***
– Нет, ты не можешь ко мне переехать, – вновь повторил мне Сириус с таким тяжелым вздохом, будто он сейчас шкаф перетаскивает, а не на диване валяется да гитару свою мучает. – И вдруг вы с ней подружитесь? – У меня сейчас полкомнаты в персиковый перекрашено! В глазах уже рябит от всего этого светлого и нежного! – я откинулась на подушку и попыталась как можно театральнее застонать, дабы он понял, насколько все плохо. – Не удивлюсь, если завтра ко мне заявится блондинистое нечто в отглаженной рубашечке и кружевной юбочке. – А еще с ящиком плюшевых мишек и коробкой фарфоровых статуэток, которые ночью будут смотреть на тебя своими пустыми глазами, – и пропел, издеваясь надо мной еще больше, – верь мне, солнце, верь мне, солнце*. – Тебе очень повезло, что ты сейчас в десяти километрах от меня находишься, – руки так и чесались чем-то запульнуть в кузена, но у телефона такой функции, увы, нет. – Да не паникуй ты раньше времени, может, в действительности все не так уж и страшно.***
Частично Сириус даже прав оказался: Гермиона, хвала небесам, хоть не крашенной блондинкой была, но все же в кружевной юбочке. Правда, ситуацию спасал ее безразмерный свитер. Ладно, надежда умирает последней, да и мне она сразу же мило улыбнулась и протянула руку. – Надо же, какие мы вежливые, – не удержалась я от язвительного комментария, но на рукопожатие ответила. Мама сзади облегченно выдохнула. А когда Гермиона, смеясь, подхватила на руки Цисси, я уж подумала, что и в самом деле у меня выйдет с ней подружиться. Но, как оказалось, недолго музыка играла. – Серьезно? Зайцы? – я недоуменно смотрела, как она самозабвенно рассаживала на своей кровати целый легион мягких игрушек. – Кролики, если точнее, – новоиспеченная сестричка повернулась ко мне и заправила за ухо выпрямленные волосы, на что я гордо тряхнула своими кудрями. – Папа мне их на каждый праздник дарит. – Бедный ребенок, – усмешка сама собой растянулась на моем лице. – Почему это? – с таким искренним удивлением. – Мне же нравится, – она окинула взглядом мою половину комнаты и медленно спросила, – А тебе мягкие игрушки вообще не дарят? – В детстве дарили, а сейчас-то мне зачем? – Они милые, – да как она вообще может быть настолько наивной? Сидит вон на кровати в своей кружевной юбочке и носках с единорогами и крепко прижимает к груди голубого кроля. – А хочешь, я тебе подарю одного? – от такого заявления я аж воздухом подавилась, а Гермиона, кажется, даже не заметила этого и мечтательно продолжила, – С ними засыпать очень удобно, можно даже вместо подушки использовать или обнимать, когда фильм смотришь. Какой тебе больше нравится? – Так ты это серьезно сейчас? – она закивала активнее тех смешных собачек в автобусах, и мне ничего не оставалось, кроме как ткнуть пальцем в рандомную длинноухую мордочку, – Вон тот темно-серый. – Я почти не сомневалась в твоем выборе, – Гермиона улыбнулась и кинула мне игрушку, от которой исходил слабый запах чего-то очень сладкого. – У тебя всегда комната такая темная была? – Если шторы открыть, то светлее будет, – откровенная и очень наглая ложь: мои темно-зеленые обои и почти черную мебель никакие солнечные лучи не спасут. – Да и ты здесь свои порядки устроила, так что вечная ночь нам теперь точно не грозит. – Прости, – ее щеки немного покраснели, – я правда не знала, что из-за меня в твоей комнате ремонт устроят. Не могу же я ей сказать, что ремонт, скорее всего, затеяли именно из-за моего недельного побега из дома? Еще, гляди, подумает, что я какая-то там сумасшедшая неформалка, время от времени устраивающая шумные пьянки в каком-нибудь заброшенном доме. Я, конечно, не из заурядных личностей, но все же не хотелось бы, чтобы Гермиона плохо обо мне думала. Как-никак, нам теперь жить вместе. Поэтому, улыбнувшись, я поспешила ее успокоить: – Да ничего, здесь уже давно надо было что-то изменить. Так что, надеюсь, как-нибудь уживемся с тобой. Наверное, наивность воздушно-капельным путем передается.***
