Оковы и шипы

      

Звон. Бренчание. Свист. Переплетённые звуки заволакивали невидимым флёром барабанные перепонки и продвигались прямо в голову. Едва уловимое сознанием протяжное звучание то медленно усиливалось в своей акустике, то утихало, вынуждая Гермиону отдаляться от существующей реальности в дальнюю водную оболочку.       

Боль-боль-боль.       

Бесконечная, тянущая в пропасть. Она просачивалась сквозь нарастающие душевные терзания, превращаясь в осязаемые бутоны, соцветия и выливалась в физические отголоски мучений. С момента стадии разрушения прошло несколько дней, и состояние Гермионы ухудшалось ещё быстрее. Голова изредка начала гудеть от внутренних свистов, продолжающихся от нескольких минут до полусуток, цветов становилось больше, лепестки выходили по своему беспорядочному расписанию, с каждым днём наращивая количество: сначала один, затем пять и дальше, как им было угодно. Внутри их количество не уменьшалось — они проворно разрастались дальше, сплетая свои стебли с мышечными тканями. Словно сидя в своём укрытии, они ждали часа для триумфального выхода наружу.       

Чтобы показать всем своё великолепие.       

Маленькая зелёная пилюля лежала в обёрнутой прозрачной оболочке на деревянной поверхности парты и гипнотизировала Грейнджер своим цветом. Министерство начало волноваться, хоть и всеми силами старалась сохранять надлежащее ей спокойствие и беспрекословно посылать препараты по мере необходимости. Каждый раз новые, потому что ни один не мог помочь.       

И сейчас на столе лежала новая, выпущенная специально по итогам последнего исследования формы ханахаки таблетка, которая должна была улучшить состояние. Как и все предыдущие. Подушечками пальцев Гермиона взяла её и повертела, вглядываясь в ровную форму круга.       

— Самое главное — концентрация вокруг себя природной энергии. Здесь важный фундамент составляете не вы, а то, что находится вокруг.       

Монотонно лепетавший о неразрывной связи природы и магов профессор Катберт пытался занять отведённое время до прихода Снейпа и проведения важного собрания, на котором должны были присутствовать в обязательном порядке все полукровки, потому что «это определит дальнейшее пребывание здесь».       

Шоколадные радужки глаз оторвались от вещицы в руках и перевели взгляд на соседние парты, где истинные волшебники Слизерина откровенно уныло зевали и шептались друг с другом, Гриффиндорцы старательно пытались сделать умный вид, а полукровки с нетерпением ожидали священного часа, когда их жизнь могла в корне поменяться. Удручённый такой ношей профессор Катберт топтался на одном месте и рассматривал золотистые росписи в уголках потолка, механически шевеля губами и наверняка думая о собственных делах.       

— Чтобы эта энергия оказалась внутри вас, нужно стать частью природы. И для этого требуется…       

— Завтра вечером в главном зале будет проходить бал, которые устраивают слизеринцы, — Рон наклонился, чётко выделил каждое слово, шепча их на ухо Гермионы, и немного задумался. — Ты мыслями в нашем мире или в любимом человеческом?       

Голоса разлетались по всему помещению, но будто бы намеренно пропускали Гермиону и переходили к следующему слушающему, оставляя после себя лишь далёкое звучание. Пальцы коснулись виска, потёрли, стараясь этим действием облегчить пробирающий до накатывающего по коже раздражения шум.       

— Бал? — она постаралась придать своей интонации заинтересованность, потупила взгляд и посмотрела на пилюлю в своей руке.       

Может быть, поможет? Может быть,       ослабит хотя бы боль? Может быть…

Может быть-может быть-может быть.       

Я не знаю.       

