***
Тогда Раньше Аня не понимала, что такое вкус печали и апатии. Это так красочно описывали в различных фильмах, демонстрировали в мультиках и говорили о том, как невыносимо больно жить с этим чувством плечом к плечу всю оставшуюся жизнь. Представить это тогда было невозможно, зато сейчас прочувствовала с лихвой. Серая пелена, накрывавшая каждую мелочь, бесила и раздражала. Ни солнечная погода, ни радостные известия не приносили ей удовольствия, только безразличие и недовольство. То, что раньше казалось ей мелкой неурядицей, и воспринимала с ухмылкой, преодолевала, находя решение проблемы, теперь являлось для нее непосильной задачей. Она опускала руки, оставляла многие дела «на потом», так к ним и не возвращаясь, с завистью наблюдала за довольными одноклассниками и с неконтролируемой злобой воспринимала подколы хулиганов из школы. Незаметно, она стала становиться той, кого презирала. Удивительно, как один момент может перевернуть всю жизнь с ног на голову. Мама еще как-то пыталась поправить ситуацию, приободрить ее, пыталась найти, чем отвлечь, но все было напрасно. Воспоминания о случившемся настигали Наумову в кошмарах, напоминая о вине, о невыполненном обещании и долге. Она оставила его там, на улице, в толще глубокого и холодного снега, оставила верного пса, который ни разу не оставлял ее одну. Только тогда, когда убежал за чертовой кошкой. С дедушкой отношения стали холоднее. Аня не имела ни малейшего желания с ним разговаривать. Мысленно она перекладывала на него всю вину, вспоминая жесткий подзатыльник, и как резко он оттащил ее от тела мертвого пса. Она не знала, вернулся ли он за ним, похоронил ли, как полагается, или же оставил на растерзание дворнягам, шмыгающих по ночным подворотням. Да и ей не хотелось знать, куда легче молча обвинять его. Аня старалась избегать встречи с Сережей и Олегом, оправдываясь плохим самочувствием и делами дома. Незачем было их нагружать своими проблемами, они и так несладко живут, лучше преодолеть это самой — так ей казалось более правильным. Сейчас большую часть своего свободного времени она проводила вместе с Пауком, конечно, втайне от мамы. Сначала, она пыталась держать дистанцию, уворачивалась от встреч, пыталась скрыться из его поля зрения. Но мужчина вцепился клешнями, найдя что-то интригующее внутри нее. Теперь отпустить он не мог, на беду замкнутой девочки. Паук с удовольствием забирал Аню из школы, гулял с ней по району до темноты, рассказывая различные истории из своей жизни, частенько приправляя перестрелками и бандитизмом. Они изредка заходили в различные магазинчики, где бандит с удовольствием покупал ей разного рода вещи: конфеты, украшения, книги, журналы, кассеты и картриджи с играми. Для него это ничего не стоило. Все что угодно, лишь бы заманить на свою сторону маленькую и хитрую девочку, знающую себе цену. Паук явно не боялся отпугнуть от себя новую подругу, потому что видел, с каким интересом она слушает, задает правильные уточняющие вопросы, все глубже погружаясь в запретный, но такой интересный мир. Ей этого хотелось, в отместку ли дедушке, или же с желанием научиться чему-то новому. — Эй, Наумова! — Кто-то со всей силы дернул ее за портфель, с желанием развернуть, но она не поддалась. Девчонка как раз стояла на крыльце у входа в школу, высматривая фигуру Паука, докуривающего очередную сигарету у ворот. Грубо отдернула плечо и зашагала дальше, к нему, ее единственному спасению. — Э, я тебе говорю, слышишь, ты! На этот раз ее дернули назад гораздо сильнее, так, что она не устояла на ногах, поскользнулась и кубарем полетела вниз с лестницы на грязный асфальт, больно ударившись коленом. Аня зашипела, встала и, вновь почувствовав хватку на портфеле, резко обернулась, грубо перехватываю протянутую руку Пети. — Чего тебе надо, Олифиров? — жестко проговорила она, сверля его взглядом. — Ой-ой, кто-то где-то смелой водицы выпил? Чего это мы так злимся? — Хулиган был определенно удивлен резким тоном обычно спокойно девицы. Он наклонился вперед, с интересом всматриваясь в горящие глаза. — Отпусти руку, мелочь, иначе сломаю. — Да неужели? А может я твою сломаю? — Аня, гадко усмехнувшись, жестко сжала запястье, чувствуя, как под кожей в ответ заходили сухожилия. — Ты слишком борзый стал в последнее время, так и лезешь на рожон. Что, легенда про мою бандитскую семью тебя больше так не пугает? Петя, не ожидавший такого резкого высказывания со стороны Наумовой, замер, тупо уставившись на девчонку, грубо откинувшую от себя руку хулигана. Сделала шаг назад, запоздало понимая, что она выплюнула не подумав. Мысль, о том, что Олифиров с неприкрытым удовольствием вытащит нож-бабочку из кармана и продолжит ту самую пытку, которую так неудачно прервали Волков с Разумовским, заставила Аню развернуться и поскорее уйти. — Что ты там вякнула, паскуда мелкая? — Петя грубо толкнул ее в спину, повалив на землю. По тени Аня заметила, как он сжал кулаки, будто железные кувалды. — Повтори еще раз, сопля! — Отвали от меня, не расслышал?! — выкрикнула Наумова, резко вскочив с земли, не обращая внимания на упавший портфель. По привычке руки тут же поднялись вверх, прикрывая лицо, но тут же сжались в кулаки, правильно, так, как ее учил Олег. — Или тебе снова задницу надрать, мразь? — На коленях вымаливать прощение будешь, ты… — хулиган хотел закончить угрозу и наброситься на нее, но замер, испуганно уставившись на кого-то за ее спиной. Аня обернулась и увидела Паука, который заинтересованно наблюдал то за ней, то за Олифировым, докуривая все ту же сигарету. Он, отбросив окурок в сугроб, хмыкнул, заметив, как парнишка стал испуганно пятится, и поднял с земли рюкзак Наумовой, деловито отряхивая его. — Ну и ну, когда ты рассказывала о хулиганах в школе, я и не думал, что все настолько серьезно! — Он улыбнулся Ане, передавая ей сумку, и с той же улыбкой, но более холодным могильным взглядом взглянул в сторону паренька. — А ты больно смелый, а, пацан? Мне тебе на пальцах объяснить, что с тобой будет, если еще раз тронешь мою маленькую подругу? Или и так все понял? Петя ничего не ответил, только неуверенно качнул головой и еще быстрее попятился от Паука и его ядовитой улыбки. Он узнал его, неужто виделись где-то? Аня не знала, какие воспоминания вспыхнули в голове у одноклассника, но явно неприятные, раз он так быстро потрусил прочь со школьного двора. Она мельком взглянула на довольного мужчину, смотрящего в след удирающего хулигана, пытаясь найти ответ на вопрос. — Идем, Пташка, есть к тебе дело! — обыденным голосом молвил Паук и, засунув руки в карманы пальто, пошел к выходу из школы. Наумова закинула рюкзак на спину и двинулась за ним следом, изредка оглядываясь на двери, за которыми скрылся хулиган. — Мы уже довольно долго с тобой общаемся, и, скажу честно, я вижу в тебе скрытый потенциал, который твой дед, по неизвестной мне причине, — он повел плечами, — не желает в тебе развивать. У тебя его деловая хватка, а находчивость и острый ум пришли от