Вечером я по привычке потушила свет во всей комнате и блаженно вытянулась под одеялом. В нос ударил тонкий сладкий аромат. Точно! Мне понадобилось всего каких-то полчаса под горячими струями воды, чтобы забыть, что я теперь не одна живу. Серый кролик, кажется, укоризненно на меня взглянул. Черт, дожила, что на меня теперь даже глаза-пуговки укоризненно смотрят. Но, наверное, я заслужила, ведь все же не смогла себя пересилить и выползти из теплой постели, дабы включить хотя бы настольную лампу. Я уже засыпать начала, когда дверь в комнату со скрипом отворилась. Гермиона споткнулась ровно трижды, пока наконец-то добралась до своей кровати. Что-то щелкнуло, и загорелся слабый свет. Прошло пять минут какого-то непонятного шебаршения, потом еще десять… – Ты вообще спать сегодня собираешься? – все же не выдержала я и развернулась к ней, приподнявшись на кровати. Завернутая в подобие полотенца Гермиона сидела на кровати, облокотившись о стену, и что-то увлеченно читала в свете ночника. Влажные волосы немного пушились. – Прости, я тебя разбудила? – я отрицательно покачала головой. – Просто завтра понедельник, а я так и не успела сделать всю домашнюю работу. Мне всего один параграф прочесть. – Тогда хоть за стол сядь и нормальную лампу включи. Или вообще ложись спать, а завтра в школе уже наплетешь что-нибудь учителю, – я коротко хохотнула, вспоминая свои самые коронные отмазки. – Скажешь, что собака учебник сожрала. – Ты что? – с таким возмущением, будто я ей убить кого-то на досуге предложила. – Да и у нас ведь даже нет собаки. – Об этом твоим учителям знать необязательно, – пару минут поиграв с ней в гляделки, я все же сдалась, – Ладно! Читай уже, только не засиживайся сильно. Кто бы тогда знал, что Гермиона окажется именно той отчаянной заучкой, которая делает сразу все и еще несколько необязательных стенгазет!***
Утром я проснулась от тихого бормотания, которое, казалось, раздавалось прямо у меня над ухом. Вот они – прелести совместного проживания! Стрелка настенных часов еще даже к семи не приблизилась, а Гермиона уже суетилась у окна и что-то напевала, пританцовывая в одном только белье. Да, под ее огромными свитерами, как я и подозревала, скрывалось миленькое розовое кружево и тонюсенькая фигурка, будто это не она вчера за ужином за обе щеки мясной пирог уплетала. В генетической лотерее моя сестренка определенно выиграла главный приз. – Ну и что ты там делаешь так рано? – она аж подпрыгнула от неожиданности. – И да, на этот раз ты меня разбудила. – Прости, – в глазах и голосе ни капли раскаяния не было. Гермиона помахала мне слабо дымящейся плойкой и указала на свои пушистые, торчащие во все стороны волосы, – Я прическу делаю. – Но зачем? Тебе и так хорошо. На львенка же похожа. Кажется, от моих слов у нее даже шея покраснела. Пробормотав мне тихое «спасибо», Гермиона выключила плойку и поплелась к своему столу. Надо же, какая послушная. И, стоит признаться, мне определенно понравилось видеть, как она смущается: отводит взгляд и прячет улыбку за волосами. А еще очень громко что-то ищет в тумбочке. Наверное, просто вытряхни она все содержимое на кровать, было бы куда меньше шума. Но Гермиона определенно желала моей смерти по причине слишком раннего подъема… и как бы я ни старалась спрятаться под одеялом, мне, видимо, все же не удастся поспать сегодня подольше. Тяжело вздыхая и кряхтя, как столетняя бабка, я все же встала с кровати и, похрустев разом всеми суставами, пошаркала в ванную. В доме до сих пор было тихо: все, как нормальные люди, спокойненько себе спали, уткнувшись носом в теплые подушки, а я же мерзла, стоя босиком на холодном кафеле. И вот за какие грехи мне послали сестру-жаворонка? – Да когда ты уже потеплеешь? – несдержанно прикрикнула я на тонкую струйку воды, льющуюся с краника. Черт, наверное, где-то в начале улицы снова трубу прорвало, так что пришлось мне умываться холодной водой и ежиться еще сильнее. Я, конечно, понимаю, что весна давно уже