Битые стёкла

Крепко перехватив в руках планшет со знакомым надкушенным яблоком на обратной стороне, Т/И, как заученные перед зачётом билеты, мысленно повторяла, что и как нужно передать наёмникам. В принципе, всё это было записано в электронном формате, но хотелось выглядеть важно. Сидя на резном подлокотнике кресла Разумовского как дорогой питомец, девушка внимательно слушала, что тот рассказывал Олегу, но когда логическая часть беседы начальника и подчинённого подошла к концу, превращаясь в ностальгию по дерьмовому прошлому, Разумовский протянул планшет Т/И. — Милая, спустись, доведи до сведения группе последующий план действий. Немногим раньше Т/И бы выкрутилась как угодно, лишь бы остаться. Лишь бы послушать неформальный диалог старых приятелей, подметить что-то важное о загрубевших травмах; или хотя бы обратить внимание на то, как при слове «милая» Олег скривился, вместе с тем удивившись, как от недозревшего лимона, внезапно попавшегося в приторном десерте. Но теперь Т/И послушная девочка. Она, сохраняя идеальную осанку, встаёт, поправляя юбку-карандаш по колено, и берёт в руки планшет. Пожалуй, этому Олег тоже удивился, потому что последнее, что женщина услышала перед выходом за дверь, был смешок Разумовского, и тихо добавленное на немой вопрос: — Искусный дрессировщик не тот, у кого зверь не делает запретного, а тот, у кого не хочет делать. Уже за порогом комнаты появилось неприятное послевкусие от услышанного. Мимолётный приход в себя в отдалении от Птицы помог ухватиться за почти истлевшую мысль о собственной никчёмности, о глубине той ямы, в которую угодила. Все звериные метафоры, ранее приходившие на ум, слились в осознание, что животным здесь осталась только Т/И — Разумовский же и правда давно превратился в дрессировщика. Ещё в самолёте Олег насмешливо бросил, мол, «неужели ты решил завести питомца?». Доктору Т/Ф больше не смешно. Она прижала тонкие бледные пальцы к вискам, пытаясь устоять в борьбе хотя бы с собственной мигренью, но очередное поражение вновь дало толчок во тьму. Слабая. Бессильная. Нужно продолжать быть тем, во что превратилась. Сама себе ведро с крабами, Т/И тянула обратно на дно любые попытки выбраться к свету, вернуть душу пустой кукле. Она — та самая первая лягушка в горшке со сметаной, решившая, что всё равно ей отсюда не выбраться. «Зачем же я буду напрасно барахтаться? Только мучиться зря, лучше сразу утонуть». Невесть откуда взявшееся головокружение прошло, осталась лишь покорная мысль выполнить поручение. Зачем ей вообще мучиться душевными переживаниями? Становится только хуже. Т/И, отстукивая невысокими каблуками по мраморной лестнице, спустилась в холл. Наёмники заметили её издалека, как раз благодаря обуви, что в тишине почти пустого дворца служила отличным ориентиром. Десять рослых коренастых мужчин в схожей одежде повернув головы молча ждали. Доктор подошла почти вплотную, задрав голову, чтобы смотреть старшему среди них в глаза, будто прямо сейчас лишь на одной гордости могла подрасти на десяток сантиметров. Заученный текст зачитывать расхотелось сразу же, как по группе прошёл басистый смешок. Один, затем второй. Человек, с которым Т/И отчаянно играла в гляделки, тоже криво усмехнулся, поняв, из-за чего подчинённые нарушили тишину. И женщина поняла тоже. «Хозяйская болонка» — такое она однажды услышала, проходя мимо. Снова сравнение с животным, и снова с маленьким и беспомощным, обладающим лишь внешней красотой. Что противопоставит декоративная порода бойцовским псам? Разве что укус за лапу и противный высокий лай. Болонки радуют глаз владельцев, их наряжают, носят в дамских сумочках, за ними ухаживают, но в холке они не более тридцати сантиметров. Так Т/И видели наёмники Волкова. От злости ей хотелось подраться и заплакать одновременно. — Хорошая девочка, — мерзко ухмыльнулся Алан — так, кажется, звали старшего этой небольшой группы. Остальные поддержали его гоготом. От злости челюсти сжались, и зубы противно заскрипели. Во времена учёбы Т/И часто приходилось указывать подобным типам их место, но у «подобных» не было заряженных пистолетов за пазухой и непоколебимой уверенности в собственной безнаказанности. Она ничего им не сделает. Унизит их, задавит интеллектом — и женское остывшее тело