твоего отца. — Вы его знали? — невзначай поинтересовалась она, разглядывая заснеженную дорогу, по которой туда-сюда катались грязные Волги. Будто я пытаюсь найти ту самую. Смешно. Слушать про отца ей не хотелось, явно мужчина начнет вещать в очередной раз о необходимости хранить секрет и не распространять лишнюю информацию. Меньше знаешь — крепче спишь. — О да, это был прекрасный человек. Работал с ним как-то вместе. — Паук скосил на нее проницательный взгляд и тоже посмотрел на дорогу. — Кого-то выискиваешь? Аня покачала головой. Она не знала, рассказывал ли Сепп о произошедшем своим подчиненным или же коллегам, но разговаривать о смерти близкого друга с этим мужчиной ей не хотелось. Мало ли, сколько смертей он видел, жизнь какой-то псины для него лишь пустяк. Как и для деда, оторвавшего ее от окоченевшего трупа во дворе. — Нет, просто осматриваюсь. В последнее время я это делаю часто. — Слабенькая ложь, которую бандит свалит на усталость и недосып, как и всегда. По крайней мере, Наумова на это надеялась. — Так о чем конкретно вы хотели мне сказать? — Ты активно проявляла к моей делу интерес, а мне как раз необходимы свободные руки на стороне. — Паук провел рукой по зачесанным назад волосам и криво улыбнулся. — Простенькие задания, донести посылку из точки «А» в точку «Б», пробраться в одну зону и вынести вещичку, послания передать. А в ответ, либо неплохой заработок, либо обучение чему-то новому. А может быть и постоянная защита от таких негодяев, как то пацан! — Бандит подмигнул девочке и невозмутимо повел рукой. — Но, работа не на постоянной основе, так как я понимаю, что учеба важнее, да и желание поступить в институт никто не отменял. Но, чтобы отвлечься от насущных проблем… И секретно! Естественно! — То есть вы хватите меня заманить туда, куда меня не пускал дедушка? — Аня усмехнулась, явно улавливая западню. — Я же еще подросток. — С нераскрытым потенциалом! — Паук поднял указательный палец в воздух и обворожительно улыбнулся. — Опять же, я тебя не заставляю. Если захочешь. Всякая проблема может появиться, даже денежная. А тут, и я. С протянутой рукой помощи и… — Аня! Она вздрогнула, услышав знакомый окрик. Страх впился в ее горло, заставляя нервно сглотнуть; ноги вросли в промерзшую землю, руки неосознанно вцепились в дно карманов куртки и крепко сжали, стараясь унять волнение. Это был Олег, а рядом с ним несомненно Серый. — Твои друзья? — невзначай поинтересовался Паук, обернувшись к приближающимся ребятам. Наумова боязливо взглянула на него, обнаружив слегка приподнятые брови и изогнутую ухмылку. Мурашки вгрызлись в ее кожу с неистовой силы, предвкушая неладное. — Как интересно… Аня, закутавшись глубже в шерстяной потрепанный шарф, обернулась к подбегающим ребятам, которые, несколько смутившись подозрительного незнакомца рядом с ней, замедлились. Она хотела намекнуть им, хоть как-то показать, чтобы они уходили, что она им потом все объяснит, но не могла, Паук все заметит и позже использует для своих целей. Единственный выход — держаться холодно и отстраненно. — Анька, что случилось? Ты давно на связь с нами не выходила, — начал Серый, с опаской поглядывая на молчаливого мужчину, с интересом разглядывающего ребят. От его взгляда не убегала потрепанная одежда, неопрятный внешний вид, царапины на лице — сложить одно с другим ему не составляло труда. — У меня… дела. Я занята постоянно, поэтому времени нет. Сейчас… тоже занята. — Она смотрела перед собой, стараясь не моргать и не произносить лишнего. — Позже как-нибудь поговорим. — Ань, ты уже месяц нас стороной обходишь, — заметил Олег, делая шаг к ней навстречу, полностью игнорируя присутствие постороннего. Его рука потянулась вперед, чтобы коснуться руки. — Дама вроде сказала, что она сейчас занята, разве нет? — Паук, расслабленно положил руку девушке на плечо и приобнял, холодно опалив Волкова взглядом, намекая о нарушении личного пространства. Парень, недовольно прищурившись, сделал шаг назад. — Так приятно видеть, какие у тебя заботливые друзья, Анна, — имя девушки он произнес с каким-то недовольным скрежетом, — но нам пора, да? — Да, у нас есть еще дела, — неловко усмехнулась Наумова, мягко убирая тяжелую руку с плеча. — Пока тогда, потом поговорим. Не дожидаясь ответа со стороны друзей, она излишне быстро развернулась и стремительно потопала вперед, ощущая, как за ней следом идет довольный Паук, то и дело бросающий заинтригованный взгляд на ее сгорбленную спину.***
Наумова осторожно прикрыла за собой дверь, вслушиваясь в тихие звуки квартиры. Из гостиной доносился приглушенный шум телевизора — дедушка в очередной раз смотрел какой-то детектив по «ТВ-6». Доносились выстрелы, явно распознавались звуки погони и крики «Держите его! Он не должен уйти!». Взгляд опустился на аккуратно пристроенную обувь хозяина квартиры. Мама все еще была на работе и вернется только к восьми, в последнее время она задерживалась там все больше обычного. Переодеваясь, Аня неосознанно посмотрела в сторону кухни, на опустевшее место, где раньше стояли глубокие миски для Князя, заставляя сердце сжиматься от ноющей боли. Все прочие вещи собаки мама предусмотрительно выбросила на следующий день после печального известия. Может от этой части получилось легко избавиться, а вот от привычек совершенно нет. Ане тяжко было резать огурцы для салата — по привычке она поворачивалась к миске, чтобы кинуть «попку», как сладостное угощение псу. Но его не было, так что пришлось разворачиваться и с горьким сожалением шагать до мусорного ведра, под раковиной. Обычная рутина: помыть руки, умыться теплой водой после знойного мороза, пройти на кухню, обнаружив заранее прогретый обед и оставить его на потом, аппетита все равно не было. Сейчас ее интересовало другое — интересное задание от Паука. Он всучил ей зашифрованное послание и поручил до следующей пятницы полностью расшифровать, приложив маленькую подсказку. Это была пометка с определенным набором символов и обозначений. Беглым взглядом Наумова заметила, что бандит предоставил ей наиболее чаще встречающиеся буквы, такие как «о», «а», «и», «н», «т», «с». Шифровка была странной, не похожа ни на азбуку Морзе, ни на «замену букв», которой частенько хвастались одноклассницы в школе. Аня сидела над этой загадочной бумажкой, закинув ноющую ногу на маленькую табуретку под столом. Свободной рукой она вертела подаренную монетку, то натирая темную сторону, то перекидывая между пальцами, как будто это ей помогало концентрироваться на деле. Изредка водила карандашом в чистой тетрадке, выискивая повторяющие способы шифровки, обращала внимание на каждую черточку, точку и штрих, переворачивала лист, смотрела через свет лампы, даже нагревала на батарее. Продвижение было, но крохотное. Когда же раздался тяжелый стук в дверь, девчонка тут же подложила секретное задание под тетрадку по математике и, уставившись на сложное дробное уравнение с проклятыми «иксами» и «игриками», пробурчала себе под нос: — Входите. Нетрудно