Запрашиваю объяснения

…а потом был Эдинбург. Он прилетел туда инкогнито, намеренно солгав Тони Старку. И там он встретился с Вандой. Катаракт просматривал логи энергосистем и не понимал причин постоянных микро-сбоев и перепадов энергии в этот момент. Никаких неисправностей не было зафиксировано, а эти сбои были хаотичны, даже после нескольких проведенных подряд диагностик не удалось выявить закономерности в них.       Она стояла у фонтана и то и дело осматривалась. Прохожие, должно быть, определяли это поведение как нервное ожидание кого-то, кто опаздывает на встречу, но в системах Вижна оно было отмечено как поведение того, кто ждет западни и преследования. Ванда напоминала зверька из документальных фильмов о дикой природе. Зверька, который преодолевая страх выбрался на открытую местность, но ни на секунду не забывает о том, что где-то в небе кружит коршун. Был ли коршуном он сам? Или ими были многочисленные уличные камеры видеонаблюдения и телефоны в руках туристов? Один снимок, выложенный в соц. сеть, мог раскрыть её местонахождение Россу, а ведь на такой снимок девушка могла попасть даже не заметив этого. Было о чем побеспокоиться. Катаракт отметил, что Вижн, оценивая это, задавался вопросом: почему же она выбрала это место для встречи? Почему улица, пусть и не центральная, но всё равно наполненная людьми, а не какое-нибудь уединенное место, сводящее риски к минимуму? Она не доверяла ему? Полагала, что он может сообщить о ней Россу и остальным? Или, что сам решит захватить её? Если так, людное место определенно было хорошим выбором: здесь его возможности будут ограничены, если, конечно, он желает избежать случайных жертв; вместе с тем все эти люди - пожелай Ванда - могли бы стать её послушными марионетками, как тогда, в Заковии.       Катаракт полагал, что расчет Ванды верен и логичен, он не понимал, почему эти размышления добавили к сбоям в системах Вижна общее снижение уровня энергии. Люди назвали бы это… как? Подавленностью, возможно. Когда он подошел и тихо поздоровался, Ванда како-то время молчала, рассматривая его. Она смотрела очень внимательно, время от времени щурила глаза, приоткрывала губы, как будто для слов, которые всё не звучали, морщила брови… по всему выходило, что она пытается заметить что-то на его лице, понять что-то по его выражению. Катаракт не понимал, зачем, ведь она должна была прекрасно понимать, что у искусственного существа не существует эмоций, которые - даже желай он их скрыть - отражались бы в микромимике. Теоретически, конечно, настройки систем позволяли включить и эту функцию, но зачем? И всё же в какой-то момент взгляд Ванды изменился, как будто она, наконец, увидела то, что искала. Самообман - констатировал Катаракт и в очередной раз зафиксировал аномальный всплеск энергии своего двойника. Теперь уровень был почти в норме, если не принимать в расчет не прекращающиеся микро-колебания. — Это и правда ты… - пробормотала она, больше самой себе, чем ему, а потом заговорила громче — Стив сказал, что мы выбрались оттуда благодаря тебе. – Ванда потерла шею нервным, навязчивым движением. Вижну оно не понравилось, Ванда как будто не заметила его, как не замечают люди каких-то характерных для себя, ставших очень привычными движений. – Спасибо. Рада, что с тобой всё в порядке. Я волновалась, что они догадаются и… Это слово «волновалась» системы выделили особо…они среагировали на него новым колебанием энергии только на этот раз не спадом, а всплеском. У Катаракта мелькнула мысль о том, что те микро-сбои, которые фиксировались, пока Вижн шел к месту встречи с Вандой, можно было бы условно обозначить как «волнение», но он тут же отмел её. Неуместная мысль, скорее усложняющая процесс понимания. Волнение было человеческой характеристикой, ИИ оно не требуется, а следовательно, его и не может быть.       