Догадки порхали в сознании Грейнджер, но так и не могли зацепиться даже за крупицу уловимой и ценной мысли, которая попутно выверяла шаги. Она последний раз повертела препарат между пальцами, сняла верхнюю оболочку, положила на язык и проглотила. Ухудшить ещё больше состояние увядающего организма они не могли, но с каждым попаданием внутрь таилась на задворках неуловимая надежда на крохотное процентное улучшение. Терпеть стонущую боль в своём теле для Грейнджер становилось всё сложнее. Дозу растительных отваров увеличили вдвое, и если до третьей стадии лежать в них приходилось один раз в неделю, то в нынешнем положении — каждый день. Горячая вода с лавандового цвета добавками укутывала в тёплый плед нутро, расслабляла непрерывно напрягающийся организм и ослабляла действия цветов.       И только тогда Гермиона могла вдохнуть полной грудью. Почувствовать себя живой.              Нормальной.       Пилюля начала растворяться, как только коснулась стенок глотки, высвобождая свою силу и стараясь проникнуть воздействием во все клеточки.       — Наконец-то ты сделала это, — Рон одобрительно кивнул и растянул в похвальной улыбке розоватые губы. — Теперь я могу продолжить, да? Что… Ах, бал.       Мешающий звон продолжал греметь на фоне, но Гермиона навострила уши и внимала словам профессора, стараясь как можно сильнее затмить отвлечением свои пытки. Голос Катберта растворился в шуршаниях, разговорах и откровенных скучаниях учащихся, хотя сам учитель и не пытался поймать внимание, бормоча себе под нос «четвёртое условие — ваша духовная сила» и огородив себя от всего внешнего мира.       Глаза Рона поблёскивали от лучей солнца, бьющих своим ярким светом в окно, и метали искорки восхищения во все стороны. Он терпеливо выжидал театральную паузу и ощущал концентрацию Гермионы на себе, доходящую до совершенного и нужного пика.       — Поговаривают, это будет лучшее шоу за последние несколько лет, — он тихо хохотнул. — Не знаю, так ли это на самом деле. Но раз в этот год слизеринцы должны устраивать бал, то, возможно, они и сделают что-то интересное.       Гермиона фыркнула.       — Интересное и слизеринцы? Не смеши, Рон, — шоколадные радужки сверкнули слабым недовольством, — Эти существа полны похоти и соблазна. Моргнёшь — и ты уже в их цепких лапах, наполненная страстью и подчинением ей.       — Но…       — Ничего не хочу слышать, Рон.       Взгляд Гермионы говорил сам за себя, что привело Рона в оцепенение. Он замолчал, понурил голову и изредка поглядывал на Грейнджер косым взглядом.       — Ежегодно один из факультетов должен устраивать школьный бал для всех, — тихо бубнил Уизли. — И раз в этом году честь выпала на Слизерин…       Но Гермиона уже его не слушала. Звон в ушах стал утихать, меняясь на мельтешение неразборчивых, непонятных звуков, которые спутывались друг с другом. Они уходили всё дальше, исчезали, растворялись в голове, отчаянно старались ухватиться за что-нибудь и остаться. Потому что нужно, нужно до последнего издыхания, до раздирающей в кровь кожи. Необходимо.       Но она не ощущала.       — Это будет как отправление в экзаменационный путь? — голос полукровки раздался по всему кабинету.       Гермиона почувствовала, как шипучее жжение в грудной клетке, которое спускалось вдоль дыхательных путей, постепенно проталкивало лепестки к горлу, вызывая чуть ощутимое першение.       Начало того самого симптома.       Того самого, который Гермиона так отчаянно хотела скинуть на другой фактор, так хотела надеяться, что в этот раз обойдётся, всё уляжется и не вырвется. Мерлин, какая же наивная. Главное — дождаться конца и успеть, а не распластаться здесь и не устроить сногсшибательное шоу прямо перед всеми. Прямо перед ним. Быстро прокрутив эффектное зрелище в голове и заранее спланировав реакцию Малфоя, чьё лицо вытянулась бы от шока, а затем — от омерзения, она поморщилась и взглянула на Рона. Старательно закапывая в себе неистовое желание посмотреть в ту сторону.       — Именно, поэтому тебе обязательно нужно сходить туда вместе с нами, — Рон ёрзал на стуле, пытаясь совладать со своими бушующими яркими эмоциями, плотно охватившими его энергию, и всеми силами удерживала рвущийся громкий голос наружу. — Нужен новый глоток воздуха, который, возможно, чуть облегчит твоё состояние.       — Разве полукровки могут посещать такие мероприятия? — Гермиона нахмурила тёмные брови. — Слизеринцы их особо не жалуют.       — Этот бал для всех. Ведь так Министерство решило, и мы с Гарри…       Из потока почти неуловимых звуков в ушах за доли секунды до исчезновения возникло что-то, что отвлекло Гермиону от праздных рассуждений Рона о грядущем событии. Что-то, что было не похоже на обычный шум. Что-то, что можно было бы понять, сосредоточившись ранее. Что-то, что, возможно, было важным. Но Гермиона заострила на этом свою концентрацию слишком поздно, потому что звон бесследно растворился в пространстве. Странные, непонятные чувства осознания упущения завязывались комочком внутри, поднимая волоски на коже и пробегаясь холодком вдоль позвоночника. Это был первый раз, когда звон изменил свою привычную форму, первый раз, когда вызвал другие чувства, помимо дикой злости, и первый раз, когда Грейнджер поняла, что что-то было не так. Влияние таблеток? Возможно, Министерство начало серьёзно заниматься своим делом, потому что оказалась на краю своей беспомощности и в крайне невыгодном для своей высокой репутации положении.       Но что, если это не таблетки?       Тяжёлая деревянная дверь с режущим скрипом раскрылась, и в кабинет вошел Снейп. Он была до уродства вылизанный, умытый, строго одетый, со вздёрнутым кверху острым подбородком и надменным взглядом. Его гравированный образ самим Мерлином. С небольшим цоканьем каблуков о мраморную поверхность пола он прошёл вдоль длинных рядов парт к стоящему подле кафедры Катберту. Профессор, словно вышедший из сна, приободрился, оживился и его болезненно-бледное лицо не выражало больше сильной отрешённости и недовольства.       — Катберт, спасибо, что не отказался от такой важной роли, — уголки губ Снейпа дрогнули в нескрываемой насмешке. — Прошу прощения, меня задержало Министерсто по вопросам распределения.       — Мерлин уберёг, что я не слышал их напыщенных вольных речей.       Плечи Снейпа мимолётно дрогнули, выдавая задетую корону колким ответом, но непробиваемое выражение лица осталось прежним. Поделом ему. Он всегда по-особенному относился к Неправильным, как он чаще всего выражался, и это «по-особенному» считалось с отрицательным помыслом. Он всегда умел находить способ потешить своё самолюбие за счёт колких замечаний, насмешливых взглядов или оплошностей со стороны полукровок. В магическом обществе невозможно было похвастаться миром и порядком, поддержанием полного равновесия и в принципе хорошим взаимоотношением среди факультетов, большинство которых воспринимали подобных Гермионе как то, что убивает изнутри магическую систему и истинные силы магов, а Снейп лишь старательно подливал масло в и так вспыхнувший огонь.       Змей.       Его статус полностью олицетворял положение в Хогвартсе — обычный учитель в этапе становления, извечно гордившийся тем, что его ушам позволено слушать дискуссии совета.       — Итак, учащиеся, — сотни глаз устремились к нему, в кабинете стояла кромешная тишина. — Предполагаю, вы уже догадались, по какому поводу всех вас собрали.       Полукровки неловко кивнули, борясь с противоречивыми чувствами внутри себя. Все понимали, что они здесь делали, но произнести вслух боялся каждый. Вдруг это была не та причина? Посмешищем и невротиком становиться никто не имел в планах. Гермиона сидела, подперев ладошкой щёку, и старалась сосредоточиться на приближающемся потоке информации, а не на поедающем её глотку усиливающемся першении.       Напряжённая тишина давила на моральное состояние. Казалось, что можно было уловить, как каждый раз взмахивали ресницы при моргании, как трескались от пересыхания губы, как в атмосферу помещения прокрадывался страх. Снейп терпеливо выжидал момент, когда учащиеся начнут ёрзать от волнения, напряжения, и внимательно следил за подёргиванием плеч, которые всегда выдавали своих хозяев.       — Экзамены, — он хитро сощурил глаза и улыбнулся одним краешком губ. — Точнее, экзаменационные этапы — вот настоящая причина. Как вы могли заметить, здесь присутствуют не все студенты.       Гермиона огляделась по сторонам. И правда. Она только сейчас поняла, что от полного количества полукровок была лишь малая часть, от магов — также. Краешком тёмных глаз она пробежалась по задним партам и мельком заметила расслабленно сидевшего Драко, серебристые радужки глаз которого словно поглощали в свою пучину страданий Снейпа. Его сложенные руки покоились на широкой, обтянутой плотной рубашкой груди, а на сгибе локтя постукивали длинные женские пальцы с острыми коготками. Пенси. Слизеринка смотрела на учителя ровно такими же испепеляющими глазами, и нервное движение рукой было будто бы её формой успокоения.       Каково это — прикоснуться к Драко?       Почувствовать тепло его тела? Ощутить напрягающиеся мышцы под кожей? Почувствовать его?       Гермиона, очнись! О чем ты думаешь, идиотка? Она дала себе мысленную пощечину. Одну. Вторую. Это неправильно. Неправильно. Не хватало в нынешнем положении думать о том, чего никогда не будет, и заставлять вымученную его образом душу выть ещё сильнее. Острая проволока крепче сдавливала горло, вызывая щекотание на стенках глотки. Гермиона резво вернула голову в прежнее положение, упираясь взглядом в лицо Снейпа.       Вспыхнувшие серые глаза.       Нет, он не мог смотреть в её сторону. Не мог. Это ошибка, видение. Просто показалось.        