«Сэр Вильгельм, ты меня слышишь? Сэр Вильгельм! Сэр Вильгельм, я падаю, Сэр Вильгельм, сегодня! Сэр Вильгельм, я дева, Сэр Вильгельм! Но я умираю, Сэр Вильгельм, умираю в муках».
Тогда Аня столкнулась с ними на пороге кухни, как раз после прогулки с Князем. Дверь была полуприкрыта, но это не помешало ей заглянуть в щель, придерживая пса, нервно перебирающего лапами. Четверо людей, включая деда, сидели за столом в окружении стопок документов и оживленно спорили, жестикулируя, повышая голос и постоянно перебивая друг друга. Двое стояли поодаль, у окна с холодильником, чуть ли не напротив прохода на кухню, на них Наумова задержала заинтересованный взгляд. Мужчины были сильно моложе сидящих за столом, одеты приличнее, да и разило от них неким высокомерием. Тот, что пониже, имел грубый шрам, пересекающий лоб, правую бровь и заканчивающийся на виске. Он постоянно корчил губы, явно показывая недовольство и презрение к Сеппу и его коллегам, но молчал, явно обозначая низкий ранг. Другой же мужчина с гордой осанкой, сложив руки на груди, внимательно слушал разговор, удерживая на бледном лице хитрую улыбку. Острые высокие скулы, нос с легкой горбинкой, крепкая челюсть и, сильно зачесанные назад, светлые волосы; все это сразу выдавало в мужчине хитрого лиса, отъявленного бандита, готового тебя в любой момент продать за хорошую сделку. Его глаза, холодно-голубого цвета, будто только замерзшее озеро, приковывали к себе любопытный взгляд Ани. Она не понимала, как что-то настолько холодное и явно опасное, может быть поразительно красивым. И вот, будто почувствовав, мужчина посмотрел в ее сторону, точно встретившись взглядами. По спине пробежали мурашки, рука сильнее сжала поводок пса, в горле пересохло. Тысяча иголок вонзилось в Наумову, но взгляда она не отвела, удержалась, вызвав довольный смешок со стороны незнакомца и незаметный кивок. Стоящий рядом с ним Уродец непонимающе посмотрел на него и вопросительно качнул головой. Боясь, что тот посмотрит в ее сторону, Аня тут же тихонько отошла от прохода, пробираясь глубже в коридор, заодно оттаскивая Князя, который явно не желал более находиться в укрытии. Аня была девушкой любопытной и явно не послушной, так как вместо терпеливого и безопасного ожидания конца «совета на кухне» в своей комнате, решила там запереть пса, а сама села в гостиной на диван с книжкой, внимательно прислушиваясь к приглушенному гулу за стенкой. Явно проскакивали чьи-то имена, постоянное упоминание «дагбаевых» и «тамбовских», из-за чего Наумова недовольно вздрагивала, вспоминая последние новости из газеты. Было где-то под пять вечера, когда она услышала характерный скрежет ножек стульев о кафель, явный знак — совет окончен. Пес недовольно завыл в ее комнате, когда услышал движение в коридоре, явно чуя неладное. Аня же, отложив книгу Толкина, коротко выдохнула и, вскочив с дивана, аккуратно выглянула из дверного проема, всматриваясь в уходящих людей. Дед стоял к ней спиной. В руке он крепко сжимал пачку с письмами, туго перевязанные черной толстой веревкой. Гости, под внимательным взглядом хозяина квартиры, довольно шустро собирались; первым из посетителей, даже не попрощавшись, вывалился тот самый Уродец, следом за ним старичок в темно-сером пальто, сидевший по левую руку от деда за столом. Он кинул короткое «до встречи», даже не обернувшись. Лишь один человек с мертвыми голубыми глазами неторопливо надевал сапоги, внимательно осматривал картины на стенах и заглядывал в зеркало на тумбочке, поправляя прическу. — Я же вижу, тебе есть, что сказать, Паук, — недовольно буркнул Сепп, кидая пачку писем на тумбу, заставив мужчину недовольно повести носом. — Ты прекрасно знаешь, что я хочу. — Паук усмехнулся и повернулся к деду, спокойно встретившись с ним взглядом. — Хочу увидеться с Пташкой. Николай Сепп сначала не понял, о чем говорит гость, Аня это поняла по замершей фигуре и напряженному телу. Это он подтвердил секундой позже: — О ком ты? — Я ее видел, Беркут, не строй из себя дурака. — Человек засунул руки в карманы пальто и, поднявшись на носочки, заглянул за дедушкино плечо, точно подмечая присутствие третьего человека. — Я имею полное право с ней видится, чтобы ты там не говорил. Дед, проследив за взглядом Паука, повернулся к притаившейся Наумове. Она ожидала грозно взгляда, вскрика, полного недовольства и последующих за ним нравоучений, но вместо этого был лишь тяжелый вздох. Сепп, сокрушительно покачав головой, показывая отношение ко всей ситуации, молча двинулся прочь из коридора на кухню, предусмотрительно прикрывая за собой дверь. Вот так и остались один на один, перепуганная неожиданным поворотом Аня, и Паук, с живым интересом наблюдавший за удивленно расширяющимися глазами девочки. Его явно забавляла вся ситуация, и, в особенности, произведенная реакция. Он, показательно стукнув носком ботинка по ковру, медленно двинулся навстречу, не переставая держать зрительный контакт. Теперь-то Наумова понимала, почему его звали пауком. Завлечь внимание жертвы и приманить к себе, чтобы потом поиграться, позабавиться. Да и движения его, мягкие, расслабленные, гипнотизировали. Почему-то