Солнце с каждой минутой всё с б
ольшим напором пробивалось сквозь неплотно закрытые шторы и неприятно скользило по напряжённому лицу подростка. Сдавленно простонав, парень повернулся к спинке дивана, пряча глаза от царапающихся лучей. Новый день вновь настиг его слишком быстро. Намного быстрее, чем парень того хотел бы. Он уснул ближе к четырём часам утра, когда проснуться нужно было не позже половины восьмого. Подросток толком-то уже и не спал, вредное солнце всё-таки его разбудило, но открыть глаза и начать собираться он был не готов ни физически, ни морально.
Сентябрь уже подходил к концу, ветра усиливались, срывая с деревьев пожелтевшие листочки, а дожди настигали бездомных животных намного чаще, нежели минувшим летом.
Телефон разрывался абсолютно мерзкой, по мнению его владельца, мелодией, оповещая о том, что пора бы отрывать своё тело от дивана, собирать в себе все силы и проживать очередной пустой и похожий на все предыдущие день. Сматерившись сквозь зубы и нащупав мобильный, он отключил будильник. Парень тяжело сел, упираясь локтями в колени и закрывая лицо руками.
— Твою мать…когда всё это уже кончится, — прошептал он, поднимаясь и потягиваясь. Широко зевая, он прошагал голыми ногами в ванную, задевая плечом дверные косяки.
Зеркало. Как же оно надоело. Антону уже и не приходилось выслушивать от окружающих о том, что он выглядит достаточно паршиво — сам всё прекрасно видел. В зелёных глазах уверенно угасал огонёк, а под ними, следами бессонных ночей, растягивались синяки. Сделав рваный, резкий и слишком глубокий вдох он зашёлся сухим, надрывным кашлем — предсказуемое влияние достаточно длительного курения. Ну не мог он выкурить одну и успокоиться на час или даже несколько, нет. Согнувшись едва ли не пополам, уперевшись ладонями в раковину, сплюнув вязкую слюну с мокротой, он обессиленно простонал, закинув голову к потолку. Вглядываясь в своё отражение, раздражение накатывало в разы сильнее. Шрамы, ожоги и царапины были разбросаны по всему телу. Некоторые из свежих, ярко-красных, саднили и жутко чесались. Небольшие, совсем поверхностные, уже зажившие ожоги выделялись тёмными пятнами на бледной коже и более глубокие, большие, очень долго заживавшие — бледно-розовыми. Каждый след на теле напоминал о невыносимой боли, которая звонкой трелью отзывалась в черепной коробке. Содрать бы с себя кожу, хорошенько пройтись наждачкой и не вспоминать об этом. Забыть о той боли. Забыть себя. Забыть своё имя. Забыть всё.
И он бы ещё долго гонял мысли в голове, если бы не собирался появиться в школе к первому уроку.
Антон учился не так хорошо, как хотелось бы, но старался. Честное слово, старался. Парень никогда не пропускал уроки, дополнительные занятия и элективы, хотя соблазн иногда был чертовски велик. Внимательно слушал, если конечно не засыпал, почти всегда выполнял домашние задания, но всё равно многое не понимал. И нет, он был вовсе не глупым– просто не поддавались эти бесконечные расчёты и километровые формулы.
Немного приоткрыв дверь, Антон заглянул в комнату, в которой тихо посапывала уставшая после вчерашней смены мама. Окинув её сочувствующим взглядом, парень опустил глаза в пол, удручённо выдохнул, закрывая дверь, и пошёл собираться в школу. Как бы он хотел ей помочь! Летом он, конечно, работал. Все три месяца проторчал в кафе, готовя вкуснейший кофе. Платили немного, но всё лучше, чем ничего. А когда наступила осень, с работы пришлось уйти. И ладно бы, если десятый класс, но сейчас у парня последний год обучения, экзамены, куча стресса и без работы. Если говорить откровенно — он бы просто не вывез морально.
Собираясь в школу, он привычно натягивал на себя идеально выглаженную рубашку, чёрные джинсы, цепочку на шею, несколько колец на длинные пальцы и пару массивных браслетов на левое запястье. Закинув в рюкзак несколько тетрадей и пару ручек, Антон поправил кучерявую чёлку, убирая её набок, улыбнулся себе в зеркало — «Всё хорошо. Всё просто отлично», — привычно проговорил он в мыслях, пытаясь настроить себя на день и вышел из квартиры, стараясь как можно тише закрыть дверь. Включив музыку в наушниках, он спускался по старому подъезду, в котором привычно, но не менее мерзко воняло варёной рыбой и гнилыми овощами. Нетвёрдым, размеренным шагом парень спускался по бетонным ступеням, разглядывая давно заученные наизусть надписи на старых, с облупленной краской, стенах. С первого этажа доносился пронзительный лай собаки. Измученный вой из этой квартиры доносился почти постоянно, и у многих жильцов подъезда сложилось впечатление, что над животным издеваются, но как всегда никто ничего не собирался делать, ведь это — не их проблема. Безразличие… иногда оно страшнее самой лютой ненависти.
Когда Антон вышел из подъезда, тело окутал приятно прохладный ветерок, а золотистые лучи поглаживали мягкие волосы. Из бокового кармана рюкзака он достал полупустую пачку Мальборо с кнопками, купленную вчера после школы, чиркнул пару раз стащенной у мамы зажигалкой, и, наконец-таки сделал первую, глубокую затяжку. На лице растянулась умиротворённая улыбка и казалось, что жить, в целом, можно. Вот сейчас не так тошно. Очень даже терпимо.
Дорога до школы занимала около пятнадцати минут, а до урока было ещё примерно полчаса, поэтому парень никуда особо и не торопился. Обходя большинство луж, что оставил после себя вчерашний ливень, он зашёл в ближайший к школе магазин купить чего-нибудь перекусить, ибо голодный желудок сворачивался в тугой узел, настойчиво напоминая о себе.
