***
Весной две тысячи семнадцатого года квартира в одном из высотных зданий в центре Москвы гудела от веселого гомона. Широкий обеденный стол под белоснежной скатертью ломился от угощения, закуски и выпивки. Хозяева решили сэкономить на ресторане и отметить большое событие скромно и по старинке. В конце концов, откуда у обыкновенного экспедитора лишние средства на такие пышные застолья? — Горько! — скандировали гости. Невеста в белом, очень закрытом платье неохотно поднялась со стула. Повернулась к разгорячённому жениху, которому в плане выпивки было бы неплохо остановиться ещё, наверное, полчаса назад. А лучше не прикладываться вообще ни к чему, кроме шампанского. Нет, она вовсе не была против всеобщей радости. Она даже не возражала весь вечер смотреть на это сборище его друзей и сослуживцев, в котором не найти ни одного знакомого лица... Просто никто из них и понятия не имел, на что её новоиспеченный муж был способен, когда выпьет. "Дорогие молодожёны, — вдруг вспомнилось ей. — Мы поздравляем вас и желаем, чтобы этот день стал для вас самым радостным и самым важным событием в вашей жизни..." Торжественный зал центрального ЗАГСа, та же публика, что теперь, сидела за столом, ковровая дорожка под ногами. Мама не смогла приехать, и в качестве поддержки — только локоть мужа да восторженные глаза лучшей подруги. Старательные улыбки всех присутствующих для свадебного фотографа, почти приятная суета. И она сама была почти счастлива. Весна, букеты. Аплодисменты... — Ну, а теперь я прошу вас скрепить ваш семейный союз, — свадебная регистраторша сделала интригующую паузу. — Поцелуем! — Горько! — потребовал стол. Заметив нерешительность невесты, молодожён грубо притянул её к себе. Принялся целовать, угождая публике, а она думала, что от запаха перегара, усталости и стыда скоро попросту свалится с ног. Наконец, не выдержав, она упёрлась ладонями ему в грудь и отстранилась, отвернув голову. Гости испустили общий разочарованный возглас, а лицо мужа перекосилось от хорошо ей знакомой ярости. Невеста похолодела. — Мы ненадолго, — бросил он. И потащил её за собой, за полупрозрачную занавеску, на застеклённый балкон. Стол и не подумал вступиться за нарушительницу традиций, наоборот, кто-то одобрительно крикнул вслед. И звон бокалов зазвучал с прежней силой. Между тем молодожён выволок супругу на балкон, резко остановился и влепил ей пощечину. — Ты что меня позоришь? — прорычал он. — Что себе позволяешь? А? Ты жена мне или кто? Она сжалась всем телом, чувствуя, как вокруг горла смыкается хватка его пальцев. Закрыла глаза, чтобы не видеть зверского выражения лица, что почти прижалось к её собственному. Осторожно сглотнула. И в который раз за день задумалась о том, что она вообще делает? С кем связывает свою жизнь? Все её тщательно собранные доводы в защиту принятого решения теперь распадались, рассеивались, как дымок от бутылки шампанского. Нет, всё, что произошло, было не просто единичными случаями. И ей не удастся предотвратить новые. Его искажённое, чужое лицо — личина монстра, что обитал на дне бутылки. Это лицо её будущего, теперь уже нынешнего, брака. И никакие уговоры здесь не действовали. Когда он выпивал, он становился не просто невыносимым. Он был опасен. — Серёжа, — прошептали её дрожащие губы. — Ещё раз такое увижу, — угрожающе прошипел он, — и я тебе шею сверну. Поняла? Ты меня знаешь. Он уже занёс руку для новой пощёчины, как тут где-то бодро грянул телефонный рингтон. В каком-то тумане, сотканном из страха, отчаяния и безнадёжности, она едва сумела сообразить, что кто-то ему позвонил. Как же вовремя... Молодожён отпустил её, потянул из кармана телефон и отвернулся к окну. — Алло, — сердито выдохнул он. А она схватилась руками за шею, ощупала горло, спрятанное ото всех за высоким стоячим