ей становилось спокойнее в его присутствии, хотя должно быть наоборот. — Не бойся, Пташка, подойди ближе, — мягко протянул мужчина, присаживаясь на корточки в двух метрах от девушки. Она, недовольно дернув головой, сделала шаг ему навстречу, показывая, что страха нет. — Ну-ну, не геройствуй. Страх — прекрасная эмоция, полезная. Много лет он спасал людям жизнь, просто надо уметь им пользоваться, направлять в верное русло… — Вы ведь не об этом со мной поговорить хотели, так? — Аня, неуверенно сложив руки в замок за спиной, с интересом поглядывала на глаза незнакомца, но долго всматриваться в них не могла, уж слишком они были проницательными. — Хм, может и об этом хотел поговорить с тобой? Слегка пофилософствовать… — Ухмылка, нехорошая, ироничная. — Я заметил, с каким любопытством ты заглядывала к нам на кухню. На наше маленькое собрание. Скажу тебе прямо, оно было ужасно скучным для меня, пока я не подметил одного забавного зверька… — Мужчина медленно вытянул руку вперед, раскрывая ладонь. Приглашающий жест, но для чего? Наумова, расцепив руки, осторожно коснулась пальчиками его грубой и холодной кожи, с опаской взглянув на Паука. Он застыл, задержав дыхание, завороженно наблюдая за ее движениями. Аня же двинулась дальше. Преодолевая барьер страха, мягко сжала его ладонь. — Нет, это точно Пташка… — Пташка? — непонимающе спросила девчонка, потягиваясь вперед с явным любопытством. — Да, совсем еще крошечная. Интересно, какая птица из тебя выйдет, правда? — Паук мягко сжал ее руку в ответ и, осторожно потянув на себя, коротко встряхнул ее светлые волосы свободной рукой. Излишне резкое действие, которое вызвало у Наумовой толику напряжения и сомнения. — Что ж, мы это еще не скоро узнаем. А пока… Мужчина поднялся, отпуская Аню, довольно наблюдая за тем, как она пытается поправить сбитую прическу. Его рука юркнула в карман пальто и выудила оттуда блестящую монетку. Разглядеть ее не получилось, новый знакомый ловко подбросил ее в воздух по направлению к девочке, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как неуклюже ловит она подарок. — Это на память, Пташка. Носи ее на удачу, и многие беды обойдут тебя стороной. Аня, все-таки удержав подарок в руке, крепко сжала его и, неуверенно покосившись в сторону кухни (оттуда уже нетерпеливо выглядывал дед), сделала шаг назад, показывая, что разговор окончен. Возможно, Паук надеялся посмотреть, как она рассматривает монетку, но Наумова не желала настолько быть открытой перед таким странным новым «другом». Дождавшись, когда он отвернется к Сеппу, тут же тихо проскочила в свою комнату, ногой удерживая недовольного Князя, пытающегося вырваться в коридор и гордо прогнать всех непрошенных гостей. Закрыть дверь на защелку, включить свет, прыгнуть на диван, увлекая за собой непоседливого пса, и, осторожно раскрыв кулак, с интересом разглядывать подарок. По запаху она узнала медь, но явно присутствовало еще что-то, придающее тяжесть. На одной стороне был изображен мужчина в военном берете. «PARTIA O MUERTE» гласила монета. Перевернув же ее, Аня обнаружила герб и другую надпись на латыни, которую она легко смогла перевести. — Республика Куба, три песо, — тихо пробубнила она себе под нос, вновь переворачивая монетку. — А ты, получается тот самый революционер? Че Гевара, вроде бы. Хм, к чему мне она? Рамы жалобно заскрипели, когда губительно холодный ветер с силой врезался в окно, тут же привлекая внимание девочки. Подойдя к окну и проверяя, как хорошо закрыты окна, Аня зябко передернула плечами и удивленно вздохнула, когда заметила черную «Волгу», тут же вспоминая несколько страшилок. Она с интересом и страхом, прижавшись лицом к окну, наблюдала за ней. В голове тут же возник силуэт Сережи и то, как он эффектно рассказывает одну из приютских историй. Детей, которые встречают черную «Волгу», ждет беда, а если на номере еще и страшные буквы «ССД», то смерть тебе обеспечена. Ане не хотелось проверять догадку, поэтому она благоразумно осталась на месте. По легкой неторопливой походке мужчины, только вышедшего из парадной, Наумова тут же признала Паука. Он остановился и, вытаскивая из кармана зажигалку с пачкой сигарет, быстро закурил, пуская колечки дыма, закинув голову назад, рассматривая затянутое облаками небо. Ему было все равно на жгучий мороз, на беснующийся ветер и кусачий снег, он смотрел вверх, будто выискивая там ответ на немой вопрос. Либо же он искал нечто другое. Оглянувшись, бандит посмотрел точно на ее окно и, приметив знакомую макушку, махнул рукой, прощаясь с девочкой, не скрывая довольной улыбки. Более он не оборачивался. Сел в машину, тихо уехал, оставляя Аню с монеткой у окна с буйными мыслями. Если ее знакомый сел в черную «Волгу», то ей стоит бояться, радоваться или заранее себя хоронить?***
