Верный путь

В последнее время Цзычэнь был не очень разговорчив, больше предаваясь разным мыслям о том, что чувствовал и что с ними происходит. Впрочем, вернее было бы удивляться тому, как он становился разговорчив, когда дело касалось Сяо Синчэня. И об этом он думал тоже. Синчэнь тоже был непривычно тих, хотя время от времени начинал болтать о том, о сём, даже какие-то легенды, бывало, рассказывал. Но не в этот раз. Между ними творилось что-то странное. Оно творилось и раньше, но сегодня оба будто осознали это до конца и насторожились. Поев, Синчэнь спросил у хозяйки о возможности помыться. Она ответила, что в соседнем здании — общественная баня, и можно сходить туда. Цзычэнь заметил, что Синчэнь задумался после её слов. — У тебя вид сложный. Что не так? — Общественная баня... — смущённо пробормотал тот. — Не понимаю. — Там другие люди. При других придётся мыться. — Придём и оценим обстановку. Если будет мало людей, то не так страшно, а если много — подождём. Всё будет зависеть от нашей удачи. — Мгм... Они синхронно вздохнули. Перспективы были невесёлыми, но вымыться хотелось невыносимо, что было неудивительным, ведь они долго путешествовали, и максимум, что имели в пути, — реки и озёра. Цзычэнь опасался, что всё же придётся кого-то касаться кожа к коже, того же Синчэня лучше было бы проводить, чем пускать трогать всё вокруг. Он понимал: ему придётся справиться с собой, чтобы никто никому не навредил ненароком. «О боги, а это всего лишь баня...» Им повезло. В столь поздний час в общественной бане уже никого не было. Даже работник удивился, что его потревожили в такое время, но с водой помочь согласился. За определённую плату, конечно. Когда всё было приготовлено, Синчэнь аккуратно обнажился. Он не мог не почувствовать взгляд Сун Ланя, скользнувший по его телу, но предпочел сделать вид, что не заметил. Было слишком, до глупого желания спрятаться, неловко. А ещё по-детски обидно: его могут видеть, а он — нет. Нечестно. Прибрав одежду, Синчэнь нащупал мыльный корень, таз с водой и принялся мыться, стараясь не пускать в голову глупые мысли. — Ты поник. Что-то печалит? — решился задать вопрос Цзычэнь. — Всё в порядке. Просто иногда мне слишком жаль того, что я потерял. — Жаль... Неужели совсем не существует способов вернуть твоё зрение? — Не знаю. Возможно, наставница смогла бы, но к ней мне дорога закрыта. — Почему? — Тот, кто покидает гору, покидает её навсегда без возможности вернуться. — Но она же твоя наставница! — Это неважно, Сун Лань. Цзычэнь замолк, раздумывая над его словами. В голове роилось множество мыслей; от тех, насколько это жестоко и несправедливо, до тех, что, возможно, все эти правила справедливы. — Я больше не часть того мира, поэтому не могу вернуться. А если попытаюсь... наказание будет пострашнее потерянного зрения. — Зато ты — часть нового мира. Значит, нужно адаптироваться и привыкать. Я обязательно продолжу тебе помогать. Можешь на меня рассчитывать. — Спасибо, — улыбнулся Синчэнь. Неожиданно в его бедовую голову пришла ужасно дурацкая мысль, и он стыдливо хихикнул, краснея щёчками. — Что такое? — спросил Сун Лань. — Я подумал, что ты теперь видел меня полностью, и вспомнил, как спрашивал тебя, как ты выглядишь. И подумал, что знаю не всё. — Не всё. Но я не знаю, как показать тебе себя. Я могу описать мир вокруг, но себя — почти никогда. — Нет, ты не понял. — Синчэнь снова хихикнул и прикрыл рот рукой. — Видимо… — Вот скажи. Ты говорил, что крупнее меня. Бёдра у тебя тоже больше? Теперь ты видел мои, можешь сказать. В ответ прозвучало согласное, но настороженное: — Мгм. — Ух ты. Должно быть, у тебя очень красивые ноги. Что насчёт того, что повыше? — Чего конкретно и с какой стороны? — усмехнулся Цзычэнь, понимая, к чему идёт разговор. — Всего. — Синчэнь усмехнулся тоже. — Например, талия. Хотя... она у меня точно тоньше в таком случае. А вот другоооое... — Какие