***
Арсений чувствует себя побитой псиной, которую выкидывают обратно под дождь, когда прощается с Димой и Кьярой. Девочка по первой команде Поза отцепляется от отца, упрямо улыбается, хотя ей очевидно хочется плакать, и просит заходить почаще. Арсу в очередной раз плохеет от того, насколько сдержанно и спокойно она себя ведёт, совсем же ещё ребёнок, а уже такая… взрослая? Скорее загнанная в рамки и вынужденная подстраиваться под истеричных старших. На, наверное, миллионный раз запускается рулетка мыслей. Суд точно хорошая идея? Кьяре и так тяжело. Что с её здоровьем, вдруг всё же что-то серьёзное? Когда и как теперь снова увидеться? Алёна точно не закатит Позовым скандал? Завтра четыре группы или пять? Надо родителям Кирилла написать. Как там Окси? Надо к ней зайти. От Эда ни слуху, ни духу. А если не придёт в установленный срок, то получится выкинуть его из головы? Слава не пишет. Но, наверное, и не должен, он же в отпуске. Дима молодец, не время было так на него злиться. Антон сегодня приходит. Хочется его увидеть, но немножко страшно, а ещё хочется обнять, но нельзя. Ира такая хорошая девушка, а он в её парня втюрился, это ужасно. Может в каком-нибудь клубе потрахаться, вдруг чутка отпустит?.. Вся эта мешанина вызывает вполне себе физическую тошноту. И слабость, и руки чуть треморит. Арсений останавливается, даже немного пугаясь того, насколько сильно эмоции отражаются на физиологии, но потом вспоминает, что ничего не ел со вчерашнего вечера. Надо еду внести в расписание, раз голода нет. Блядский Боже, он серьёзно без Эда не может организовать своё питание. Серёги сейчас по большей части нет дома, и он жрёт на своих сделках, а Арсений, ну, очевидно, долбоёб, вот и всё. «Ты абсолютно не справляешься» Арсений думает, что да, не справляется, потому что не может, и тут же выбешивается: нужно просто собраться и перестать себя жалеть. Дел дохуя, время идёт, а он стоит посередине дороги и какого-то хера задыхается. Арс сжимает зубы, злится, глушит и давит по-детски отчаянное и наивное «не могу!». Надо. Ладно, всё нормально, если отложить еду ещё на пару часиков, то можно потупорылить и переждать внутреннюю истерику. Всё успеется. Всё нормально. Он отходит к стене какой-то многоэтажки и прикрывает глаза, разрешая себе просто подождать, пока станет получше. Никогда нельзя думать, что всё полностью в жопе — вселенная воспринимает это как вызов. — Арс!.. Арсений дёргается всем телом и с затравленным отчаянием тяжело раненого зверя смотрит на замершего метрах в двух Олега. Ну только не сейчас. — Ты в прошлый раз что-то недопонял? — тем не менее скалится Арс и даже делает шаг в сторону Терри в надежде, что тот испугается клыков и вздыбленной шерсти. — Я допонял! — судорожно пятится Олег, выставляя перед собой руки. — Не надо, я всё понял. Я просто, ты… так стоял… тебе плохо? «Да, и от твоей рожи ни разу не лучше» — Всё отлично, — отвечает Арсений, жалея, что отлепился от стены, и с мрачной иронией добавляет: — Большое спасибо за беспокойство. — Прости, я не специально, просто не смог пройти мимо, — Олег виновато опускает взгляд и переминается с ноги на ногу. — Можно я тебя провожу? — Нет! Убедился, что я не подыхаю? Иди нахуй теперь, не в твоих интересах меня злить! Арс отворачивается слишком резко и слегка теряет равновесие, замечает боковым зрением резко дёрнувшегося к нему Терри и бьёт раскрытой ладонью по протянутой к нему руке. Арсений выравнивается самостоятельно, кидает на Олега яростный взгляд и замирает. Изнутри обдаёт волной холода. Терри прижимает пострадавшую руку к груди, а с неё до локтя сползает широкий рукав какого-то пальто весьма ебанутого покроя, открывая вид на едва затянувшиеся продолговатые порезы на запястье. Олег, сообразив, куда смотрит Арсений, торопливо опускает руку и оттягивает ткань вниз. Сутулится, прячет взгляд и выглядит до того несчастно, что Арс едва не шагает в его сторону, чтобы успокаивающе