Заходя в класс, Шастун, как и всегда, проскочил за последнюю парту, не имея абсолютно никакого желания даже здороваться с одноклассниками, не то что разговаривать. Единственного парня, с которым он более-менее хорошо общался ещё не было в классе, поэтому вынимать наушники не имело никакого смысла. До звонка оставалось ещё около десяти минут, а единственным желанием было лечь спать. Вернуться на большой диван, накрыться мягким пуховым одеялом по самые уши, спрятаться от всего мира и забыться глубоким сном. Поддавшись своему желанию, Антон уронил голову в сложенные на парте локти, глубоко вдыхая. В наушниках играла достаточно спокойная мелодия, и парень, несмотря на неудобство позы, задремал. И всё бы хорошо, и может быть парень не проснулся бы даже от школьного звонка, если бы на соседний стул не уселся одноклассник, выдёргивая Шастуна из приятного сна.
— Здарова, Тох! — хлопнул его по плечу рыжеволосый пацан с широкой улыбкой, пытаясь растормошить сонного товарища. Антон на это лишь закатил глаза, поднимая голову.
— Привет, Дань. Ты опять чуть не опоздал, — прошептал Шастун слегка охрипшим голосом, выворачиваясь из дружеских объятий.
— Ну, Шаст, во-первых, не «опять», а «снова». И во-вторых, ты когда собираешься ночами спать? — заметил парень, вытаскивая тяжёлые учебники и до сих пор пустые тетради на парту. Антон на последние его слова лишь отмахнулся, мол, ты до сих пор удивляешься? — Неужели в игрушки рубился до красных глаз? — Даня всмотрелся в уставшее лицо друга. — Бля, ты заканчивай давай с этой хернёй, я начинаю немного волноваться.
— Нет. Толстого читал. Дань, всё отлично, правда, не переживай. Просто…ебучие экзамены, а я даже понятия не имею какие предметы сдавать. Я вообще в абсолютной растерянности, — пробубнил Антон, как будто виновато опустив взгляд на парту.
Да, сентябрь едва заканчивается, и он, как и многие другие в классе, не определился с предметами, со своей будущей профессией, со своим будущим в целом, но это заставляло его чувствовать себя жутко некомфортно. Если говорить откровенно, единственным желанием парня было уехать и забыть свою жизнь, как страшный сон. Конечно, Антон не хотел оставлять свою маму и младшего брата, но в этом городе он просто задыхался, воздух был, словно отравленным. А всё, чем он любил заниматься — спать, играть в игрушки на ноуте и иногда читать. Но сдавать литературу — вообще не вариант, хотя бы потому, что читает не совсем внимательно, иногда наискосок, если произведение не завладевало им полностью, что случалось крайне редко. Хотя преподаватель литературы доносил материал очень понятно, рассказывал множество дополнительной информации для более простого понимания текста, но иногда само произведение было невероятно скучным и становилось тошно ещё в самом начале. Физика с профильной математикой отпадали сразу, биология и химия даже не рассматривались. Гуманитарные науки? Ну, может быть обществознание ещё возможно сдать, если хорошо постараться. А дальше что? Вот и Антон не знает…
— Слушай, братан, не загоняйся ты так. Сейчас середина осени, расслабься, будет ещё тысяча лекций и прочей полезной хуйни. Поищи ВУЗы, которые хотя бы минимально тебе интересны, посмотри их требования и пробуй. Всё будет круто, потому что по-другому и быть не может, — легонько стукнув парня в плечо, рыжеволосый хмыкнул, закидывая на друга руку. На свои слова Данила получил лишь тихое «угу».
Прозвенел звонок и в класс зашла преподавательница биологии и, поздоровавшись с одиннадцатиклассниками, начала раздавать самостоятельную по прошлой пройденной теме. По кабинету прошёлся недовольный гул, но был быстро остановлен раздражённым взглядом учительницы. Если говорить честно, то хотелось выть от бессилия. Этот предмет — один из тех, которые Антон мог бы знать на «отлично», но так не любил разбираться во всяких митозах, вирусах и тонкостях генетики. А ещё его раздражала сама преподавательница. Да и она недолюбливала тихого и жутко, по её далеко не скромному мнению, ленивого пацана. Их взаимоотношения не заладились с самого начала девятого класса, когда биологию поставили первым уроком, а Шастун опоздал, потому что курил за углом школы.
Уже на пятом вопросе парень беспомощно уронил уставшую голову на удобно подставленную ладонь и положил ручку. Он через слово понимал суть-то задания, куда там — знать ответ.
Поперечный, заметив очевидную проблему друга, решил, что успеет помочь с его вариантом, ведь в своём ему оставался всего лишь один вопрос. Парень пихнул соседа в локоть, прошептал: «Не парься, помогу», — и вернулся к своей работе.
Кабинет, в котором всегда проходила биология, располагался на четвёртом, последнем, этаже школы. Помещение было стареньким, одним из тех, что не попали в программу обширного ремонта и на его стенах слегка облупилась краска и из-под верхнего розового слоя проглядывался оранжевый цвет. Несколько пышно цветущих цветов стояли на навесных полочках, а под ними фотографии класса и учительницы биологии. Ветер, казалось, совсем стих, едва ли задевая макушки деревьев. Засмотревшись в окно, Антон ушёл мыслями глубоко в детство.