было догадаться, кто это был. Дедушка так и застыл в дверях, тяжелым взглядом уставившись на согнутую спину внучки. Она не знала, терзали ли его горькие мысли о его не слишком геройском поступке, сочувствовал ли он потере Князя. Надо было спросить, вот только этого совершенно не хотелось, чувство недавних ссор и сильного удара по голове помнится и сейчас. — Домашнюю работу делаешь? — спросил Сепп, осторожно входя в комнату. Он постарался держать интонацию, с которой спрашивают о настроении или погоде на улице. Выходило у него хорошо, есть опыт. — Угу. — Аня попыталась вспомнить, как учительница объясняла решение сложных дробных уравнений, но в голову шло всякое, только не математика. — Я поговорить хотел, — он тяжело опустился на кровать, с интересом разглядывая купленные им картины на стенах, — о произошедшем. Я же вижу, тебя это гложет. — Гложет?! Очень смешно, дурак старый! — хотелось Ане выплюнуть на него обвинение, но вместо этого она только сильнее стиснула карандаш в руке. — Угу. — Я поступил неправильно, слишком резко. Я забываю, что со смертью ты прежде никогда не сталкивалась, особенно, если это касается близких, семьи. — Дед тяжело выдохнул и только сейчас девочка ощутила спертый запах — алкоголь. — Пойми и меня, так тебя привести в чувство удалось быстрее, а дальше оттащить домой, вернуться и закопать его, чтобы дворовые не растащили его по району. Или же бомжи, или мясники, что угодно выбирай. В груди так и нарастал комок желчи и гнева, Наумову сдерживал только страх перед родственником и уравнение, которое только начало поддаваться. — Прости меня, Анют. Я постараюсь исправиться в будущем… — Он взглянул на внучку с тяжестью и печалью во взгляде. Она лишь на секунду оторвалась от домашней работы, коротко кивнула и вернулась к измятой тетради, нервно черкая на полях пустяковую пометку. — Ладно, вижу, ты не настроена сейчас на разговоры. Потом поговорим. Дедушка тяжело поднялся, неловко встряхнул ее волосы и, покачиваясь, вышел из комнаты. Только дверь тяжело закрылась за ним, Наумова отбросила карандаш в сторону вместе с решенным уравнением и тихо, не думая, кинула в воздух: — Да чтоб ты сдох.***
Сейчас Аня не могла дышать. Грудь, сдавленная тисками, тяжело поднималась и быстро опускалась. Попытка открыть глаза не увенчалась успехом, так как голова закружилась со страшной силой, а к горлу подкатил тошнотворный комок. Слух ее не обманул, она точно слышала выстрел несколько минут, или же час, назад. Она не помнила, как оказалась здесь, в темной комнате, смутно напоминающей гостиную. И почему на ней кто-то лежит? Она постаралась спихнуть с себя какого-то мужчину, смутно напоминающего наемника. Как его там звали? Виталий? Ярослав? Славик? Имен было много, все путалось в голове, да и ей было сейчас так наплевать, кто в отключке лежит на ней. Главное дать доступ кислорода легким и отдышаться. В этот толчок она вложила те крохотные остатки сил, не сдерживая тяжелое пыхтение и стон боли. Но у нее получилось, тело перевалилось в правую сторону, позволяя ей вздохнуть полной грудью. Еще раз, и снова. Вместе с этим, медленно моргая и концентрируясь на громадной люстре над головой, Аня постепенно пришла в себя и осторожно поднялась на трясущиеся ноги. — Что… произошло? — Неосознанно Наумова сделала несколько шагов вперед, тяжело повалившись на ближайший диван. Она, скептически разглядев в темноте горку из тел наемников Олега, зашипела от головной боли. — Олег? Что он сделал?.. В голове вспыхнули яркие воспоминания, от которых ее затошнило. Как Волков, избивал сжавшегося в клубок Рому, кричавшего от боли и страха. Ее Рому, который явно за несколько минут до этого спорил с Лизой о поисках. Друзья ее искали, явно терзая запросами полицию и обзванивая всех, кого только можно. — Господи, Рома, нет… — Сердце сжалось, от неприятного осознания. Дрожащие руки сжали растрепанные волосы и больно оттянули, будто в наказание. — Это моя вина, моя! Прости, прости меня… Пожалуйста, будь живым, пожалуйста. В глубине души, она надеялась на сострадание Олега. Но эта же надежда с каждой секундой все быстрее гасла, давая волю холодному осознанию. Как Разумовский и хотел, тот, кого она любила, избил до смерти ей близкого человека. Или же убил. — Твою мать! — со злостью выкрикнула Аня и резко встала, чувствуя, как энергия стремительно накапливается в ней. Ногой она отпихнула распроклятый диван, не обращая внимания на шум и возможные последствия. — Будь проклят чертов Разумовский, и эта ебучая Венеция! Ненавижу, ненавижу! Громкий скрежет за спиной, заставил ее замолчать и обернуться. В дверях, ведущих в подвал, как по сценарию, стоял довольный Сергей, запачканный кровью. Он медленно захлопал, наблюдая, как с каждым хлопком, Наумова, все сильнее отдаваясь страху, пятилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Как будто удар молотка по гвоздю, постепенно утопающего в гниющей древесине крышки гроба. — Какая экспрессия, буря эмоций, браво! — Он сделал шаг вперед и, мельком взглянув на горку из тел, усмехнулся. — Не ожидал, что твой организм так хорошо справится с такой дозой снотворного. Привет из прошлого, н-да? Наумова не стала слушать долгие речи, незаметно утаскивающие в ловушку, не стала ждать, когда Разумовский приблизиться к ней, чтобы нанести подлый удар. Она, отрезвляюще прикусив губу, резко дернулась к винтовой лестнице. Руки мертвой хваткой вцепились в мраморные перила — она на секунду испугалась, что не сможет оторваться от них. Но инстинкты были выше нее; ноги двигались сами по себе, помогали взбираться вверх к единственному спасению, находящемуся в комнате для гостей. Серебряный хорошо заточенный нож, покоящийся под грудой еды на стальном подносе. Сердце с бешеной силой билось о ребра, подталкивая Аню перепрыгивать через несколько ступеней. Одежда стесняла движения, липла к телу, так что она сдернула с себя косуху, понимая, что ее любимая вещичка не стоит ее жизни. Второй этаж, как назло, был погружен в темноту, только редкие лучи заходящего солнца пробивались через тяжелые шторы и падали на пол, покрытый свежей кровью. Словно кого-то усердно тащили, причем недавно. — Я знаю все о тебе, Анна! — донесся восторженный крик. Разумовский не торопился, шел за ней медленно, получая неприкрытое удовольствие от ее страха. — Знаю о твоем темном прошлом! Знаю, что ты есть на самом деле. Она вновь срывается с места и бежит в нужный коридор, не замечая сбитый ковер, покореженную и побитую мебель. Она не удосуживается приглядеться к темному силуэту, прислоненному к дверному проему. Аня знает, там труп, но разглядывать его нельзя, нужно бежать, бежать и бежать. Горло саднит, перед глазами кляксы, то ли от действия препарата, то ли из-за страха. — На самом деле, мой падший ангел, тебе все, происходящее вокруг, по вкусу! Ты дышишь этим, — его каркающий голос был везде, впивался в ее спину когтями, заставляя тихо шипеть от страха, — ты живешь всей этой болью! И если бы не слабость внутри