воротничком. И внезапно подумала, как было бы здорово, если бы он куда-то исчез, прямо сейчас. Не хотелось думать, на что могла быть похожа предстоящая брачная ночь... — Кто это? — недовольно спросил он. — Чего-о? И вдруг с быстрым, неслышным свистом мимо пронёсся какой-то маленький предмет. Промчался сквозь распахнутое окно, врезался в подставленную грудь молодожёна с такой силой и скоростью, что тот покачнулся, выронил телефон на плитку. И, отброшенный ударом пули, повалился назад, на занавеску и на праздничный стол. Приборы, тарелки и вазы словно подхватила лавина и с грохотом обрушила на пол, как в кино. Квартира взорвалась воплями перепуганных гостей, все стряхнули с себя хмель, повскакивали со стульев. Хозяин квартиры лежал на белоснежной скатерти, ошалело раскрыв рот и уставившись перед собой невидящими, стеклянными глазами. На его мятой рубашке медленно и грозно расплывалось яркое красное пятно. Струйка такого же цвета сочилась из уголка его рта. — Люба! — орал кто-то. — Звони в полицию! Да не стой ты, дура! У тебя мужа убили! "Убили?" Невеста недоумённо перевела взгляд на тело. Кровь просочилась на скатерть, и от осознания этого чёткого контраста в голове тихонько зазвенело. Она покачнулась и едва удержалась на ногах. Пришлось отстранённо признать, что её желание осуществилось. С желаниями вообще надо быть осторожнее. Никогда не знаешь, какое из них сбудется. И когда...***
Несколько дней спустя машина Саши Тихонова аккуратно протиснулась в ворота подмосковного коттеджного городка. Весна уже порадовала маленькие дворики зелёной листвой, озарила убывающим солнцем крыши. За два года на маленьких улочках как будто ничего не поменялось. Он подъехал к железным чёрным воротам нужного дома, но, поразмыслив, припарковал автомобиль у чьего-то забора на противоположной стороне, так, чтобы не загораживать проезд. Верх добротного загородного особняка, что возвышался над закрытой оградой напротив, строго взирал на посетителя прямоугольными окошками глаз. Жилище целиком соответствовало характеру его владельца. Здесь не хотелось заявлять о своём присутствии раньше, чем удастся настроиться на предстоящий нелёгкий разговор. — Расследовать надо по горячим следам, пока пресса вонь не подняла, — в который раз вспомнились слова начальства. — Это же какой им подарок-то... Я прямо вижу заголовки: "Вторая кровавая свадьба в центре Москвы. Ждать ли третью?" — Работаем, Егор Александрович, — понуро ответил он. — Это не ответ, Тихонов. Нужны результаты. А результатов нет. Он вздохнул. — Если вы не справитесь, придется пойти на крайние меры. Ты знаешь, о чём я говорю... Да, в том-то и дело, что он знал. Вот почему приехал именно сюда, к человеку, который когда-то сказал, что всегда выслушает и поможет, без чинов. Этим приглашением Саша старался не злоупотреблять. Но сегодня был именно такой случай. Тем более, что дело касалось самого прокурора в отставке. Вернее, его дочери. Он уже набрался смелости для того, чтобы выйти из машины, но тут стальные чёрные ворота особняка Стекловых гостеприимно отодвинулись в сторону. Из них вышел охранник в камуфляже и, встретившись с Сашей взглядом, мотнул головой, указав на калитку. Ну и ну. Машину узнали, что ли? Спохватившись, он оставил транспорт, вошёл во двор. После поднялся на крыльцо и известил о своем приходе мелодичным дверным звонком. В ответ телевизор за стенкой убавил громкость, и разразился детский плач. — Здорово, — приветствовал гостя бывший однокурсник. — Ты, как обычно, вовремя. Ну, что в дверях торчишь? Проходи. Саша шагнул за порог, с опаской заглянул в коридор. — Ты пушку-то достань, — страшным голосом посоветовал Женя Осмысловский. — Вдруг там, за углом, — убийца-расчленитель? — Очень смешно, — фыркнул Тихонов. И, осмелев, прошёл в комнату. — Ой! Здрасьте, Андрей