настала, но среднесуточной температуре об этом еще никто не сообщил, так что верните мне мою горячую воду! Вот бы это еще хоть как-то могло помочь. В общем, неделя началась просто превосходно… где там кнопка повторного старта? Я бы хотела переиграть. В комнату я вернулась с диким желанием убивать или убиться, а вот Гермиона бодренько суетилась перед зеркалом, все так же стоя в одном лишь белье. Может, она и не человек-то вовсе? Вампир какой-нибудь или ведьма, у которой имеется парочка бодрящих и согревающих заклинаний. Ибо я просто отказываюсь верить, что с утра пораньше можно быть настолько довольной. – Может, их как-то убрать или заколоть? – внезапно спросила она, собрав волосы в импровизированные хвостики. О ангел, дай мне сил устоять перед этой невинной улыбочкой! – Сейчас что-нибудь соорудим, – отбросив полотенце на кровать, я поползла к комоду. – У меня, конечно, розового ничего нет, – по изменившемуся дыханию Гермионы я поняла, что отчасти задела ее этим. Ну да, я по утрам немного злая, и что? – Красные, золотые или серебряные? – я показала ей несколько небольших крабиков для волос. Гермиона подошла ближе и стала рассматривать предложенные украшения. Что ж, мне повезло: она оказалась довольно отходчивой и даже снова начала улыбаться. Склонилась над моей ладонью и заинтересованно перебирала заколочки, что у меня мертвым грузом в шкатулке лежали. Но вот, кажется, и настало их время: будут теперь придерживать пушистые русые пряди, чтоб они в глаза не лезли во время учебы. Я шумно втянула воздух, когда Гермиона наклонилась еще ближе. Странно. От ее волос исходил все тот же сладкий запах, что и от игрушки, но я все не могла понять, что же это. Что-то такое отдаленно знакомое, но, видимо, не очень мною любимое, раз я все никак не могу вспомнить. Да и сладкое я не особо жалую. Но ей определенно идет этот аромат: карамель с нотками, кажется, ванили. – Вот эти, – теперь уже была моя очередь подпрыгивать от неожиданности. Гермиона на это тактично промолчала и взяла понравившиеся заколки-розочки. – Золотые, – и приложила их к волосам, закусив нижнюю губу. Слишком мило. – Тогда дарю, – на немой вопрос в светло-карих глазах я лишь пожала плечами, – Конкретно эти я даже ни разу не надевала. Даже не знаю, зачем я вообще их купила. – Может, ты уже тогда догадывалась, что однажды у тебя появится сестра, которой такое нравится, – и широко улыбнулась. – Энди, кажется, вообще ничего блестящего не носит. – О да, она у меня сдержанную классику предпочитает, а Цисси не доросла еще просто, – наверное, в этот момент на моем лице расплылась глупая счастливая улыбка. – А ты вообще настоящий панк, – Гермиона тихо засмеялась, ткнув пальцем в мою порванную и некогда черную футболку, что теперь мне пижаму заменяла. Потому что любимая! – И как вы втроем такие разные получились? – Да у мамы просто хобби такое: заиметь по ребенку от каждого мужа, – ее брови стремительно поползли вверх, из-за чего я засмеялась еще громче. – И теперь в ее коллекции дочерей есть милая ванилька, – Гермиона несильно ударила меня в плечо и так смешно нахмурилась, что я не удержалась и продолжила слегка подтрунивать над ней, изучая границы, так сказать, дозволенного, – Просто человеческая версия розовой сахарной ваты. Ягодный чизкейк со сливками, который почему-то подселили не в холодильник, а ко мне в комнату, – я щелкнула ее по сморщенному носику. – Да ладно тебе, не дуйся, не в латексе же ходишь. – Ой, да ну тебя! – снова покраснела и так быстро отвернулась, что кончики ее волос ударили меня по лицу. Ничего себе, какие они мягкие! Кажется, я нисколько не ошиблась, сравнив Гермиону со сладкой ватой. Ладно, в сторону странные мысли, а то я окончательно в ледышку превращусь, если продолжу расхаживать в одной только футболке. Сестренка моя вон уже к шкафу подлетела и принялась самозабвенно выбирать, какой же из двух почти идентичных бежевых свитеров ей надеть. Действительно сложный выбор. – У тебя что, вообще нет светлой