тебя, если бы не… Аня плечом выбивает полузакрытую дверь и чудом сохраняет равновесие, когда влетает в душную осветленную комнату. Без капли промедления, она тут же подхватывает тяжелое кресло и блокирует проход, подпирая медную ручку, с надеждой задержать Сергея на несколько секунд. Взгляд цепляется о горящие свечи и падает на нетронутый поднос, там где она его и оставила. Разбитая ваза, следы крови на темном ковре свидетельствовали о недавней потасовке. Благо они не задели самое важное. — Боже мой, да. — Наумова кидается к столу, сметая всю еду и с благоговением подбирая оружие. Хорошо заточенный серебряный нож мягко лег ей в руку, даруя хоть какое-то чувство защиты. — Так, теперь найти выход. Неважно какой. Идея поджечь дом на секунду вспыхивает в ее голове, но тут же отходит на задний план, слишком опасно для себя, выбраться нужно живой. Кинувшись к прикрытым окнам, Аня с силой толкает фиолетовые шторы, чтобы уставиться на темные окна и заходящее солнце за маленькими домиками на той стороне реки. — А если… — Пальцы осторожно постучали по холодной поверхности. — Да. Должно сработать, должно. — Анечка-а-а-а, ты здесь? — Хитрый голос за стенкой заставил ее замереть и притаиться на секунду. — Решила со мной в прятки поиграть? Я же тебя все равно найду… Ее раздирали на кусочки сомнение и страх. Тонкая грань стекла отделяла ее от заманчивой свободы. Внизу плескалась вода, но насколько глубоко уходило дно? Точно ли она упадет в воду или приземлится на каменный фундамент, переломав себе, дай Бог, только ноги? Высота была огромной, пожирающей, а темная, практически черная вода, заставила попятиться девушку от окна. Одним словом, идея была ужасной, просто отвратительной. Дубовая дверь жалобно заныла от сильного удара, но выстояла, не давая Сергею прорваться внутрь. Аня, резко зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и спряталась за массивным диваном. Она прикрывает глаза и старается выровнять дыхание, но звуки на заднем плане не дают сконцентрироваться. Серебряная рукоятка ножа опасно холодила руку, не принося ни капли уверенности тому, что она собирается сделать. Я должна, это единственный выход. Надо только отвлечь его и метко ударить… Когда кресло отлетает в сторону вместе с дверью, глаза сами собой распахиваются и Аня выскакивает из укрытия, пряча за спиной руку с ножом. Она пятится к окну, испуганно пялясь на угрожающую фигуру Разумовского, медленно входящего в комнату. Его испепеляющий взгляд, неестественно горящий расплавленным золотом, впился в нее, в ту же секунду становясь более мягким и каким-то развязным. Мужчина прошел к центру комнаты, подбросив рукой излюбленную трость с серебряным набалдашником в виде черепа птицы. Клюв, угрожающе острый, может легко вспороть кожу и войти глубже, так что Сергей был вооружен. — Быстро же закончилась наша игра в «кошки-мышки». Признаться, я ожидал большего, — тихо произнес он, медленно приближаясь к кофейному столику, — неужто уже выдохлась, моя дорогая? — Не смей меня так называть! — прошипела Аня, сделав еще один шаг к окну. — Я тебя не знаю, ты вообще не имеешь права ко мне так обращаться. — О, значит твой маленький мозг все-таки додумался о происходящем, да? — От его холодной ухмылки ей стало еще хуже. Еще и чертовы свечи с этим едким ароматом не давали нормально дышать, а духота лишала возможности рационально мыслить. — Что ж, тогда позволь представиться, — тот, кто был Разумовским, не прерывая зрительного контакта, элегантно поклонился, — Птица. Премного рад знакомству. Я что, попала в повесть Стивенсона про Джекила и Хайда? Наумова сглотнула, чувствуя, как начинают коварно подрагивать колени. Слишком поздно пришло осознание о правоте доктора Рубинштейна о диагнозе ее друга. Галоперидол, Зуклопентиксол в превышенных дозах, серьезно действующих на мозг и нервную деятельность, вполне могли поспособствовать раздвоению личности. Добро и абсолютное зло, возымевшее верх перед слабостью чистой души. — Дьявол слишком долго изнывал в темнице, и наружу он вырвался с ревом… — прошептала Наумова, понимая плачевность своего положения. — Анна, я знаю о вас все, — продолжал тем временем Птица, не услышав испуганного шепота девушки, — я наблюдал за вами, прячась где-то далеко внутри сознания Сергея. И мне, как и ему, ужасно больно осознавать предательство близкой подруги. — Предательство?! — Аня почувствовала, как руки сжимаются. Ногти спрятанной руки опасно впились в серебряную рукоятку, чудом не выскользнувшей из-за обилия пота. — Это вы меня предали. Оба! Если ты знаешь о моем прошлом, то должен прекрасно осознавать, что я более не имею дело ни с каким типом преступности! И уж тем более, с убийством мирных жителей! Конечно, я начала искать пути отступления, раз вы двое не хотели меня отпускать! — И при этом дала повод усомниться в нашей идее Волкову! — усмехнулся Птица, вновь махнув в воздухе тростью и громко ударив ею по полу. — Ты думаешь, раз ворковала с ним на кухне, так я ничего не узнаю? Я вижу и слышу все, что происходит в моем доме, ты должна это была понять раньше. — О да, наблюдать через камеру затем, как я сплю, было очень интересно, да?! — Неконтролируемый гнев захлестнул ее с невообразимой силой, заставив страх отступить на задний план. — Камера в картине Боттичелли была не только в моей комнате, так ведь? А угрозы, которые ты мне при всякой удобной возможности говорил? Это все должно заставить меня сидеть на месте?! — Что помогло, так это снотворное, — угрожающе прошипел Птица, делая еще шаг навстречу Наумовой, заставив ее опомниться и трусливо замереть. — Так или иначе вы все мне еще будете нужны для финального раунда, так что, Анечка, не дергайся. Ради собственной безопасности. — Не подходи ко мне… — неуверенно пролепетала девушка, чувствуя пробирающую дрожь по всему телу. — Сережа, пожалуйста, остановись. Пожалуйста, приди в себя! — О, до него ты больше не достучишься, будь уверена! — Птица пришел в бешенство, только услышав имя Разумовского. Он, ногой оттолкнув диван, к ужасу девушки, необыкновенно быстро подлетел к ней и одним ударом трости повалил ее на пол, заставив испуганно вскрикнуть и прикрыть лицо свободной рукой. — О да, кричи, как твой дорогой Верхов! Жаль, Олег не прислал фото порезанного на кусочки тела, ты бы пришла в непередаваемый восторг! От его каркающего смеха, Ане стало дурно. Упоминание Ромы заставило ее вспомнить, как он, удар за ударом, все сильнее сворачивался в калачик, и, пытаясь хоть как-то спастись, полз прочь. Это заставило утихший гнев вновь разгореться с новой силой. Аня зашипела, замечая, как Птица, нарочито медленно заносил трость для очередного удара, теперь по лицу, и кинулась вперед, целясь ножом точно в горло. Наумова помнила, как они вместе упали на пол, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Она ударила один раз, второй, чувствуя, как поддается мягкая плоть заостренному лезвию. Помнила она и кровь, брызнувшую ей на лицо из свежей раны, помнила и то, как