Оковы и шипы

      Тягучее онемение вылизывало внутренности, вынуждая всё тело напрячься и задержать дыхание. Гермиона выжидающе смотрела на накалённое лицо Драко, на его остро очерченные ровные линии и сведённые брови. С каждым взмахом её ресниц под его кожу струнно пробиралась ярость, а между рёбер начинало неистово зудеть. Он ненавидел таких, как она — существа, которые были настоящей ошибкой со стороны Министерства. Низкие, мерзкие, нарушающие весь порядок и равновесие, проникнувшие в чужой мир. Их существование вызывало у Драко рвотные позывы, потому что… Потому что он, он — слизеринец — должен находиться в одном помещении, в этих жалких четырёх стенах с уродливыми существами. Дышать с ними одним воздухом, сидеть на одних и тех же местах, ходить по тем же полам и коридорам, отчего хотелось вечно стоять в душе и стирать с себя остатки мерзкой примеси, которая разлеталась вокруг. Теперь ещё и нужно подтирать им задницы, лишь бы выполнить установленные экзаменационные условия.       — Решил идти по стопам Снейпа? Плохой путь выбрал для себя, слизеринец.       Тяжёлая рука словно легла на его щёку. А затем второй раз, третий. Мнимо уверенный писк эхом отдавался в его голове. Ему было противно стоять рядом с ней, находиться так близко. Он даже смог дотронуться до неё. Драко неосознанно скривил губы и взглянул на свою руку, касающуюся её кожи. Тёплой, мягкой, нежной. И такой грязной. Она была так близко, что её энергия шлейфом сладко-кислой черешни окутывала кожу. Незначительные пару сантиметров маленькой пропастью покоились между их телами, что гулким звоном ударило в сознание Малфоя и заставило дёрнуть рукой, отталкивая от себя Гермиону и высвобождая её из холодных пальцев. Возникло резкое желание поднести руку к воде. Он сделал шаг назад, замечая, как тёмные глаза на мгновение исказились в потерянности с глухим озлоблением на него, на его грубое действие.       Так ярко вижу её эмоции. От столь мощного толчка, в который он вложил явно не малую долю своей силы, очень трудно было удержаться на ногах, и Гермиона быстро расправила острые плечи, пытаясь остаться в вертикальном положении и не распластаться возле его ног.       — Да какая змея тебя укусила?       Зубы громко цокнули друг о друга, смыкая челюсть и высвобождая челюсть сильно на скулах Грейнджер желваки. Щёки покраснели от горячей ярости вперемешку с горечью, жгуты боли от недавних лепестков, некоторое время после приступа спящие в своих покоях, затягивались вокруг сердца и лёгких. Но она проглатывала подступающий к горлу ком, демонстративно строго расправляя плечи и вздёргивая подбородок. Она не позволит увидеть свою слабость, не позволит увидеть её настоящую, ту, которую он превратил в это.       В то, кому его секундное прикосновение воздействовало как самое необходимое лекарство.       Серебристые радужки долго на неё смотрели, изучающе прочерчивая длинные линии на лице, шее, выпирающих ключицах, подмечая, как вздымалась тяжело грудная клетка, как раздувались ноздри в поисках кислорода, как её приятная энергия сменялась горьким чёрным кофе и вынуждала морщить нос, задерживая дыхание от невозможности запаха. Драко ненавидел кофе. И терпеть не мог её. Далеко-далеко, в потаённых уголочках своих раздумий, он готов был переступить правила школы о неприкосновенности полукровок и вонзить острые когти в каждого, раскромсать их и раскидать на куски, чтобы стало легче дышать, чтобы всё наладилось, чтобы было, как раньше. Когда-то, когда их здесь не было, когда Министерство поддерживало жёсткую систему баланса магов.       Лишь громкие слова отца скручивали его изнутри и не позволяли нанести увечий. Никогда не трогай полукровок. Если они здесь, то так и должно быть. И Драко не трогал, хотя так чесались руки набить им лицо, выражающее такое же превосходство, словно они здесь что-то значили, будто на их плечах лежало спасение мира. Нет. Они марионетки, судьбы которых заранее предопределены.       Вот и одна из них, которая стояла прямо напротив и продолжала смотреть своими большими шоколадными глазами на него, в чёрных зрачках которых рисовались линии дьявольского гнева. Тоненькими волокнами в них пыталось пробраться что-то, что Гермиона тщательно скрывала за маской злости, наружу, вызывая лишь неподдельную неприязнь на искривлённом лице Драко. Словно ему было дело до того, что творилось у неё внутри. Наверняка хотела побыстрее убежать, исчезнуть, встретиться с кем-то таким же грязным, как и она сама, забраться в его объятия и плакаться, что придётся теперь быть бок о бок с слизеринцем.       Почему ты вообще думаешь о том, что она будет делать и с кем, Драко?       Это тебя, мать твою, не касается. Не. Касается.       Что скажет отец, когда узнает о том, что его горе-сыну придётся таскаться с ней? Что он только такой почести и достоин?       Плевать. Да, ему всё равно.       — Не надейся, что получишь от меня какие-то ответы на свои вопросы во время экзаменов. Или трогательное сочувствие и расположение к себе.       