одежды? – буквально выросла она у меня за спиной и, положив подбородок мне на плечо, стала изучать содержимое моего шкафа. – Если продолжишь так меня пугать, то светлыми станут мои волосы. Будто и вовсе не замечая моих слов, Гермиона потянулась к одной из полок и выудила оттуда гартеры. Мои любимые, к слову. – Что это? – она непонимающе потрусила ремешками, а я еле сдержалась, чтобы не засмеяться. – И как его носить? – Тебе продемонстрировать? – вот вроде бы и школу уже заканчивает, но какой же она еще ребенок! Глаза горят, а кивает так быстро, что русые волосы вновь бьют меня по щекам. И как здесь отказать? – Хорошо, – я наигранно тяжело вздохнула, – но тебе придется немного отойти, чтобы я смогла одеться. – Гермиона послушно сделала несколько шагов назад и упала на мою кровать. – Собираешься наблюдать? – Да! – щеки слегка порозовели, но взгляда она так и не отвела, от чего покраснела уже я. Когда я вообще в последний раз краснела? Кажется, это случалось или после длительного бега, или на море, если я в полдень выползала из-под зонта. Только вот сейчас мое лицо буквально горело. Да, вот что случается, если семнадцать лет живешь в гордом одиночестве, а потом к тебе внезапно подселяют кого-то очень прилипчивого. Но делать было нечего. Грациозно втруситься в нереально узкие джинсы, конечно же, не вышло, а вот блузу я надевала уже максимально неторопливо: она ведь хотела посмотреть, вот пусть и наслаждается, как я почти издевательски медленно застегиваю пуговицы и завязываю под шеей объемный черный бант. И Гермиона смотрела, неотрывно наблюдая за каждым моим движением, натягивая свитер до самых колен. Это однозначно очень интересно: как замедляется ее дыхание, как мелко подрагивают мои пальцы, когда я наконец-то подхватываю гартеры и начинаю одну за другой затягивать пряжки ремней на поясе и бедрах. – Вот и все, – негромко объявляю я, пару раз обернувшись вокруг своей оси. – И как ты только не запуталась в таком количестве застежек? – я пожала плечами, а Гермиона, выдохнув, спрыгнула с моей кровати и вновь подошла ко мне, взяв за руку. – Помоги мне надеть заколки, – она улыбнулась, словно до этого и вовсе ничего эдакого не произошло, и потянула меня к окну. – Пожалуйста! А то у меня как-то криво получается. – Ладно, – протянула я и усадила ее на стул, чтобы было удобнее, – давай попробуем. Довольно взвизгнув, как это порой Цисси делала, когда я зимой мороженое ей покупала, Гермиона вложила мне в руки только что подаренные мною украшения и расческу – розовую расческу с блесточками в лучших традициях барби. Желание поиграться с ее мягкими волосами было сильнее, чем съязвить, поэтому я промолчала, про себя отмечая, что все же надо будет как-то расспросить у нее о такой ярой любви ко всему милому и детскому. Я стала неспешно, прядь за прядью, расчесывать волосы Гермионы, не упуская ни единой возможности зарыться пальцами в ее гриву. Радовало, что она не возражала мне, как-никак, мы лишь неполные сутки знакомы, а уже косы друг другу плетем да показушные переодевания устраиваем. Это, безусловно, хороший знак. На радостях я аж немного увлеклась и очнулась, когда уже вовсю выплетала Гермионе небольшой колосок от макушки до виска. Заведя свое творение ей за ухо, я скрепила пряди заколкой и принялась делать симметрию с правой стороны. Это даже успокаивает: медленно пропускать меж пальцев мягкие, почти воздушные волосы, наблюдать, как они сплетаются в нескладный узор, невзначай прикасаться к порозовевшей щеке. Отступили даже мысли о том, что не выспалась я сегодня именно из-за своей новенькой сестренки. Да я, кажется, теперь каждый день готова просыпаться на час раньше, чтобы просто делать ей прически. А ведь я именно этого сперва и боялась: что мне придется собирать в школу еще одну сонную девочку. Теперь же я и рада этому буду. * Назовем это вольным – очень вольным – переводом Imagine Dragons – Bad Liar [trust me, darling – верь мне, солнце] ибо по количеству слогов подходит.