Сейчас Она наблюдала за тем, как переливается коньяк в стакане. Под светом уличных фонарей и заходящего солнца, выглядел алкоголь весьма эстетично. Свет преломлялся о стенки граненого стакана и мягко проходил сквозь темную жидкость, отбрасывая блики на кожаной куртке. Возможно, Шурик был и прав, когда заговорщически подсовывал ей в руки крепкий напиток, не обращая внимание на протесты девушки, и замечания его товарища о словах Волкова. Вот и сейчас, Наумова, делая короткий глоток за глотком и неприятно морщась, скептически наблюдала за тем, как наемники нагружают вертолет, готовясь к очередному отлету в Питер. Сколько бы она не говорила Олегу остановиться, прекратить весь этот фарс, посмотреть на то, что творится вокруг, результат был один. «Тебе нужно отдохнуть, ты просто устала». «Обещаю, скоро все закончиться, осталось совсем чуть-чуть». «Верь мне». Уже не хотелось верить. Сердце все так и стучало о грудную клетку, предвещая о беде, по спине бегали многочисленные мурашки, будто за ней кто-то пристально наблюдает. Давно она не испытывала страха «преследования», а по тому, как сосало под ложечкой, она совершенно не скучала. В последнее время она то и дело возвращалась к прошлому. И все бы ничего, если бы проскакивали только приятные воспоминания. Одним из отправных и решающих пунктов, заставивших вообще двинуться на встречу к Серому, было самое яркое событие ее жизни. Первый бой, откусанный край уха одного из школьных задир и начало крепкой дружбы, сломавшейся с поступлением в чертов ВУЗ. Но эти воспоминания приносили с собой и то, что Наумова хотела больше всего забыть. В голове, особенно перед сном, четко вырисовывался силуэт Князя. На его мордочке, исчерченном множественными пятнышками, блестят добрые кристально чистые глаза. Хвост ходит ходуном, когда он в бежит за мячиком и, загоняя его в очередной раз под тумбу, пытается прокопать ход к заветному сокровищу через стойкий пол. Вспоминает Аня и дедушку с неприязнью и злостью, сразу же проникаясь ненавистью к самой себе. Следом мелькает холодный взгляд Паука, кривая улыбка Уродца, нравоучительный голос Старца и слезы мамы, когда та узнает, по какой шаткой дороге решила пойти ее родная дочь. Нервная система была настолько расшатана, что Аня нервно дернулась, вырывая себя из собственных мыслей, когда входная дверь с глухим стуком ударилась о стенку. — Вспомнишь лучик, вот и солнышко, — тихо пробормотала она, заметив Волкова в не самом позитивном настроении. Постоянные перелеты, выяснения отношений, недомолвки между его нанимателем, в лице Сергея, изрядно вымотали. Неподготовленный человек уже бы рвал волосы на голове, проклинал весь белый свет и обвинял каждого, кто попадется у него на пути. Но, к счастью, Волков был из иного теста. Подготовленный суровым детством, армией и, как это ни странно, беседами по душам, через которые они с Наумовой ранее проходили, для него происходящее вокруг было обычной ситуацией, чего не скажешь о самой девушке и самих наемников. Они тут же оторвались от дел и вопросительно посмотрели в сторону шефа, ожидая новые приказы или резкие изменения в плане, что в последнее время было в пределах нормы, как выяснила Наумова от излишне болтливого Сашки. — Понаблюдаем за шоу… — Виталик! Разговор есть! — Олег, поднимая в воздух папку с документами останавливается у хвоста вертолета придирчиво осматривает ящики с маскировкой и боеприпасами. Аня недовольно замечает, как спокойно он разгуливает без плаща. Сама девушка какой уже день мерзнет, хотя казалось бы, теплая Италия. Наумова внимательно наблюдает за их разговором, принимая расслабленную позу незаинтересованности. Она не слышала ни о чем они говорят, да и не видела, что именно мужчина перелистывает в папке. Но по тому, как Волков оглядывается на окна, Аня понимает, что делает он нечто несколько недозволенное. Виталик склонился, прислушиваясь к его тихому голосу, что-то уточняет, коротко кивая, после чего невзначай смотрит в сторону девушки. Как и Олег. Они буквально на секунду встречаются взглядами, после чего девушка драматично пожимает плечами и, резким движением, осушает стакан с коньяком. Догадаться было не трудно, что речь шла о ней. «Что с ней делать, босс?» «Продолжить ли нам за ней постоянное наблюдение?» «Дальше копать под нее?» Очередная тайна, секрет, который ей ни в коем случае не доверят, ради собственной безопасности. Только вот чьей, ее или их? Так или иначе, находиться Наумовой здесь более не хотелось, так что она, забирая с собой посуду, направляется прочь на темную кухню. Н-да, спешу на свое излюбленное место, какая ирония. Ледяная вода хорошенько отрезвляет, приводит в чувство, но ненадолго. Аня чувствовала, как огонь, вспыхнувший на углях гнева и презрения, разрастается в ее груди с каждой секундой все сильнее и сильнее. Воспоминания, которые она давно похоронила в темных руинах сознания, терзали ее сердце, а воспаленное воображение так и подкидывало различные сюжеты. Что со мной будет? Что они задумали? Чем все должно закончиться? Это все было так по-детски, убежать, не обсудив вопрос, терзающий душу и мозг. Но ее порядком выводил тот факт, что в последнее время она только и делает, что говорит. Пустая болтовня ни о чем. — Ань? — Когда она услышала приглушенный голос Олега, руки от злости крепко сжали стенки стакана, с желанием разбить его к чертовой матери. Но она сдержалась и не обернулась, только коротко поставила стакан на тумбу и выключила воду, обозначая свое настроение. Она