Глаза Гермионы расширились. И это… Всё? Ему нужно было вылить из своих острых клыков ядовитую желчь? Нужно, потому что он смирился с тем, что придётся делить время с какой-то полукровкой. Но не с ней. Не с той, которую он так не хотел видеть, но видел везде постоянно. Она была повсюду. В толпе бездумно-восхищённых взглядов, направленных на него, он видел её глаза. Полные непонимания, злости, извечного протеста; толики злорадства и удовлетворения, когда Драко позволял ей кинуть ему в спину жалкое подобие грубости; и чего-то ещё, о чём он никогда не хотел думать.       Он презирал себя за то, что позволял ей входить в его жизнь.       Словно позволить засасывать себя в пучину скверны, из которой уже не выбраться. Это. Не. Правильно. Он постоянно твердил это своему внутреннему «я», которому было интересно наблюдать за подобными представлениями, но даже сейчас он стоял перед ней, не делая и шага. Можно было давно наплевать на чёртову Неправильную, которую он хотел задушить своими собственными руками и которой он, по своим же словам, не собирался помогать.       Так почему же невидимые кандалы удерживали на ровном месте?       — Неужели ты думаешь, что если мы партнёры, то наши отношения должны поменяться? Малфой, ты головой ударился, пока шёл сюда?       Действительно. Может, и ударился.       — Так или иначе, Малфой, не забывай, что моё прохождение первого этапа повлияет на твоё задание.       — Я в полном восторге, Неправильная.       Гермиона тяжело выдохнула и поджала губы в ровную линию. Энергия с запахом утренней росы после дождя стремительно впитывалась в её кожу, подбираясь ближе к распустившимся цветам и зародившимся семенам, невидимым облаком оседая на них; нашла один шип, обвела его кончик и тут же отпрянула, словно от укуса, начиная метаться по всему организму, ударяясь о стенки и зарождая ростки панических покалываний. Схватившись за ткань рубашки в районе грудной клетки, Гермиона ступила назад, жадно хватая приоткрытым ртом воздух. Она посмотрела на Драко, его зверские светлые глаза надменно впивались в её лицо, не мигая, не отступая. Он сделал шаг к ней. Тяжёлый, мощный.       Ты всё сказал, уходи.       Ещё один шаг к ней, её — от него.       — Ты меня боишься? Сквозь стиснутые острые зубы. Ледяные глаза смотрели поверхностно, не проникали внутрь, не нарушали там покой. А Гермиону бросало в горячий жар, который вынуждал окутать желанию побыстрее убежать. Убежать от этих глаз, от навязанной энергии. Он ступил ближе, она отошла дальше.       — Я не…       — Да.       — Нет.       — Тогда почему ты уходишь?       — Потому что ты нарушаешь личные границы, Малфой.       Холодные капли дождя стекали по бутонам, мышечным тканям, лёгким, превращаясь в лужу всепоглощающего изнутри омута, которым управлял слизеринец. Его энергия летала в воздухе, не позволяя раствориться, исчезнуть, всё больше вцепляясь в Гермиону своими костлявыми руками, заставляя кожу покрываться морозным налётом. Она ловила исчезающий воздух, понимая, как становилось сложнее стоять на ногах под взглядом изучающей бездны, из-за которой она словно входила в гипноз. Он заставлял смотреть на себя, не отрываться, фокусироваться на нём полностью. И Гермиона это делала, не желая совершенно.       — Личные границы?       — Да, если не знакомо слово, то воспользуйся переводчиком с земного языка. Полезно будет.       Гермиона изо всех сил старалась держать свою гордость на поверхности и не прогнуться под гнётом ужаса пустых глаз, впивающихся в неё, словно острые зубы зверя в свою добычу. Она чувствовала себя загнанной в клетку птицей, которая никогда больше не познает, что такое свобода, которая никогда больше не сможет двигаться. Драко это знал и придвинулся ближе, сокращая расстояние. Сердце Гермионы громко било о кости, вот-вот — и оно готово было выпрыгнуть.       В воздухе сгущалось дикое напряжение. Глаза в глаза. Ненависть, презрение, страх: гамма эмоций окутывала двоих, стоящих друг напротив друга. Гермиона хотела сбежать, а Драко намылить себе глаза, потому что так долго смотрел на неё.       Так. Не. Должно. Быть.       Драко, очнись. Ты довел ее до ужаса, ты сам это видишь. Что тебя держит?       Их разделяло буквально пара шагов. Взгляд сверху вниз. Гермиона передёрнула плечами и выпрямилась в спине.       Глупая. Какая ты глупая, Неправильная.       — Только посмей дотронуться до меня.       — Еще раз пачкать руки не хочу. Они и так в грязи.       Оскал. Широкий, злой, издевательский. Тупая боль начала точить когти внутри, отчего Гермиона менее чем на секунду зажмурила глаза и сжала кулаки. Не сейчас, не перед ним. Акварельная розоватая краска, принимая лицо за холст, нанесла свой мазок, в небольших участках сменяясь красной. Она сдерживалась, терпела, несмотря на то, что боль съедала её изнутри, будто медленно и мучительно ломая кости одну за другой, сменяясь послевкусием жгучей лавы. Её щёки вспыхнули от внутреннего жара. От накатывающей усталости извечных страданий, от злости, от того, что он не отпускал из своего прочного капкана.       