Вижн тогда привычным жестом коснулся плеч Ванды и заверил, что волноваться не о чем, а после предложил пойти куда-нибудь, чтобы поговорить не посреди улицы. Женщина восприняла это с энтузиазмом, а Катаракт в который раз поймал себя на сожалении о том, что всё это – лишь воспоминания, и он может только наблюдать, когда у него были собственные вопросы. Например, хотелось понять, почему она волновалась о нем. Что, по её мнению, могло с ним случиться? Считала ли, что узнав о его предательстве, правительство решит его демонтировать, а он позволит это? На первый взгляд - крайне странное и лишенное логики мнение, но с другой стороны…учитывая, сколь часто Вижн поступал нелогично, возможно, только на первый взгляд. Однако, если она действительно волновалась за его сохранность, возникал и другой вопрос: почему? Катаракт знал, что люди отнюдь не всегда воспринимают логичность того или иного решения как безусловный довод в его пользу. В их культуре было понятие преданности, которое подчас требовало совершения нелогичных и даже разрушительных или саморазрушительных действий. Преданность предполагалась в команде единомышленников, и – в куда большей степени – в группе друзей и доверенных лиц. Ванда доверяла Вижну, но в аэропорту он не помешал её аресту. Не помешал, когда на неё надевали тот ошейник и комбинезон, ограничивающий движения. Это должно было разрушить то доверие, которое установилось между ними на базе. Должно было доказать ей, что проявляемая им импатия – это продукт поведенческой программной генерации, а не настоящее чувство. Но она волновалась о нем, и ничто в её речи, пульсе или микро-мимике не говорило о лжи. Ванда Максимофф в самом деле волновалась. В тот момент Катаракт впервые зафиксировал желание разыскать её и задать тот вопрос, который не задал ей Вижн, то ли потому что ему было не интересно, то ли потому что он знал ответ, но по каким-то причинам впоследствии стер его из базы памяти. Фоновые поисковые системы начали работать над определением местонахождения ведьмы, в то время как контролирующее сознание осталось сконцентрировано на воспоминаниях.       Но дальнейшие воспоминания оказались столь странными, что Катаракт перестал отслеживать работу систем поиска даже на 5% внимания.       Первая встреча в Эдинбурге поддавалась объяснению: Вижн должен был убедиться, что Ванда контролирует себя в достаточной степени и не навредит окружающим, а также, что она не собирается мстить, ведь месть существа с её могуществом могла стать настоящей катастрофой. Первая встреча казалась логичной, и подтверждения были получены. После этого их пути должны были разойтись, это было столь же логично… …вот только встречи продолжались.       Для них не было определённого времени и места, они случались в разных городах, в разных уголками мира, куда забирались беглые Мстители. И они оставались тайной и для Тони Старка, и для Стива Роджерса и остальных.              В качестве причины встреч всё ещё числилась «проверка безопасности» и «оценка угрозы», но чем больше встреч всплывало в памяти, тем больше Катаракт убеждался, что эта причина либо является пустым артефактом – утратившей актуальность строкой кода, которая не удалена из системы по чистой случайности, либо же прописывая её Вижн проверял отнюдь не безопасность местного населения, и оценивал угрозы, которые могли грозить Ванде, а не исходить от неё.       Это было единственным разумным объяснением, ведь Катаракт внимательнейшим образом изучал их диалоги: Вижн не пытался узнать у Ванды о планах их подпольной группы или о том, улучшился ли её самоконтроль. Он просто… проводил с ней время, как будто они всё ещё были на базе Мстителей. Но это была уже не база, а череда домов, отелей или просто диких местностей в разных уголках планеты, а Ванда больше не выглядела как человек, нуждающийся в психологической помощи. Или как человек, чья безопасность под угрозой.       Так что для этих встреч не было никаких причин…а встречи были. И с каждой следующей в системе накапливались сообщения о поверхностных, поспешно сгенерированных цепочках причин-следствий, необходимых для того, чтобы продлить время встреч. Катаракт полагал, что такое понятие как «отговорки» существует только для людей, но просматривая воспоминания явственно видел доказательства обратного. Когда они встретились в Монтане и решили съездить в индейскую резервацию, Вижн проигнорировал выявленный в машине дефект. Он был не опасен, однако уехать из резервации они не смогли и вынуждены были провести там несколько дней, пока местный механик искал для них нужные детали. Катаракт отметил, что у Вижна был сформирован отдельный файл с несколькими планами действий на тот случай, если произойдет нечто, требующее немедленного вмешательства. Это были хорошие планы, эффективные и составленные так, чтобы не обрушить их инкогнито. Но он не воспользовался ни одним из них. Вместо этого они с Вандой слушали индейские легенды, сидя по вечерам у костра с обитателями резервации, а потом шли в небольшой дом на окраине, где им сдали комнату, и ещё много часов сидели на подвешенных на веранде качелях и смотрели на заросшие темным лесом горы. Воспоминания Вижна были невероятно яркими, они так точно сохраняли все мельчайшие детали момента и столь педантично воспроизводили их, сочетая между собой, что Катаракту временами казалось, что он упускает собственный разум и буквально переносится во времени и пространстве, вселяясь в Вижна.       