не имела права себя так вести, но уж очень хотелось в отместку поиграть на чужих нервах. — Что? Помешала вашим очень важным разговорам? Какие-то очередные недоговорки, правда же? — колко выплескивала она вопрос за вопросом, наблюдая за тем, как по рукам стекают капельки воды, поблескивая в вечернем свете. — Хотя, зачем я спрашиваю, мне же ничего знать не положено! — Ань, ты… — Девушка ощутила, как он потянулся к ней на встречу, явно протягивая руку, чтобы мягко сжать плечо в поддержке. — Если услышу, что «я устала», кто-то получит по лицу. Я не шучу! — резко прервала Наумова друга, развернувшись на пятках. Волков замер в метре перед ней с поднятой рукой, которую ему пришлось опустить. У него было то самое выражение на лице. Брови сдвинуты, будто в недовольстве, губы плотно сжаты, а глаза слегка щурятся. Недовольство, заставившее Аню подбросить дрова в огонь. Она смело делает шаг вперед, сокращая расстояние, и с яростью выплевывает обвинение за обвинением. — Не смотри на меня так! Не я за твоей спиной строю какие-то козни, а ты! Что на этот раз? Готовите очередное похищение? Может быть Серый подкинул гениальную идею похитить кого-то из моих знакомых? Так, чтобы подавить на меня, чтобы лишний раз не рыпалась! Или нет, решили приставить ко мне побольше наемников, чтобы я не вздумала куда-то сбежать, ведь у меня столько возможностей есть! Может еще и наблюдать за мной будете, когда я сплю! Обалденная идея, ведь… — Аня! — Волков крепко ухватил ее за плечо и дернул на себя, тут же прерывая словесный поток ненависти. Ане хотелось еще сказать нечто колкое, как-то обидеть, душевно покалечить. Она хотела, чтобы он на нее накричал, в ответ оскорбил, хоть как-то отреагировал на ее эмоциональный всплеск. Даже этот рывок, заставивший ее оскалиться для дальнейшего словесного раунда был для нее желанным, что уж говорить о разочаровании, когда вместо равностороннего ответа было лишь оглушительное молчание и его взгляд. О, Волков умеет проницательно смотреть в ее глаза, как в детстве, так и сейчас, сразу заставляя ослепляющий гнев отходить на второй план, обнажая усталость и неизмеримое отчаяние. Видимо, это отразилось и внешне, так как мужчина, продолжая мягче, осторожно опустил руку, понимая, что излишне крепко сжал плечо девушки (хотя это ей нравилось). — Прости. — За что ты извиняешься, дурачок? — тихо спросила она, чувствуя, как тяжело опускаются плечи, а взгляд опускается в пол. — Это ты меня прости, я… не хотела… — Или же хотела? Почему она одна должна страдать, пусть и все остальные вокруг страдают. — Я знаю. — Он мягко коснулся рукой ее спины, осторожно приближаясь. — И я понимаю твой страх, но, пожалуйста, потерпи, осталось совсем чуть-чуть. — Дело же даже не в этом. Просто, мне снова снится… то самое… — Голос ее предательски задрожал от возникнувших в голове воспоминаний. Буквально несколько дней подряд она просыпается в холодном поту и тяжело глотает воздух, цепляясь за открытую шею руками, стягивая неосязаемую шершавую веревку. Аня чувствует, как бегает ее взгляд, а тело начинает потряхивать. — Ты понял, о чем я… — Я думал, что все это осталось в прошлом. Почему? — Олег подтягивает ее к себе, позволяя уместить голову на груди и спрятать там краснеющее лицо. — Потому что атмосфера вокруг точно такая же, как была и тогда. Потому что на моих глазах ты и твои наемники убивали людей. Потому что Сережа в открытую мне угрожает. Ну, и под конец, — она горько усмехнулась, чувствуя, как истерика сжимает ее горло, — потому что я чувствую совершенно беспомощной, а руки мои — связаны. Я ничего не могу сделать, а это страшнее всего. Она не хотела слышать утешительных слов, их было излишне много в ее жизни. Не хотела слышать ни нравоучений, ни подбадриваний, все в пустую. Волков это прекрасно знал, поэтому и сделал единственную правильную вещь: крепче прижал к себе и коротко поцеловал в лоб, вливая через такое простое действие девушке силы. Аня знала, что мужчину нисколько не смущают ее слезы, но плакать при нем ей совершенно не хотелось. Ей надоело показывать слабость всем вокруг, нагружать на других свои проблемы. Хотелось все исправить, изменить, но, как это воплотить в жизнь, она не знала. — Можно я кое-что скажу, Ань? — тихо прошептал Олег, устремив взгляд на приоткрытую дверь. Света было все меньше и меньше, им необходимо было уже отправляться, но вот просто так подругу он оставить не мог. — Да, — она хлюпнула носом, уткнувшись лицом в шею мужчины, заставив сильнее стиснуть ее в объятиях, — можно. — Ты прекрасно знаешь, это была не твоя вина. Ты сделала все, что могла. Даже со «связанными руками», но сделала. — Волков замолчал на секунду, но продолжил, мягко отстранив от себя девушку и заглянув ей в глаза. — Каждый должен себя рано или поздно простить. Никто другой, кроме тебя самой, этого не сделает. Она, проницательно изучив его темные глаза, кивнула и, медленно переведя дыхание, отвернулась от мужчины, чтобы привести раскрасневшееся лицо в порядок. Он был прав, ей давно надо отпустить прошлое, в котором она не была повинна, но это было так тяжело. Воспоминания зацепились за нее, будто