Слушай Снейпа. Слушай.       — Был сложный отбор для допуска к сдаче экзаменационных этапов среди полукровок. Все, кто сейчас сидит в этом кабинете — достойные учащиеся, которым Министерство позволило попытаться сдать усовершенствованный формат, — Снейп прочистил горло, вновь делая паузу. — Я вижу по чертятам в глазах магов, что они не понимают своего присутствия здесь.       — Так, может быть, вы уже соизволите объясниться? — нетерпеливо процедил со средних рядов один из слизеринцев, вызывая довольную улыбку профессора.       — Объясниться соизволю, но, возможно, вы сами для начала покрутите шестерёнками в своих умных головах?       — Маги нужны здесь для того, — не выдержав, вступился Катберт, косо поглядывая на недовольно скривившего лицо Снейпа и пытаясь унять начинавшее гореть пламя в энергии всех магов, — чтобы на итоговом этапе принимать у них экзамен — это своего рода испытание, раскрывающее вашу суть.       Учащиеся непонимающе хлопали глазами и размыкали рты, думая что-то спросить, а затем снова закрывали их.       — Всего будет два экзаменационных этапа, — в объяснения вновь вмешался Снейп, делая шаг назад и закрывая своим силуэтом обзор Катберта. — Первый — испытание в лесу Белого сна.       Маги злорадно загудели, на что Снейр поднял руку вверх, призывая к тишине.       — Этот экзамен только для полукровок, которые должен показать, насколько вы больше не зависимы от человеческой сущности и жизни, насколько вы отпустили своё прошлое. Пройдя его, вы докажете Министерсту и обществу магов, что готовы стать частью и помогать в дальнейшем равновесии. К каждой полукровке будет приставлен по новому распоряжению совета один из магов, в зависимости от выбранного пути, факультета. Но для более правильного и честного оценивания, у полукровок не будет мага с собственного факультета.       — Какого Мерлина?       Встрепенулся сначала один пуффендуец, а затем последовали недовольные выкрики со стороны всех магов, прямо направленные на Снейпа. Профессор расцвёл, словно душистое благовоние, и упивался струйками разлившегося недовольства.       — Почему я должна тратить своё время и свои силы на этот сброд? — Пенси, сидевшая всё это время в молчании, наконец взревела, расправила плечи и вздёрнула маленький нос. — Устроить им экзамен я могу, но нянчиться, как мамочка со своими отпрысками, — увольте.       Бурлящая злость начала поедать изнутри органы, кровь суетливее забегала по петляющим синим венам, волна бешенства прошлась по всей спине, вынуждая толпу мурашек пробежаться вслед. Мерзко. Противно. Гермиона начинала сгорать изнутри. От злости, боли, презрения. От того, что аура кабинета сгустилась коснувшейся всех полукровок брезгливостью, от того, что они заставили чувствовать себя ошмётком грязи.       — А с чего ты взяла, что с нами нужно «нянчиться»?       Один вопрос, и Пенси повернула голову в немом недоумении с раскрытым ртом; один вопрос, и в кабинете повисла неловкая пауза, озадачившая всех; один вопрос, и множество самых разных глаз были направлены в сторону лица Гермионы, мышцы которой подрагивали от переполняющих эмоций. Шоколадные радужки рассматривали краснеющее алой акварелью лицо слизеринки от закипающего гнева, старательно не меняя своей траектории и не уходя к её соседу.       — Разве профессор Снейп упомянул то, что нам нужно помогать? Моя очередь сказать — увольте, — Гермиона подняла бровь и склонила голову вбок. — Полезнее будет прочитать какую-нибудь книжку, чем слушать твой голос.       Щёки Пенси покрылись пятнами, ноздри раздулись, она готова была прыгнуть на ноги и вцепиться когтями в волосы Гермионы, выдирая клоки и наслаждаясь уповающей мелодией криков. Потому что никто из слизеринцев не мог допустить такого отношения к себе. Особенно — со стороны маглов. Это словно дикая пощёчина, купание в грязи. Отвратительной, мерзкой, вонючей. Грязи, которая больше не смоется с их кожи. С них самих. Пробралась внутрь, заполонила кровь, органы. Впиталась. Пенси ощущала это всем своим существованием.       — Остынь, с такими даже возиться не стоит.       Большая ладонь преградила возможность попытке подняться со стула, и слизеринка, недовольно надув губы, откинулась на спинку, кладя ногу на ногу. Серебристые глаза Малфоя смотрели прямо перед собой, не удосуживаясь посмотреть на ту, кому адресованы были его слова. Полные доводящего до удушения отвращения. Сдавленный вдох, приближённый к кашлю, вырвался из груди Гермионы, что заставило её вернуть прежнее положение головы и поднести к губам сжатый кулак.       Дерьмо.       Знал бы ты, что смерть одной из таких будет на твоей совести.       — Представление окончено? — Снейп усмехнулся, размял затёкшие плечи и оглядел весь кабинет. — Тогда я могу продолжить. Гермиона Грейнджер правильно сказала: маги не обязаны помогать Неправильным, тут выбор определяется индивидуально. Однако если первый этап будет провален, то пара не допускается к следующему: ни маг, ни полумагл.       — То есть отбросы, — сидящий в самом углу слизеринец подал свой голос, — прошу прощения, Неправильные должны умудриться пройти первый этап, чтобы нам было дозволено участвовать в экзамене?       — Верно, — Снейп кивнул. — В случае несдачи, следующая попытка будет через две недели. Теперь второй этап — он намного сложнее для обоих партнёров. Маги должны найти и подобрать интересное задание для Неправильных, именно по нему будут оценивать ваши способности и возможности. Неправильные, в свою очередь, обязаны выполнить все предоставленные условия и доказать своими силами куратору, который будет рядом, что достойны встать на путь магов. Срок выполнения задания — неделя.       Кожу Гермионы опалил дыханием зной, заставляя елозить на стуле от погрузившейся в напряжение атмосферы. В голову стрелой впилось осознание происходящего и всей серьёзности сказанных слов Снейпа. Грейнджер передёрнула плечами, далёкое, ещё неосознанное чувство ноющего испуга на носочках подкрадывалось к её телу, собираясь укутать в плотный кокон. Склизкая неизвестность наполняла воздух и пьянила будоражащей, всепоглощающей пропастью тревоги. Зыбучей, колкой, словно мелкий песок, пробирающийся сквозь стиснутую его насильно ладонью.       — Что будет, если не получится сдать со второго раза? — у полукровки, сидевшей в среднем ряду, дрогнул голос и неосознанно дрогнула поднятая рука.       Воздух сгущался всё больше, из-за чего казалось, что создаваемые облака можно будет скоро потрогать своими руками.       — У вас ещё будет несколько попыток, — Катберт оглядел серьёзные лица студентов. — Раньше не сдавшие экзамены Неправильные, хоть и в другом формате, исключались из школы и отправлялись домой. Сейчас совет занимается переработкой старых устоев и меняет пункты.       — Отнеситесь к этому вопросу серьёзно. Неправильные, вы сами должны понимать, что без вашей отдачи и пользы Министерство не будут вас держать здесь.       Тишина. Каждый сидел в своих мыслях, прокручивая варианты исхода, варианты событий, варианты распределения. Сложно было представить, какие задания могли преподнести волшебники, что было в лесу Белого сна. Учитывая реакцию на это название, скорее всего, ждать придётся не самого лёгкого задания со стороны Министерства. Гермиона никогда прежде не слышала этого названия. Неужели укромное, тайное место от чужих глаз? Саднящая дыхательные проходы боль топталась на положенных ей местах и своим трепыханием мешала строить стройные цепочки домыслов. Мышцы сжимались в животе, всеми силами сдерживая близко подходящий сгусток новых порывов кашля, и приходилось задерживать дыхание, потому что каждый глоток воздуха раздражал словно взбухшую язву. Гермиона прислонила костяшки пальцев к губам и сипло выдохнула.       Ещё немного.       — Чертовщину какую-то придумали, — Гарри похлопал девушку по плечу и обеспокоено посмотрел на её лицо. — Не понимаю, зачем так всё усложнять.       Пытался отвлечь.       — Если вопросов больше нет, то все свободны. Первое испытание состоится через пять дней.       Снейп наклонился к Катберту, донося до слуха профессора важную информацию. Гермиона отодвинулась на стуле и встала, собирая свои вещи и попутно слушая недовольные высказывания Гарри. То, что экзаменационные этапы были в несколько раз сложнее прошлых, — никто не отрицал. Верхушка Министерства, наверное, посчитала, что это поможет сблизиться совершенно разным факультетам, факультетам с полукровками, тем самым упорядочить важное равновесие. По скривлённым лицам учащихся совершенно точно можно было сказать, что подобное решение их совсем не прельщало, ещё не начавшееся взаимодействие друг с другом тяжестью свалилось на плечи и создало куда больше проблем, чем могло бы быть.       — Грейнджер, задержитесь.       Нет.       Гарри удивлённо оглянул Гермионы, произнесла что-то вроде «буду ждать за дверью» и вышел из кабинета. Учащиеся медленно собирали свои вещи и выплывали из помещения, Снейп вместе с Катбертом терпеливо ждали, пока дверь за последним магом не закроется. Подступающие всё ближе к горлу лепестки резали кожу и вынуждали делать глубокие глотки воздуха, проглатывая приступы. Гермиона попыталась нацепить на себя равнодушную маску.       — Я вижу, что вам не очень хорошо, Гермиона, — Катберт тяжело вздохнул. — Сразу к делу. Министерство отстраняет Вас от экзаменов.       — С чего они решили, что имеют право решать за меня? — прошептала Гермиона и попыталась натянуть улыбку, молясь всему возможному, чтобы чёртовы лепестки не вышли прямо на глазах у учителей.       — Предположительно в это время должна наступить стадия, когда цветы начнут прорастать сквозь кожу.       