Сергеевич! — Здравствуй, Саш, — откликнулся прокурор и крепко пожал протянутую руку. — Ты как раз к обеду успел. Обувь снимай, проходи. Есеня! Есень! Гость вздохнул. Да, не вовремя он решил зайти. Семейных обедов в его планах не было точно. А тут ещё раздались лёгкие шаги, и из другой комнаты появилась молодая девушка с маленьким ребёнком на руках. — Саша! — обрадовалась она. — Ты откуда тут? — Ну вот, — довольно протянул Стеклов. — Вся банда в сборе. Евгений, что ты стоишь? Давай приглашай гостя к столу! Саша замялся: — Да я, в общем-то, ненадолго... По делу. Прокурор в отставке хохотнул: — Ну, будет у нас тогда деловой обед! Давай-давай! Чувствуй себя как дома, устраивайся. За столом Тихонов долго молчал, не решаясь говорить о том, зачем пришёл на самом деле. Но старший советник юстиции Стеклов и поныне был весьма проницательным. — Вот и расскажи нам всем об этом резонансном деле, — бодро потребовал он. — Вы же им теперь занимаетесь? — Да ничего интересного, — проворчал Женя, покручивая в пальцах ножку бокала. — Обычный снайпер. Угрозы. Заказ. Всё. Саша вспыхнул, но приложил все силы, чтобы его голос звучал спокойно. — Да, возможно, — произнёс он и невольно посмотрел на Есеню. — Только буквально вчера случилось новое убийство. По такой же схеме. Выстрел, точно в сердце. И опять жених. Вернее, молодожён. Он запустил руку в карман. Но потом опомнился, остановился. — Ну-ка, что там у тебя? — мгновенно насторожился прокурор. — Показывай! Давай-давай, не смущайся! Мы же тут все следователи. Да, и внук видишь, как смотрит? Тоже по стопам пойдет. Есеня при этих словах заметно помрачнела, встала из-за стола и решительно вынула малыша из детского стульчика. — Есень, ты куда? — встревожился прокурор. — Вы беседуйте, — равнодушно ответила она. — А мне ребёнка уложить надо. — Да я, собственно, Андрей Сергеевич, к вам зашёл, — смутился гость и тоже вскочил со стула. — Вы простите, что не ко времени пришлось. Спасибо за обед, было очень вкусно. — Да брось, Саш, — возразил тот, одним взглядом приказывая ему вернуться за стол. — Я же вижу, что вы буксуете. Что Быков говорит? Тихонов посерьёзнел: — Я потому и пришёл. И, умолк. Разговор, который он так долго и тщательно планировал, предназначался только одному человеку. — Ну давай, не томи, — холодно произнёс Женя, поигрывая вилкой. — Мы тут все догадались уже. Есеня замерла в дверях, поудобнее перехватывая малыша. Под прицелом взглядов всех присутствующих Саша совсем сник. — Ну, в общем... Он полагает, что здесь требуется помощь... специалиста. За столом повисла напряжённая тишина. Есеня мучительно кусала губы, не решаясь выйти из комнаты. Осмысловский сердито отбросил вилку в сторону. — В Москве сотни отделений, управление СК, секретный отдел и ФСБ. И никто не может поймать какого-то психованного снайпера, кроме моей жены! — Евгений! — одёрнул прокурор. Есеня молчала. И только сжигала Сашу угольками глаз. Даже пацанёнок у неё на руках смотрел на него неодобрительно, насупив крошечные бровки. — А мне кажется, — вдруг произнёс Стеклов. — Это дело не такое простое и ещё может принести сюрпризы. Её взгляд, направленный на гостя, становился нестерпимо пристальным. Наконец, после этих слов, она перевела его на отца. Тот поморщился. — В самом деле, Есень, — пробормотал он уже не так уверенно. — Может быть, поможешь? Она едва нашла в себе силы помотать головой. — Ну смотри, — отец отчего-то обиделся. Женя резко встал из-за стола, буркнул: — Спасибо. Посидели. По-семейному. И прошёл мимо жены в двери. Та посторонилась, пропуская его, но осталась. Саша хотел вторично вскочить на ноги, чтобы предотвратить назревающее семейное разногласие, но Стеклов одним взглядом удержал его на месте. — Я Быкову уже всё сказала, — пробормотала Есеня, сдвигая