клещ, и пили временами все соки, отравляя ее нынешнее существование, позволяя совершать ошибки снова и снова. — Ну, это… — постояв с минуту, Наумова все-таки обернулась к Олегу и криво улыбнулась, — удачи там, на задании, каково бы оно ни было. — Да. Спасибо. Ты тоже береги себя, и особо не контактируй ни с кем. Так будет лучше. — Ага… — Аня неуверенно махнула рукой, намекая, что Волков может идти. Он постоял несколько секунд, не решаясь оставлять ее одну, но все-таки двинулся к выходу, специально медленно, будто чувствуя, что девушка еще хочет что-то сказать. И она сказала, боязливо подавшись вперед, разрушая в воздухе колючую неуверенность. — Олег… Береги себя, и возвращайся невредимым, пожалуйста. Он обернулся к ней, замерев у прохода. Воспоминания о том, как она говорила ему точно такие же слова тогда, на перроне, перед тем, как отбыл поезд, заставили его губы расплыться в грустной улыбке. Тогда Олег понимал, что не вернется, так что ему пришлось нагло обмануть подругу, успокаивая ее словами. Но нет, сейчас он был с ней полностью честен. — Вернусь, обещаю, — тихо ответил он, качнув головой на прощание. Перед тем, как отвернуться, он увидел ее мягкую улыбку и блестящие в темноте от слез малахитовые глаза.***
Тогда Она бежала не разбирая дороги. Ветки больно били по лицу; ноги, в любой момент грозящиеся потерять равновесие, скользили по ледяной нечищеной тропе, уводящую в глухие заросли. Вдалеке слышался грозный лай пса, заставляя Аню закричать, от страха и отчаяния: — Князь! Стой, кому говорю! Ко мне! — Ее слабый голос так и тонул в кромешной темноте, явно не успевая долететь до бегущего животного. — Князь! Наумова уже не понимала, где они находятся. Уж точно не рядом с магазином, где оставил их дед. Ну почему именно сейчас этот дурной пес решил дернуться следом за какой-то кошкой? Мысли об наказании со стороны Сеппа, пребывающего в последнее время в самом отвратительном настроении из-за сорванных сделок и подорванного завода, заставляли девочку стонать от отчаяния и бежать быстрее, насколько это возможно. Заметив мелькнувший впереди хвост, Аня в очередной раз совершила прыжок для ускорения, но вместо этого налетела ногой на скрытый под снегом пень. С вскриком грохнувшись на землю, она тут же вскочила, стараясь не обращать внимание на тянущую боль в лодыжке, кидаясь через кусты на свет фонарей. Она услышала визг и глухой удар, когда потрепанный жигули на полной скорости врезался в пса, стремительно пересекающего дорогу. Его тело изогнулось от сокрушительного удало, отбросив его вперед на ледяной асфальт, и, тут же попав под стремительно крутящиеся колеса, крутанулось один раз, второй, виляя из стороны в сторону. Хруст за хрустом, животный, полный страдания, визг за визгом, намотанная на колеса шерсть, сгустки крови, окропившие землю, удар о капот. По инерции пса отбрасывает назад, а машина, набирая скорость, скрывается за поворотом между домов. Аня, испуганно прикрыв рот рукой, с несколько секунд смотрела с ужасом на распластанное и не шевелящееся тело пса на середине дороге, боясь даже пошевелиться. Но вот, он дернул лапой, безуспешно пытаясь пошевелиться и тихо завыл, заставляя выйти хозяйку из транса. — Князь! — Не раздумывая о собственной безопасности, девочка кинулась через дорогу к псу. Поскальзываясь на плотной корке льда, она упала прямо перед ним на колени и тут же крепко схватила его под шкирку, в надежде подтащить к себе, прочь с дороги. Он тяжело дышал, из широко раскрытой пасти текла тоненькая струйка крови. Задние лапы были полностью изуродованы: вывернуты в другую сторону, с торчащими наружу костями, покрытые плотным слоем грязи. Кровь, из чуть ли не оторванных лап, стремительно распространялась по дороге, сияя на корке льда в свете луны и слабо работающих фонарей. — Нет-нет-нет, боже мой. Что делать? Князь? Князь! Он не среагировал на нее, просто не смог. Все тело пса было парализовано, а грудная клетка практически прибила легкие к позвоночнику, из-за чего он не мог дышать. Наумова оглянулась по сторонам, крепче сжимая дрожащими пальцами грязную шерсть. Вокруг не было никого, кто мог бы ей помочь, она одна. Слезы, резко хлынувшие из глаз, сдавленный плач, вырывающийся из ее груди ничем не могли ей помочь. — Кто-нибудь! Помогите! Пожалуйста! — кричала она в пустоту, с отчаянием сжимая грязную шкурку. — Помогите! Князь, из последних сил, осторожно уткнулся носом ей в ногу, заставив замереть и посмотреть в его затухающие глаза. Она видела по его взгляду, что ему не было страшно; сам он постепенно тускнел, сначала перестал трястись, затем пронзительно больно стонать, только тяжело дышал, с каждой секундой все тяжелее и слабее. — Нет-нет! Я тебя вытащу, я тебя унесу! Не оставлю здесь! — Наумова подложила руки под его тело, стараясь как можно меньше травмировать грудь и попробовала поднять, но тут же упала, под тяжестью веса. Она услышала омерзительный чавкающий звук, не обратила на него внимания, вновь постаралась оттащить Князя, привалившегося к ее телу. Так она, падая и поднимаясь, несла его, пытаясь не смотреть на тянувшийся за ними след крови, постоянно бездумно