненно заклинатель Теней относится к тому, что люди боготворят ее и боятся его, но не стала перечить. В промежутке между песнями она зажгла в руках искру, а Александр хлопнул в ладони, накрывая толпу темнотой. Все голоса разом стихли. Она вытянула руку — солнце удвоилось, потом увеличилось вчетверо, с каждой секундой вырастая все больше, становясь все ярче. Кафтан из морского шелка светился, она чувствовала, что все взгляды прикованы к ее лицу. Ее фигура отбрасывала тепло и свет в высоты свода, где он зависал, подобно стрелам, подвешенным в воздухе, а после падал, распадаясь на все цвета радуги. Александр отозвал тени и первый воскликнул ее имя: — Санкта-Алина! Слаженный людской хор поспешил вторить его словам. — Очень хорошо, — довольно шепнул он ей на ухо.***
Во время трапезы они сидели на террасе, за которой раскинулись сады. Александр, само собой, занимал место в центре, она — по правую руку, а генерал — по левую. Во время первых четырех блюд беседа протекала довольно мило, когда же подали пятое, Алина невольно вздохнула. Перед нею поставили солидную порцию лютефиска, и приличия требовали съесть ее полностью, хоть это и было ее любимое блюдо. Генералу, напротив, досталась такая маленькая порция, что, как только его дегустатор отведал бы ее, ему почти ничего не оставалось. — Все в порядке, моя королева? — осведомился генерал, и она чуть не ответила «да», когда вспомнила, что Александр слушает. Хм, вдруг ей удастся расположить его к Златану? — Если честно, я не люблю лютефиск, — сказала она заговорщически. — Терпеть его не могу. Генерал позволил себе засмеяться. От этого его лицо похорошело. — Пожалуйста, возьмите мою порцию, она поменьше. Ни одну императрицу нельзя заставлять есть пищу, которая ей не по нраву. Украдкой она бросила взгляд на Александра, посмотреть, одобрил ли он учтивые манеры генерала, и он улыбнулся, но волчьей улыбкой, во все зубы, без капли удовольствия. На мгновение Алина озадачилась вопросом: не ждет ли ее наказание за любезности с другим мужчиной? Ее пробрала дрожь. Ее дегустатор смиренно поднес пробу из тарелки Златана ко рту. Он прожевал рыбу, но напряженный, нервный вид, который был у него во время приемов, успел пропасть с начала ужина. Ему очень понравился тушеный горошек, который они ели пару блюд назад, и от ее жареной телятины он тоже взял кусочек чуть больше, чем требовалось. Пока он глотал лютефиск, Алина пригубила вино, ожидая момента, когда можно будет запихнуть оставшуюся рыбу в рот и перейти к следующему блюду. …Ее дегустатор кашлянул, а потом, дернувшись, закашлялся и схватился за горло. — Стража! — проревел Александр. Алина взглянула в багровое лицо своего дегустатора и почувствовала, как в жилах стынет кровь, становясь такой же студенистой, как отравленный лютефиск на ее тарелке. Парень открыл рот, пытаясь выдавить какое-то слово — «помогите», что еще, и, пока Алина пыталась дотянуться до него, Иван схватил генерала. К этому времени и все остальные в зале заметили неладное: простолюдины повскакивали с мест, крича. Алина звала целителя, кого-нибудь, но Александр оттянул ее прочь, и несчастный дегустатор упал, зацарапал пол, корчась, как рыба, выброшенная на берег. — Генерал Златан! — громыхнул голос ее мужа. Пусть он не повышал его до крика, но Алина знала — его слышат в каждом углу зала. — Вы пытались отравить мою жену, королеву Равки и заклинательницу Солнца! Своими собственными глазами я видел, как вы передали ей тарелку с отравой. Вы повинны в смерти ее любимого дегустатора, и ваше преступление доказывает: вы — предатель единой Равки. Как издалека до Алины донесся приглушенный шепот Ивана. «Управимся по-тихому, мой король». Она перевела взгляд на генерала Златана, чей рот беззвучно открывался и закрывался в немом испуге. Она подумала о великодушии Александра, распахнувшем двери перед всяким, кто пожелает прийти на царский прием. Подумала о том, как он воодушевил ее проявить свой дар. Неужто он взаправду поручил Ивану отравить тарелку, предназначенную для нее? — Пошел ты! — выплюнула она, отбросив вежливость. — Да как ты посмел! И вылетела из зала, бросив его стоять там одного, короля над разъяренной толпой, в то время как обреченный генерал Златан залебезил, уверяя в полнейшей своей невиновности.***
Алина ждала, пока он наконец не соизволил вернуться в их покои. Она не стала снимать кафтан и, несмотря на вечерний зной, развела огонь в камине, потому как знала, насколько ослепительна при свете. — Я должен извиниться, — кратко начал Александр. — Стоило предупредить тебя, но я стар и так закостенел в своих привычках, что… — Как Дмитрий? — Мертв. — Это ты убил его. Ты убил его, и ты подставил Златана… — Ну и что, Алина? — вопросил он мягким голосом. — И что? Он умер бы так или иначе, не в этом году, так в следующем, или через два года, или через восемьдесят лет, когда мы с тобой будем по-прежнему молоды, как сейчас. И мальчик… Ты же знаешь, он согласился на эту работу, осознавая риски, зная, что его предшественник не продержался и двух недель. Он был солдатом и принял смерть, как солдат. — Его отравил ты! — Он знал, что с