Боксёр

      Выпроводив Антона, Арс возвращается на диванчик и просто сидит, зацепиться за какую-нибудь мысль и её обдумать нет ни желания, ни возможности. Из коридора долетает едва слышный стук во входную дверь. Наверное, Антон что-то забыл, странно, что не позвонил, а так ломиться начал, знает же, что из тренерской ничего не слышно.       Арсений открывает дверь.       — Здрасьте, — мрачно буркает Эд.       Первым делом Арс отсылает блудного «сына» в душ, откуда тот возвращается нескоро в относительно чистой спортивной форме, которая оказалась под рукой только благодаря тому, что хранится в зале. Эд по-хозяйски шурует к холодильнику, игнорируя раскинувшегося по небольшому диванчику Арсения. Под привычной ершистостью подростка слишком очевидно читается радость и удовольствие от горячей воды, тепла, чистоты и возможности перебирать продукты.       Арс отрешённо наблюдает за ним. Когда они встретились впервые, Эд был чужим, и у Арсения не было ни сил, ни желания задумываться о его судьбе, в конце концов, в мире постоянно кто-то страдает, голодает, мёрзнет и умирает. А в последние недели до стрельбы подросток стал совсем домашним: ночевал дома, готовил, гулял с Паськой, дружил с Егором, консерваторию придумал какого-то хрена. Даже акты неповиновения закатывал без огонька и после был слишком очевидно благодарен, что его не выгнали ссаными тряпками.       Сейчас Эд слишком резко вернулся из бродяжничества обратно под крышу, поэтому за ним словно тянется шлейфом весь ужас его привычной жизни. И это вызывает острое желание как-то выразить свою поддержку: обнять, спрятав от всего мира, пообещать, что всё будет хорошо, что-нибудь подарить. Арсений встряхивает головой в надежде, что лишние мысли вывалятся, всё это глупо, и не приученный к ласке Эд не поймёт. Но день рождения всё же надо будет отметить.       Арс возвращает своё внимание ежедневнику, с помощью которого вспоминал, как жить эту жизнь, и искал время для решения проблем Эда. Он в очередной раз пробегается глазами по размашисто и неаккуратно написанной строчке, почерк ему исправить так и не смогли, и с обессиленным вздохом откидывает голову на подлокотник дивана, смиряясь с тем, что не в состоянии осмыслить предложение.       — Стареете, — хамит бодро нарезающий огурцы Эд.       — Твоими стараниями, — не остаётся в долгу Арсений.       Он прикрывает глаза и почти мгновенно проваливается в тягучую беспокойную дремоту, слышит, как Эд роняет какую-то посудину и матерится, чувствует, как ноет в неудобном положении позвоночник и вяло думает, что список проблем пустоват без защемлённой спины.       — Арсеньсергейч, — тихонько окликает его Эд через неопределённое количество времени.       Арсений разлепляет глаза, которые тут же начинают болеть и чесаться, явно напрашиваясь на выкалывание, и вопросительно приподнимает бровь.       — Там доварилось.       Комната заполнена запахом еды, в котором отчётливо выделяется только курица, и Арса даже на удивление почти не тошнит. Он медленно садится, с трудом удерживаясь от кряхтения и оханий на каждом движении. Защемить не защемило, но поясница будет несколько дней ныть. Вообще-то Арсений эти дни спал на полу на надувном матрасе, ортопедических свойств у него тоже ноль, но он хотя бы не метр сорок в длину.       — А как ты?.. — неинформативно, зато заинтересованно спрашивает Арсений, подцепляя варево ложкой. — Тут же ни печки, нихрена.       — Микроволновка-то есть.       — А курица в холодильнике была?       Никто точно никогда не собирался ничего здесь готовить, поэтому откуда взялась сырая курица — вопрос интересный.       — В морозилке, — опасливо косится на него Эд, во взгляде которого читается немой вопрос: «У вас маразм начался или придуриваетесь?»       Потому Арсений решает расспросы окончить. После еды он чувствует себя немного бодрее и всё же находит в ежедневнике время для встречи с Викой — сотрудницей органов опеки, которая курировала благотворительность и согласилась посодействовать оформлению попечительства над Эдом.       Арс пишет Славе, что ребёнок нашёлся, потом Вике, чтобы приезжала.       — Предлагаю ещё пару часов поспать, а потом, я надеюсь, Вика приедет тебя забирать, а если не приедет, значит временно в подвал тебя засунем.       — Спасибо большое, — фыркает Эд.       