горели перед ней золотистые глаза Птицы, смотревшего на нее с ненавистью и восторгом. Аня не заметила, как он схватил ее за шею и крепко сжал, заставив инстинктивно отпустить воткнутый в плечо нож и перехватить его руку. Птица оскалился и ударил. Куда? Она не успела понять, только жалобно захрипела, чувствуя, как постепенно теряет сознание. Темные круги, танцующие перед глазами, вырисовывались знакомые силуэты. Тугая веревка на покореженной шее, искривленное лицо и пустые глаза, смотрящие ей в душу. Наумова ощутила глухой удар о стену и зашлась тяжелым кашлем, мучительно глотая горячий воздух. Птица, нисколько не изменившись в лице, выдернул из плеча серебряный нож, и с интересом пронаблюдал за упавшими каплями крови на пол. Он отбросил его куда-то за спину, по-деловому оттряхнув руки. — Помнишь, я говорил, что разрешу тебе ползти из моего особняка, куда захочешь? — Он присел перед девушкой на корточки, и мягко провел рукой по левой ноге. — Что ж, первую часть своего обещания я сейчас исполню. — Не… не трогай меня! — Аня попыталась стряхнуть с себя его руку, но Птица только крепче вцепился, все коварнее улыбаясь. Из-за спины он достал черный пистолет, уже запачканный чей-то кровью, и медленно навел дуло на ее коленку. — Нет, не-…***
(Центральный полицейский участок Венеции, после заката) Артур медленно размял шею, прислушиваясь к копошению за дверью. Он всегда знал, что итальянская полиция собирается слишком долго, но чтобы настолько? Прошло уже тридцать минут с сигнала Альфы, а эти гордые мачо так и не собрались. Из рации Бурого, стоящего у автомата с напитками, он слышал красочный мат в исполнении их командира, который явно был недоволен ситуацией, и только Шут останавливал его от самоличного штурма особняка. Что ж, Артур мог понять Альфу. Там его сестра, его плоть и кровь и, судя по рассказам, добрейшей души человек. К сожалению, жизнь сплошь завалена телами мертвых хороших людей. Выживают сильнейшие, в большинстве случаев — наимерзейшие. Глухой удар в конце коридора заставил Артура замереть и недовольно наклонить голову. Он припомнил, как вел себя посланник из Совета, которого пришлось временно устранить, нахмурился и одернул дорогущий с виду плащ, всматриваясь в приближающегося мужчину. Судя по походке и жетону на поясе — комиссар полиции. Это сильно осложняло дело и отправку к особняку, но мастерская игра и тяжелый удар со спины запросто могли решить дело. — Эй, Бурый, — тихо позвал он товарища, отталкиваясь от двери, за которой во всю (со скоростью черепахи) шла подготовка к боевой операции. — Проблема нарисовалась. — Вижу, Архангел, — басистым голосом ответил «цепной медведь», недовольно ударив рукой по кофейному аппарату. Он даже не обернулся, а уже знал о приближении врага. Неужто военное чутье? — Черт дери эти машины, никогда толком не работают. Что за криворукие рукожопы ими занимаются? — Эй, вы! — грубо позвал Артура приближающий комиссар на итальянском. — Кто вам позволил сюда пройти?! — Прошу вас, господин комиссар, не говорить на столь повышенных тонах с вашим начальством! — огрызнулся наемник на том же языке, что заставило полицейского стушеваться и притормозить. Он неуверенно взглянул на гордую осанку липового начальства, но нисколько не усомнился в подставе. Взгляд бегло прошелся по Медведю, но тот не соизволил отреагировать, лишь еще раз врезал по автомату. — Вас не предупредил гин штаб, что к вам сегодня придет с проверкой посланник из Совета министров? — Совета министров?! Боже правый, нет… — Комиссар, явно сбитый с толку, тут же полез в карман штанов, в целях нащупать телефон. Артур мельком взглянул на Бурого, в очередной раз пнувшего автомат с горячими напитками, который на этот раз просто вырубился. Он сделал вид, будто огорчен поломкой (хотя, это и вправду так и было) и, насупившись, направился к выходу из коридора, засунув руки в карманы черных штанов, прилично заляпанных грязью и пылью. — Мне не приходило сообщение о… — Вам должны были позвонить, или у вас в пределах разумного пропускать звонки от начальства? — продолжал напирать наемник, вовлекая все свое мастерство красноречивости. Боковым зрением он приметил, как его напарник остановился и, тихо развернувшись, двинулся к полицейскому. — Да я и смотрю, что при вызовах, ваши сотрудник чуть ли не год собираются, что за безобразие? — Простите, сэр… Я… Я даже не знаю, как к вам обращаться. Не могли бы вы предъявить ваше удостоверение, чтобы… — О да, с удовольствием. А после, я поговорю с тем, кто ставит на столь важные должности хамов и дегенератов! — Торжественно закончил он, наблюдая за тем, как Бурый перехватывает за шею комиссара и с удивительной скоростью вырубает, пережимая сонную артерию. С такой же прыткостью, он опустил тело на пол и, взглянув в сторону туалетов, почесал затылок. Артур решил ему подсобить. — А куда его еще девать? Только туда. Постарайся, чтобы сюрприз из сонных тел не нашли раньше завтрашнего дня. — Н-да, пакостно. И чего этим излишне честным не сидится? — пропыхтел наемник, закинув тело на плечо. — Ускорь полицейских этих, а то нам Альфа потом шеи посворачивает. Или еще кто-то сюда деловой намылиться… — Медведь устало выдохнул, явно намекая на то, как его все достало, и скрылся за дверью с крупной надписью «WC». Артур полностью разделял отношение товарища к происходящему, но работа есть работа, какой бы грязной она не была.***
(Особняк Разумовского, подвал, после заката) — Надо перевязать, надо перевязать… Олег проснулся от жуткой головной боли и от холодного шепота со стороны, продирающего до костей, заставляя его припомнить, что такое страх. Липкий, пронизывающий насквозь, заставляющий нервно сминать пальцами одежду, или сжимать руки в кулаки, процарапывая кожу до крови. — Надо перевязать, остановить кровь. Остановить кровь, остановить кровь… — шепот не прекращался, шел откуда-то из-за спины. Перед глазами все плыло. Черно-белые пятна переливались перед ним, не давая сформировать точную картину. Рядом лежал еще кто-то, небрежно закинув руку ему на грудь. Он тут же спихнул преграду и тяжело сел, медленно потирая ноющие виски. Как он оказался здесь, в кромешной темноте? И почему так неприятно холодно? — Надо перевязать, тогда все пройдет. Остановить кровь, остановить кровь… — Волков обернулся на дрожащий голос и, всмотревшись в тьму, приметил хрупкую покореженную фигуру, до болезненного осознания знакомую. Аня, согнувшись над окровавленной коленкой, уже не сдерживая слезы, обильно стекавших по лицу, старательно перематывала ее обрубками ткани. Что с ее коленом? Сейчас в темноте Олег видел сносно, зрение сфокусировалось и дурнота, косившая его направо-налево отошла. Теперь он отчетливо различал тела в черных плащах валявшихся чуть ли не на друг друге — его люди. Он постепенно вспоминал, что произошло. Как он зашел в пустой особняк, как поднялся к комнате друга и… тишина. — Остановить кровь… нет, не поможет… Раздробленная кровь, обильное кровотечение… Не помогает! Не