вопросы интересные пошли. — Цзычэнь подошёл ближе и критично его оглядел, невольно смутив. — Толще. — То есть ты совсем везде больше меня? Так нечестно! — Я просто выше и более крепок на вид, но, вероятно, в силе я тебе всё же уступаю. Да и там... толще, но короче. По крайней мере, мне так кажется. Синчэнь захихикал в кулак и спрятался за волосами, смущённый. Сам завёл разговор, сам смутился, всё как всегда. — Ладно, теперь у меня более полное представление о том, как ты выглядишь. — Причём снизу гораздо более полное представление, чем сверху. Хотя, о чём это я, в бане только о таком разговоры и вести. — Цзычэнь отмахнулся и прыснул в него водой. От неожиданности Синчэнь отпрянул и поскользнулся. Ну вот знал же Цзычэнь, что так случится. Так зачем привёл к этому? Пришлось ловить Синчэня за руку, чтобы не дать упасть. Тот, восстановив равновесие, тут же вырвал руку и прошептал извинения, а Цзычэнь отстранился подальше, хмурясь. Неприятно. Пусть и не так, как со всеми, но всё равно неприятно. Быстро домывшись и больше не болтая, Синчэнь плотно закутался в чистые одежды, словно ему стало холодно. Уже в комнате, немного приведя мысли в порядок, Синчэнь заговорил о чём-то отвлечённом, сидя на широком подоконнике и методично расчёсывая гребнем влажные волосы. Цзычэнь же не был особо общителен. Он блуждал взглядом по Синчэню и отвечал коротко или вообще односложно. Рука, держащая гребень, вдруг замерла, и Синчэнь, прерывая речь, тихо произнёс, повернув лицо к небу: — Прости, что доставляю тебе неприятности. — Ты не доставляешь. Мне ведь приятно с тобой находиться. Покачав головой, Синчэнь вновь принялся расчёсывать волосы, уже молча. Благодаря пропускаемым через гребень духовным силам они почти высохли. «Скоро можно будет идти спать и не думать ни о чём». — Я говорю правду, не нужно так головой качать. У тебя есть свои особенности, у меня свои. И мы миримся с ними. — Тяжело. — Тяжело. Тяжело привыкнуть, что ты слеп. А значит, с тобой нужно общаться через другие органы чувств. К сожалению, я не всегда общителен, да и касаться чего-либо не люблю. Но я... стараюсь. Потому что ты хороший человек и надёжный товарищ, уже пару раз спасавший меня от нечисти. Я признателен тебе. И не хочу терять тебя. — Тяжело. Не знаю почему, но меня тянет к тебе. Хочу касаться тебя. Но нельзя. И, может, это хорошо, что нельзя, — прошептал Синчэнь. — Не хочу терять тебя... — Поэтому давай держаться вместе. Попробуй выразить свои тактильные желания иначе. — Интересно как? — Синчэнь хмыкнул. — Впрочем, неважно. Пора спать. — Словами... Спать так спать. — Цзычэнь забрался на кровать, признавая всю мощь и силу здешних удобств, по сравнению с медитацией на холодной земле. — Словами нельзя почувствовать тепло тела другого человека, — почти беззвучно произнёс Синчэнь, ложась на другую кровать. — Зато можно тепло души. Но если тебе так важно тело, то... прости. Подумав, Синчэнь с удивлением заметил: — Никогда не было важно. До встречи с тобой. Забавно. Возможно, это потому, что тебя нельзя трогать, и поэтому хочется. — Запретное желанно? Хм. Что-то в этом есть. — Или потому, что ты первый, с кем я так сблизился. — Неужели не было никого до? — Нет. Ученики на горе мало общаются друг с другом. — Могу ли я назвать тебя... Другом? — Друг, — задумчиво повторил Синчэнь, словно пробуя слово на вкус. Странно, ему показалось, будто оно им совсем не подходит. Но не мог же он обидеть Сун Ланя, отказав? — Можешь. Цзычэнь улыбнулся, а на душе вновь потеплело. Так приятно знать, что в жизни появился кто-то близкий. Друг. — Я... рад, что нас свела судьба. — Столкнула, — с невольной улыбкой поправил Синчэнь. — Самым наглым образом. — Цзычэнь улыбнулся тоже и закрыл глаза. Через пару мгновений он провалился в сон. Синчэнь же долго не мог заснуть, предаваясь мыслям о том, что же с ним такое, что с их отношениями такое и «что вообще происходит?».