погладить по плечу. — Ты бы к психологу сходил, — севшим голосом советует Арсений. — Да что я ему скажу? — грустно усмехается Терри. — Что применял не до конца проверенные методики, спал с клиентом и в результате влюбился в него так, что жить без него не могу? Пидарас несчастный… — он комкает рукав и вдруг спохватывается. — Прости, это не твои проблемы, и вообще, ты не должен был это видеть, да и слышать тоже. Я просто… мне так тебя не хватает, — совсем шёпотом заканчивает Олег, так и не решившись поднять взгляд. — Я тебе тут ничем помочь не могу. Постарайся больше не ходить случайно мимо. И твоё сочувствие мне не нужно никогда. Арс устремляется в сторону зала. Чувствует он себя ещё хуже, чем до остановки, но находиться в компании Олега слишком отвратительно и неуютно. Терри какое-то время не реагирует никак вообще, а потом резко кидается следом, пристраивается сбоку, на расстоянии метров двух, видимо, чтобы Арсений не смог дотянуться одним рывком. — Арс, давай будем друзьями? Ну, вернее, чем-то вроде друзей. Я понимаю, что сделал очень много хуйни и мне правда очень жаль. Пожалуйста, позволь мне иногда тебя видеть, немножко разговаривать, раз в неделю или месяц, пожалуйста. Я даже когда со стороны на тебя смотрю, мне становится легче, я успокаиваюсь как будто. Пожалуйста. Ты ведь знаешь, каково это. Арсений спотыкается, путаясь во всём разом, ошалело смотрит в мутные омуты чужих глаз. Да, он знает. Знает это состояние не шибко здоровой щенячьей любви, да, он залипает на Антона и на живого, и на многочисленных видосах, без которых уже не очень представляет свою жизнь. И понятия не имеет, что будет делать, если у него вдруг отберут всего Антона, не оставив никаких соцсетей, роликов в интернете, никаких лазеек, чтобы тихонько греться об это солнце. — Я не буду мешать, — тихонько упрашивает Терри. — Раз в месяц, один час. Мне хватит. Я, прости меня, я, я не хотел напрашиваться, я же правда совсем тебя не трогал всё это время, хотя хотелось до дрожи в пальцах, специально сторонился, потому что знал, если встречу — не выдержу. Я просто не могу себя контролировать, мне так жаль. Когда ты рядом, мне кажется, что попытка поговорить, просто услышать твой голос, намного ценнее всего на свете. Арс ловит себя на том, что пятится. Он всё сильнее путается в своих эмоциях, в чужих, какой-то части сознания кажется, что Олег не может это говорить, другой, что он повторяет его собственные мысли, из-за чего всё происходящее кажется бредовым сном. Ему нужно время, чтобы разобраться. Время. Арсений цепляется за это простое слово, как за единственный столб во время урагана. Сука, Олег опять это делает. То же самое. Он не даёт возможности обдумать. Да он просто, блять, придуривается! Вспоминает Арсом же сказанные фразы и возвращает их обратно. — Нет! Я ничего тебе не разрешаю! Меня не интересуют твои проблемы, ебись с ними сам, как хочешь. Хочешь, сходи к психологу, хочешь, вскрывайся. Мне всё равно. Если ты сейчас не уйдёшь, я заставлю тебя силой. — Прости, прости меня, — бормочет Олег. — Я уйду, уйду. Не делай ничего. Тебе же самому потом будет плохо… Арс издаёт полный злобы звук, напоминающий рык и продолжает идти. Олег остаётся позади. До зала Арсений доползает в предобморочном состоянии. Антон пишет, что не сможет подъехать из-за работы, и Арс в очередной раз надрывно думает о том, какой он чудесный — даже случайно всё делает наилучшим образом. Последняя клетка мозга заставляет Арсения запереть дверь, а после уходит в отставку следом за остальными. Он прямо в тамбуре сползает на пол, утыкается носом в подтянутые к груди колени и сосредотачивается на собственном рваном дыхании. По-хорошему сейчас надо бы вызвать скорую или на худой конец доползти до шоколадки в тренерской, Арс свой организм знает и понимает, что если сейчас получится отсидеться, то это будет невероятная удача. Первым делом он думает, что умереть вполне себе чудесное спасение от всех бед, вторым, сколько головной боли это происшествие принесёт окружающим, а третьим, что не умрет, потому что смерть от суточного голода и тоски это что-то на анекдотическом.***