Когда ему было около шести или семи лет семья, тогда ещё не развалившаяся, переехала в Воронеж, и в их дворе, в соседнем доме жила девочка на пару лет старше его самого. Зеленоглазый мальчишка очень скоро сдружился с темноволосой, низенькой и очень громкой девчонкой Кристиной. Они постоянно вместе гуляли, ходили друг к другу в гости и, в целом, были неразлучны. Как-то её папа принёс с работы первую «Монополию» и они, вместе с семьёй проиграли несколько часов кряду, иногда громко смеясь с глупых анекдотов отца. Спустя время Кристина помогла повзрослевшему Антону зарегистрироваться сначала в «Аське», а позже и во «ВКонтакте». Мальчик в то время увлёкся комиксами и даже пытался их рисовать, придумывая вместе с подругой своих удивительных героев. Когда отец Антона ушёл из семьи, сразу после двенадцатилетия сына, мальчик стал чуть ли не сутками просиживать в гостях у Кристины. Парень всегда был в хороших отношениях с её отцом, и тот, узнав о случившемся, стал брать его с собой на рыбалку, в гараж, рассказывал о тех вещах, которые должен был рассказать его папа. Он стал тем самым крепким мужским плечом, которого был лишён мальчишка. На тринадцать лет Антон подарил Кристине пушистого бело-рыжего котёнка, о котором она так давно мечтала. В четырнадцать лет он, с лёгкой руки Кристины, попробовал первую сигарету и хорошо помнил как закашлялся, а она так смеялась, что едва не свалилась с крыши старого батиного гаража, где они проводили очень много времени. Она привила ему любовь к русской и зарубежной литературе и звуку виниловых пластинок, а парень показал ей самых лучших рэперов и классные игрушки на приставке. Кристина всегда ходила на тренировки и футбольные матчи друга, а он приходил на отчётные концерты её хореографического ансамбля. Понемногу они даже начали строить планы: Антон закончит девятый класс, а Кристина одиннадцатый и они вместе уедут в Питер, потому что девушка очень сильно хотела жить там, и парень был абсолютно не против. А в сентябре, когда они должны были идти в выпускные классы, её семье пришлось уехать из Воронежа. В тот вечер, когда она рассказала об этом Антону, слёз было пролито немерено. Пару месяцев назад им казалось, что всё это никогда не кончится, а в тот вечер планы разбились, словно фарфор о кафельный пол. Как бы они не хотели верить в то, что сохранят общение, но оба понимали, что продержатся максимум пару месяцев, а после появятся новые знакомые, учёба, экзамены и всё сойдёт на нет.
— Эй, Земля вызывает Шастуна, — из мыслей его выдернул Данила, который уже несколько раз пихнул его в локоть. Заметив, как Антон встрепенулся, тихо засмеялся себе в локоть. — Давай сюда, подскажу что тут да как, — без лишних слов парень отдаёт лист и внимательно наблюдает за тем, как друг быстро прорешивает второй за двадцать минут вариант, лишь изредка хмуря брови и прикусывая кончик карандаша. Время от времени Антон даже пытался вникать в тихие объяснения соседа, но быстро бросил эту затею.
Остальные уроки проходили спокойно, за исключением физкультуры, на которой Шастун словил лицом волейбольный мячик и нелепо свалился на тощую задницу, посмеявшись над этим со всеми. По большому счёту, Антон не был агрессивно настроен, с ним просто почему-то никто не общался. В жизни школы, во всех мероприятиях всегда участвовал и нередко сам предлагал организовывать праздники и очень успешно втаскивал в эту деятельность других ребят. Но общения, а тем более дружбы ни с кем, кроме Поперечного завести так и не удалось. Даня тогда вызвался помогать с украшением зала для очередного литературного вечера, и они разговорились, очень быстро нашли общие темы, а после уроков надолго ушли гулять по родным улицам.
На часах было почти два часа дня, а значит, что оставался последний урок — литература. К этому предмету Антон был готов всегда, несмотря на всевозможные обстоятельства. Даже когда он очень сильно заболел в прошлом году, передавал через Даню сочинения и конспекты. Весь десятый класс литературу вела женщина в годах, которая всегда очень интересно рассказывала о судьбах писателей и их произведений. Шастуну жутко нравились её уроки, несмотря на бесконечные домашние задания и поиски дополнительной информации. И каково же было его удивление, когда в начале сентября, вместо полюбившейся Зои Фёдоровны, за преподавательским столом он увидел молодого мужчину — Арсения Сергеевича Попова. Того самого, с которым пару месяцев после уроков украшали школу, актовый зал и кабинеты, того самого, с которым они даже почти подружились. Но с самого первого занятия, с самого первого взгляда он понял, что человек, сидящий за столом — совсем не тот Арсений, который остался в памяти мальчика. Этот мужчина — требовательный препод, отчитывающий за пропуски его уроков, держащий почти идеальную дисциплину и не скупящийся на заслуженные плохие оценки. Хотя, что касалось вопроса подачи материала, он был ничуть не хуже Зои Фёдоровны, а в некоторых местах, где требовался современный взгляд на мир, даже лучше. Но, по ощущениям Антона, Арсений стал абсолютно другой: слишком серьёзный, напряжённый и раздражительный. И от таких перемен бросало в холод. Тот Арсений буквально светился и всех вокруг заражал своей энергией.
Едва успев после перемены, на которой парни бегали за школу покурить, они, сильно запыхавшись, заняли свои места и о чём-то оживлённо переговаривались, ожидая учителя. Но со звонком в кабинете появилась высокая, статная женщина — зам директора, и с порога начала в тысячный раз рассказывать о важности сдачи ЕГЭ. Заканчивая, она предупредила, что дать ответ нужно не позднее, чем к следующему понедельнику, то есть — через четыре дня, так как потом начинаются дополнительные занятия, элективы и семинары. И в этот момент Антон почувствовал себя абсолютно потерянно. Почему, блин так рано? Как он сделает выбор, влияющий, буквально, на всю его жизнь за грёбанные четыре дня? Господи, ему ведь всего семнадцать лет, он жить-то с натяжкой хочет, а тут ещё и о будущем думать надо. Антон даже не уверен, что доживёт до того времени, когда диплом ему понадобиться. Он, чёрт возьми, не знает, чем, хоть примерно, хочется заниматься. От ощущения абсолютного страха перед неизвестностью на глазах едва ли не начали появляться слезинки. Попрощавшись, женщина ушла, звонко цокая каблуками и на смену ей в класс зашёл высокий, голубоглазый брюнет. Идеально уложенная причёска, безупречно отглаженная чёрная рубашка по фигуре, заправленная в брюки того же цвета и тяжёлые берцы. На изящной шее поблескивало массивное украшение с большим серебряным фастексом. И очки, так удачно подчёркивавшие красивое лицо и глаза цвета байкальского льда. Сердце Шастуна пропустило удар. А если по правде — половина класса, явно дольше положенного, откровенно пялилась на мужчину, что стоял, повернувшись спиной к ребятам, ровным почерком выводя на доске тему урока. Когда же он повернулся к ним, все, почти синхронно, опустили головы и схватились за ручки, начиная записывать. Учитель лишь хмыкнул себе под нос и поправил очки.