повторяя себе под нос успокаивающие слова. — Все будет хорошо, я тебя вытащу! Я рядом с тобой, я с тобой! Аня, вновь поскользнувшись, с криком упала на дорогу, неосознанно выпуская из рук пса, сильно ударившись затылком о дорогу. Ослепленная болью и слезами, хлынувшими с новой силой, она перевернулась на живот и, изучая руками окружение, попыталась найти Князя. Вот слева кровавый след, заставивший ее прикусить губы, а справа промерзшая земля и склон, ведущий к кустам, из которых она ранее выбежала. Протянув руку дальше и прищурившись, Наумова различила силуэт пса, раскинувшегося на дороге. Она подползла к нему, желая вновь понести дальше, но только руки коснулись Князя и подтащили к себе, девочка замерла с шоком уставившись на безвольное тело в ее руках. Его шея, лапы, да и само туловище покачнулось и выскользнуло из ее рук, с глухим хрустом рухнув на землю. Разинутая пасть, высунутый язык и абсолютно тусклые пустые глаза, уставившиеся точно на нее. — Нет… — прошептала Аня, не веря происходящему, продолжая смотреть на него, боясь пошевелиться. — Нет… Взгляд медленно опустился на дрожащие руки. Скользкие, покрытые горячей вязкой кровью, стекающей струями вниз на землю. Волоски шерсти, неосознанно вырванные из шкуры пса, полностью покрыли ее одежду, заставляя сильно чесаться. Аня не слышала собственного голоса, но она рыдала, громко, навзрыд. Слезы, не переставая, текли, смешиваясь с грязью и пятнами крови на ее лице. — Нет… — Наумова поднялась на ноги и привалилась к безжизненному телу, крепко обхватывая его. — Я тебя оттащу, принесу домой. Я тебя здесь не оставлю, не оставлю! И она вновь его потащила, думая, что все еще есть возможность его спасти. Теперь ее пальцы впились не только в податливую шерсть, но и в кожу, которая с каждой секундой становилась все жестче и холоднее. Не отставлю. Не оставлю тебя здесь одного. Ей было больно, невыносимо холодно, голова ныла от пронзительной мысли и постоянно стучащих мыслей, но нести пса продолжала, спотыкаясь и поднимаясь вновь. Она не знала, правильно ли идет, но она шла, не зная сколько, не зная как, но шла, цепляясь за мертвое тело родного друга. Наумова была настолько поглощена процессом и оглушена собственными мыслями, что не услышала, как ее звали. — Аня! — Мужчина с силой потянул ее на себя, заставив выронить Князя из рук и завыть ее с новой силой. — Совсем с ума сошла?! Ты куда убежала?! — Я не могла его оставить! — закричала она, резко обернувшись на говорящего. Дед, отшатнувшись от ее потрепанного вида, уставился на заплаканное лицо. — Я говорила ему, что вытащу его! Я донесу его до дома, донесу! Я его здесь не оставлю! — Только когда девочка снова вцепилась в окоченевший труп, Николай заметил его. Покореженное испачканное тело Князя, он узнал его по окрасу. Аня продолжала кричать, будто пытаясь саму себя уверить в сказанном. — Я пыталась его остановить! Пыталась! Но он бежал, не слушал меня! Перебегал дорогу, когда… когда… — Все, хватит! — Дедушка слишком резко дернул внучку за руку, отцепив от пса. — Мы идем домой, хватит этих соплей! — Нет! Я его не оставлю! Не оставлю! — Аня попыталась вырваться из крепкой хватки, но получила лишь крепкий подзатыльник за сопротивление, из-за чего с новой силой заревела. — Домой, я сказал! Перечить мне еще будешь! — Так как затрещина не возымела должного эффекта, мужчина просто поднял на руки брыкающуюся девушку, сейчас больше напоминающую несносного глупого ребенка, и молча понес ее прочь, игнорируя ее крики: — Нет! Я его не оставлю! Я его не оставлю!***
Сейчас Аня ненавидела ничего не делать и терпеливо ждать. Возможно, это и было причиной ее множественных бед, как любила говорить мама «шило в пятой точке». Или же это был невиданный поток альтруизма, решивший вырваться наружу не в самый удачный момент? Одним словом, глупость, или предательство. Тонкие пальцы крепко сжимают тяжелый поднос, нагруженный многочисленными бутербродами и бутылками воды, а ноги несут ее точно к двери, где расположились гости Разумовского. Молчаливые наемники, привычно следовавшие за ней по пятам, не удосужились проверить, что именно она состряпала, так что найти спрятанный серебряный нож под ломтем хлеба им было не суждено. Наверняка это все благодаря оказанному доверию со стороны Волкова, по этому и его служащие рядом с Аней расслаблялись, что только на руку. Один наемник, доблестно стерегущий дверь, бегло осматривает товарищей и мрачную девушку, кивает и, звякнув связкой ключей, открывает проход в комнату, разрушая тишину монотонным голосом: — Ужинать подано. Наумова точно смотрела перед собой, входя в просторное помещение. Люди наблюдали за ней со страхом, недоверием, сжатые, перепуганные чуть ли не до смерти. Конечно же были те, кто показывал смелость, не готовые вот так просто сдаться, смотрели на нее с вызовов и явным презрением. Но, как бы они не храбрились, как бы не показывали свою непоколебимость, она ощущала их страх, липкий, вгрызающийся в плоть. Ужас загнанного зверя, сидящего в клетке, готового в любую секунду кинуться на тебя, вцепиться в шею и рвать ее. Все, ради свободы. Пусть мой ножик будет для них