найдут утром в Гранд-канале. Но стоило Т/Ф, поборов деструктивные порывы и сохраняя остатки гордости, развернуться, чтобы уйти, как стало очевидно: для появления проблем вовсе не обязательно что-то делать. — Ну, стой, куда ты, — Алан поймал женщину за кисть и дёрнул на себя. Видимо, хотел, чтобы она сразу оказалась в его объятиях, но Т/И устояла на ногах, только предплечье неприятно заныло. — Не обижайся, сладкая, мы ведь на самом деле хорошие. Наёмник подмигнул своим людям, и те криво заулыбались. Кто-то коротко посмеялся, кто-то прищурился, кто-то сказал «конечно», и все явно одобряли то, что делает старший. Он медленно тянул Т/И на себя, и, несмотря на сопротивление, вполне успешно. Она почувствовала, как начинает задыхаться, когда поняла, что попросту скользит в своих туфлях по мрамору — такими сильными были руки, тянущие её. — Я хочу уйти, — сжав челюсть процедила женщина, но то, что можно было расценить как агрессию, теперь было попыткой не прикусить язык стучащими от тревоги зубами. — Да ладно тебе, поболтаем и пойдёшь, — Алан снова дёрнул Т/И на себя, и та уже не выстояла. Он обнял её свободной рукой за талию, большой ладонью оглаживая бок через ткань рубашки, и не давал больше сдвинуться с места. — Нам ведь так тут не хватает любви, знаешь. А Т/И перестало хватать воздуха. Под улюлюканье бойцов у Алана прибавилось смелости, он наклонился вниз, пытаясь поймать женские губы, но изворачивающееся в последних попытках освободиться тело в его объятиях позволило только мазнуть по щеке шершавыми губами. Ужас засел глубоко внутри, стоило представить, где эти губы ещё могли и хотели оказаться, и это прибавило сил. Доктор дёрнулась вбок со всей силы — заныла кисть, за которую её крепко держали, каблуки с мерзким скрипом оставили пару царапин на мраморе, но почти никакого результата это не возымело, скорее, наоборот. — А девочка с коготками, — гортанно засмеялся мужчина. Он сильнее прижал её к себе, теперь ладонь легла на задницу, обтянутую тканью приталенной юбки. Сказанная фраза вызвала новую порцию смеха наёмников, уже откровенно наслаждающихся происходящим, но у самой Т/И она зародила мысль. «Чёрт, почему раньше не подумала» Сначала она с невероятным трудом расслабилась, но когда Алан подумал, что его пленница сдалась, та яростно взмахнула освободившейся рукой, даже не совсем понимая, куда именно хочет попасть. — Сука! Алан моментально оттолкнул женщину от себя, она повалилась наземь, едва не приложившись головой об пол. Наёмник, чуть согнувшись, прижимал ладони к глазам, размазывая кровь по и так испещрённому шрамами лицу. Понимая, что выиграно время, Т/И отползала в сторону, пытаясь заставить собственные ватные ноги слушаться. Всё почти так же, как было тогда… только в тот раз никто не услышал. — Какого хрена тут происходит?! — пронеслось над холлом раздражённо, и все разом притихли. Т/И подняла заплаканные глаза вверх — оборона из самообладания и внутренней силы дала последнюю трещину, оголяя потрёпанные узлы нервов. Словно снизошедшее божество Разумовский, стиснув челюсти, исподлобья смотрел на наёмников, медленно спускаясь по лестнице. Шаг за шагом. Позади показался Волков, кажется, ещё более хмурый чем обычно. — Я спросил «что?» — повторил Сергей тише, но прозвучало это ещё угрожающе. Мужчины расступились, открывая обзор на Алана. Он разогнулся, опустил руки вдоль тела, и Т/И, всё ещё лёжа перед ним на полу, но уже не чувствующая могильного холода плитки, заметила, что нанесла не такой уж большой урон. «Даже по глазам не попала…» Крови было совсем немного, будто боец просто не заметил висящую слишком низко ветку, за что дерево наградило его хлёстким ударом по морде. Женщине даже стало жаль, что она не прицелилась, когда била. Все сохраняли тишину, пока Разумовский не подошёл прямо к Т/Ф. Сначала глядя на неё сверху вниз наклонил голову, оценил ущерб. Затем присел, не разрывая с ней зрительный контакт, и когда по её щеке наконец потекла предательская слеза слабости, мягко стёр её ребром указательного пальца. — Я ничего такого не хотел, если чё, — прокашлялся Алан и подошёл на шаг ближе. — Просто, ну, красивая она. — Я знаю, — тепло улыбнулся Сергей, и взгляд его, направленный на Т/И, стал настолько мягким, что ей показалось, будто