— Ребят, все записали тему? — усевшись за стол, начал говорить мужчина. — По поводу ЕГЭ. Если кто-то из вашего класса решит сдавать литературу, а я настоятельно рекомендую отнестись к выбору предметов максимально серьёзно, можете остаться после урока и мы это обсудим. Единственное, что скажу заранее всем — на подготовке к экзамену у нас две группы: моя и у Зои Фёдоровны. Здесь уже решает каждый сам, но, прошу, давайте чтобы не получилось так, что в первой группе десять человек, а во второй — трое. Понятно? — Учитель не сводил с них взгляда, пока не услышал тихое «понятно» и удовлетворённо кивнул, начиная объяснять тему, расхаживая из стороны в сторону по кафедре.
Класс сохранял почти идеальную дисциплину, внимательно слушая и записывая каждое слово преподавателя под диктовку. Данила обратил внимание на то, что после визита зама в их класс Шастун совсем поник и совсем никак на него не реагировал до тех пор, пока он больно не щипнул его за бедро. От неожиданности Антон едва ли не взвизгнул, но очень вовремя себя сдержал, пока Поперечный силился не заржать с реакции друга.
— Тох, останься после урока, подойди к Сергеичу, — подавив смех, начал он. — Ты же шаришь во всех этих книжках, эпитетах и … чё там, блин, ещё есть? Ну ты меня короче понял, м? — парень говорил так тихо, что даже нагнувшись к нему максимально близко, Антон едва ли мог различать слова.
— Дань, то, что я люблю читать — совсем не значит, что я хочу. Нет, не так. Не значит, что я могу, — он сделал особенный акцент, насколько в этих условиях было возможно, на последнем слове. — сдавать литру. Там дохуя терминов, жанров и прочих тонкостей, в которых я не горю желанием разбираться. Так что идея обречена на провал, — Антон отвечал соседу так же тихо, изредка поглядывая на преподавателя, чтобы убедиться, что их разговор остался неуслышанным.
— Да подожди ты! — прошипел сквозь зубы Данила,схватил его за плечо и развернувшись вполоборота. — Смотри: вы с Сергеичем в прошлом году хорошо сошлись на организации мероприятий, так?
— И что с того? Там помимо меня была целая куча народа, — на эти слова друг лишь закатил глаза.
— Он немного, но знает тебя, твою любовь к его предмету и книжкам. Вы же почти, как лучшие подружки были! Не будь таким упёртым! — парень немного повысил голос, за что тут же получил бесшумную затрещину и недовольный взгляд учителя.
— Последняя парта, — обратился к ним Арсений, отходят от исписанной доски и вытирая каждый палец по очереди тряпочкой, стирая остатки мела. — Вам совсем не интересно? Оставьте свои семейные разборки до конца урока, а сейчас, будьте добры, рты закройте. Бога ради, двадцать минут осталось, уж постарайтесь дотерпеть.
На уроке они разбирали поэзию серебряного века — одна из любимых тем Шастуна — и под конец урока учитель попросил тех, у кого есть желание рассказать любое произведение на выбор. Антон всегда любил учить стихотворения и конечно помнил несколько, но выходить первым не было абсолютно никакого желания. Спустя несколько секунд руку поднял парень с первой парты — Димка Позов.
С Позовым они хорошо общались класса до седьмого-восьмого, а потом их интересы разошлись в противоположные стороны. Дима с головой окунулся в учёбу, сократив их общение до минимума, потому что Шастуну постоянно хотелось гулять и искать приключения на тощую задницу, что парня полностью не интересовало. Его, как казалось на тот момент Антону, ничего не интересовало, кроме линейных уравнений, строения клеток и органических соединений.
Стихотворение он читал как-то по-особенному красиво, почти, как актёр на вечере памяти Есенину, на который Антон ходил совсем не так давно. Весь класс слушал, затаив дыхание и даже самые шумные ребята не отвлекались и лишний раз рот не открывали. Антон, увидев заинтересованность одноклассников, собрался с духом и вышел сразу, как Позов уселся на место. Парень рассказывал «Лиличке» Владимира Маяковского. Зеленоглазый мальчишка всем сердцем любил этого поэта. В детстве бабушка часто читала его стихи маленькому Антошке, а тот, с открытым ртом, внимательно слушал. С особой нежностью она рассказала ему историю, которая надолго нашла приют в большом сердце парня. «Цветы от Маяковского» он лелеял и берёг, как самое ценное, что у него осталось после смерти бабушки. К его искреннему удивлению об этой до крайности прекрасной истории любви знала буквально пара человек из его окружения, но единственной, кому он её рассказал и доверил — была Кристина. Учитель, кажется, не особо заинтересованный прошлым выступающим, оторвал глаза от журнала и внимательно следил за Шастуном, потому что произведение, которое он читал для него было едва ли не личным. Ученик, рассказывая, смотрел в сторону друга, в глазах которого было абсолютное восхищение, и это очень помогало не отвлекаться на пристальный взгляд преподавателя, который буквально ощущался всем телом. Не выдержав, он повернул голову в сторону учительского стола и на пару мгновений встретился глазами с Арсением и тут же стушевался. Вся уверенность просто испарилась, будто бы её и не было, ему показалось, что он перепутает строки, что говорит абсолютно не так, как надо, что стоит неправильно, и немного даже заикается, но изо всех сил старается держаться.