Малфой снова сделал шаг, оставляя всего пару сантиметров и чеканно вбивая себе в голову, что больше не совершит ошибку и не притронется к ней. Он нависал над ней, захватывая своим телом всё пространство вокруг. Выше. Больше. Смотрел в её глаза, метающие уверенность в себе прямо в него, а тело не слушалось: коленки и руки подрагивали, плечи опускались. Она боролась внутри — он видел, но безуспешно проигрывала жестокому внушению.       — Щелчок, и ты встанешь на колени.       — По твоему желанию, чёрт возьми, — Гермиона готова была взреветь от того, что не могла совладать с собой. — Ты заставил меня бояться, Малфой, когда я на самом деле этого не чувствую. И после этого ты называешь других жалкими? Жалок ты.       — Но ты не понимаешь, когда энергия обернётся для тебя обратной стороной.       Потому что не могла, не хотела. Потому что от изначальной энергии Драко тело Гермионы не хотело ставить защиту, потому что это — её маленькое спасение, успокаивающее бутоны, о котором он даже не подозревал.       Внезапно серебристые глаза скользнули к губам Гермионы. Неосознанно. Случайно. Драко этого не хотел, что-то заставило посмотреть на них, детально обвести форму. Красивые. Он замер от осознания вспыхнувших букв в голове, но не отстранился, ощущая, как неправильные чувства забегали внутри его вен, как жадно он хватал воздух от ощутимого напряжения. Не того, которое было в начале, другого — словно бы заполонившего себя искажённой похотью. Против воли, против себя, своего существования. Словно бы это отрава, тонко поражающая свою жертву, выполняющая задание безукоризненно. У себя внутри Драко оттаскивал своё завладевшее ненужной эмоцией тело от тотальной ошибки, но и подталкивал сделать… Что? Подталкивал искупаться в грязи?       Просто смотрю.       Убеждение — лучшая вещь, чтобы обойти проступок, о котором впоследствии можно пожалеть. И Драко пользовался этим, внушая себе, что губы Гермионы просто похожи на Пэнси. Вот только ни за какие грехи он не смог бы вспомнить их форму, цвет и такое же влияние. Дерьмо. Мозг застилался серой пеленой, унося за завесу остатки понимания происходящего, тугой узел завязывался внизу живота. Он прерывисто дышал, обдавая горячим потоком приоткрытые губы, кончик языка Гермионы. Девушка чувствовала, как его аура энергии прикасалась к телу, зачаровывая своей жаждой. Её глаза против воли скользнули к его губам. Она хотела… А что она хотела? Попробовать их на вкус? О, Гермиона, самый глупый вопрос. Может быть, разум нет, но чувства — напротив. Их тянуло к ним, как магнитом. Боль утихла, она почувствовала это отдалённо, так, словно её никогда и не было прежде, так, будто бы то, что происходило сейчас, должно было быть всегда. И это правильно.       Правильно ли? Разве Малфой — тот, с кем могло быть что-то правильное?       За поворотом в библиотечную часть коридора послышались громкие голоса и смешки. Реальность жаркой струйкой обдувала виски слизеринца, погружаясь сквозь них дальше, в самый центр сознания. Мыльный взгляд с секунду сменился презрением и белыми глыбами льда, сминающими Гермиону под своим напором, выливающими помои на её голову за возникшее желание и обманчивое поведение Драк. Он резко отошёл назад, кривя губы.       — Не думай, что я собирался что-то делать, Неправильная. Это… Мерзко, — он быстро выудил из кармана небольшой запечатанный цвета марсала конверт и постарался придать своему виду привычный натянутый образ. — Снейп вручил это каждому участвующему в экзамене. Детский способ передачи какой-либо информации, чтобы не видеться лишний раз. Листы внутри содержат в своей основе энергию — по такому принципу затем и ищут получателя.       Драко вложил в руки Гермионы вещь, не соприкасаясь с её кожей, стараясь не смотреть на её губы, и отпрянул. Прокашлялся, словно бы пытаясь смять неловкую паузу. Нужно было сразу уйти. Отдать забытый идиотский конверт и уйти.       — Если ты что-то узнаешь по поводу экзаменов, то вынь лист и напиши на нём послание — он автоматически исчезнет из твоих рук и появится перед моими глазами. Надеюсь, твои неисправные шестерёнки всё поняли.       Мерлин, Драко, что на тебя нашло? С чего ты такой добрый? Уходи.       Краешком глаз он заметил, как руки Гермионы тряслись вместе с крепко удерживающим в них конвертом.       Уходи-уходи-уходи.       Озноб прошёлся по цветам внутри, обдавая своим холодом каждый бутон и лепесток. Она не ожидала другого исхода, другого взгляда, реакции, но растущий сад внутри разлил свою щепетильную надежду, которую следовало давно закопать под сырую землю. И Гермиона хотелось верить, что чёртова болезнь наконец поймёт всю бренность её возникновения и продолжит дальше жить в ней, не лелея от подобного ненастоящего Малфоя и не томя себя ожиданием.       Стало бы ей легче, если бы он прикоснулся к губам?       Она задохнулась от несправедливости и иронии судьбы. Стало бы. Его касание — её защита и спасение. Гермиона усмехнулась, понимая, что это она осознала в считанное мгновение, когда он схватил её, сам того не желая. Он сможет намеренно коснуться её только тогда, когда высшие дадут согласие на истребление полукровок.       