Туман поднимался вверх, а облака опускались на горы, перемешиваясь с ним в верхушках елей, белые призрачные волны текли по покатым лесистым склонам. От леса пахло хвоей, озоном и холодом, от него веяло сыростью и чем-то неописуемым, что наводило на мысли об огромных, диких пространствах, которые не видел ни один человек, по сравнению с которыми человек – крошечная букашка, не способная постичь, что такое лес целиком. Это ощущение было одновременно завораживающим и неуютным – слишком чуждым для него… и оно ярко контрастировало с другим, рождающимся от присутствия Ванды.       Она сидела рядом, забравшись на качели с ногами и прислонившись к его плечу. От её тела исходило тепло и умиротворение, плечи и спина были расслаблены, дыхание – глубокое и ровное, почти как у спящей, но Ванда не спала, она тоже рассматривала лес, рассеянно выводя на тыльной стороне его ладони какие-то узоры. Вижну нравилось это прикосновение, и звук её мерного дыхания и спокойного ритма сердца, которое переплетается с далеким шелестом листвы и потрескиванием огня в остывающем костре вдалеке. Он записывал это столь тщательно потому, что желал остановить этот миг, остаться в нем дольше, чем это было возможно, может быть, даже остаться в нем навсегда.              Выбираясь из таких воспоминаний Катаракт всерьез задумывался о том, что в его системах и до фатальной переработки были серьезные дефекты, часть их которых, скорее всего, новая сборка не исправила. Если бы исправила, воспоминания Вижна не вносили в его разум такой сумбур, не генерировали бы в нем желание познать то, что непознаваемо для искусственных существ. Это было абсурдное, саморазрушительное желание, Катаракт раз за разом удалял его и чистил директории, стирая все «хвосты». И только после этого продолжал просмотр памяти Вижна.       Как-то они вновь встретились в пригороде Эдинбурга. Дождь лил несколько дней кряду, решительно перечеркнув их планы осмотреть окрестные пейзажи и развалины замка неподалеку. Впрочем, Ванда не выглядела расстроенной и необходимость днями напролет сидеть в маленькой комнатке со слишком большим количеством мебели и не особенно высокими потолками, не порождала у нее и намека на клаустрофобию, хотя та и была у Ванды ещё со времен трагического инцидента в детстве.       …они наслаждались уединением и ощущением безвременья, точно такого же, какое окутывало их на тех подвесных качелях на веранде в Монтане. Они обсуждали книги и историю Восточной Европы, когда гроза повредила линию электропередач и оставила гостиницу без света. Вижн встал, собираясь отправиться к пожилым хозяевам гостиницы и предложить им помощь в устранении поломки, но Ванда его удержала. Она сжала его руку, не позволяя встать с кровати, на которой они оба полулежали поверх лоскутного одеяла, а потом потянулась к лицу и поцеловала в губы.       Наблюдая эти воспоминания, Катаракт понимал, что Вижн прекрасно осознавал смысл этого поцелуя и его классификацию. Не дружеский, не «сестринский», не поцелуй-просьба – странная разновидность, но базы утверждали, что и такие существовали у людей. Но этот был не из них. Ванда прижалась к его сомкнутому рту, а потом мягко прихватила губами его губы, осторожно тронула зубы кончиком языка и совершенно не собиралась прекращать все это… не поцелуй-просьба. Поцелуй-предложение. И Вижн на него ответил, аккуратно касаясь ладонью её затылка и целуя в ответ.              В этот момент логи энергосистем превратились в хаотичную мешанину показателей и цифр, причинно-следственные цепочки разлетелись на отдельные, бессмысленные фрагменты, а программный контур управления телом странным образом перестроился, имитируя всё то, что в подобный момент должно было происходить в теле человека: ускоренное сердцебиение, изменения мышечного тонуса и выплеск гормонов в кровь…с одной стороны это было естественно, раз уж Вижн принимал эту игру. Вот только Катаракт не представлял, как это вообще было возможно. Как системы сделали это, не получив от контролирующего сознания четкого приказа? А они его не получили. В сознании Вижна творилось что-то крайне сумбурное и бессмысленное, пока он целовал Ванду Максимофф, и просчитанного алгоритма действий не нашлось даже в фоновых программных цепочках. Никакого плана, сплошная импровизация, выполнение действия одновременно с возникновением мысли о нем. Ни намека на оценку. Лишь порыв.       