Арсений вытягивается на матрасе. Как же приятно горизонтально лежать, господи. Он прикрывает глаза, вспоминает поцелуй и невольно улыбается. Антон такой важный, нужный, тёплый, высокий, красивый, чуткий — уставший мозг сваливает все эпитеты в одну кучу. Антона хочется обнимать вечность. И целовать две вечности. Мысли снова возвращаются к осторожным и ласковым касаниям Шаста, и к тому, как он плавился немногим позже, разрешая дорвавшему Арсению бесноваться.       Арс вздыхает. То, что его опять на эмоциях понесло куда попало, это очень херово, конечно. Ничего страшного, слава богу, на этот раз не случилось, но сама тенденция пугает. То Олега чуть не грохнул, то на Антона практически набросился. Шаст такой тактичный был, такой хороший. Арсений переворачивается на бок, обнимает себя руками и едва не скулит от своей щенячьей любви, закутывается в мысли об Антоне, как в одеяло, и всё же засыпает.       Звонок от Вики Арсений не то что не слышит с первого раза, он вообще его не слышит, а просыпается из-за Эда, который трясёт его за плечо.       — Арсеньсергейч, вам звонят.       Арс шарит рукой по полу в поисках телефона.       — Алло? — хрипло спрашивает он, гадая, когда уже сдохнет, наконец.       — Я приехала, — дежурно сообщает девушка, но потом всё же сварливо добавляет: — А ты там хрен пойми чем занят.       — Сейчас выйду, — Арс сбрасывает вызов, задумчиво смотрит на надпись «07:36» в верхнем углу экрана.       По хорошему дождаться бы Славу, но какие планы у Вики не особо понятно, да и всё, что сейчас нужно, это сплавить Эда вместе с ней. Арсений косится на очевидно нервничающего подростка. Легко сказать.       Тем не менее, Эд по первому «пошли» следует за ним.       — Привет.       — Привет, — Вика отрывается от перебирания каких-то бумаг, кивает Арсу и улыбается Эду, который держится чуть сзади, словно прячась.       Девушка уже на официозе: в полицейской форме с нашивками, чёрной сумкой через плечо и клипбордом в руках.       — Я думала, я забыла форму, — делится она, делая страшные глаза, а затем снова переводит взгляд на подростка.       В этот момент Арсений чувствует, как судорожно вцепляются чужие пальцы в так и не снятый мерч Антона, и понимает, что Эд не просто нервничает и сомневается, он напуган почти до потери контроля. Арс приобнимает его за плечо, притягивая ближе, в надежде, что подросток всё же воспримет это как защиту, а не ловушку.       — Торопишься? — спрашивает Арсений у Вики. — Может, всё же Славу дождёмся? Заодно покормим тебя, правда, еды нет, но Эд — талантище, он что-нибудь придумает.       — Акей, — девушка переступает порог и временно сует клипборд Арсению. — А насколько у нас тут всё официально?       — Нинасколько.       Подростка Арс выпускает только в тренерской, но тот не спешит никуда отходить, хоть и худи всё же отпускает. Гостью Арсений усаживает на салатовый диванчик, а сам вместе с Эдом идёт к холодильнику.       — Вчера такой трэш был, — Вика откидывается на спинку. — У меня есть коллега, ну, мы с ней подруги, но не очень близкие, то подруги, то крысим друг друга слегка. Блин, если она узнает, что я кому-то рассказала, она меня убьёт, ну да ничего, короче…       — Не отдавай меня, — еле слышно бормочет Эд.       — Это ненадолго, максимум пять дней, — так же тихо отвечает Арсений, начиная всерьёз волноваться: с таким уровнем стресса и до нервного срыва недалеко. — Всё будет хорошо, ты там не останешься.       Арс снова включается в историю Вики, чувствуя небольшой укол совести, за то, что кусок прослушал.       — … и надо за ним бежать, а я, ну, много чего в своей жизни не умею, но особенно танцевать и бегать, я когда бегу, я больше на одном месте подпрыгиваю и дергаюсь, мне даже мой тренер говорит: «Вика, никогда не бегай, ты вывихнешь себе все суставы!», и, короче, пацан этот бежит, подруга моя срывается за ним, а я…       Арсений хочет было помочь Эду, но потом решает, что от него будет больше разрушений, чем пользы и садится в кресло напротив девушки.       Подросток немного расслабляется, занимаясь привычным делом, Арс мимолётно думает, что ему дорога в кулинарный техникум, а не в консерваторию. Истории Вики набирают обороты, в какой-то момент скатываясь к дикпикам и лесу в родном селе, где под сенью деревьев все курили и трахались.