Подцепив уголок конверта, Гермиона открыла его, убеждаясь в подлинности слов о листах внутри, и краешком глаз смотрела на то, как выпрямились мощные плечи Малфоя, как он лишь развернулся на пятках в сторону, ведущую к кабинетам подземелья, и неспешно последовал туда, засунув руки в карманы чёрных брюк.       Не предполагая такого исхода, что четвёртый острый шип вскоре пробьёт потухающее сердце Гермионы.       Отойдя на приличное расстояние, Драко очнулся от тёплых объятий иллюзии. Что это было? Мать твою, что ты творил? Разум демонстративно отказывался принимать правду, ссылаясь на вдолбленные убеждения, а душащая проволока щемила лёгкие. Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь стряхнуть с себя её взгляд, дыхание на его коже, присутствие рядом. Мерзко. Он закрыл глаза, тяжело дыша. Картинки произошедшего крутились каруселью в его голове, рассыпаясь на множество вопросов и наивных объяснений.       Он только что действительно чуть её не поцеловал? Нет, виновата Паркинсон, которая вспыхнула случайным образом в голове, а Неправильная неудачно попалась.       Как она могла неудачно попасться, когда он намеренно пришёл сам? Пэнси с утра прижала его к стене и промурлыкала о приятном подарке, вот и подвернулось случайно воспоминание.       Кого ты обманываешь, Драко?       Он остановился посередине пустого коридора и снова провёл руками по лицу, зачёсывая волосы назад.       Он только что хотел поцеловать полукровку.       Намеренно, сам, не под влиянием кого-то или чего-то. От осознания никчёмности своих убеждений, отвращение загудело в ладонях, вызывая неистовое желание что-то ударить. Себя, например. Хорошенько ударить по лицу, чтобы наконец-то прийти в чувство. Но вместо этого, Драко с утробным рычанием ударил в стену со всего маха, со всей вложенной в кулак силы, с презрением, ненавистью, яростью. К самому себе, к своим животным инстинктам. Чувства перемешались, представляя совокупность вязкого элемента, окутывающего жалкое тело.       Жалок ты.       Драко взревел, вновь ударяя стену до стёртой кожи на костяшках и проявляющихся сквозь ссадины капелек крови.       Как же ты надоела, Неправильная.       Всегда и везде.       Ты-ты-ты. Он длинными шагами шёл по       направлению к своим покоям, петляя между мрачных тонких оснований деревьев в Лунном лесу и искал в заслонённых корешках мозга наипростейшее заклинание по опустошению себя. Ещё в самом детстве хитрый маленький Блейз, ловко вытащив из запретной зоны библиотеки книгу по магическому искусству, сумел выучить небольшие заклинания, а затем научить Драко пользоваться в лёгкой форме магией, постоянно широко оголяя свои небольшие заострённые клыки и приговаривая «это очень удачный дар, не обучиться ему — грех, ниспосланный на голову, несмотря на то, что мы исчадия слизерина». Будучи таким же ребёнком, Драко вечно ходил по его следам и тянулся за тёмной пушистой мантией, которую Блейз всегда носил, внимая делающему умный вид мальчику, слушая его гордые речи о необходимости изучения магии и глупости в запрете предмета. Блейз всегда умудрялся обманом и иллюзиями проворачивать дела в свою пользу и некоторое время пользовался привилегиями, пока слизеринцы не засекли его за поглощённым в тренировке по превращению предмета в другую форму и не конфисковали все учебники по магии из библиотек.       Одно не могло не расстраивать — заклинание по забвению Блейз не успел освоить и не вложил в умную голову своего маленького приверженца. С какой бы дикой радостью Драко произнёс бы волшебное заклинание и растворил в мрачном лесу омерзительное воспоминание. Он не хотел помнить об этом, думать, жить с осознанием произошедшего, но не в его власти была запретная доза некогда сильной магии. Сырая земля хватала в свои узды чёрные ботинки, влажная листва деревьев била по щекам, а посиневшие от озноба губы шептали по кругу vanitas-vanitas-vanitas*, направляя всю энергию в голову, позволяя ей окутать мозг на пару минут и расслабить мыслительные процессы. Ощутимый вакуум заволакивал в свою мягкую обитель, прорезая напополам реминисценции и расплавляя их до невооружённых точек.       И больше не было губ, раздирающей внутри ненависти, стискивающей горло, невыносимого ощущения неправильности. Была только покоящаяся тишина и спокойствие, облекающее в свою оболочку.       Огненно-оранжевые ленточки пламени в камине сражались друг с другом, скручиваясь в завораживающий танец. Тепло помещения приятно укутывало в махровый плед озябшие открытые участки белой кожи, тяжёлый отблеск леса мерцал в окне, постукивал завываниями хмурый ветер. Драко не заметил, как пересёк границы и добрался до своих покоев, оставаясь в безмолвной тишине потрескивания огня. Вечером должна состояться тренировка по квиддичу с дополнением рукопашного боя, где он собирался выбить из себя прильнувшее неправильное желание и позволить отдохнуть своей голове нормально, а не против её воли. Заклинание было действенное и выполняло требуемые условия, но Драко чувствовал, как на чертогах изредка тело слабо сопротивлялось решению обладателя, вечно проигрывая более сильному и нужному сопернику.       