— Да знаю я, что осталось два дня! — рявкает Эд. — Я же не говорил ничего! — обиженно возмущается Егор. — Ты слишком громко думаешь! Ходишь весь день ссутулившись, вздыхаешь, собачку куртки теребишь, рукой по шее водишь, а ещё пальцами вот так делаешь, — Эд показывает приметный жест. — И пялишься на меня, когда думаешь, что я не вижу. Егор смотрит на него круглыми глазами: — Ты такой внимательный. Я и не знал, что столько всего делаю. Эд утомлённо цокает и вновь возвращается мыслями к основной проблеме. Ладно, то, что Арсений специально заманивает его в хитровыебанную ловушку, чтобы потом дьявольски хохотать, это действительно бред. Но что если он сдастся органам опеки, а Арсений окажется слишком занят? Или будет бухать с Серёжей, или всё же придётся полгода ходить на какие-то курсы обучения попечителей, или просто передумает, он, в конце концов, ничего Эду не должен. Что тогда делать? К тому же когда он представляет себе взрослых в полицейской форме или вообще практически любой спецодежде, горло тут же пережимает неконтролируемой паникой. Совершенно непонятно, как он сможет не убежать при встрече с органами опеки, не шарахаться от мимолетных прикосновений и не вырываться при малейшей попытке удержать или направить. Эд ловит себя на том, что думает об этом как о решённом и неизбежном деле, а своей задачей видит оттягивание момента. Он точно так же до восьмого класса боялся и не хотел, чтобы его исключили из школы, но продолжал её прогуливать. — А из детдома нельзя сбежать если что? — с убийственной прямотой и наивностью спрашивает Егор. — Я ебу что ли? — Просто обидно будет даже не попробовать. Эд квасит недовольную морду и решает перевести тему: — Ты мне про песню новую заливал недавно, помнишь? — Ага. Я, кстати, псевдоним себе придумал! Крид! — Крид? Это че значит? — Ничего. Просто красиво. «То ли я дурак, то ли лыжи не едут», — вспоминает Эд подслушанную у Серёжи присказку. Он в душе не ебёт, что красивого откопал Егор в слове «крид». — Так что за песня? — Про любовь!***
Только осознав неладное, Антон преисполнился жаждой деятельности, причём настолько, что в среду вечером припёрся в зал, чтобы разговаривать фиг пойми о чём. В среду ему очень хотелось поговорить, а в четверг резко перехотелось. Что он хочет от Арса услышать? «Ну, ты в целом ниче такой, если хочешь, давай потрахаемся и ориентацию протестим»? Или рассказов о том, как понять, что ты гей? А зачем ему вообще это понимать? У него вообще-то Ира, которую он точно очень любит и которой очень дорожит. Ну выяснит он, что би, и дальше что? Потому он наврал Арсу про невероятное количество дел и не пришёл, а потом сидел, уставившись в стену, и грустно думая о том, что дурак. Антону нравится представлять себе разговор по душам с Арсом, особенно если они оба будут настроены на искренность. Болтать с Арсом о ерунде прикольно, но открываться ему просто невероятно потрясающе. Это что-то вроде прыжка с парашютом: одновременно волнительно и заведомо безопасно. Арс одним взглядом умеет говорить: «это не странно и не глупо, ты большой молодец и отлично справляешься». Жаль, что он никогда не хочет подобную заботу принимать. Антона к Арсению тянет однозначно, и в плане дружбы, и в плане тактильностей, и даже немножко с прицелом на семейную заботу. Шаст пытается вспомнить, тянуло ли его когда-нибудь до этого к парням, и понимает, что, пожалуй, да. Во всяком случае, желание находиться рядом с человеком никогда не зависело от его пола. Что из этого следует, он решает подумать попозже, а пока снова и снова выстраивает образ Арса перед глазами и с каждым разом всё хуже понимает, что ему нужно в этой жизни. Сближаться с Арсом это прикольно. А расставаться с Ирой нет. А поскольку он тут ищет свою ориентацию, то