***

      «Если на Вику не смотреть, то не такая уж она и страшная», — делает вывод Эд, заканчивая с готовкой. Его усаживают за стол вместе с остальными, несмотря на слабый протест, и от этого он чуть меньше чувствует себя вещью, которую сейчас будут передавать туда-сюда.       Эду становится немножко стыдно за то, как отчаянно он цеплялся за Арсения. С другой стороны, мужчина уже не раз видел его слабости: Эд и плакал при нём, и боялся, и рассказывал всякие вещи, которые рассказывать не круто. И почему-то Арсений ни разу этим не воспользовался, когда нужно было поставить зарвавшегося подростка на место.       Слава появляется около восьми, и это означает, что скоро всё же придётся поехать с Викой. В детский дом. Эд слушает, о чём говорят взрослые, и мало что понимает, снова начиная себя накручивать. Никогда в его жизни разговоры старших о нём не приводили ни к чему хорошему. Эд не может придумать, что такого страшного с ним могут сделать в детдоме, чего не могут сделать на улице, и от этого, вопреки всем законам логики, боится ещё сильнее.       Когда наступает время уходить, Эд снова не уверен, что сможет. Ноги ватные, в ушах шумит, он медленно плетётся к выходу, как будто там, на пороге, его пристрелят. Арсений на этот раз его не трогает, не направляет и не контролирует, и на мгновение Эду кажется, что сквозануть на улицу через окно, так же, как в прошлый раз, это хорошая идея.       — Я завтра приду тебя проведать, — на прощание говорит ему Арсений. — Всё будет хорошо.       Эд совершенно дебильно верит.

***

      Антон хлыщет в баре пиво с полной уверенностью, что имеет на это право — сложная и насыщенная неделя завершилась задрав планку мразотности до небес. Сегодня теневое противостояние с коллегами вышло, наконец, в открытую фазу, да такую, что даже Шеминов не смог унять разоравшийся коллектив. Беду предвещало многое, но никакого особенного спускового крючка не понадобилось, конфликт возник из-за какой-то ерунды, которую Антон даже вспомнить толком не может, а потом уже понеслась пизда по кочкам.       Обычно Шаст бухает дома, благо настолько грустный и злой он бывает очень редко, поэтому сильно Иру не достаёт. Для Антона разговоры — способ выплеснуть эмоции, поэтому ему важно обсудить с кем-нибудь волнующие его события, ну а Ира идеальный претендент, чтобы попиздеть и прийти к выводу, что все пидорасы, а Шаст — Д’Артаньян. Но сейчас к Ире не хочется, к Арсу, справедливости ради, тоже. Потому что половина переживаний касается его непосредственно, а Арсений не любит, когда его что-либо касается.       Антон вливает в себя ещё пива, мрачно жуёт сушёную рыбу. Он уверен, что всё ещё любит импровизацию, но впервые находит в себе силы признать, что подростковая одержимость, когда возможность заниматься любимым делом перекрывает все трудности и неудобства, прошла. Теперь съёмки «Не игр» в приятной компании приносят куда больше удовольствия и сжирают намного меньше сил, чем основное шоу. От этого так горько, что хочется расплакаться, а жизнь выглядит пугающе пустой и бессмысленной.       