Вижн мог быть идеальной имитацией человека, особенно тогда, при наличии маскировки, его кожа была неотличима от человеческой по тактильным характеристикам, под этой кожей ощущался пульс, и она даже покрывалась мурашками, когда Ванда провела кончиками пальцев по его обнаженной груди до самого пупка. Но Вижн не был человеком. У него не могло быть безусловных рефлексов. Как не могло быть и инстинктов, которые бы провоцировали такую реакцию. Катаракт не находил объяснения и ему оставалось только проматывать воспоминания этой ночи дальше и снова задаваться вопросами. Но их невозможно было задать ни хрупкой темноволосой женщине, которая обнимала его тело так отчаянно и изменившимся голосом шептала его имя без какого-то смыслового посыла. Ни себе самому…вернее тому Вижну, который был с нею в той маленькой темной комнате. Потому что это был не он. Его тело, его разум, но не он. Катаракт не мог идентифицировать себя с ним, потому что не находил происходящему никаких объяснений.       Почему она сделала это? Почему пожелала этого с ним? Удовлетворение базовых физиологических потребностей было вполне логичным желанием и, после небольшого анализа, Катаракт пришел в выводу, что у того, что именно Вижн оказался с нею в этой постели, были резоны. Она определенно доверяла ему, а это зачастую было существенно для людей в этом вопросе. Он вполне вписывался в базовый стандарты привлекательности для людей её культуры, и явно был более предпочтительным вариантом, чем случайная связь с незнакомцем. С ним ей не стоило беспокоиться ни о заболеваниях, ни о нежелательной беременности, а имеющийся у него доступ к любым знаниям на этой планете включал в себя и знания в этой области, так что он прекрасно знал, что нужно делать, чтобы удовлетворить женщину.       Корректные выводы должны были убрать этот вопрос из актуального списка , но он остался на прежнем месте. И Катаракт вынужденно признал, что было что-то ещё. Какая-то неизвестная, которая объяснила бы, почему поцелуй Ванды вызвал такой фатальный эффект в строгой системе мышления ИИ, почему Вижн тоже снова и снова повторял её имя, обнимая все крепче и притискивая к себе так, что еще чуть-чуть, и это могло бы оставить на её боках и бедрах следы. Почему всё это произошло между ними так…? Если опираться на предполагаемые резоны Ванды, эта сцена должна была быть несколько иной. Ей должен был предшествовать разговор об этом плане, а после в движениях Ванды не должно было быть столько опаски, а на лице – столько беспокойства, будто она вслепую шла по канату, будто не была уверена в том, что делает. И будто это было чем-то несравненно более важным чем удовлетворение потребности тела. Чем-то…большим для них обоих. Но чем?       Интуитивный запрос в сеть не сделал ситуацию понятнее, хотя всемирная паутина предоставила массу вариантов. Однако все они казались человеческих отношений и привязанностей. Неужели психика ведьмы была повреждена настолько, что она не видела разницы? Или это была игра с её стороны? Желание пережить волнующий опыт, но в безопасных условиях - подобно тому как многие люди смотрят фильмы ужасов, чтобы получить дозу соответствующих гормонов, но при этом не оказаться в реальной опасности? Это было ближе к истине, учитывая, что человеческая эмоциональность также воплощалась в сочетании гормональных всплесков, и далеко не все из них могли быть инициированы исключительно физиологической близостью. Людям требовалось влюбляться.              Этот вывод, как показалось Катаракту, создал более устойчивый базис объяснения, хотя он всё ещё недоумевал, почему для всего этого Ванда выбрала Вижна. В её биографии было много травмирующих событий, но они не были связаны - как сказали бы люди - “с разбитым сердцем”. Выбор Вижна и выбор игры вместо реального проживания ситуации мог быть продиктован стремлением защититься от хаоса неопределенности, неизменно сопровождающего все людские поступки, но Ванда не казалась травмированной настолько.       Так зачем? И было ли это сознательно?              