огромной вероятностью умрет от яда. Не случилось ничего такого, чего бы он не предвидел. — Александр, — продолжила она, — ты ведь не тот человек, который разбрасывается жизнями подданных. Златан невиновен, и теперь ты прикажешь его повесить. Ты убил Дмитрия! И ради чего?! — Войне всегда присущ своего рода расчет, заклинательница Солнца, — ответил он с бесконечным терпением человека, который повидал десятки тысяч рассветов. — Хороший генерал бережет жизни там, где это возможно, но он не должен бояться позволить кому-то умереть во имя великого блага. Этот город готов был открыть тебе свое сердце, и сегодня ты дала им причину для этого. Я всего лишь напомнил им, что твою любовь нельзя принимать как должное. Когда Равка едина, един народ. Никто не будет голодать, и у нас будет достаточно сил, чтобы отбросить фъерданцев от наших границ. — Ты же знаешь, я не смогу этого простить, Александр! — вскричала она, и он мгновенно пересек расстояние между ними, взял ее в свои руки и заткнул рот поцелуем. Алина попыталась оттолкнуть его, но он не отпускал. Его губы впились в ее рот, язык прижался к языку, его пальцы запутались в ее волосах. — Я думаю, ты можешь, Алина, — оторвавшись от нее, сказал он тихим голосом. Его руки расстегнули ее пояс — золотое солнце, затмевающее полную луну, и разжали застежки кафтана. Александр смахнул слезы с ее щеки. — Моя драгоценная девочка, — прошептал он, — все еще слишком юная, для тебя все это ново. Когда-нибудь мы будем вспоминать сегодняшний день и смеяться. — Ты убил Дмитрия! — крикнула Алина, и он закачал головой. — Ш-ш-ш, достаточно на сегодня. Я сделал то, что должен был, дабы защитить Равку и защитить тебя. Как ты думаешь, жена моя, Златан не замыслил устроить тебе прискорбный несчастный случай? — Его руки сжали ее грудь, и Алина тщетно попыталась оторвать их от себя. — Я скажу тебе вот что, — понизил голос Александр, — Я вверю судьбу Златана тебе. Делай все, что считаешь нужным. Можешь отпустить его, извиниться, что все это было одним большим недоразумением, что твой мальчишка страдал от аллергии на щелочь, о которой раньше не знал. Или хочешь поведать миру о том, что это император Равки убил его? — Он приник к ее шее, и, когда она начала выворачиваться из его рук, стиснул ее грубее, целуя еще настойчивей. — Но, Алина, если сделаешь это, то клянусь: я не стану помогать тебе, когда война придет к нашему порогу. Тебе самой придется принимать решения в каждой безвыходной ситуации, — последние три слова он подчеркнул поцелуями в ее ухо, и, вопреки гневу, в теле пробудился огонь. — Ты, и только ты будешь выбирать, кого из гришей куда отправить, зная, что они умрут. Ты будешь выбирать, какие города обречь на голод, а в какие направить снабжение. Я заставлю тебя подчищать за собой, за каждой твоей ошибкой, даже если ты будешь умолять меня о помощи. Он содрал с нее кафтан, оставив уязвимой и дрожащей. Алина содрогнулась, когда муж разгладил ее бедра, а затем, будто куклу, прижал ее к матрасу, раздвигая их. — Александр… — всхлипнула она и услышала, как он щелкает ремнем. Едва она попыталась встать, он толкнул ее обратно на спину. — Ты будешь решать, кто уцелеет, а кто превратится в труп — для всех своих друзей, знакомых и для бедных крестьян, которые не хотят ничего, кроме как поменьше работать и надираться вином со своими собратьями по вечерам. Ты на собственном горьком опыте узнаешь, каково быть генералом. — Он просунул ладонь к ее промежности, и Алина спрятала лицо в покрывале, умирая от стыда. — Какая ты у меня мокрая, — промурлыкал он. — Пожалуйста… — попыталась она в последний раз, но затем он вошел в нее, горячий и твердый, и когда он оказался внутри, все протесты покинули ее. — Но есть иной выход, — наклонился он. Ее тело пылало, горло душили рыдания. — Ты позволишь мне делать то, что я умею лучшего всего, а именно быть Дарклингом, ты же… — он прервался, обводя ее клитор, и с нежностью целовал в плечо, несмотря на то, что до боли сжимал ее бедро. — Ты, моя драгоценная жена, продолжишь быть Солнечной Святой. Я запачкаю свои руки кровью, а ты останешься неповинна в грехах за свои ошибки. Что ты скажешь на это? — Саша… — выдохнула Алина, растеряв все разумные мысли. И уступила, раскинувшись на матрасе, успокаивая себя тем, что имеет право просто расслабиться и насладиться тем, что он делает с ней. — Хорошая девочка, — похвалил Александр. Слова рокотали в его груди. — Еще раз. — Саша… — пролепетала она, с трудом сдерживая слезы. И тогда он взял ее особенно жестким рывком, который заставил ее выкрикнуть его имя. — Моя Алиночка, — проворковал он, ничуть не сбавляя темп, по-прежнему вдавливая пальцы в ее бедра, чтобы непременно оставить следы. — Дай себе свободу на моем члене, дорогая. Она покорилась ему, как всегда и во всем, и когда он кончил вслед за ней, то тяжело навалился ей на спину.***
— Так будет не всегда, — признался он, вытирая свое семя с ее тела. Возможно. Но он уже вонзил в нее клыки, бросив истекать кровью на снегу. Так, полагала Алина, волки выбирают себе волчиц, а Александр Морозов был никем иным, как самым настоящим волком.