расставание вполне закономерный исход поисков. Ни к чему не придя, Шаст на несколько дней с головой погружается в работу, выныривая только в понедельник вечером и обнаруживая, что лучше не стало. Инструкцию от жизни никто ему так и не выслал. Вдобавок Антон невозможно соскучился по Арсу и начал избегать Иру из-за чувства вины. Короче, стало хуже. Вот это неожиданность, конечно. Проблемы, на которые забили, всегда же решаются сами собой, разве нет? В конце концов, так и не придумав ничего дельного, Антон решает сделать самое простое и как будто бы неизбежное — прийти в зал на тренировку. А там сымпровизирует что-нибудь, это, в конце концов, его работа. Антон уныло пялит в потолок, нерешённая проблема перекатывается туда-сюда внутри черепной коробки, вырабатывается деструктивная бодрость для её решения, а приложить её в час ночи решительно не к чему. Шаст медленно садится, чтобы не потревожить лежащую рядом Иру, благо она обычно спит очень крепко, спускает ноги с кровати. Нашкрябав девушке записку о том, что пошёл покататься по городу, и одевшись, Антон вытекает в подъезд, осторожно запирает квартиру и действительно идёт кататься. До избиения он очень любил шляться по ночному городу, а сейчас добирается до машины короткой перебежкой и сразу блокирует двери. Затормозив около зала, Антон чувствует себя странно и очень тупо. Зачем он приехал? Что он хочет тут найти? Шаст вспоминает, как однажды посеял в зелёной зоне ключи и потом посреди ночи возвращался за ними. Арс в тот день ночевал у него, они вместе шарились по магазину, а потом варили пельмени под мурчание разомлевшего от поглаживаний Арсения кошака. Антон смотрит на полоску света от окна и вдруг понимает, что её там вообще-то быть не должно. Вообще-то ночь и вообще-то зал в такое время обычно пустой и закрытый. Шаст вылезает из машины и шурует проверять обстановку. Антон видит примерно то, что и ожидал: тяжело пыхтящего, взмыленного Арса около боксёрского мешка. Почему он здесь? Наверняка что-то случилось, и он сто процентов не расскажет Антону, что именно. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы докапываться до него со своими тупыми вопросами. Обнаруженный на тридцать первом году жизни гомосексуализм это проблема, конечно, но, во-первых, всё же не пожар, чтобы быстрее тушить, а во-вторых, проблема не Арсения. Всё это Антон с большим успехом думает и идёт к двери.***
Пиздецкая бодрость под двойной дозой снотворного это, конечно, очень интересно. Уже месяц хоть какое-то подобие режима держится на таблетках, если они сейчас перестанут действовать, то Арс ёбнется совсем. Он и так безвылазно живёт в зале уже четвёртый день, делая вид, что очень много дел. Дел действительно немало, особенно для человека с КПД около нуля, но они не делались три месяца и совершенно спокойно не делались бы ещё столько же. Просто зал сейчас кажется домиком, единственным убежищем, куда можно судорожно забиться и делать вид, что остального мира не существует. Арсений ведёт занятия, открывает зал, если не спит, закрывает всегда сам, копается в документах, ковыряет, наконец, вопрос с вентиляцией, а когда совсем не может ни на чём сосредоточиться, пялит на Антона во всех шоу и соцсетях. В один из дней Арс натыкается в телеге на объявление о старте продаж обновлённого мерча, смотрит на тёмно-серые худи совсем недолго и оформляет заказ. Сложнее всего оказывается выбрать, какие буквы лепить в кружочек: «АП», как задумано создателями, или «АШ», потому что это будет мерч Антона с инициалами Антона. Арс думает, что было бы прекрасно, если бы внутри этой худи от Антона с инициалами Антона был бы, собственно, Антон. Ох, Антон, эх, Антон. После встречи с дочкой Арс убедился в том, что в его жизни последнее время слишком много эмоций, по большей части негативных, но и в казалось бы позитивных есть ощутимый привкус горечи. Кьяре сейчас очень плохо, к тому же, по большому счёту, из-за него. Антон