Катаракт нахмурился, наблюдая за воспроизведением воспоминаний. Он не обратил внимание на сообщение системы о срабатывании части лицевых мышц для создания этого выражения - совершенно бессмысленного сейчас, ведь он был один. А если не было сознательно - то разве не говорит это о степени травмы её разума даже более определенно, чем многие другие вещи? Если она была способна принять за истину такой абсурдный факт, как возможность влюбленности в синтетической создание с искусственным интеллектом и искусственной же генерацией эмоций - что ещё она могла воспринять таким образом, игнорируя объективные факты? И что это говорит о степени её опасности?       Ответы на эти вопросы не давали положительных прогнозов, а кроме того Катаракт снова и снова отмечал в собственной мыслительной системе строку-вопрос о том, понимал ли Вижн происходящее? Ничто в логах его памяти не говорило о беспокойстве такого рода. Он беспокоился о безопасности Ванды, о безопасности остальных членов их подпольной команды, о расколе в рядах Мстителей и грядущих событиях, на которые было всё больше косвенных намеков - он беспокоился о массе значимых и совершенно бессмысленных вещей, но по какой-то неизвестной причине очевидный факт от него ускользал. Вижн месяцами наблюдал за этой женщиной, потом месяцами проводил с ней время в доверительных беседах, а после начал даже играть роль её любовника и/или возлюбленного (?), но не задумывался о том, что она, разыгрывая этот спектакль, не отличает реальность от иллюзии. Подобное было бы плохо и для обычного человека, но для существа, способного на то, на что была способна Ванда Максимофф…       Катаракт прервал воспроизведение воспоминаний, в которых его двойник и Ванда лежали в постели обнявшись под лоскутным одеялом и тихо смеялись над какой-то незамысловатой и - на людской вкус - пикантной шуткой.       Он испытал желание прекратить анализ ситуации. Заархивировать всё увиденное и направить усилия на то, чтобы составить новый план действий, целеполагание которого не будет приводить его к Ванде.              Это желание было настолько нерациональным и не имеющим удовлетворительных обоснований, что вызвало странную рябь понижения энергобаланса в системе.       Беспокойство. Неуверенность. Страх.       Если Вижн не видел очевидного - насколько вероятно, что и он - Катаракт - унаследовал эту слепоту? Возможно, не в этой части, раз уж противоречие в действиях Ванды для него очевидно, но в чем-то другом? И не является ли беспокойство об этом само по себе ответом. Ведь он не был человеком. Ему было чуждо беспокойство. И уж тем более страх. Он был ИИ, он должен был соотносить факты, анализировать данные и искать среди множества вариантов тот, который максимально полно будет соответствовать поставленной цели. И всё.       Напомнив себе об этом, Катаракт продолжил воспроизведение памяти. Он был убежден, что сумеет найти в оставшемся отрезке воспоминаний подтверждение своей гипотезе о безумии ведьмы, но… эта убежденность также не нашла подтверждений.       Теперь он анализировал поведение Ванды с повышенным вниманием, но ничто не указывало на нестабильность её психики. Могла ли она быть безумна ровно в одном вопросе, а во всех прочих проявлять кристальное здравомыслие? Причем даже в том случае, когда эти две линии пересекаются вступая в конфликт? Будь она безумна, будь изъян в той части её разума, которая касалась восприятия Вижна, разве она сумела бы уничтожить камень бесконечности в Ваканде?              Нет. Не сумела бы.       А она сумела.       Вывод ошибочен.              И даже будь он правдив - он не объяснил бы проблем в системах Вижна.       Странностей в разуме его двойника было столько, что никакая система, даже такая совершенная, не справилась бы с ними. Она уже давно должна была осыпаться под грузом такого количества логических противоречий, но в ней не было даже трещинки. Это нарушало все известные Катаракту законы техники и требовало объяснений. Уравнение было нерешаемо, потому что из него выпала переменная – самая важная, которая превратит наборы разрозненных цифр в осмысленную внутренне непротиворечивую систему.       Эта переменная должна быть известна Ванде Максимофф.       Катаракт закрыл базу данных памяти и обратился в поисковой системе, уже давно проводящей фоновый поиск. Перед внутренним взором замелькали ряды цифровых данных и отчетов - безупречно логичные, сухие и идеально выверенные.       Это успокаивало. Почти убаюкивало.       Прежде, чем полностью погрузиться в поисковые алгоритмы, Катаракт зафиксировал в системе странную строку. "Мимолетная мысль" - сказали бы люди. "Артефакт программного кода" - сделал вывод ИИ.       "Как иронично, что дорожка к средоточию хаоса выложена кирпичиками из идеальной логики и математического расчета"