Плечи Гермионы напряглись, под рёбрами засосало, тёмные глаза внимательно вглядывались в преподавателей. Как будто она не знала, когда должна начаться четвёртая стадия. Конечная. Для неё и для всего.       Лучше всех знала.       Такие простые решения со стороны верха выбивали весь дух из Гермионы. Потому что… А почему, на самом деле? Потому что они смогут жить дальше, а ты нет? Потому что они могут распоряжаться своим телом, а ты нет? Возможно. Но самое главное заключалось в том, что это своё завершающее время Гермиона хотела провести действительно так, как следовало. По крайней мере, пока она могла самостоятельно и полноценно ходить.       — Я буду участвовать в экзаменах. Мне плевать, что говорит и хочет Министерство. Пусть лекарства делают лучше и эффективнее, раз настолько боятся.       Каждое поддельное слово проходилось по пульсирующей язве сильнее, и Гермиона чувствовала, что ещё немного — и она упадёт на колени прямо здесь. Прямо перед ними. Вот так сцена будет, наверняка запоминающийся эпизод в их жизнях.       С трудом выпрямившись от ноющей боли в лёгких спине и гордо подняв подбородок, Гермиоа взглянула на напряжённого и сощурившего глаза Катберта.       — Тогда есть другой путь решения проблемы. Твоим партнёром будет Драко.       Гермиона расширила глаза.       — Вы, наверное, хотите, чтобы он убил меня раньше, чем это сделает ханахаки?       — Он не убьёт вас, мисс Грецнджер, — Снейп раздражённо повёл крыльями. — Это условие Министерства чисто в экспериментальных целях. Может быть, вам станет легче от его присутствия рядом, и цветы перестанут так быстро расползаться по всему телу.       Гермиона пожала плечами, стараясь выразить полное отстранение, и вместе с этим глотала вязкую слюну, стараясь затолкать подходящие к горлу лепестки. Ей хотелось быстрее закончить весь этот разговор и убежать отсюда. На задворках подсознания таилась маленькая мысль, которая пробуждала чувство, предвкушающее плохой итог такого расположения. Плевать. Боль вбирала в себя все силы и здравый рассудок, перекрывала и становилась на господствующий трон. В её руках вся власть.       — Ваше решение?       Лепесток достиг горла.       — Малфой так Малфой.       Она дёрнулась с места, замечая понимающие кивки преподавателей, и бросилась бежать из кабинета.       Быстрее.       Прохлада создаваемого ветра била в горячее лицо, а в уголках глаз собирались капельки слёз от невыносимых порывов выпустить всё наружу. Всё, что так плотно заседало в её горле, облепляя стенки и оставляя маленькие дырочки для прохода кислорода. Гермиона со свистом вдыхала воздух и закусила костяшку указательного пальца тыльной стороны ладони. Ещё чуть-чуть. Пожалуйста.       Первый толчок двери, второй — и Гермиона упала на колени, тут же чувствуя, как кости соприкасались с жёсткой плиткой. Наверняка останутся следы. Вспыхнут алым цветом, а затем плавно перейдут в синеватый оттенок. Плевать. Не сейчас. Она подняла крышку унитаза, наклонилась, ощущая, как на кончике языка отдавалось привкусом крови, и, сделав глубокий вдох, закашляла.       Нежно-белые с фиолетовыми кончиками лепестки усеяли белый ободок. Горло саднило похуже посылаемой духами Мерихима злосчастную ангину, а пальцы, до белеющих костяшек сжимающие окантовку, начали неметь. Гермиона хватала воздух ртом и старалась не обращать внимание на то, как рассекало дыхательные пути, слышала звон отбивающего сердца в ушах и больше — ничего. Слёзы покрыли верхний слой поверхности глаз, заставляя смутно видеть рассыпанные лепестки. До безумия красивые, до безумия убивающие изнутри.       Она прислонилась кружащейся головой к холодной стене кабинки рядом и тыльной стороной трясущейся ладони потёрла губы, размазывая по коже руки бордовые капли. Шоколадные глаза взглянули на мазки. Это — Малфой, это — он настоящий, пропитанный болезненно отхаркивающей кровью. Густой, тёмной. Он никогда не ассоциировался с тем, что лежало там, в туалете. Потому что это не он, это не то, что было похоже на него. Лепестки должны быть засохшими и гнилыми, прямо соразмерно его душе, а не такими свежими и цветущими.       Он — не цветы, раскрывающиеся внутри.       Он — шип, колко бьющий в самое сердце.       Если бы Гермиона кашляла ими, разрывающими и царапающими все внутренности, то её любовь к нему была бы более оправдана. Она не красивая, не сказочная. Она невозможная. Потому что это Малфой, потому что это самое закрытое, не пускающее в свою душу существо, он — самая суть настоящего слизеринца. Нахального, жестокого, носящего в своём большом сердце разрушение.       Разрушение ко всему и к себе.       Хотелось выть, лезть на стену, лишь бы не чувствовать то, как он уничтожал её. Руки, ноги, глаза, сердце — этого ничего скоро не станет, растворится во множествах цветов. Вся её жизнь. Хоть и вторая.       И теперь он станет неотъемлемой частью.       Хоть и ненадолго.