никогда не будет кем-то большим, чем друг. Возвращение блудного Эда означает новый воз задач и проблем. Это как постоянно напрягать сломанную руку, не давая ей хотя бы немного срастись. Так не хватает просто рутины, чтобы месяц-два не происходило вообще ничего, только однообразные походы с работы на работу, да пивко в компании Славы по выходным. Арс смотрит на экран, где всё ещё открыта вкладка с мерчем, и думает, что надо оградить себя хотя бы от того, от чего возможно. Да и по отношению к Шасту так будет честнее, давно ведь уже хотел рассказать. Арсений касается боксёрского мешка, потому что так проще бороться с головокружением. Выдохся он сегодня быстро настолько, что даже собрался было загнаться по этому поводу, но поле, так сказать, закончилось, новый загон поставить негде. Простояв в душе минут десять, Арсений уныло вешает полотенце на башку и ползёт в тренерскую по сомнительной на первый взгляд траектории, которая позволяет попасть в слепую зону камер. Худи с инициалами всё-таки «АШ» приехала вчера, через каких-то два с половиной дня с момента заказа. Немного поколебавшись, Арс натягивает именно её, смотрит на себя в зеркало. Худи как худи. Надо будет ещё одно заказать. Оглушительная в сонной ночной тишине трель смартфона заставляет Арсения дёрнуться, а следом за «ахтунг!!!» по причине громкого звука накатывает осознанное беспокойство — что там у кого опять случилось, чтобы звонить ему в втором часу ночи? Контакт на экране усиливает панику раз в десять. — Антон? — напряжённо подаёт голос Арс, замирая почти что на низком старте и внимательно вслушиваясь в любые звуки с той стороны трубки. Шум листвы, дыхание, мелкие шаги, как будто человек топчется на одном месте… — Арс, привет… Голос вроде спокойный, может, только немножко смущённый. — … так получилось, что я у тебя под дверью стою. — Под какой дверью? — теряется Арсений. — Около зала. Перед тем, как открыть, Арс осматривает местность в глазок, распахивает дверь и уже вживую окидывает улицу диковатым взглядом. — Ты чего? — настороженно смотрит на него Антон. — Я чего? Ты чего!? — возмущается Арсений, понимая, что всё, похоже, в порядке, просто он перепсиховал. — Ты меня напугал пиздец как, дурак, блин! — Чем? — непонимающе хлопает глазами Шаст. — Визитом своим. Ну не будешь же ты от нечего делать приходить посреди ночи. Так я думал, по крайней мере. — А, прости, — растерянно поглядывает на него Антон и вдруг зависает, удивлённо уставившись куда-то в район груди. Арсений прослеживает его взгляд, упирается в «АШ» и вспоминает, что в мерче. — Классные худи, — хвалит Арс, думая, что на этот раз его фанатизм слишком очевиден. С другой стороны, какая разница? Он вообще-то собирался в любви признаваться, мерч на этом фоне совсем не проблема.***
— Спасибо, — на автомате отвечает Антон, мыслями находясь вообще не здесь. У Арса есть его мерч! Интересно, ему так понравилось худи? Или «Контакты»? Или, может, сам Антон? В любом случае, получается, Арсу нравится то, что Шаст делает! Это ли не повод для гордости? — Заходи, чего как не родной, — Арс делает приглашающий жест рукой. — Я бы предложил чаю, но у меня нет заварки, сегодня закончилась, так что либо кофе, либо кипяток. — Кофе, — выбирает Антон, спать всё равно не получилось, так что бодрость ему не страшна, снова рассматривает тёмно-зелёное худи и вдруг понимает, что инициалы очень привычные, конечно, но не Арсения. Это немного омрачает радость. Ладно, много омрачает. — А это прям твоё? — Да. — И ты сам заказал? — Шаст не исключает, что сейчас куда больше похож на бешеного поклонника, чем Арс, но ему правда хочется узнать, как и почему был куплен мерч. — Да я сам для себя на сайте заказал. И очень доволен. — А почему «АШ»? — Потому что мне так захотелось, — буркает Арсений, включая чайник, и меняет тему: — Так что у тебя случилось? Шаст грустнеет, вспоминает, что собирался разговаривать этот разговор завтра и ни к чему