— Молодец, Антон. Можешь присаживаться, — Арсений жестом попросил его вернуться на место и удивлённый похвалой парень лишь сдержанно кивнул головой.
Урок закончился, Арсений Сергеевич ещё раз напомнил, что те, кто планирует сдавать литературу остаются на несколько минут, чтобы обсудить пару вопросов. Антон и Даня, как всегда собирались медленнее всех, но когда из кабинета вышел последний человек, не желающий сдавать литературу, а Шастун почти переступил порог класса, Поперечный раскинул руки в дверном проёме, не пропуская его дальше.
— Шастун, да Господи, останься! — прорычал сквозь зубы парень, чьё лицо было усыпано очень милыми веснушками.
— Дань, я прошу тебя: прекрати этот цирк. Я сам в силах решить какой предмет мне сдавать, — закатив зелёные глаза, он сложил руки на груди.
— Антон, да ты литературу любишь сильнее, чем пиво по акции и сигареты свои дешманские! — смысл сказанного дошёл до говорящего, лишь когда последнее слово соскочило с его языка. Глаза округлились, как и у его друга, а это верный знак того, что явно было сказано лишнее. — А, ой, — и тут же сорвался с места, закидывая на одно плечо тяжёлый рюкзак, не желая получить поджопника тяжёлыми кроссовками.
— Поперечный, морда рыжая, конец тебе! Я знаю где ты живёшь, далеко не убежишь, — крикнул ему в след Шастун, но сам уходить уже просто не видел смысла, да и если говорить честно — плевать ему было какой предмет сдавать, а здесь правда, хотя бы с учителем в нормальных отношениях. — Кхм… — он обернулся к смеявшимся одноклассникам и застывшему в непонимании преподавателю. — Извините за него, он просто немного дурачок, — пробубнил себе под нос Антон, а одноклассники на его слова лишь громче засмеялись.
Учитель объяснял, когда и как будут проходить дополнительные задания, оставил всем номер телефона и подсказал какой сборник лучше покупать, а также они решили вопрос о том, кто в какой группе будет. Вопрос решался по-взрослому под максимальным градусом ответственности: игрой «камень-ножницы-бумага». И игра длилась бы вечно, если бы учитель измученно не простонал, роняя голову на удобно сложенные руки:
— Детки, я тут ночевать не собираюсь. Играйте последний раз и расходимся, — выпрямившись, проговорил преподаватель, осматривая каждого из школьников.
По итогам игры Антон с одноклассницей Леной остались в группе Арсения Сергеевича, а остальные двое девушек и парень у Зои Фёдоровны. Но Шастуну было плевать с кем заниматься — в любом случае придётся ночами просиживать за книгами и тестовыми заданиями. Они несколько раз переигрывали, так как кто-то из них был постоянно недоволен результатом. Поэтому и радоваться особого смысла не было.
— Антон, останешься на пару минут? Я просто хочу кое-что уточнить.
«Да ёп твою мать», — проскочило в уставшей голове парня.
Оторвав глаза от телефона, он кивнул и снова вернулся к мессенджеру, дописывая смс маме о том, что немного задержится. Когда девушка в сером мешковатом свитере закрыла дверь, Антон навалился бёдрами на первую парту, обняв рюкзак, ожидая вопрос от учителя. Первое о чём он подумал — начнутся расспросы о том, что случилось в прошлом году и почему он так резко бросил то, чем ему нравилось заниматься и уже был готов колко отвечать, выпуская наружу острые иголки. Но понимал, что Арсению Сергеевичу, по понятным причинам, было абсолютно плевать. Он ему никто, чтобы волноваться о его проблемах.
— Антон, ты уверен, что хочешь сдавать литературу? Я, конечно, помню, что тебе нравится читать, но ты тут остался вроде как не по своей воле, — проговорил учитель, легонько качнув головой в сторону двери, намекая на слова сбежавшего Поперечного. — Нужно, чтобы ты понимал, что от заинтересованности в предмете напрямую зависит результат экзамена. И на мне огромная ответственность за ваши результаты, а я очень не хочу получать по шапке за халатное отношение к подготовке, — Арсений Сергеевич немного нахмурил брови и едва заметно качнул головой. Если честно, то учитель надеялся, что парень откажется от этой заведомо провальной идеи. Антон смотрел в пол, разглядывая ботинки, будто бы видя их впервые. Заметив, что ученик серьёзно задумался над его словами, мужчина не стал упускать возможности лучше рассмотреть повзрослевшего мальчика. Парень стал на порядок выше, отпустил волосы, и теперь его чёлка лежала кудрявым облаком — мужчина улыбнулся такому сравнению — но ему всё-таки казалось, что у мальчишки не совсем всё хорошо: слишком уж устало выглядит, к тому же постоянно сонный. Спрашивать он не собирался по двум причинам: во-первых, не его это дело, а во-вторых, глупо было даже предположить, что семнадцатилетний подросток вот так возьмёт и доверится почти незнакомому человеку и, тем более, учителю.
— Знаете, Арсений Сергеевич, — Шастун немного замешкался, но поднял взгляд встречаясь глазами с преподавателем. — Вы правы. Я не думаю, что справлюсь хотя бы с половиной произведений, которые надо знать, да и вообще литература — не моё. Но Данила, в целом, был прав: я люблю читать, но не настолько, чтобы читать через силу, — «Шастун, ну сказать, что люблю бухать, но на хорошее нет денег — это прям позорище». — и курю. Куда без этого, — Антон неловко почёсывал затылок, мысленно проклиная себя, представляя насколько упал в глазах преподавателя. Но тот, вопреки всем ожиданиям лишь сдержанно похихикал, уведя глаза в сторону окна.