Зато пункт «любимое дело» можно вычеркнуть из списка того, что там навострился разрушать Арсений. Антон фыркает — разрушитель, епта, ну просто бомба водородная. Больше всего Шаст переживает из-за мамы. По Ире он будет очень скучать, но тут уж либо Ира, либо Арс, третьего не дано, и потерять последнего, даже ещё толком не найдя, куда страшнее. А вот с мамой всё сложнее. Антон как привык ещё с развода её оберегать и защищать, так и продолжает. От мысли, что она расстроится, а она стопудово расстроится, становится тошно.       А иначе расстроится Арсений. И сам Антон. Ну шо за пизда? Почему обязательно кому-нибудь будет плохо?       — Жизнь — говно, — бормочет Антон, бултыхая в стакане пиво.       Затем в пьяную башку приходит не особо связанная с предыдущими рассуждениями мысль: «Арс меня любит. Охуеть». Антон никогда не претендовал на какое-то особое к себе отношение с его стороны, но, получив, просто счастлив. Зато Шаст уже давно хотел быть Арсу близким другом и постоянно к нему тянулся, а тот демонстративно отталкивал его обратно: «мы просто приятели, не более». Арсений казался таким сложным и недоступным, что Антон привык довольствоваться просто общением, а теперь оказалось, что он для Арса очень важен.       Антон постфактум вспоминает, что Арс довольно много знает про его привычки и увлечения, скорее всего, как раз из интервью и подкастов. А ещё у него есть мерч, а ещё он любит свитер с ёлкой, а ещё хранит неподаренное кольцо. Это же… это же охуеть. Шаст-то думал, его игнорят, а на него, оказывается, молились, а так странно себя вели, чтобы от важных дел не отвлекать и не нарушать субординацию. Что делать со своим резким попаданием в милость, Антон не очень понимает. Пока что из идей только радоваться и жамкать Арса.

***

      В субботу настроение у Антона куда лучше, несмотря на небольшое похмелье. Во-первых, с утра он очень по-домашнему поболтал с Ирой и понял, что слишком рано начал бить тревогу. В конце концов, это по-прежнему Ира, и он по-прежнему её любит, пусть и как не то подругу, не то сестру. Может, она поймёт, а потом найдёт себе кого-нибудь в десять раз круче Антона и заживет с ним счастливо. Во-вторых, сегодня тренировка. Ну и в-третьих, Шаст хочет кое-что Арсу подарить и уже заранее в трепетном предвкушении реакции.       Занятие проходит миролюбиво и достаточно плодотворно, не считая того, что Арсений всю разминку, минут двадцать, не мог вспомнить, на чём они в прошлый раз закончили, и что он планировал делать дальше.       Антон сегодня опять пришёл вечером, сославшись на дела, а на самом деле, чтобы зал был пустым. После душа, про который Шаст сначала едва не начал шутить тупые шутки-намёки, а потом с трудом заставил себя нормально одеться и отложить миссию по соблазнению на попозже, они снова собираются в оранжевой зоне.       — Арс, я тебе тут кое-что принёс, — Антон взбудораженно роется в сумке, находит нужный пакетик и вытряхивает из него новое тёмно-зелёное худи с инициалами «АП», на этот раз как положено и как Антон хочет. — Вот. Немножко самонадеянно дарить свой мерч, но тебе вроде понравился, так что пусть ещё один будет. Стирать реже.       Арсений удивлённо моргает, на автомате забирает протянутое ему худи и начинает против воли улыбаться, кажется, немного от этого смущаясь.       — Спасибо, — негромко выдыхает он, поднимает взгляд на упивающегося реакцией Антона и улыбается уже увереннее и шире.       Именно такого Антон и хотел. Арс радуется искренне, и это будит желание подарить ему что-нибудь ещё, что угодно, лишь бы он улыбался.       — Можно тебя обнять? — на всякий случай уточняет Шаст.       — Конечно, — озадаченно отзывается Арсений, а потом спохватывается и немного суетливо, но аккуратно складывает подарок. — Сейчас только положу куда-нибудь.       — Конечно, — передразнивает Шаст, — я до сих пор не могу вкурить в некоторые твои реакции из прошлого, куда мне до предсказаний. Конечно ему.       Арсений бурчит что-то невнятно-виноватое, кладёт худи на скамейку и манит Антона к себе.       — Тут слепая зона камер, — поясняет он и сам обнимает Шаста, складывая руки на пояснице.       Антон не может сопротивляться желанию запустить пальцы в короткие тёмные волосы на затылке, взъерошивает их, и только после этого опускает ладони на лопатки, с наслаждением прижимая Арса ближе, сутулится, проводит носом по чужой шее, с трудом удерживаясь от поцелуев, утыкается в плечо и замирает. Хорошо. Надо что-то решать, потому что он хочет иметь возможность обнимать Арса полноправно и полноценно каждый день, а не вот это вот всё. А ещё за прошедшие дни Антон выдохнул, успокоился, и теперь снова готов целоваться.       В конце концов, это не обязательно либо Арсений, либо вся его жизнь. С канала его вряд ли попрут, даже если узнают, в женском стендапе, вон, вообще есть гей, который выходит на сцену и говорит: «здравствуйте, я гей, сейчас я буду шутить свой гейские шутки», и ничего. Никто его не убил, не затравил и не выгнал. Наверное. Может, попробовать с ним поговорить?.. Друзья, которые готовы кинуть из-за ориентации, нахуй не нужны, а с Ирой возможно получится расстаться друзьями.       Арсений постепенно приваливается сильнее и в целом словно тяжелеет, пока в какой-то момент у него не подгибаются ноги. Он тут же резко вздрагивает всем телом, выравнивается и в первую секунду растерянно льнёт ближе.       — Арс, ты чё?!       — Бля, — нервно хихикает Арсений. — Я начал засыпать.       — Настолько тебе не интересно? — хмыкает Антон без, впрочем, серьезной предъявы.       — Настолько мне уютно, — серьёзно поправляет его Арсений, немного отстраняясь и заглядывая в глаза, пытаясь убедиться, что его поняли.       — Плохо спишь? — Шаст ласково приглаживает пальцами тёмные волосы, от нежности щемит целиком.       — Когда как.       — И плохо ешь! — Антон обвинительно тычет в чужой живот, вызывая смешок. — Когда мы встретились, ты был более анатомической формы! Мне нужен упитанный муж.       — Почему мне при слове «анатомический» первое, что приходит в голову, это презерватив, в точности повторяющий форму члена?       — Не съезжай с того, что ты мой муж.       Да, Антона немножко несёт, а может, и не немножко, но в эту секунду он уверен на все сто, что Арса никуда не отпустит. Тот негромко вздыхает и как-то по-отечески поглаживает его по спине, мол, ещё вырастешь, образумишься. Антон давит в себе желание поспорить, он же обещал, что подождёт, значит, подождёт.       Домой Антон едет в приподнятом настроении, уже вовсю выдумывая новый подарок для Арса.