спешить. Тема серьёзная и кринжово тупая одновременно, а также смущающая и совсем не факт, что для Арса приятная. — Да я просто мимо проходил, увидел, что свет в окне и решил заглянуть. Арс какое-то время, нахмурившись, разглядывает его, а потом кивает: — Ладно. Но если что, я готов помочь. Антону становится стыдно за то, что он так откровенно пиздит. — Да просто у меня есть к тебе долгий, странный и противный разговор, и я понимаю, что сейчас совсем не хочу его разговаривать. — У меня к тебе такой же, — вздыхает Арс. — Только короткий. — Собираешься опять от меня избавляться? — шутит Шаст. — Да, — абсолютно серьёзно отвечает Арсений. — Почему? — спрашивает Антон и сам удивляется тому, насколько уязвимо это звучит. Арс виновато опускает взгляд. — Когда я тебе рассказывал про то, что гей, я кое-что недорассказал очень важное. Короче можно, наверное, сказать, что я тебя люблю. Влюблён точно. И… немного помешан. Да я, блин, мерч купил, и он мне нравится, но свитер с ёлкой намного дороже, потому что это прям от тебя подарок, ты его, ну, выбирал, наверное, специально для меня. Мне нравится так думать. Я все шоу, интервью и подкасты с тобой смотрю. И пересматриваю, когда грустно. У меня дома кольцо лежит до сих пор, которое ты давным-давно помог мне в магазине выбрать, я когда его покупал, о тебе думал, но дарить было слишком странно, поэтому оно просто лежит… блин, это всё неважно, на самом деле, суть ты понял… Сказать, что Антон в ахуе, это ничего не сказать. Он мысленно добавляет к списку вечную готовность помочь, которую Шаст всегда считал просто частью характера Арса, ласково-грустные взгляды, лёгкие вздрагивания от его прикосновений и неоднозначную реакцию на приглашение в гости. — А ещё я тебя хочу, — продолжает Арсений таким тоном, как будто хочет не Антона, а коз и детей. — Поэтому и стараюсь держаться на расстоянии, ты со мной общаешься на духовном уровне, как с другом, а я тебя хочу в этот момент, при том, что ты ещё и натурал, ещё и в отношениях. В общем, прости за это. И, ну, навряд ли ты в восторге, поэтому я думаю, что верным решением будет разойтись. Прямо сейчас, пока чувства берут верх над размышлениями, Антон скорее в восторге, чем не в нём. Внутри бурлит детская радость, которую невыносимо хочется куда-то деть, а любовь Арса ощущается чем-то очень ценным и крутым. Арсений обессиленно приваливается к стене, прикрывает глаза и втягивает воздух приоткрытым ртом. Момент кажется идеальным. Настолько, что Антон в два шага оказывается вплотную и накрывает его губы своими. Он целует осторожно, неторопливо, давая себе время почувствовать и разобраться. Физически в этом нет ничего необычного, но Антона всё равно точно кипятком обдаёт от самого осознания, кто напротив. Арс смотрит на него ошалело, широко распахнутыми глазами, не сопротивляется, но и не отвечает, только сильнее вжимается в стену, как будто надеется в ней раствориться. Шаст на всякий случай отстраняется, его потряхивает от волнения и возбуждения скорее не сексуального, а в целом. Он пыхтит как паровоз, но воздуха всё равно не хватает, а Арсений, кажется, не дышит вообще. Антон видит чужое оцепенение, но не может так быстро подобрать приведшую к нему причинно-следственную связь. Он чисто машинально, от беспокойства, облизывает губы. Арс едва уловимо наклоняет голову, голубые глаза темнеют, в целом выражение лица меняется совсем немного, но Антон сразу понимает, что додразнился. Он аж немного пугается, когда Арсений резко подаётся вперёд, забрасывает руки на плечи и тянет к себе, одновременно с этим и самостоятельно прильнув ближе плавным кошачьим движением. Однако тревога быстро отступает, потому что, несмотря на жадность и порывистость, от Арса исходит эмоция «дай, я покажу», а не «дай, я возьму». Арсений даже не кусает, а просто чуть придавливает нижнюю губу, мажет языком по зубам, Антон с готовностью позволяет углубить поцелуй, кладёт ладони Арсу на