— Антон, я рад, что ты так решил. Литературу правда нужно очень любить. Но, если ты всё-таки передумаешь, то мой номер у тебя есть, можешь написать, и мы обсудим этот вопрос ещё раз. Но точно не позднее понедельника — сам слышал, что сказала завуч. Поэтому, для того чтобы и мне и тебе было легче, обдумывай это всё быстрее. Не хочу потом в конце года бегать и вылавливать тебя на дополнительные задания, — самолюбие Шастуна тронуто. Не то что тронуто — оно едва ли не растоптано! Он жутко возмущён. Да, он пропускал в прошлом году. Но на это были весомые причины.
— Обижаете, Арсений Сергеевич, — Антон сложил руки на груди, закинув рюкзак на одно плечо. — Как бы мне за Вами бегать не пришлось. Ну, я пойду? — уточнил парень, кивнув головой в сторону двери.
— Посмотрим, Шастун, посмотрим. До конца года ещё дожить вообще-то надо, а сейчас да — свободен. До завтра, — тяжело вздохнув проговорил учитель, снимая очки и потирая переносицу.
— До свидания, Арсений Сергеевич, — Антон только за дверью кабинета смог свободного вздохнуть. Кажется, он очень сильно раздражал Попова и тот совсем не хотел с ним работать. Что ж… пусть так. Обойдётся без литературы — тем лучше.
Если быть до конца откровенным хотя бы с собой, Антон понимал, что Арсений задел его не на шутку и отказался он больше из вредности, нежели из неуверенности в своих знаниях. В прошлом году, пока он не подружился с Данилой, единственным, с кем бы парень мог перекинуться парой слов, обсудить общие темы и посмеяться с глупых шуток друг друга — был Арсений. Пока на мужчину не нацепили статус «преподаватель» с ним было проще и Антон, иногда на эмоциях позволял себе глупо обижаться на него, когда не получал привычную долю внимания. Особенно в начале года, когда он начал абсолютно игнорировать парня, а вместе с ним — всех. Что с ним происходило — Шастуну было абсолютно не понятно и после пары попыток это узнать он наплевал на эту идею. Не хочет рассказывать — не надо.
Выйдя из школы, Антон закурил и написал Дане, что идея, как и ожидалось — абсолютный провал и пошёл в сторону дома, стараясь больше не вспоминать слова Арсения. И самого Арсения, в его по-блядски прекрасном костюме, тоже.
***
Не включая свет в прихожей, Арсений присел на пуфик и откинул голову к стенке, переводя дыхание. Одинокая квартира — то, что он любит и ненавидит всем сердцем. Тошно. Но, говоря по правде — он привык и даже почти перестал бояться темноты. Лишь иногда, когда гром и гроза разрывают небо, сотрясая души одиноких людей. Но сейчас, с началом учебного года, он только и надеется, что погрязнет в быту с головой и силы на бесконечные, ни к чему не приводящие мысли покинут его. Тем более, у него семь человек сдают ЕГЭ и голова будет занята абсолютно точно не постоянным самокопанием и нарушением его спокойствия, показывая красочные картинки из прошлого.
Просидев около десяти-пятнадцати минут на месте, Арсений с тяжёлым, вымученным вздохом поднялся и пошёл в комнату, оставив там тетради, он медленно стянул с себя рубашку, вешая её на плечики. Переодевшись, он пошёл на кухню, где был жутко разочарован пустотой холодильника. Есть после долгого дня хотелось просто зверски. И спать примерно в той же степени. Поставив вариться гречку и куриную грудку, учитель взял чистую одежду и ушёл в душ. Под горячим душем мышцы приятно расслаблялись и в какой-то момент даже показалось, что день был не таким уж плохим, да и в целом неделя была не худшей в его жизни. Нужно было всего лишь собраться с духом и продолжать верить, что очень скоро всё наладится и жить станет проще. Надежда ведь умирает последней, не так ли?
Только Арсений намылил голову, зазвонил телефон, выдёргивая из мыслей. Мелодия отражалась эхом от стен, да так громко, что мужчина заметно вздрогнул. На экране появилась фотография невысокого парня со смешным хвостиком на голове. Насухо вытерев руки, он сбросил звонок и написал смс, что перезвонит позже, минут через пятнадцать. Но, как и ожидал — выходя из душа, благополучно забыл об этом звонке,потому что голова была занята мыслями о двух стопках тетрадей, которые нужно проверить к завтрашнему утру. Но для начала нужно поесть. Накладывая в небольшую тарелку гречки, он открыл Инстаграмм, бесцельно листая ленту до тех пор, пока очередной звонок не вынудил оторваться.
— Алло? — отпивая немного свежесваренного кофе, ответил Арсений.
— Хуем по лбу не дало? — мужчина на том конце провода заливается громким смехом, представляя лицо друга в этот момент.
— Нет, Серёж. Повезло избежать такой страшной участи, — хихикал Попов, понимая насколько он соскучился по этому парню. Они очень долго не созванивались, потому что были заняты: сначала строили свою жизнь, а после — разгребали последствия своих неправильных решений. Около года, а может и больше друг от друга они не слышали и слова и этот звонок абсолютно обескуражил Арсения. — Серёг, а ты чего звонишь?
— Хотел узнать как ты. Арс, я знаю, что произошло, — Арсений хотел возразить, но торопливый говор не позволил этого сделать. — Арсюх, но ты не загружайся — всё будет заебись. И ещё… — мужчина замолчал, словно бы собирался с духом.
— Знаю, Серёг, спасибо. Что ещё? — «Всё будет хорошо, но когда это будет — вот вопрос».
— Я… короче. Можно я к тебе завтра приеду? Я буквально на день-два! У меня отличные новости, дорогущий армянский коньяк и твои любимые шоколадки! Арс, мне правда очень нужно, — в телефоне повисла тяжёлая тишина. Но продолжаться долго ей было не суждено — Арсений разорвал её громким смехом. — Это, я надеюсь, «да»? — Серёжа подхватил его смех.