это действительно Сергей. Но лишь на миг. Разумовский резко выпрямился, наотмашь ударил рукой Алана под подбородок так, что тот дугой выгнулся назад, хотя на ногах устоял. Остальные наёмники дёрнулись вперёд, но Волков, появившийся внезапно рядом, вскинул руку — все замерли, не смея ослушаться вожака. Скалились, вздыбливая шерсть на холке, но стояли. Грациозно отряхнув одежду, Сергей размял пальцы. В тишине, разбавляемой только кряхтением Алан, хруст суставов было слышно прекрасно. Т/И затаила дыхание. — Можно смотреть. Можно представлять. Можно разговаривать. Но трогать… трогать то, что принадлежит мне я не разрешал. Следующий выпад был подобен броску королевской кобры — такой же внезапный и опасный. Удар, пришедшийся в челюсть, не был отчаянным, не был даже яростным. Был лишь холодный расчёт и такая же холодная злость. По толпе наёмников прокатился шёпот. Самый храбрый сделал шаг вперёд, но лишь взглядом Олег вынудил того отступить. Слёзы высохли, глаза снова обрели привычный оттенок, а страх отступил, и лишь с благоговением Т/И наблюдала, как месит её обидчика Разумовский, удар за ударом приходя в неистовство, всего полминуты назад будучи бесстрастным. Удар в поддых. Удар в нос. Тёплая кровь хлестанула по бледному лицу, зародив на нём оскал. Т/И не чувствовала ничего, кроме триумфа, но, мимолётный взгляд на Волкова породил зачаток тревоги, отрезонировав с его собственной. Изначально воспринимая это избиение как само собой разумеющееся, женщина почувствовала, что в тяжёлом взгляде Олега отражается лишь три слова: «Что-то не так». Но удар продолжал сыпаться за ударом. Алан уже даже не пытался встать, и, кажется, Т/И даже слышала, как что-то хрустнуло, когда худая, но сильная нога врезалась в позвонки замершего бойца. Только небольшая пауза между выпадами позволила понять, что застигнутый врасплох наёмник не дышал. — Серый… — тихо позвал Волков, то ли надеясь, что его и так услышат, то ли потеряв дар речи. Затем громче: — Серый. Сергей остановился, тяжело дыша. Он стоял, немного согнувшись над неподвижным телом, и рыжие отросшие волосы прикрывали лицо, не позволяя разглядеть эмоции после случившегося. Но уже спустя несколько секунд Разумовский распрямился, ладонью стёр брызнувший в лицо кармин и повернулся к зрительному залу. Негромко и без пафоса заговорил. — Я преподал урок, который, надеюсь, все запомнят. У кого планшет? Совсем молодой парень поднял дрожащую руку над головами. — Перечитайте задание и исполняйте. Свободны. Сначала неуверенно, но затем всё быстрее и быстрее наёмники стали покидать холл, стараясь не смотреть на лежащее в неестественной позе тело рядом. Один из мужчин задержался, всё же посмотрел. В его поджатых губах, в нахмуренных бровях читалась скорбь, но, встретившись взглядом с жёлтыми глазами нанимателя, он тоже ушёл. Только после этого Сергей протянул Т/И руку, помогая подняться. Женщина моментально приняла помощь, не обращая внимание, что кровавые следы теперь и на её ладони тоже. — Олег, думаю, тебе стоит поговорить со своими людьми, — Разумовский пальцами обхватил подбородок доктора, повернул то в одну сторону, то в другую, осматривая лицо. Ему даже не нужно было применять силу — её голова сама послушно поворачивалась от лёгкого давления в нужном направлении. — Больше я такого не потерплю. — Ты и не потерпел, — устало выдохнул Олег, разглядывая то, что осталось от лица подчинённого. Сергей проигнорировал замечание. — И, будь добр, отведи даму в комнату. На сегодня с неё достаточно потрясений. — В чью комнату? — наёмник криво усмехнулся, и намёк не пролетел мимо Т/И. Она нахмурилась, как обиженный ребёнок — на большее сил не хватало. Разумовский и правда на секунду задумался, в чью же, но, развернувшись спиной, отмахнулся. — В её. На сегодня достаточно. Шаг за шагом мужчина вальяжно ушёл в соседнюю залу. Стоящая в оцепенении Т/И долго провожала его взглядом, сама не понимая, что происходит в гудящей голове, но в реальность доктора вернула тяжесть на плечах и внезапно окутавший её запах одеколона. Рука сама вскинулась, нащупав плотную кожаную куртку. — Пошли, — сказал Волков, что теперь остался лишь в чёрном бадлоне, поверх которого на груди лежал какой-то кулон — разглядывать не было желания. Т/И свела