помогает! — Аня с ненавистью отбросила пропитанную кровью тряпку и тихо взвыла, крепко сжав поврежденную коленку, чуть ли не безумным взглядом наблюдая за постепенно вытекающей кровью. Вот-вот, и она перейдет на крик. Тут же вспыхнуло желание подойти и обнять, как он делал это в детстве. Все, что угодно, лишь бы не дать ей закричать. Зябкая темнота и тонкая грань тишины хоть и приносили пугающую неизвестность, но и надежду. — Ань? — Волков, неуверенно поднялся и, чувствуя как мир вокруг шатается, вновь грохнулся на пол, чувствуя подступающий порыв рвоты. — Черт… Девушка, услышав свое имя, резко подняла голову и еще сильнее прижалась к стенке. Она посмотрела на него со смесью страха и отвращения, крепко обняла дрожащие плечи руками и замотала головой. — Нет, не подходи! Ты его убил, порезал на кусочки. — Олег не понял, о чем говорила подруга и счел это за бред. Однако, когда он протянул к ней руку и осторожно коснулся оголенного участка плеча (похоже рукава рубашки и использовались для перевязки), Аня, дернувшись, затараторила громче и быстрее, заставляя его замереть. — Не трогай, не прикасайся ко мне! Уйди! Уйди! Уйди! Этот взгляд он знал хорошо. Бирюзовые потухшие глаза, наполненные слезами, расширенные от необъяснимого ужаса зрачки, поджатые губы и дрожащие руки, готовые в любую секунду впиться тебе в кожу. В детстве она набросилась на них по ошибке, думая, что они некий «Уродец», гонявшийся за ней по закрытому заводу. Тогда Наумова, как и сейчас, бездумно повторяла слова и постоянно хотела спрятаться, думая, что так спасет свою шкуру. Теперь же она хотела слиться со стеной, только бы Олег на нее не смотрел. — Прости, — тихо произнес он, чувствуя, как внутри что-то рушится. Явное предательство Серого и запуганная до смерти Аня заставили даже такого крепкого солдата, как он, потерять почву под ногами. Было омерзительно даже думать о том, что его друг (хотя, тяжело назвать другом того, кто вырубил тебя ядовитым газом) затеял. Нет, надо думать, что делать дальше и выбираться из этого, пока еще есть возможность. — Аня, я знаю, что тебе очень страшно, но, пожалуйста, послушай меня. Мне очень нужна твоя помощь. — Я ничего не знаю. Ничего не знаю, ничего… — тихо прошептала она и задрожала, от нового прилива страха, или же холода. Волков медленно поднял обе руки, давая Наумовой внимательно наблюдать за его действиями, и стал медленно расстегивать свой плащ, наблюдая за тем, как светлые брови в непонимании сводятся на переносице. — Ч-что ты д-делаешь? — Оторвись слегка от стены, тебе холодно, — тихо ответил он, стягивая с себя податливую ткань и заботливо укрывая подругу, неохотно подчинявшуюся его советам. Ее пальцы, покрытые кровью, тут же запачкали плащ, но Волкову было все равно, главное, что она перестала так сильно дрожать. Закрепив его на шее, довольно кивнул и внимательно посмотрел в глаза подруги. — Так, хорошо. Аня, мне нужно знать, что здесь произошло. Ты сможешь мне помочь? — Я… я скажу. Только п-помоги перевязать… — Ее взгляд вновь опустился на рану. — Не могу терпеть… очень больно. Теперь-то он мог взглянуть в какую мясорубку превратилась левая коленка. Прищурившись, он приметил как торчали розово-белые осколки раздробленной кости, коленной чашечки. Выходное отверстие было под углом, видно, что рука нападавшего тряслась и траектория сместилась. Пуля прошла не на сквозь — Аня могла еще спастись от участи стать калекой, если ее вовремя заберут врачи. В некоторых местах кровь уже спеклась, явно прошло несколько часов с момента травмы. Перенесенный шок, обильная потеря крови, стресс и в результате истерика. — Кто это сделал? — сдержанно спросил Олег, подбирая один из лоскутов ткани, которые, на его удивление, чуть ли не заполонили пространство вокруг подруги, будто некто их здесь специально оставил. Он, сначала осторожно, но потом прикладывая некоторое усилие для тугой перевязки, принялся бинтовать коленку, мягко придерживая ногу Наумовой. — Он сделал. Сначала тростью ударил, я… я защищалась. Н-ножом ударила наугад… — дрожащим голосом ответила Аня, прикусив сжатый кулак. Она хорошо справлялась, удерживая себя от ненужных сейчас криков, только тихо пускала слезы. — Он решил проучить и… и… — Кто? — повторил вопрос Волков, и так зная ответ на свой вопрос. — С-сережа… Снаружи раздался скрежет, после чего звук неторопливых шагов эхом разнесся по помещению, отчего Аня тут же захлопнула рот руками, зажмурила глаза и вжалась в стенку, пытаясь слиться с ней. Стальные заслонки, в темноте казавшиеся глухими стенами, медленно поднялись, заставляя Олега отвернуться от Ани, тут же закрыв ее спиной, и заслонить лицо от яркого света. Наемники из его отряда тоже начали приходить в себя, в недоумении осматривались по сторонам, глядели на капитана в поисках ответа и ошарашенно наблюдали за дрожащей Наумовой. Все они были в клетке, будто животные на убой, такие же напуганные, как и «гости» напротив. Только тогда мужчина приметил ошейники на каждом человеке с белоснежным медальоном. Его рука осторожно прикоснулась к своему «клейму» и постаралась оттянуть — не вышло. Когда Олег увидел спину Серого, сидящего напротив прикованного Грома, первое, что захотелось сделать, так позвать его. Заглянуть ему в глаза и найти ответ на единственный вопрос. «Какого хрена он творит?» Однако слушая его властный, не характерный прошлому Сереже, голос, желание сразу же отпало. «Мы сыграем с тобой шахматами. Живыми людьми…» Аня была права с самого начала. Тот, кто сидел там, за прутьями клетки, не был его другом, не был тем Разумовским, которого он знал и уважал. Он бы никогда не сделал больно Ане, не посмел бы, и уж тем более не поставил бы на кон жизни единственных людей, откликнувшихся на зов о помощи. — Были некоторые трудности с фигурами, — Сергей махнул рукой в сторону клетки с наемниками. — Но не переживай, количество точно совпадает с действительностью! Правила же очень просты, поставишь шах и мат мне — освободишь себя и своих друзей. Проиграешь — они умрут, один за другим, на твоих глазах. — Ты псих… — пробормотал Игорь, оцепенев на кресле. — Да-да, куда же без этого! Ну что, начнем игру? — прошелестел голос Разумовского по комнате, активируя экран с шахматной доской. Медальоны у всех заключенных на шее тут же засветились. У Шурика и Славы конь, Максим и Михаил, как и многие, пешки. Свою Волков увидеть не мог, но он взглянул на Наумову, смотрящую точно на спину Разумовского. Белоснежный кулон, густо покрытый темной кровью, через которую сиял фиолетовый силуэт королевы.***