Перед камином стоял длинный с тёмно-коричневой обивкой в классическом стиле диван, на который слизеринец плюхнулся, раскидывая в разные стороны руки. Лучшего ожидания нескольких часов до тренировки он не нашёл, решив провести их с несвойственной пустотой в душе и ни одной мыслью в голове. Блейз всегда предостерегал от слишком частого использования магии, чтобы не прошёл слушок до ненужных длинных ушей, и Драко каждый раз использовал её только в крайних случаях и по нужде. Он так и не смог понять истинные посылы высших о запрете на изучение какой-либо магии и о необходимости совершенно изъять её из общего доступа, так, что в нынешних условиях никто не мог достать ни одно пособие, но был, к его большому удивлению, даже благодарен обманчивому Блейзу.       Потому что он бы мог съесть себя изнутри прямо сейчас, не воспользуйся заклинанием.       Мышцы по всему телу расслабились, жар камина целовал носы ботинок, а светлые глаза смотрели прямо, сквозь стройное пламя. В никуда, видя перед собой только темноту. Драко симпатизировало подобное моральное состояние с возможностью забыть все проблемы, ошибки и переживания, что в момент окончания срока действия спустя несколько часов он чувствовал себя живее всех живых, как бы пагубно это не звучало.       Обычно чувствовал.       И надеялся, что так будет и в этот раз.       Стрелочка на часах двигалась вперёд, а Драко, не меняя позы, по-прежнему всматривался в оранжевое сияние. Его нога судорожно стучала по полу, била по воздуху, словно жила своей жизнью, радуясь глотку свободы.       — Я бы хотел быть таким. Укус непроизвольно вырвавшихся слов изо рта выбил воздух, толкнул расширить глаза и вернуть им осознанность. В голове летала пустошь, в душе ощущалась расселина, но фраза вышла из сердца. Из самого его основания, оттуда, где стояло множество бетонных стен. Драко тряхнул головой и поднялся на ноги, быстро собирая нужные вещи для тренировки, и тут же изгоняя глупые слова.       Потому что он и так был свободен.       Да?       На территории школы разместилось огромное овальной формы поле с трибунами по округу, где обычно проходили тренировки по квиддичу и рукопашным боям. Раз в неделю факультеты совмещали занятия в единое для усиленной нагрузки, большей выносливости, проработки всех участков мышц и скорости. Обычно они проходили в адовой смеси всевозможных элементов, где не было возможности дать себе минуту отдыха. — Малфой! — грубый мужской голос прошёлся вибрацией по полю. — Одного тебя ждут, ускорь свою ходьбу или будешь улучшать этот навык все три часа! Лайонелл, высокий с короткими русыми волосами, плотным лицом и крепким телом, стоял со скрещёнными на форме руками и болотными глазами пронзал плетущиеся ноги слизеринца, готовясь ровно через минуту заставить мальчишку верстать триста кругов вокруг школы, если он сейчас же не окажется рядом с остальными участниками. Грир, немного ниже напарника с пепельными средней длины волосами, убранными в высокий хвост, вертелся вокруг него, чуть ли не брызгая прохладными каплями воды его извергающую пар кожу, приговаривая извечные фразы «это ведь Драко», «он ведь всегда опаздывает», «тише-тише», «сейчас он придёт», «это ведь Драко» и тщетно уверяя себя в том, что в этот раз обязательно поможет и успокоит его. Но краснеющее лицо когтевранца, топтавшая одно и то же место нога и метающие копья глаза, направленные на второго тренера, говорили совершенно об обратном эффекте. — Мерлин! — Только позови, и я здесь. Подняв на уровень плеч разведённые в разные стороны руки, Драко склонил голову и растянул губы в привычной ухмылке. Он стоял позади разразившейся между когтевранцем и гриффиндорцем сцены в форме и полностью готовый к указаниям. Лайонелл развернулся к нему лицом, пробегаясь по экипировке в руках и одежде, тщательно рассматривая каждую деталь. Проигранный вздох. Глаза Драко сверкнули духом победы, а когтевранец усмехнулся, кивнул, признавая своё поражение в тысячный раз. Этот бесёнок всегда успевал сделать всё и не подставиться прежде, чем он бы смог моргнуть.       — Ещё бы секунда, и ты бы сверкал пятками.       — Когда-нибудь, тренер, когда-нибудь. Участники команды стояли поодаль и наблюдали за разворачивающимся представлением, тихо подтрунивая и довольствуясь тем, что вечно хмурого Драко всегда приводил в располагающее настроение. Атмосфера тренировок сразу становилась не такой скверной и тяжёлой, а находиться и выполнять приказы учителей не тяготила группу. Группы разбрелись по всему полю, разминаясь и попутно слушая индивидуальные указания Грира. — Гоцон, три круга вокруг школы! Дино, отжимания! Маев, приседания! Гриффиндорец всегда подбирал упражнения для членов команды в связи с их увлечениями, возможностями и пристрастиями, что каждый раз удивляло Лайонелла. Он не мог настолько вглядываться в суть учеников, чтобы вынести из их нутра то, что бы могло попасть прямо в яблочко. Грир переводил серые глаза с одного на другого, каждый раз дожидаясь искорки понимания и согласия в их радужках.       — Малфой, подтягивания!       Слизеринец прошёл к установленным высоким турникам сбоку от центра поля, оттолкнулся и крепко схватился за металлическую перекладину. Мышцы напряглись, выступая из-под одежды, тело приняло нужное положение и замерло в нём, позволяя Драко начать подниматься и касаться подбородком штанги. Он чувствовал, как долгожданное напряжение окутывало с макушки головы до кончиков пальцев, как лёгкий тянущий болью трепет отдавал в плечи и спину. Опустошение вытекало из него и полностью возвращало осознание реальности.       — Самое время.       Уголки губ довольно метнулись вверх, как и тело Драко, всё больше ускоряясь в подтягивании и замечая прилив бодрости. Грудная клетка сжималась, стесняя лёгкие и выбивая глухие вздохи, перемешивающиеся с рычанием.       Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.       — Тридцать секунд отдыха! Грубый голос Лайонелла влетел в каждую занимающуюся своим делом голову, оповещая своих хозяев об остановке. Драко спрыгнул с турника, стал разминать плечи, двигая ими по кругу, и потирать покрасневшие горящие ладони. Верхний корпус тела тяжело вздымался и опускался, сердце оттачивало удары о кости, и слизеринец прикрыл глаза, давая фору.       — Повтор, а затем смена локации!       Вновь — руки на металле, правильное положение, увеличение количества подтягиваний. Каждый из команды после первого упражнения выбирал остальные самые эффективные для себя или подходил к Гриру с просьбой о другой задании. И постоянно — Драко, который всегда хотел новизны и нетипичности: то ему нужно было тренировать силу рук в воздухе, для чего он требовал тренеров выставлять в невесомости неожиданные препятствия, то равновесие, настаивая поставить на самый высокий острый кол квадрантной формы деревянную поверхность, чтобы сесть на неё и стараться удержаться, то концентрацию внимания, заставляя Лайонелла на приличном расстоянии прятать маленький предмет, чтобы искать его с помощью полного погружения в тишину и сосредоточенность на оставшихся в воздухе частичек энергии. Его фантазии хватало, чтобы создать свой вековой план тренировки, и она не могла не злить преподавателей, которым приходилось каждый раз выполнять роль мальчишек на побегушках.       — Теперь предтренировка рукопашного! Распределяетесь по парам и начинаете.       Рыжеволосая девушка Рута с факультета пуффендуя с широкими плечами и мягкими чертами лица подбежала и встала напротив Драко, высоко вскидывая голову, словно сравнивая их в росте, и расправляя широкие плечи. Она отлично знала приёмы, постоянно их оттачивала и редко когда проигрывала, поэтому серебристые радужки заметали предвкушение от распирающего духа, а мощные руки резво поднялись вверх, предвкушая бой.       Сражение между парами шло долго: никто не собирался сдаваться и оказываться в чужих глазах слабаком. Густой белый туман, нависавшей по всему полю из-за усложнения тренировки со стороны тренеров, скрывал силуэты, чем пользовались некоторые участники, хитрым способом исподтишка нападая и снося ударами противников. Капельки пота стекали по шее Драко, оставляя после себя влажные длинные дорожки, и он в очередной раз попытался задеть уворачивающуюся Руту. Она двигалась быстро, утончённо, с хорошо усовершенствованной техникой, что заставляло слизеринца кусать губы от накатывающего раздражения.       Он не проигрывал. И никогда не проиграет.       Животный рык выбился из него с выдохом. Один удар, и она будет на земле. Слизеринец сконцентрировал свою энергию и небольшими порциями стал посылать в руки, заставляя их принять нужную технику. Равномерно распределённая изначально сила сфокусировалась в рёбрах, позволяя им покрыться невидимым сплавом металла. Драко наклонил корпус вперёд и метнулся к недалеко стоящей девушку, рассекая дымку холодных тумана и чувствуя свежеть на разгорячённой коже. Тёмные глаза Руты бегали в разные стороны, стараясь уловить направляющийся силуэт, как он в миг оказался перед ней.       Сейчас!       Мощно сжатая рука ровно вписалось в плечо девушки, отбросило её в сторону на несколько метров и оглушило, сподвигнув потерять обладание над собой и начать грузом падать вниз.       — Победа Малфоя!       В последний момент Рута преодолела себя, прочитала небольшое заклинание и приземлилась на землю. Грир тут же подбежал к ней, рассматривая увечье и краем глаза наблюдая за тем, как постепенно начали падать остальные участники. На тренировках никто не жалел друг друга, сражаясь словно на реальном поле боя, и именно это придавало Драко уверенности и большего стремления для улучшения своих навыков.       — Несколько минут отдыха и спарринг.       