***

      Большая стопка увесистых книг покоилась на влажных руках Гермионы, массу которых они не выдерживали и начинали трястись, заставляя старинные пыльные тома потряхиваться из стороны в сторону. Она хотела за один раз уложиться в просьбе донести из архива в подземную библиотеку очень важные сведения, не вилять по различным запутанным между собой коридорам от одного места к другому и не терять времени зазря, но вместо пользы для себя, её действия обернулись против. Именно поэтому сейчас её запястья покалывало и тянуло от спазмов мышц, а в голове обрисовывался вердикт: учителя те ещё чёрты.       Пожалуйста, мисс Грейнджер, для ваших суставов это будет полезно, мисс Грейнджер.       Ирма Принс, библиотекарь, в который раз отправляла Гермиону вместо себя перетаскивать справочники, состроив жалобный взгляд и используя её любимые клишированные выражения, которые никогда не подразумевали под собой возмущение. По-лисьи хитрая улыбка, сверкающие глаза, и наивная Грейнджер, попадающая в цепкую не такую уж святую ловушку. По этим причинам вырисовывался образ того, что общество профессоров будто бы вкусили сочный вкус греховного спелого яблока и наслаждались его никогда непроходимым влиянием.       Она длинными шагами направлялась к библиотеке и рьяно бормотала себе под нос злые ругательства в сторону библиотекаря. Стремительными потоками мысли о произошедшем пару часов назад пытались просочиться сквозь её голову, но Гермиона преграждала им проход.       Потом-потом-потом.       Не сейчас.       Думать о том, что произошло и о том, что будет, не сильно её радовало. Прыгающая искорка внутри сердца пугала и будто бы предостерегала от плохих размышлений, ведь Малфой — самый непредсказуемый слизеринец, которого она встречала. В один момент сталкиваешься с ледяными глыбами льда, смотрящими в пустоту, в другой — с разъярённым багряным омутом, в котором стоит сделать шаг — и больше никогда не выберешься.       Что ты скрываешь за своими барьерами, Драко?       Это — его способ защиты, это — то, почему никто не знает его ближе его самого. Наставив самые сложные и необходимые железные барьеры на свой разум, он не подпускал никого к своей душе. К себе. Драко — закрытая книга, которую невозможно открыть.       Тяжёлый вздох, плечом открытая массивная дверь, и его образ растворился в невесомости. Приглушённый свет подземной библиотеки непривычно резал глаза, давящая атмосфера стоящих в длинный ряд деревянных стеллажей сдавила виски в свои тиски. Гермиона уверенно прошла в самую глубь, кружа между пыльных полок, уместилась в укромном месте и скинула все тяжёлые книги на стол.       — Осталось только их расставить.       Понурая голова, уставшие кисти, извечная боль в теле. Мерлин, за что Гермиона подписалась на это всё? Она выудила список с указанием, в какой секции и какая книга конкретно должна стоять, и начала раскладывать всё по своим местам. Пыльные непонятные учебники да справочники по больше не занимающим часы в расписаниях превращениям, призывам, стихиям мелькали перед её глазами. Действительно ли когда-то занимались превращениями? В кого? Гермиона полистала учебник, находя в нём картинки жаб, крыс, лисиц, и с удивлённым лицом поставила её на нужное место.       Жуть.       Иллюстрации в книгах по призывам были не лучше: змеи, слизняки, улитки. Рот Гермионы всё больше вытягивался, глаза расширялись, а брови вздымались вверх, словно пытались достичь небывалых высот. Казалось, что раньше здесь был культ любителей заниматься экспериментами, а не поддержкой равновесия в мире.       Тёмные глаза опустились на стол, где покоилась древняя, с толстым переплётом последняя книга с громким названием «Morbus acer». Своими непонятными словами она приковала к себе взгляд, возбуждая интерес и толику интриги в глубине души Гермионы. Она подцепила пальцами страницы и распахнула прямо на середине. Броское заглавие «Morbo mori» большим шрифтом, куча непонятных слов и небольшая картинка с цветами сбоку. Гермиона прошлась взглядом по буквам, изображению и бессильно выдохнула. Потому что книга полностью была на латыни. Кто это сделал? Чёрт знал. Как предполагала сложившаяся мозаикой гипотеза Грейнджер, она была настолько ветхой, что во времена печатания иными языками, кроме как латинским, для трудов не пользовались. Тому доказательство — сами библиотеки, что подземная, что наверху, где можно было найти довольно много различных пособий и учебников на этом языке.       