Аня могла только наблюдать. Зачем? А что ей еще оставалось? Люди кричали, но она не имела сил более кричать. Шеи разрывались, выплескивая наружу фонтан крови, заставляя других плакать и жмуриться, только не видеть бы этого кошмара. Они дрожали, они задыхались, хватались за прутья и падали, один за другим. И только тогда, когда они затихали, она видела Его лицо. У всех мертвецов одинаковое лицо, всегда Его. Она пыталась закрывать глаза, но там, в темноте, ее настигало безумие прошлого. Стены напирали на нее, сжимали; за окнами она видела синий фонарный свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы и освещающиеся Его изломанное тело. Омерзительный запах царил в воздухе, как и тогда, только к нему добавился страх. Там же страха она не чувствовала, только привкус отчаяния и неминуемой смерти. Наумова не заметила, как рядом с ней свалился в конвульсиях наемник, с разорванной шеей. Глаза невольно опустились, с ужасом наблюдая, как кровь хлещет из артерий, окрашивая все вокруг красным. Люди метались по клетке, словно звери, пытались снять с себя ошейники, кто-то умолял о помощи, некоторые молились. Но все оканчивалось одинаково. Было трудно определить, где она находится, в той дедушкиной квартирке в Санкт-Петербурге, или же в Венеции. Грань между прошлым и настоящим полностью смешалась, не давая Ане осознавать до конца происходящее. Она помнила, как рассмеялась, когда очередной наемник свалился на пол, уставившись на нее выпученными глазами. Олег схватил ее за плечи, что-то сказал, постарался привести ее в чувства, но она только смотрела. — Аня, прошу, приди в себя! — Волков вновь тряхнул ее, стараясь игнорировать крики за спиной. Еще одна пешка была съедена Птицей. — Ты слышишь меня?! — В этому аду нет никакой надежды… нет вообще надежды, и никогда и не было, — тихо прошептала она в ответ и, страдальчески улыбнувшись, подняла глаза на, стоявшего за спиной Олега, Михаила. Фигура пешки сверкнула красным, заставляя мужчину попятится. Секундой позже, Аня наблюдала за тем, как тело валится на бок, замирая навсегда. — Они все мертвы. Все… Она не услышала, что он сказал, да и это было неважно. Важно было то, что она видела сейчас перед глазами, что она сейчас вспоминала. Нет, она была далеко от этого места, там, куда никогда не хотела возвращаться.***
Тогда Тяжело вздохнув, Аня наблюдала за тем, как снег, закручиваемый метелью, уносится в небо, исчезая в темноте ночного неба. В последнее ей нравилось наблюдать за происходящим вокруг, это было много лучше, чем что-то делать. И слушать, она обожала это делать. Зачем попусту тратить слова, если они являлись ветром? Обещания, клятвы и мольбы прощения. «Прости меня, Анют». От одного только воспоминания ее коробило. Она хотела его простить, ведь дедушка ничего ей не сделал, просто жестко оторвал от тела мертвого друга и увел прочь, ни сказав ни слова в поддержку. Но он извинился, как и раньше, когда обещал, что более не поднимет на нее и маму руку. Но он поднял, несколько раз. Паук говорил, как и дедушка, много и красиво, уводил от сути. Наумова знала, что бандит хочет полностью овладеть ее доверием, погрузить в дело, от которого ее так пыталась защитить мать. Сама Аня понимала, как это опасно, вспомнить только пропавших отца и брата, но уж слишком заманчивое предложение. Стать полностью независимой от обеспечения деда и самостоятельно решать, как пойдет твоя жизнь, получать первые большие деньги, на которые можно было бы купить все, начиная большим пакетом с конфетами, заканчивая новой норковой шубой для мамы, о которой та тайно грезила. Но Аня не была дурочкой, и соглашаться на такое сладкое предложение не спешила. Время на размышления еще есть, упускать его глупо. Почувствовав, как постепенно мороз проникает под несколько слоев теплой одежды и начинает мягко покусывать ее кожу, Наумова тяжело села, меланхолично оттряхнув плечо от прилипшего снега. Сколько бы ей не нравилось лежать на крыше заброшенного здания, надо возвращаться домой, не зря же ее послали в магазин за молоком, да и время было позднее, приближалось к десяти. Идти до дома приблизительно минут тридцать, она же растягивала такое удовольствие до часа. Неторопливая походка, постоянные остановки с разглядыванием видов ночного Санкт-Петербурга. Иногда она ускорялась, вспоминая вырезки из газет о пропавших детях и жертвах бандитских группировок, но вскоре отбрасывала прочь этот страх, продолжая думать о насущных проблемах. Мысль крутились по кругу: Князь, дедушка, Паук, сделка, Разумовский и Волков. Ей нужно было встретиться с друзьями, но нельзя давать идеи Пауку, как на нее надавить. Он легко мог бы воспользоваться ее привязанностью к двум мальчишкам, так что чем дальше она сейчас находилась от друзей, тем лучше. В парадную она вошла с неохотой, как можно сильнее оттягивая момент попадания в квартиру. На лестнице ей уже стало дурно от мысли, что у мамы ночная смена и Ане придется ужинать один на один с дедом. А это зацикленные вопросы о жизни, делах в школе и выяснение отношений. Но деваться некуда, поэтому, добравшись до своего этажа, она открывает дверь и входит в душную темную квартиру. — Я дома! — прокричала она в коридоре, захлопывая за собой дверь. Наумова, отставляя авоську на подзеркальную тумбу, недовольно стягивает с себя одежду и ботинки, принюхиваясь к спертому воздуху. — Черт, опять накурил, что ли? Неестественная духота и запах сигарет испортили Анино настроение еще больше. Так что она, подхватив дребезжащее молоко в сумке, быстро направилась к гостиной, где обычно дед любил сидеть по вечерам. Вот и сейчас из-за прикрытой двери доносился глухой звук телевизора, рассказывающего про очередные разбои в районах родного города. — Дедушка, почему у тебя… Она замерла в дверях, уставившись на опрокинутый перед ней стул и раскинутые на полу тапочки. Взгляд медленно поднимается выше, ухватываясь за висячие в воздухе ноги, туловище, повисшие вдоль него руки, и изогнутую шею, посиневшую от тугого узла веревки. На Аню уставились выпученные серо-синие глаза; изо рта, распахнутого в немом крике, стекала струйка слюны вниз, на ворот распахнутой рубашки. — Милиция сообщает, что коэффициент преступности по сравнению с зимой прошлого года снизился на двадцать процентов… — донесся приглушенный голос телевизора, — это рекордный показатель по сравнению с прошлым годом… Звук бьющегося стекла заставил Аню вздрогнуть и рухнуть на пол, с шоком смотря на покачивающееся тело. Она не почувствовала, как осколки от бутылок с молоком вонзились в руку, окрашивая пол под ней в светло-розовый цвет. — А… — хриплое сбившееся дыхание вырвалось из ее рта, и Наумова неосознанно прикоснулась к шее, не отрывая взгляда от шеи дедушки. Рука, липкая от крови с молоком, сжимается и пытается убрать скрученный узел. Она пятится, чувствуя, как задыхается. В носу стойко стояла вонь мочи, сигарет и сладковатой крови. — А-а-а… — Стены сжимаются вокруг нее, сокращая расстояние между ней и телом. Как далеко она бы не отползала, висельник был к ней все ближе и ближе. Зажмурив глаза и накрыв голову руками, Аня надеялась, что силуэт пропадет, но он стойко мигал перед глазами, протягивая руки к ее шее, напоминая о своем существовании мерзким хрустом. Она закричала, так громко, как только могла. Кричала долго, пока кто-то не вышиб дверь.***