подспорьем. Она заставила себя пройти в зал с высоко поднятой головой, точно смотря перед собой. Оставить на кофейном столике еду, ничего сложного. Перетерпеть эти прожигающие взгляды и уйти, чувствуя сожаление. Дверь закрылась также быстро, как и открылась. Аня провела рукой по лицу, пытаясь мысленно сбросить ответственность за оставленную на той стороне «передачку» и заставить себя двигаться дальше. В последнее время непонятно откуда взявшаяся усталость так и валила ее с ног, так что поспать на мягких перинах было соблазнительным планом, не сужденному сбыться. — Вас вызывает господин Разумовский к себе, — передает один из сопровождающих, прочитав только пришедшее сообщение в телефоне. — Пишет, что срочно. — Хорошо. Идем, значит, к нему, — мрачно ответила она, вздрагивая всем телом от страха, перекочевавшего на нее. Узнал ли он? Она бы не удивилась, если это было так. Впрочем, она уже привыкла в который раз заходить к нему, как на какую-то казнь, только на этот раз все было иначе. Еще на входе в комнату, когда ее оставили один на один с ним, она ощутила тяжелый аромат догорающих свеч. Она не знала из чего они были, но запах дурманил и заставлял и без того ноющую голову болеть еще сильнее. Разумовский же, одетый с иголочки, сидел за столом и, подперев голову рукой, зачарованно наблюдал за пламенем. Сначала Наумовой показалось, что он не заметил ее прихода, так что она, прикрыв за собой дверь, двинулась к креслу, потирая виски (будто бы это могло унять боль). Она нарочито громко, выражая свое недовольство, отодвинула стул, села и, еще сильнее ощутив въедливый аромат, застонала. Как же было душно. — Помнишь наш разговор, Анна? — начал тихо Сергей, с этой интонацией делового бизнесмена, не отрывая взгляда от огня. — Малюсенькая просьба. Но, кажется, кому-то просто неймется. Или же просто надоело жить? Ответишь мне? — О чем ты? — Иногда нужно построить из себя дурочку. Вот и сейчас, Наумова пыталась хорошо поиграть, вот только боль не давала это сделать, так что морщась и запинаясь она продолжила. — Я не мешала тебе… И ничего запрещенного не совершала. — То есть разговоры с Олегом на кухне о том, что я тебе угрожаю, это «не мешала тебе», да? — Золотистый взгляд мягко перевелся на девушку, заставив ее вздрогнуть. Глаза Разумовского будто впитали пламя свечи и теперь жгли Аню насквозь, вызывая непроизвольное желание впиться пальцами в собственную кожу. К горлу подкатил горький комок, заставляя ее отрицательно покачать головой. Мужчина это воспринял по-своему. — Нет? То есть, к примеру, если бы ты вела бизнес и твои подчиненные стали за твоей спиной перемывать тебе кости, опускать в глазах других людей, заставляя их сомневаться в правильности ваших действий, это пустяк? Хах, интересно. — Он улыбнулся. — Нет, Анечка, это сильно мешает делу, потому что наш прекрасный Волков стал сомневаться, а вместе с этим начал совершать кучу разных ошибок. Может, преподнести урок нашей очаровательной парочке? Наумова хотела встать, но живот свело ноющей болью, заставив ее подогнуться на стуле и прикусить губу, сдерживая тихий всхлип. Что я, черт побери, съела? — Видишь ли, мне так было интересно наблюдать за вашими душевными метаниями, что я решил в них поучаствовать. Казалось бы, только слепец не увидит между вами крепкую душевную связь. А хотелось бы еще и физическую, да? — Разумовский тихо рассмеялся, дивясь своей искрометной шутке. — Ох уж эта любовь, ведущая к постоянным проблемам. Как говорил Уильям Шекспир, «Любовь слепа и нас лишает глаз. Не вижу я того, что вижу ясно. Я видел красоту, но каждый раз понять не мог, что дурно, что прекрасно». — Что, цитируем Шекспира? Я тоже так могу! «Ад пуст, все бесы здесь», а именно один сейчас сидит передо мной! — огрызнулась Аня, шипя от нестерпимой боли. Она, вжимаясь в кресло, кривя губы и недовольно щурясь, смотрит точно на Сережу, получающего удовольствие от всей ситуации. Эта тварь мне что-то подмешала в еду. Это было очевидно, ведь так еще легче загнать сопротивляющуюся цель в ловушку. — Раз уж ты ответила цитатой на цитату, я с удовольствием посмотрю, что ты ответишь на это. — Сережа, махнув рукой за спину, где была огромный телевизор, нажал кнопку на пульте и встал из-за стола. Это было видео с камеры у клуба, хорошо знакомого девушке, с увлекательным названием «Die Versiti». Точнее закоулок, рядом с ним. — Видишь ли, я привык контролировать все… Боль и страх отступили на задний план. В одну секунду все погрузилось в абсолютную тишину. Может даже сердце Наумовой перестало биться в этот момент, когда она увидела их на экране. — Нет… — беззвучно произнесла она, — нет…***