Слизеринец сел на поле, ладонями упёрся в землю за спиной и облокотился на них, давая телу возможность немного отдохнуть. Сбивчивое дыхание постепенно налаживалось, от усталости дёргались мышцы, к взмокшей коже прилипала спортивная одежда, но Драко улыбался подрагивающими против воли губами. Самый эффективный способ прийти в себя, не допускать к голове ни одну мысль и желать только продолжать, продолжать и продолжать. Сквозь муки и тяготы пробиваться к успеху и наслаждаться.       Малфой поглубже вдохнул прохладный воздух и едва уловимо почувствовал до боли знакомую энергию. До боли раздирающую кожу в кровь, режущую рёбра до костей, рассыпая его на куски, сбивая весь выстроенный вокруг себя карточный домик спокойствия.       Сладко-кислая энергия.       Он вскочил на ноги и прокрутился вокруг своей оси, мерцающими глазами оглядывая каждый предмет, каждого человека в пределах поля. Пустота. Только команда и тренера. Чёрт. Это называется сходить с ума? Бредить? Шлейф энергии мешающимся крошечным пёрышком летал прямо у носа, раздражающе щекоча и не собираясь отступать. Точно сходил с ума. Драко тряхнул головой, почесал нос, недовольно чихая, и кивнул самому себе, соглашаясь с тем, что это глупая иллюзия и ему просто показалось. Он не допустит к своей голове её образ, её саму.       И её чёртовы губы.       Чёртова Неправильная.       — Начинаем!       Впервые Драко был благодарен тренерк за его существование и возможность иметь рот, потому что раздумье и отвращение уже прикасались к коже, но не успели просочиться сквозь грубую преграду. Команда начала быстро расфасовываться по парам, и на этот раз Астарот, высокий, широкогрудый брюнет, в глазах которого отражался ребяческий восторг, встал напротив Драко и довольно повёл бровями.       — Поиграем? — он принял стойку, двигаясь верхним корпусом в разные стороны, показывая всё своё нетерпение.       — Поиграешь у себя в комнате, — Лайонелл отвесил ему смачный подзатыльник и отошёл в сторону, борясь с подрагивающим глазом на лице от глупого слизеринца. — Начали.       Надев перчатки и согнув немного ноги в коленях, Драко выставил левую вперёд, немного опустил голову, смотря на потирающего затылок Астарота исподлобья, правую руку сжал в кулак и поднёс ближе к челюсти, закрывая её и часть носа, а левую, полусогнутую, вывел перед собой. Он немного пружинил, приводя себя в нужный настрой и сосредоточиваясь на противнике, который принимал такую же стойку.       — Поиграем?       Драко передразнил голос слизеринца и усмехнулся, видя, как Астарот толкнулся ногой и кинул кулак прямо в него, попадая со всей силы в защищённое запястье. Он тут же отпрыгнул назад, смотря в упор карими глазами и следя за тем, как Драко отзеркалил его удар. Мощь слизеринца, вкладываемая в свои кулаки с соприкосновением с целью, превышала простых магов, рассекала со свистом воздух, почти полностью обескураживала и заставляла чуть ли не падать назад. Но Астарот, начиная с пелёнок, бился с Драко по всевозможным причинам, отчего знал его стиль боя вдоль и поперёк — быстрый, мощный, грубый.       Он поставил блок и тут же вынес левую руку, ведя её по прямой, следя за сверкающими серебристыми глазами, в середине момента разворачивая кулак и выполняя хук, при этом поднимая локоть выше. Драко, словно хитрый кот, ожидающий свою добычу в засаде, ловко выставил левую руку, принимая удар и защищая лицо.       — Огорчаешь, Астр.       Слизеринец отскочил, рыкнул, моментально вынося колено, расправляя ногу и проходясь пяткой по середине бедра, выбивая из лёгких резкий выдох. Драко только собирался схватить ногу Астарота, как в его нос ударил запах.       Где?       Он забылся, краешком глаз пробегаясь по дальним трибунам и замечая сидящую на втором уровне Гермиону. На её острых коленях лежал дневник, пальцы крепко держали синего цвета карандаш, а кончик старательно вычерчивал линии на листе. Волна сладкой черешни окатила гортань, сжимая её в свои сети, а по сердечному сплетению и рёбрам прошлась порция внушительных ударов. Драко отпрянул назад, сжимая челюсть, терпя пронзительную боль, и пытался локтями защищать корпус, перчатками — лицо. Войдя во вкус, Астарот продолжал бить кулаками по печени, солнечному сплетению, не жалея слизеринца и выводя его из боевого строя. Он продолжал защищаться, упрямо стоял на месте и терпел льющиеся удары один за другим. На сухих уголках губ образовывалось кровь, тело ныло, кости гудели. Но грёбаная энергия Гермионы не давала сосредоточиться на происходящем, фиксируя внимание на себе. <      i>Прочь.</i>       Драко направил кулак в выдыхающегося Астарота, который ловко увернулся и последний раз ударил по рёбрам, заставляя противника скривиться и закрыть глаза.       — Завершаем! — чётко проговорил Лайонелл, и пары отошли друг от друга.       Закипающая язва бешенства жгла солнечное сплетение и глотку. Драко снял перчатки, откинул их в сторону и сплюнул густую кровь.       — Огорчаешь, Малфой. Подмигнув слизеринцу, Астарот развернулся к нему спиной и, довольно мурлыкая себе под нос мелодию, пошёл в раздевалку вприпрыжку. Это — его маленькая победа и гордость, ведь он редко мог полностью раскрыть потенциал с близким другом детства. Он — свет, за которым всегда хотелось тянуться, которому всегда хотелось соответствовать. И Астарот всегда был рядом, понимая, что шалости, их извечные маханиями кулаками и конкуренция на лучшее место — избытки детских взглядов, которые вошли в привычку и никогда не будут восприниматься как настоящая и лютая вражда друг к другу.       Драко проследил за тем, как тот удалялся, и вновь взглянул в сторону трибун, когда всё та же энергия оставила отпечаток на его боку. Бледное с полопавшимися сосудами лицо, выступающими из-под тонкой кожи венами, пересохшими, потресканными губами — состояние Гермионы было детально прописано тусклыми красками.       Несколько часов назад она не была такой.       Что случилось?       Мелькнувшая с треском мысль заставила Драко сделать шаг назад, по спине пробежаться мурашкам и непроизвольно содрогнуться. Какая разница, что с ней? Но серебристые радужки рассматривали её порхающие движения руки над дневником, замечали, как она покусывала губы, сжималась от задевающих зубами ранок, как иногда останавливалась, словно задумывалась, а затем снова принималась за рисование. Как иногда её руки потряхивало. От чего? Прекрати. Драко, отвернись. Порция омерзения подбиралась со спины, медленно обводя тело и стискивая верёвками в свои петли. Все движения Неправильной — мерзкие, как и она сама. И это правильно. Её энергия душила, не давала вздохнуть, выйти из оцепенения и уйти следом за остальными в раздевалку.       Что она здесь делала?       Ответ на крутящийся в голове вопрос нашёлся быстро. Гарри подлетел к Гермионе, которая начала убирать все свои вещи в сумку, как только заметила в поле зрения гриффиндорца. С места, где стоял Драко, невозможно было расслышать то, о чём они говорили, но зато он так прекрасно видел, как шоколадные глаза смотрели на него с восхищением и радостью. За её губами. Грёбаными губами, на которых растянулась счастливая улыбка.       И ему стало так противно, что на душе скребло, а под рёбрами снова затянуло.       Почему ты вообще смотришь в ту сторону?       Драко сплюнул остатки крови, поднял перчатки и ровно зашагал в сторону раздевалки. Он не хотел её видеть, находиться здесь. В своём месте, куда она бесцеремонно решила ворваться со своим непонятным, странным видом и грязной энергией, которая легла верхним слоем на плечи. Он провёл рукой по влажным волосам и зашёл в помещение. Горячий воздух коснулся лица, туманя рассудок и сгущая кусочки отвращения в полностью завладевшей душой. Хотелось выть на месте от разрывающих кнутов, чеканно отбивающих стенки изнутри, рвать волосы, чтобы избавиться от надвигающейся иллюзии её присутствия рядом.       Мерзость-мерзость-мерзость. Её образ лез в голову, обходя все препятствия, и Драко хотел её задушить своими собственными руками. Лишь бы избавиться, не видеть, не чувствовать. Он не понимал, что им двигало. И понимать не хотел. Магию больше нельзя было использовать, отчего гневные колтуны обводили выступающие на шее позвонки. Не появись она на трибунах, Драко бы намеренно не впустил мысль о ней в свою голову, не чувствовал бы на себе её энергию, пронизывающие и пачкающие его кожу. Он словно вышел после вязкого, отвратительно пахнущего болота, которое так и норовило затянуть в свою пучину.       Это — она.       Прохладные струйки воды стекали по уставшему телу, расслабляя мышцы и успокаивая пульсирующие виски. Драко опустил голову и вжал ладонь в стену, поддерживая отдыхающее тело. Вся невидимая скверна смывалась, падала на кафельные плиты и высвобождала из крепких узд, что позволяло кислороду в полной мере влетать в лёгкие; отбитые места постанывали, напоминая о своём присутствии и важности помощи для них.       Драко остался один: все быстро закончили с водными процедурами и разбежались по своим делам, лишь Астарот долго кружился возле кабинки и приговаривал, что с нетерпением ждёт завтрашнего бала и хочет попробовать новые авторские коктейли слизерирцев. А затем и сам ушёл, намекая другу на то, что сегодня он, пожалуй, займёт одну из его спален в покоях, потому что «должно же быть какое-то разнообразие в спальных местах!», несмотря на то, что в комнатах Драко он появлялся куда чаще, чем на тех же самых уроках, не говоря о своей собственной комнате. Распаренное место успокаивало переполняющие душевные терзания Драко к себе. Но не к ней. Её энергия пропала, унося с собой всё послевкусие, не оставляя ни малейшего крошечного следа, а образ при удобном случае постоянно вскипал в голове, так детально, что, казалось, она стояла перед ним. Особенно — её губы, растянутые в улыбке. Для Поттера. В кулаках вновь возникло желание что-нибудь ударить, но он пожалел свой организм, который перенапрягся от одной осознанной идеи получить ещё дозу боли. Драко зарычал, покрутил головой, раскидывая брызги в разные стороны, выключил воду и вышел из душа.       Пле-вать.       Для него Неправильная — никто. Никто. Жалкая букашка, мельтешащая возле его ног,       не достойная никакого внимания и времени. И неважно, что она постоянно лезла в его голову.