Сейчас Первый выстрел заставил ее вырваться из воспоминаний и вздрогнуть. Второй и третий, понять, что происходит наяву. Четвертый и пятый заставили ее податься вперед, но нога не позволила встать. Когда тело Волкова с грохотом рухнуло, Аня повалилась на бок и начала ползти, наплевав на острую боль в ноге, скользкий от крови пол и тела, валявшиеся на ее пути. Она отпихнула чью-то голову, подтянулась на правой руке и тяжело опустилась рядом с мужчиной, с ужасом наблюдая за постепенно набирающейся под ним лужей крови. Аня, сев в максимально комфортной позе и вытянув вперед ногу, аккуратно перевернула Олега на спину, не понимая толком, что и делать. Голову аккуратно наклонила вбок, надеясь, что он так не захлебнется кровью. Она слышит его редкое подорванное дыхание, и видит расползающиеся темные пятна на черной футболке в области груди, ключицы, плеча и живота. Наумова не являлась чертовым врачом, она провизор, который только и умел, что синтезировать лекарства, да продавать их. — Остановить кровь… — глухо прошептала она и, взглянув на валяющийся рядом труп Михаила, потянулась к его рубашке. — Прости, но тебе это уже не пригодится. Девушка увлеченно рвала ткань, абсолютно абстрагировавшись от происходящего. Последние оставшиеся в живых наемники с шоком наблюдали, как, пребывающая в психозе несколько минут назад, Наумова сосредоточено и кропотливо работает над телом их командира. Им было плевать, выживет ли тот, кто привел их в этот ад. А Аню это волновало, причем сильно. Как бы она не злилась, не обвиняла его, он старался ей помочь, поддерживал. И, что самое главное, перед ней все еще был тот самый Олег, ее друг. Человек, которого она любила. И ему она не позволит вот так умереть, ни сегодня — никогда. Прикоснувшись рукой к наиболее опасной ране на груди, Аня не ощутила пульсации — надежда была, так как быстро от кровопотери Волков не умрет (если, конечно, за ними кто-то придет). Она, поколебавшись всего секунду, рвет футболку, позволяя себе осмотреть пулевое ранение. Дрожащими руками подбирает один из белых лоскутов от рубашки Михаила и пропихивает внутрь, пытаясь создать своеобразную пробку. Это работает, но не сразу. Ткань слишком быстро намокала, выскальзывала из рук, пока Наумова не плюнула и не просунула два пальца в рану, нащупав пробитый сосуд, и уже только тогда, зажав его, смогла разобраться с первым кровотечением. Далее она осмотрела брюшину и повторила действие, постоянно обращая внимание на дыхание Олега. Тихо, редко, но он все-таки дышал. — Вот и настал, момент икс! — услышала Аня голос Сергея за спиной и вздрогнула, вспоминая, где находится. Рука, отрываясь от живота мужчины, тянется к шее. Я даже не знаю, что я за фигура! Она оборачивается на экран и с ужасом замечает, как мало осталось живых душ в игре. Еще в больший ужас она приходит, когда замечает, что взгляд Игоря Грома, которого так жаждал заполучить Серый, направлен на нее. Сожаление. — Твою мать… — тихо вылетает из рта девушки, когда она осознает, что между победой и прекращением кошмара стоит она. Черная королева, прикрывающая дорогу к королю. Пойти белой ладьей и победа обеспечена. — Смелее, Наумова, — говорит Разумовский, не отрывая взгляда от оппонента, — по крайней мере вы встретитесь вместе с Олегом на том свете. И будете жить долго и счастливо! Аня, сжимая руку на лоскуте ткани, отворачивается и продолжает бинтовать. Если она и умрет, то перед этим довершит начатое и постарается спасти друга. Она лишь надеяться, что смерть будет быстрой и не такой мучительной. Ждет красный свет, который сверкнет у нее перед глазами. Вот сейчас, совсем близко… — Игорь! — Вместо этого кричит Юля. Наумова оборачивается и с непониманием смотрит на горящую красную эмблему на шее девушки. — Что?! Почему? — Гром с ужасом оборачивается на возлюбленную и пытается подняться, дернуться ей на встречу, но кандалы держат крепко. — Ах да, я же говорил, что были некоторые трудности с фигурами, похоже, вот они и перепутались, — ненавязчиво произнес Разумовский, растягиваясь в кресле. — Но, так или иначе, я все равно обещал своей подруге, что она сможет после нашей игры уползти куда угодно. Так что, — он обернулся, взглянув точно в испуганные глаза Ани, — Эта смерть будет на твоей совести, моя дорогая. Она отвернулась. Зажмуриться на секунду, тяжело вздохнуть и, услышав омерзительный щелчок, вновь схватиться за ткань и налаживать повязки, помпы, снова и снова, слушая, как на заднем плане кричит Игорь.***
Только живи. Пожалуйста, будь живой. Пожалуйста. Полицейские тут же выбили дверь в подвальное помещение, услышав крики и чей-то плачь. Арсений шел точно за ними, еле удерживая себя от желания отпихнуть их в сторону и войти первым. Рука крепко сжимала рукоятку пистолета (он бы с радостью взял бы проверенную штурмовую винтовку, но чтители порядка негативно отнеслись к этой идее), который так натерпелось впустить в дело. Наумов знал, если увидит сестру мертвой, то не задумываясь пристрелит любого, кого увидит, будь то инициатор или пострадавший. И если для этого придется вынести целый патруль, он будет только рад. Однако, когда в лицо ударил удушающий аромат крови и спертый воздух, Арсений замер, хмуро осматривая комнату. Какой-то мужик, схватившись за битое стекло, прижал к полу, полностью залитому кровью, Разумовского — его он узнал по рыжей шевелюре. Еще бы чуть-чуть и ему бы вспороли шею, но бравые итальянские воители очень метко стреляют в цель. Простреливают руку взбесившемуся мужчине и тут же вырубают прикладом, как и Сергея, примирительно поднявшего в воздух руки. Арс, в сопровождении Бурого и Бишопа, быстро продвигаются в центр комнаты, обходя процесс содержания стороной. Взгляд падает на левую клетку и медленно проходится по мертвым лицам, выискивая там знакомые черты. Проходят дальше, к следующей клетке, оставляя без внимания кричащих и плачущих людей. — Вот это кровавый фейерверк тут устроили… — замечает Бишоп, с сожалением заглядывая в лицо девушки в зеленом платье. — Показатель красивых личностей уменьшился в несколько раз… Наумов не обращает внимания на слова штурмовика и идет дальше, к следующей клетке. Замечает ее силуэт и тут же узнает, замирая на полушаге. Аня, укрытая темным плащом, сгорбившись над чьим-то телом, усердно рвала ткань и перевязывала мужскую руку, изредка прикладывая палец к шее пострадавшего. Она работала, вытянув испачканную в крови и перевязанную наспех ногу в сторону, что-то шепча себе под нос. — Аня? — Арсений, не веря глазам, шагнул вперед, мягко позвав ее. Он не верил, что сестра узнает его, но она замерла только услышав его голос. Их малахитовые глаза встречаются, тут же подтверждая догадки, как с его стороны, так и с ее. — Арс? — дрожащим голосом спрашивает она, после чего, от шока и истощения падает на бок и замирает. — Это Волков, — говорит Бурый, взглянув на мужчину рядом с ней. — Черт, он почти что покойник… — Мать его за ногу, — выплевывает Арсений, тут же срываясь с места. — Найти, как открыть эту дверь, сейчас же! Держись, Аня, уже все закончилось. Только потерпи, пожалуйста…