Подушечками пальцев Гермиона провела по строчке с написанными слаженно буквами. Что-то пригвоздило взгляд к этой книге, вызывало интерес, тянуло. Вдруг эти цветы связаны с ханахаки? Гермиона прочитала множество текстов на тему своей болезни, последствий и стадий, но эту книгу она видела впервые.       Нужно было найти переводчик.       Она оставила книгу на своём месте и метнулась к библиотекарю, которая мирно сидела за своим высоким столом возле входа.       — Чем могу помочь? — она выразительно и немного устало посмотрел на Гермиону сквозь полуопущенные очки, откладывая в сторону длинный пергамент с разного рода информацией.       — Для начала — вот список всех принесённых и расставленных книг по вашему поручению, — она положила перед ней листик бумаги. — И мне нужен переводчик с латыни.       Ирма осмотрела непоколебимое лицо Гермионы, пытаясь вглядеться в самое нутро и прочитать истинные посылы этой просьбы. Её морщинистое лицо не выражало ни одной эмоции, ни одних чувств, отчего девушке становилось более некомфортно выдерживать тяжёлый взгляд на себе и стараться выглядеть уверенно. Библиотекарь, с минуту поиграв в гляделки, всё же вытащила из-под своего стола старый переводчик и всунула в руки Гермионы.       — Наконец-то, спасибо.       Она кивнула и быстро удалилась к своему месту. Должно помочь и всё прояснить. Но, вернувшись, Гермиона, поняла, что оставленной на столе книги больше не было. Она похлопала себя по щекам, потёрла глаза, убеждаясь, что находится в сознании и всё видит. Кому сдалась книга на латыни про непонятно что?       — Это шутка?       Она просипела себе под нос, нахмурила брови и заглянула под стол. Вдруг упала — и не такое в этом мире можно было ожидать. Но книги там не было. Грейнджер подошла к полкам, осмотрела каждый стоящий экземпляр. Ничего. Словно рассыпалась на крупицы и разлетелась повсюду. Если бы кто-то забрал книгу, то наверняка взял бы и переводчик, иначе как можно понять напечатанный внутри текст?       Если этот кто-то не знал латынь.       Гермиона тут же помахала рукой в воздухе, отгоняя эту мысль. Латинский язык не тот, который изучали в школе волшебников и не тот, которому учились маги в совершенстве. По крайней мере, так, чтобы знать медицинские термины — точно нет. Гарри всегда бурчал на древний язык, называя его «исчадием пониже Тартара» и знала единственное слово «voluptas»*, которое у него было девизом всего существования, поэтому зарывающийся червячок предположения мог кануть в лету.       — Не могла же книга просто исчезнуть!       Последние капли терпения вытекали из тела Гермионы, которая по второму кругу решила обойти всё маленькое пространство, находившееся в самом непримечательном месте библиотеки. Она топнула ногой, развернулась и снова направилась к библиотекарю у входа.       — Что-то случилось?       — Моя книга лежала на столе возле секции С, сейчас там лишь деревянная поверхность. Здесь есть ещё работники, помимо вас?       Ирма удивлённо вскинула брови.       — Только я.       — Тогда книга испарилась?       — Милочка, даже если бы это был кто-то из работников, которых тут нет, то эта работа заключается…       — Не стоит рассказывать подробности, профессор Пинс.       — Дорогуша, тогда что вы хотите от меня? Моя рука не касалась её, а в глазах и образа нет.       Она задумчиво повела глазами вдаль, а затем двумя пальцами подвинула очки на переносицу, показывая тем самым, что диалог исчерпал себя. Уткнув свой длинный нос в листы, она тихо хохотнула, на что Гермиона закатила глаза и отошла от стойки.       — И где её искать?       Она протяжно выдохнула, шепча себе под нос, распахнула дверь и вышла в коридор. Кому и зачем? Два вопроса ютились в голове, потому что она действительно не понимала, как такое могло произойти. Её не было на месте буквально три минуты, а от книги и след простыл. Кто такой некультурный, что просто взял распахнутую книгу со стола, не удосужившись проверить, не занял ли её кто-то?       Холодная большая рука резко схватила её за локоть, обхватывая его длинными пальцами и сжимая так, словно намеренно пытаясь вывернуть или сломать. Волна непроизвольного страха проскочила от макушки головы до кончиков пальцев, под кожей загудело. Гермиона дёрнулась и на автомате попыталась выдернуть руку, но жёсткая хватка спокойно её удерживала. Она медленно повернула голову и столкнулась с кипящей лавой в серебристых радужках Малфоя.       — Нужно поговорить, Неправильная.