— Да, Серж, приезжай. Хорошие новости мне явно нужны, — мужчина зачесал чёлку назад, оставляя ладошку в волосах, кончиками пальцев массируя кожу головы.
— Арс, спасибо огромное! В долгу не останусь.
С Сергеем он был знаком почти десять лет и с полной уверенностью мог назвать его лучшим другом. Их знакомство — одно из самых запоминающихся знакомств в жизни для обоих. Тогда в самом зашарканном баре города какая-то организация собирала творческих людей и Арсений пришёл, как он думал, за счастливой путёвкой в театр, кино и шикарное будущее талантливого актёра. Но на деле всё оказалось совсем не так сказочно. В тот вечер в баре собрались местные обрыганы, играющие металл, пара человек с теми же целями, что и Арсений, а подавляющее большинство — по обыкновению зашедшее сюда набухаться дешёвым, не качественным, но вставляющим алкоголем. Расстроившись сложившийся ситуацией, он подсел к столику, за которым было одно свободное место. За ним уже сидел молодой парень, примерно арсовых лет, и пара девчонок, требующие от парня внимания. Арсений представился, они очень быстро разговорились и тоску, как рукой сняло. Арс накидался до состояния, в котором всё ещё осознаёшь происходящее, но на всё окружающее плевать с высоченной башни. Позже они уехали из бара к Матвиенко, который сказал, что его родителей не будет дома ещё несколько дней и квартира свободна, но девушки с ними не поехали, потому что парни обделили их вниманием, заговорившись между собой. У Серёжи дома они выпили полбутылки родительского коньяка и уснули кто как: Серёжа полулёжа на кресле, а Арсений сидя на кухонном стуле со смешно завязанной чёлкой, пока ждал кипящий чайник. На утро они обменялись номерами, и, пообщавшись ещё, решили, что было бы круто встретиться ещё раз. А потом ещё, ещё и ещё.
Поборов усталость, учитель постарался максимально удобно усесться за рабочим столом и принялся проверять сочинения шестого и одиннадцатого классов. Потягивая очередную кружку кофе, который уже толком и не бодрил, Арсений заметил, что засиделся до двенадцати часов, тихо выругался, окинув взглядом оставшиеся несколько тетрадок. Выставив последнюю оценку, мужчина устало потёр ладонями лицо, вновь сходил освежил лицо прохладной водой и с блаженством растянулся на большой двуспальной кровати, натягивая мягкое пуховое одеяло по самые уши, надеясь, что ночь будет спокойной и на утро он не будет чувствовать тяжести во всём теле.
***
Антон очень долго не мог уснуть: его никак не покидало навязчивое чувство тревоги. Он вертелся на диване, включал и выключал музыку, слушал подкасты на ютубе, под которые обычно засыпал, но сегодня сон не шёл.
Мама работала допоздна и Антон решил дождаться её в абсолютной тишине, смирившись с тем, что вряд ли сможет уснуть хотя бы раньше трёх часов. Он поднялся с дивана и пошёл на кухню, захватив с собой сигареты. Дождавшись, пока вскипит чайник, парень заварил вишнёвый чай, залез на подоконник и закурил, не открывая форточки. Фонарь светил прямо в окно мягким, приятным, тёплым светом. Около лампы кружили мотыльки и прочая крылатая живность. От горячей кружки тепло растекалось по всему телу, согревая уставшего парня. Глядя во двор с высоты восьмого этажа Антон в очередной раз осознавал мелочность и незначительность своего существования. Да и вообще — существования чего-либо. Иногда он хотел сгореть дотла и упасть пеплом, как сигарета в его пальцах. Но ему никогда не хватало сил надавить на лезвие сильнее — переживал за маму и брата. Страшно было представить как они будут страдать, если он всё-таки решится на это. Всем сейчас сложно — этого отрицать нельзя, и он точно не хочет быть очередной проблемой. Тем более, что и за младшим братом, к своему ужасу начал замечать тревожные звоночки и от этого бежали мурашки по коже. Но близких отношений между братьями, несмотря на небольшую разницу в возрасте всего в четыре года, никогда не было и Тихон, понятное дело, Антону не доверял своих переживании. Младший брат нехотя рассказывал как у него дела в школе или как он погулял с друзьями, поэтому Антон и не надеялся. В их семье Тихону досталось больше всех: отец ушёл из семьи, когда ему было всего восемь лет, мама в то время стала очень нервной, срывалась на сыновей и в квартире стояли крики, а братья прохватывали по первое число за любой ребяческий проступок.
В спальне зазвонил телефон и Антон сорвался с места, едва не опрокинув на себя чай, переживая, чтобы не проснулся брат, который уснул не так давно. Возможно позвонила мама или Даня, ну в крайнем случае — дедушка. Но фотография на экране смартфона заставила парня вздрогнуть всем телом.
— Алло? — парень думал, что происходящее — помутнение или дурной сон. Очень реалистичный дурной сон, потому что с реальность это вообще не вяжется.
— Привет, пап… — полностью потерянным взглядом он всматривался в стену, не имея ни малейшего понятия что говорить дальше. И стоит ли вообще? Или лучше сбросить звонок, вытащить сим-карту и забиться в самый тёмный и далёкий угол?
— Антош, а ты чего мне совсем не звонишь? — отец игнорировал сообщение сына уже вторую неделю и для мальчик этот вопрос прозвучал крайне странно. «То есть, ты серьёзно? С чего бы вдруг должен звонить и писать я? Почему не ты?»
— Пап, ну одиннадцатый класс, экзамены. Занят был… немного, — Антон говорил тихо, вновь забравшись на подоконник и делая глубокую затяжку, всё ещё не понимая, для чего ему позвонил отец. В ответ на свои слова он услышал лишь сдавленный хриплый смех и тихое «хорошо».