***

      Арсений обкладывается мерчем: один надевает, второй обнимает и сидит как идиот, зато весь в худи, думая о том, что, теперь, наверное, умрёт от разрыва сердца, если Антон в итоге выберет не его.       В телефоне обнаруживаются два пропущенных от Серёги и один от мамы. А вот это уже что-то новенькое. Арсений со смесью тревоги и неохоты перезванивает родительнице.       — Привет, мам, что-то случилось?       — Привет, — тихо и несчастно произносит Татьяна, — Арсюш… Ты что-то не звонил в этом месяце, у тебя всё в порядке?       — Занят был, — сухо отзывается Арс.       Похожие ощущения возникают, если ткнуть пальцем в синяк, вот есть он и есть, нехер его трогать!       — Как зал твой?..       До Арса запоздало доходит, что со стрельбы прошло уже две недели, а у мамы только сейчас дошли руки позвонить.       — Стоит.       — С Кьярой хоть видитесь?       — Ты же и так знаешь, — огрызается Арсений, ему вроде и стыдно за то, что он не хочет поддерживать диалог, а вроде хочется побыстрее уже прекратить этот массаж синяка.       — У папы таблетки заканчиваются, которые ты нам привозил…       — В следующем месяце же?       — Да, но он уже скоро…       — Я привезу. На следующей неделе. Деньги сейчас кину, замотался и забыл. Ты как себя чувствуешь? Голос совсем тихий. Болит что-нибудь?       — Нет… Просто… — Татьяна протяжно вздыхает. — Иногда всё так хочется, чтобы была поддержка какая-то, мы старенькие уже совсем, помрём, никто и не заметит…       «Нахуй ты мне это говоришь?!»       — Отец будет против, — ровным тоном отзывается Арсений, крепче прижимая к себе мерч, как будто из него можно высосать силу самообладания.       — Ты бы попытался помириться с ним… Он же прав всё-таки, измены это же не дело. А то и не звонить перестал…       — Я был занят, — повторяет Арсений, встаёт, тихо подходит к двери, а затем хлопает ей: — Ой, прости, мне надо срочно бежать! Я рад, что у вас всё хорошо! На следующей неделе завезу препарат! Пока!       Арс опускает руку с телефоном. Он ведь родителей не ненавидит. Просто не хочет лишний раз вспоминать о их существовании. Звучит, конечно, не очень обнадеживающе.       Так, ещё одни переговоры, на этот раз уже приятнее, а затем замотаться в мерч и спать. Из важного Серёга сообщает, что уезжает на три дня и псина сдохнет, если Арсений не вернётся в квартиру. Приходится собираться и переезжать.       Но на этом вечер ахуительных встреч не заканчивается — около съёмной квартиры его поджидает Андрей Олегович. Арс понимает, что пытаться пройти мимо это дурацкая идея, но всё равно быстрым шагом устремляется к подъезду.       — Арсений!       — Что? — Арс разворачивается к собеседнику.       — Я хочу посоветовать тебе принять вызов.       — А нахуй вы пойти не хотите?       Андрей на пару секунд замирает с открытым ртом, а Арсения дико тянет хихикать, он столько времени хотел послать неугомонного престарелого тренера прямым текстом, что, наконец сделав это, чувствует дурацкий мальчишеский задор.       — Ты очень сильно недооцениваешь мое влияние.       — А ты недооцениваешь моё безумство. Я бы мог тебе посоветовать переговорить с одним человечком, который тоже заебись инфлюэснером и манипулятором себя считал, но не хочу. Отъебитесь, не пойду я на ваш бой ни за миллион, ни за два, ни за угрозы.       Андрей, не ожидавший такого прямого и агрессивного отпора, очевидно теряется ещё больше. «Привыкли все, блять, что меня можно тыкать палкой до бесконечности», — зло думает Арс, глядя на тренера-хуенера в упор.       — Если кто-нибудь узнает, скажем, про допинг, будут серьёзные разбирательства, вплоть до лишения титулов.       — Насрать. Мне не нужен бокс. Да и столько влияния, чтобы пиздеть на международном уровне, у тебя нет.       — Ты пожалеешь, Арс.       — Если я действительно пожалею, то пожалею не только я. Разговор окончен, — Арсений, слегка противореча своим словам, шагает вперёд. Андрей отступает.       В квартире могло бы быть темно и тихо — Серёга уже свалил, но Паскуда по-прежнему в здании, к тому же она отвыкла от Арса, поэтому закатывает истерику на тему «враги пришли в наш дом, чтобы меня, сиротинушку, похитить».