талию и окончательно решает в этот раз просто понаблюдать, только отвечает, где успевает, и сжимает пальцы на особенно приятных или будоражащих моментах, затем снова расслабляя их и чуть-чуть поглаживая чужие бока. Руки Арса ведут себя куда более развязно: зарываются в пшеничные кудряшки, оглаживают скулы, водят по спине и лопаткам, но всегда деликатно тормозят на пояснице, не опускаясь ниже. Движения Арсения то жадные и поспешные, то тягучие и внимательные, как будто он пытается успеть как можно больше, но в то же время хочет запомнить каждое касание. Антона затапливает его искрящейся энергией, дыхание периодически перехватывает, и тогда он цепляется за Арса сильнее, не понимая, хочет ли получить ещё больше или наоборот остановиться, чтобы отдышаться и чуть-чуть собрать разбегающиеся мысли. Арсений разрывает поцелуй, решительно отходит на несколько шагов и поначалу опускает голову, пряча лицо. Антон чувствует себя так, словно только что вышел с американской горки: было очень адреналиново, эмоционально и ему понравилось, но повторять в ближайшее время не хочется. Арс поднимает глаза, и Антон цепенеет от всего того отчаяния и боли, которые в них видны. — Зачем? — Захотелось, — тихо отвечает Шаст. Да, это не очень информативно, зато честно. Арсений медленно, но верно звереет, Антон видит миллион признаков этого, от чуть сгорбленной спины до плотно сжатых губ, и в который раз чувствует инстинктивное желание оставить территорию за более сильным хищником и убежать. — Арс, — беспомощно окликает он. Ну почему они не могут разобраться в этом вместе? Зачем Арсений всё время отгораживается? Попов опускает голову ниже, однозначно, пусть и молча, обозначая, что обсуждать ничего не намерен. Снова делает какие-то выводы и выбирает линию поведения. Один. Как будто Антона это вообще не касается. — Да блять! — рявкает Шаст, громкостью помогая себе почувствовать уверенность. — Что ты хочешь от меня?! Не знаю я, зачем я это сделал! Я не планировал и отчёт с объяснениями не писал! У меня, может, кризис ориентации! Я, может, тоже в тебя влюблён! С чего ты взял, что это только тебе нужно?! Как будто ты единственный тут переживаешь и сомневаешься, а я просто от нехуй делать за тобой уже почти полгода таскаюсь, как привязанный! Арсений поначалу как будто злится и напрягается ещё сильнее, а потом обречённо выдыхает, доползает до диванчика и стекает в его угол. Он за пятки стаскивает кроссовки и подтягивает ноги к груди. Антон отмечает рваные движения, как бывает во время приступа слабости. — Садись, — Арс глазами указывает на кресло напротив. — Я постою, — Шаст наоборот на взводе. — Или даже похожу. — Я не знаю, что ты хочешь услышать, — глухо говорит Арсений, как будто до этого момента он ещё пытался найти какой-нибудь выход, а теперь окончательно сдался. — Лучше скажи то, что ты хочешь сказать, а не то, что я, по твоему мнению, хочу услышать. Арс немного раздражённо дёргает плечом. — Тогда пока просто слушай, — решает Антон. — Я не хочу разбрасываться громкими фразами, потому что не совсем уверен. Но я точно безумно по тебе скучаю, радуюсь встречам и даже переписке, я за тебя беспокоюсь и очень много о тебе думаю, мне кажется, я никогда ни о ком столько не думал. А ещё я скучаю по касаниям, ты когда меня за руку схватил в прошлый вторник, меня аж промурашило всего, я после этого и задумался всерьёз, что что-то не так. И поцелуй мне понравился. Хоть это и было немного слишком, — Шаст замолкает на какое-то время, но Арсений продолжает сидеть неподвижно, то ли не замечая паузы, то ли просто не желая на неё реагировать. — А ты… как давно… ну, понял? — Что влюбился? — на прямой вопрос Арс отзывается вполне себе бодро. — Давно. Помнишь, мы на годовщине свадьбы Димкином пересекались? — Помню. — Я уже в тот день чуть тебя не поцеловал. — Ого, действительно давно, — Антон пока не очень понимает, что даёт эта информация, зато понимает, что его достала