Олег выдохнул, наблюдая за тем как мужчина, активно разговаривая по телефону, разглядывал постеры на рекламном щите. Резко поступившее час назад сообщение о новой цели с точным временем и адресом, заставило его изрядно попотеть, да и эта просьба «самолично разберись, чтобы не мешал» подлило масло в огонь. Они выбивались из графика, очень сильно, и это неимоверно бесило Волкова, как и то, что происходит сейчас. Он стоял на лютом холоде, подпирал стенку дешевого клуба у мусорного бака в темноте и наблюдал за сценой самокопания делового человека (дорогой костюм, айфон последней серии и золотые часы выдавали его с потрохами), перешедшего дорогу Разумовскому. — Лиза, ты же знаешь, что я ничего не могу с этим сделать! — Незнакомец с силой стукнул кулаком по щиту и недовольно тряхнул рукой, делая шаг назад. — Я говорил полиции, что ее необходимо искать, но они тупо повторяют одно, как ебучий попугай! «Подождите еще неделю, если не объявится, объявим в розыск». На той стороне девушка столь же эмоционально отвечала на отговорки мужчины, это было слышно по разносящемуся эху. — Я сам чертовски переживаю! Я пытался, пытался пробить ее по своим личным каналам, но ничего, пусто! Будто она сквозь землю провалилась. — Цель тяжело пошатнулась и прижалась спиной к стене. Было видно, что он говорит искренне. — Мне приходиться обманывать ее мать, понимаешь, Лиз? Чтобы… — он запнулся, — что?! Нет! Ты же знаешь, что у нее с сердцем проблемы, и если я скажу, что ее дочь… Волков взглянул на часы и выругался. Опаздывал. Если этот «бизнесмен» так еще пять минут будет говорить, то ему придется прервать столь важный разговор. — Хорошо, звони им сама, раз такая умная! — Мужчина оттолкнувшись от стены, направился в сторону наемника. — Только потом не жалуйся мне, какая у нас бездарная полиция. Все, у меня встреча! Перехватить поудобнее подготовленный лом и подождать. Похоже, избивать людей у него вошло в привычку, что вчера с ментом, что сейчас с каким-то паршивцем. Если так пойдет и дальше, то он попросит у Серого гонорар за дополнительные услуги. Удар приходится точнехонько в висок, когда мужчина идет мимо бака с мусором. Он, явно не привыкший к дракам, испуганно вскрикнул и тут же повалился наземь, инстинктивно прикрываясь руками. Кровь из разбитой брови тут же попала ему в левый глаз и заставила жмуриться, так что он толком не смог разглядеть, кто на него напал. — Ч-что вам надо?! — боязливо спросил он, не понимая происходящего. И как этот офисный планктон умудрился перейти дорогу Серому? Цель попыталась отползти, или же подняться, но Волков не позволил. Ударом ноги он вновь пригвоздил мужчину к заплеванному асфальту и ударил, не так сильно, как в первый раз. Голова болезненно качнулась в сторону и «бизнесмен» жалобно вскрикнул, с ужасом наблюдая за вновь опускающимся окровавленным ломом. Без внимания Олег не оставляет и туловище, хорошенько проходится по ребрам. С каждым ударом все больше погружаясь в процесс и наслаждаясь чавкающим звуком. На лице уже не оставалось живого места. Оно полностью покрылось синюшными подтеками и свежими ранами, из которых струилась кровь, заливавшая собой все вокруг. Сначала пытающийся хоть как-то сопротивляться, мужчина с десятого удара уходит в отключку. Но это не остановило наемника, наоборот, он с новым приливом сил принялся колошматить конечности, стараясь не оставить ни одного живого места. Он всегда доводил дело до конца. Остановившись на секунду, Олег присматривается к нему, отходит в сторону, придирчиво осматривая проведенную работу. Возможно, он излишне перестарался с гражданским, но это уже не его проблемы. — Надеюсь фоткой Серый будет доволен, — мрачно замечает он, утирая с лица пот, смешанный с кровью. Несмотря на подступающий мороз, было до невозможности жарко, а воротник бадлона сильно сдавливал шею, не давая нормально продышаться. Оттягивая на секунду липкую ткань, Волков достает из кармана плаща телефон и делает парочку кадров, тут же отправляя их Сергею.***
Несколько часов спустя Виталий нервно осмотрелся вокруг, в очередной раз тихо матерясь под нос. Не входило в его планы послеобеденного сна наблюдать исчезновение его товарищей и полностью опустевший дом. Абсолютная тишина и темнота, заставляющая его шустрее передвигать ногами. Его все это не касалось, ему необходимо было встретиться с Шутом у собора Святого Марка, договориться о времени перевозки Наумовой и уйти в закат, подальше от этого дрянного особняка и больного на голову Разумовского. Он плутал по темным коридорам, пытаясь найти проход к главной лестнице и чертовому выходу, дабы хотя бы глотнуть свежего воздуха. Было чертовски жарко, да и немудрено, все окна были плотно закрыты и занавешены, специально не пропуская ни капельки света сюда. — Твою ж мать… — прорычал под нос Витя, переходя на бег. Его не отпускало чувство, что за ним кто-то наблюдает. Что за глупости, он же наемник, чуть ли не профессиональный сыщик, умудрившийся найти связные самих Псов, а сейчас, боится какой-то там темноты. Возможно его излишняя самоуверенность и упорность сыграли ему на руку, так как входную дверь он все-таки нашел. И она даже не была заперта, что не могло не радовать Виталия. Он порывисто выскочил на улицу и замер, осматриваясь вокруг. Никого, только плеск воды, еле доносящийся гул машин и заходящее солце, отбрасываеющее на ступени последние теплые лучи. Вся атмосфера заставила его довольно улыбнуться и вздохнуть полной грудью. — Хорошо, а теперь… — Наемник сделал шаг к лестнице, но тут же удивленно замер, почувствовал затылком холод ствола. — Твою… — Договорить он не успел, за него закончил выстрел.