брови, когда обогнала Олега на пару шагов, чтоб тот не увидел, потому что сказанная им фраза… неужели прозвучала теплее обычного? Так женщина говорила непутёвому братцу, которого забирала из кабинета директора. Мол, ты, конечно, вляпался, но пошли, напою тебя чаем. Подтверждением её мыслей стало и то, что стоило Т/И споткнуться на первой ступеньке, как Олег подхватил доктора под локоть, не отпуская до самого верха. В абсолютном молчании они дошли до комнаты, но, видимо, просто оставлять у двери спутницу Волков не собирался. Дождался, пока она откроет комнату, зашёл следом, даже заглянул за несколько углов, что-то там проверяя. Т/И сидела на кровати, наблюдая, но, когда мужчина не прощаясь собрался уйти, выполнив задание, она не выдержала: — Ты, по-моему, удивился, когда он начал бить его. Почему? Олег резко остановился, но поворачиваться не спешил. Лишь спустя секунд двадцать подошёл ближе, протянул руку. Т/И не поняла. — Куртку можно? Женщина молча сняла ношу с плеч, без которой, к удивлению, поняла, что чувствует себя менее защищённой. Наёмник просунул руки в рукава, поправил воротник. — Я уже думал, что у тебя совсем мозги поплавились, — с лёгкой насмешкой продолжил он. — А ты и в стрессе детали до сих пор замечаешь. — Почему это поплавились? — Т/И оскорблённо подняла бровь. Кажется, уже начинала приходить в себя. — А ты разницы не улавливаешь, да? — Между чем и чем? Олег не принял вопрос во внимание, но продолжил. — Думай головой, доктор. Я не знаю, какой ты была до встречи с Серым, или кем там он себя сейчас возомнил, но явно не женщиной, которая благодарно сидит у кого-то в ногах, пока тот читает. — Это было один раз… — Раза обычно достаточно. Развернулся, уже хотел уйти, оставив Т/И ошарашенной замечаниями, но снова оказался к ней лицом. Тянуло договорить. — Удивился потому, что Серый всю жизнь был пацифистом. Терпеть насилие не мог, а тут в одиночку человека в пол вбил. До смерти. Т/Ф покачала головой. — Сергей просто знает, что такие люди понимают только язык насилия, и сделал то, что нужно, чтобы уважали его слова. Олег снисходительно и утомлённо наклонил голову, а его пристальный взгляд выражал только то, что он в очередной раз подтвердил свои догадки касательно Т/И. — А мои не уважают? Перед глазами доктора вновь всплыла картина, как наёмники замирают, стоит Волкову на них посмотреть. — Я не бил их, не пытал, даже не я плачу им деньги. Я просто командую. Но они знают, кто я такой, чем занимался и что могу. И дело вовсе не в том, что они боятся, что я сделаю то, что могу с ними, а в том, что знают — из них единицы, кто смог бы так же. Это и есть уважение. Т/И растеряно пожала плечами. Можно было подумать, что она просто выслушала, но не приняла точку зрения оппонента, но Олег буквально видел, как зашевелились шестерёнки в её голове. Беспрекословное боготворение хозяина не спало совсем, но хотя бы чуть померкло. Олег пришёл к выводу, что своё дело тут закончил, снова оказался у двери, но опять, чёрт возьми, ею не воспользовался. Слабость Т/Ф, как физическая, так и моральная, позволила дать небольшую слабину в броне постоянной самозащиты — можно дать себе спуск перед тем, кто ещё слабее. Волков прислонился головой к косяку, прикрыл глаза. Т/И даже не заметила, что он всё ещё здесь, пока мужчина не заговорил. — Если у тебя всё-таки получится думать головой, то не зли его. — С чего вдруг мне его злить? Олег издал неожиданный смешок. Тихий и короткий. — Его сейчас что угодно может разозлить. Ещё чуть-чуть и с катушек слетит. Т/И подняла голову, и впервые за последние полчаса улыбнулась, будто её действительно что-то из сказанного развеселило. Ну не дурость ли Олег смолол, честное слово? — Да ладно, мы же ему не чужие люди. Волков разочарованно перевёл на Т/Ф взгляд. — Что? — продолжила она недовольно. — Ну не головы же он нам поотрывает в гневе, да и пристрелит вряд ли. Совсем уже глупость какая-то. Алан заслужил, и Серёжа наказал его, всего лишь. Мужчина сам не заметил, как прикусил губу, обдумывая слова Т/И. Рука сама потянулась наверх, пальцы обхватили холодный метал кулона, сжали. Грани впились в ладонь, и только тогда Олег очнулся. Нахмурившись, распахнул дверь, и, уже исчезая в коридоре, бросил: — Наше счастье, если так и будет.