— Как у тебя вообще дела? Всё ещё собираешься в этот свой Питер? — в голосе парень слышал пренебрежение и почти насмешку. Как же он жалок. Антон лишь закатил глаза.
— Да, пап, всё ещё собираюсь. Хорошо, всё просто замечательно, — парень, честно говоря, хотел бы спросить у отца несколько интересующих его вещей, но заведомо знал ответы — их просто не будет. Отец глупо отшутится или скажет, что он слишком мал, чтобы понять жизнь и прочие глупые, порядком надоевшие отговорки.
— Антон, ну сколько можно? Тебе же не десять и даже не четырнадцать лет, пора бы взглянуть на реальную жизнь. Лучше приезжай ко мне: здесь и квартира свободная есть, ВУЗы хорошие, город большой — всё, как ты хочешь. Чем тебе Екатеринбург — не Питер? — это была далеко не первая попытка уговорить сына приехать к нему, но с каждым разом становилось всё более мерзко слушать эти нелепые уговоры.
— Тем, что Екатеринбург — не Питер, пап. Давай, пожалуйста, не будем об этом… — договорить ему не позволили.
— Чего не будем, Антон, чего? Что ж ты, как баран упёрся: Питер, Питер! Да кто тебя там ждёт, кому ты нужен будешь? Что ж ты тупой, как мать твоя… — мужчина едва ли не срывался на крик, а мальчишка лишь сжимал кулаки и шипел сквозь плотно стиснутые зубы, сдерживая рвущуюся агрессию. — Ты вот… дурак ты, понимаешь? Ты в Воронеже никому не был нужен, а тут вдруг решил, что тот огромный город примет тебя с радостью? Опомнись, Антон! Оглянись на свою жизнь: ты даже матери никогда не был нужен и ты сам это прекрасно знаешь. Её никогда нет рядом с вами. А в Екате я всегда рядом, Таня тоже… да и вообще мы тут тебя очень ждём. Антон, ты же знаешь, что я тебя люблю? — только к последней фразе голос отца смягчился и стал более вкрадчивым. Вслушиваясь в слова мужчины Антон почти не моргал и, кажется, перестал дышать. А ведь он кое в чём прав и парень ему почти верил. Глаза печёт от предательских слёз, дыхание сбивается и ему так хочется отключиться. Но он этого почему-то не делает, выдавливая из себя только тихое «знаю». — Вот и умница, Антош. Прошу тебя: подумай и прислушайся ко мне — я ведь никогда тебе плохого не пожелаю. Давай, сынок, я побежал работать. Звони мне, пожалуйста.
— Хорошо, пап. Пока, — сбрасывает звонок и роняет телефон на подоконник, потому что из-за дрожи в руках держать его было невозможно. Не сразу осознав произошедшее, Антон вздрогнул от громкого стука лишь спустя несколько секунд.
«Люблю» … какое мерзкое, липкое слово. Любовь. Если она выглядит именно так, то любить — отвратительно. Антона потряхивало от бесконечного множества самых разных эмоций, от которых раз и навсегда хотелось избавиться. Для чего они вообще нужны? Чтобы доставлять ещё больше неудобств? Ну, спасибо, блять, очень приятно. Дрожащими пальцами он вытянул ещё одну сигарету, тыльной стороной ладошки вытирая обжигающую влагу с щёк. Из-за слёз заложило нос и дышать стало в разы тяжелее. Такое противное ощущение. В какой раз он убеждается, что брать звонки от отца — ужасная затея. Этот разговор — он очень надеется- был последним.
Прокручивая сказанное мужчиной, он понимал, что мама была как никогда права, когда говорила, что отец — редкостная мразь. Единственное, в чём он был прав точно — Антон упёртый. И он понимает, что дальше будет хуже, будет больно, но он каждый чёртов день собирает себя по осколкам и изо всех сил старается не потерять равновесие.
Со стороны входной двери послышался звук открывающегося замка — мама вернулась с работы. Быстро соскочив с подоконника, парень проскочил в ванную и умылся, пытаясь привести себя в порядок, смыть следы своих позорных слёз. Не открывая дверь он крикнул:
— Мам, я приготовил ужин, начинай без меня, я скоро выйду!
Женщина тепло улыбнулась, заправляя длинный чёрный локон за ухо. Заглянув в сковороду, она была приятно удивлена ароматной пастой. Еда была не тронута, и она решила подать тарелку и сыну.
— Привет, Антош, — мама крепко обняла его, поглаживая по спине тёплыми ладонями. — Спасибо за ужин. Давай усаживайся, я пока налью нам чай, — она закрутилась по кухне, снимая чашки с подвесной полочки. — Как в школе дела? — женщина поцеловала его в висок, ставя около тарелки кружку ароматного чая.
Глядя на маму у мальчика разрывалось сердце. За последние пару лет она сильно похудела и постоянные головные боли стали в разы сильнее, и это было очень заметно. Именно поэтому он старался не нагружать её своими проблемами. Просто не хотел быть очередной проблемой хотя бы для неё. Пусть в этом мире будет хоть один человек, которому он не мешается.
В ту ночь Антон так и не смог уснуть, гоняя в голове слова отца и даже пару раз думал взяться за лезвие и оставить на себе пару новых царапин, потому что внутри ныло всё просто невозможно. Но он обещал себе, что больше не притронется к нему, как бы больно не было. Встретив розовый, до ужаса красивый рассвет, он выпил пару таблеток обезбола — голова болела невероятно — и начал приводить себя в порядок. Тихо стащил у мамы светлый тональник и кисточку, которая вроде была предназначена для него — Антон не особо разбирается. Умывшись, он уселся напротив окна и, убрав чёлку заколкой набок, начал замазывать тёмные круги под глазами и широко улыбнулся себе в настольное зеркало. Но улыбку долго продержать не смог и в следующий миг на смену ей пришла искажённая маска боли.