гнетущая атмосфера допроса. — А раз мы поняли, что друг друга любим, мы не можем, ну, порадоваться, например? — Во-первых, мы ещё не поняли, во-вторых, ты меня не знаешь, и в-третьих, — дожимает Арсений, не давая открывшему рот Шасту вставить свои возмущения, — у тебя очень однобокое понятие любви. — В смысле?! — Любовь это не только, эм, духовная близость между двумя людьми, которые трахаются. Есть любовь к родителям, к друзьям, к работе, к образу жизни… Даже если вдруг мы всё же действительно поймём, что друг друга любим, это слишком многое поменяет в твоей жизни. Не факт, конечно, но очень вероятно. Так далеко Антон не думал. Камон, он буквально вчера понял, что ему нравятся не только девочки, Арс бы ещё про невозможность родить начал ему затирать. Самое, блять, время. — Я… — продолжает Арсений, — не хочу сказать, что нужно запихать это открытие куда подальше и изо всех сил делать вид, что ты гетеро. Это тяжело и бессмысленно. Но дай себе время, хорошо? Чтобы получше подумать и разобраться. Осознавать свою ориентацию на хуе другого человека — не самое мудрое решение, — он невесело усмехается. — Думаешь, у меня всё настолько запущено? — Сегодня ты первый начал целоваться, — припечатывает Арсений и опускает взгляд на свои переплетённые пальцы. — Я очень скучаю по тому, что у меня было: иллюзии нормальных отношений с родителями, посиделкам с Позовыми, Кьяре, ощущению дома, некоторым друзьям и приятелям. У тебя тоже есть вещи, которые делают тебя счастливым, даже самый прекрасный в мире партнёр не сможет заменить их все. Знаешь, есть мнение, что абсолютно все действия человека продиктованы, на самом деле, эгоизмом. Я не хочу быть тем, кто… всё это разрушит. Не хочу, чтобы ты потом меня ненавидел. — Как ты Олега, — вдруг понимает Антон. — Да. — Но ты не Олег. — И ты не Олег! — закатывает глаза Арсений. — И никто не Олег, только Олег — Олег! Ты же понимаешь, что я имею ввиду! Он мудак, но он не виноват в моих решениях. Он меня не насиловал, не обманывал и не заставлял. «А вот ты меня не понимаешь!» — думает Антон, но решает сейчас не перепираться. Вообще, ему хочется сказать, что он точно Арса не возненавидит, потому что это какой-то бред. Даже если у них не получится в любовь, даже если из-за их отношений действительно многое в жизни Шаста сломается, Арс всё равно замечательный. Но не говорит. Уверенность в благополучном исходе вовсе не повышает шансы на него. — Не торопись, — просит Арсений. — Подумай о том, что можешь потерять, постарайся понять, стоит ли оно того. Дай себе время. А я всё равно никуда не денусь. У Антона от последней фразы щемит сердце. И верит же, придурок, в то, что говорит. Не денется он, да такого мужика надо хватать быстрее, пока не увели. Шаст подавляет желание так и сделать, потому что притормозить, чтобы проверить, на чём он собрался лететь с горы в пучины гейства, и присмотреться получше, что внизу, это логично и разумно. — Но я же могу продолжать ходить на тренировки и всё такое? — спрашивает Антон и решает подкрепить свой вопрос аргументом: —Мне с тобой тоже надо общаться, чтобы понять. — Да, — кивает Арс и, чуть помедлив, добавляет: — Конечно. А ты о чём хотел поговорить, раз уж мы всё равно начали? — Вот как раз обо всём об этом, хорошо, что хоть немного обсудили, — Антон улыбается, но тут же снова мрачнеет. — Слушай, а ты нормально себя чувствуешь? А то выглядишь так себе. — Всё в порядке. Просто устал. — А, да, кстати об этом. Поеду я домой, прости, что ворвался посреди ночи. — Да я же всё равно не спал, не переживай.***
Выпроводив Антона, Арс возвращается на диванчик и просто сидит, зацепиться за какую-нибудь мысль и её обдумать нет ни желания, ни возможности. Из коридора долетает едва слышный стук во входную дверь. Наверное, Антон что-то забыл, странно, что не позвонил, а так ломиться начал, знает же, что из тренерской ничего не слышно. Арсений открывает дверь. — Здрасьте, — мрачно буркает Эд.