брови. — Меня это не интересует. — Однако с твоей особой... подготовкой, — возразил Стеклов. — Будет просто... нерационально похоронить себя заживо. Ты — уже настоящий, оперившийся следователь. Пора, пора становиться на крыло. Хватит прятаться в тени покойника. Саша на миг утратил дар речи. Прежде он ещё никогда не слышал, чтобы прокурор разговаривал с дочерью так жёстко. Особенно учитывая всё то, что ей пришлось пережить. Прозрачное, хрупкое лицо Есени побледнело ещё больше, черты и небольшие угловатости скул, особенно теперь, не прикрытые длинными прядями волос, сразу как-то обозначились, губы сжались. Она прижала ребёнка к груди, как куклу, в каком-то бессознательном жесте — просьбе о помощи и защите. В её чёрных глазах на миг блеснули две капельки. И тут же пропали. У Саши остро сжалось сердце. — Папа, — умоляюще и вместе с тем с затаённой ненавистью прошипела она. — К тому же, — будто, не заметив её реакции, продолжал прокурор. — Подумай. Ты посидишь клушей ещё года два, ну, три. А, что потом? Нюх притупится, навыки подзабудутся. Как ты собираешься возвращаться на службу? Прокуратуру надо было выбирать в свое время, а не в следователи идти. Есеня закусила губу. Её глаза метали такие молнии, что Тихонов вздрогнул и упёрся ботинками в пол, готовый вскочить в любую минуту. Он видел, что вот-вот из этих глаз должны были брызнуть слёзы. — А Быков предлагал тебе штат, финансирование, — с таким же спокойствием и уверенностью, продолжал прокурор. И обратился к поражённому Саше: — И предлагает до сих пор. Предлагает? Тот понуро кивнул. — Ну, вот. Соглашайся, даже не думай, — Стеклов азартно потёр руки. — За ребёнком присмотрит няня, да и я подхвачу когда-никогда. Думаю, Женя против не будет, если в вашем отделе появится такое талантливое пополнение. — А меня, типа, спрашивают, — донеслось из соседней комнаты. — Евгений! — строго произнёс Стеклов. — То, что ты стал моим зятем, не означает, что теперь ты можешь запереть мою дочь в четырех стенах! — Гоняться за маньяками, да не простыми, а особо изощрёнными — другими наш отдел не занимается — вы считаете лучшей альтернативой? Женя появился в проёме, бережно взял сына из подрагивающих рук супруги. Та как будто этого не заметила. — Я против, — заявил он. Стеклов отмахнулся: — Это мне известно. Саша вынул из кармана стопку фотографий, на которых отчётливо выделялся красный цвет, и, помедлив, протянул их прокурору. Словно, для того, чтобы смутить гостя ещё больше, ребёнок от тихого хныканья перешёл к басовитому плачу. — Я пойду, — упавшим голосом произнёс Тихонов. Голубые глаза Жени насмешливо сузились. — Я тебя провожу, — вдруг вызвалась Есеня. И решительно прошла за Сашей в прихожую и за порог. — Хороший у тебя мальчишка. Симпатичный, — одобрил тот, когда они вдвоём подошли к калитке. — Как зовут? Она почему-то смутилась. После ответила: — Витюша. — "Победитель", — заметил этот специалист по лингвистическому анализу. — Виктор, Виктор, Виктор... Подожди, — он насторожился. — Это ты его, что... в честь... Есеня торопливо прижала палец к губам. Попросила: — Ой, ну хотя бы ты не начинай, пожалуйста! Всем здесь известно это... отчество... А мне просто... имя понравилось, — она вздохнула. — Пофиг на всё... Тихонов с горечью отметил выражение её глаз. — Извини, — тихо сказал он. — Зачем, Саш? — спросила она. — Зачем опять всё это? Тот опустил голову, изучая рисунок плитки под ногами в лучах уличных фонарей. — У меня почти получилось... забыть, — продолжала она глухо. — Забыть его, работу, всё, что произошло. А теперь отец будет настаивать, чтобы я вернулась. Да они оба считают, что я слишком засиделась дома! И Быков тут ещё, в набор... Саша удивился: — У тебя же маленький ребёнок! А ты — его мать, с ним сидишь. Что тут непонятного? Она невесело усмехнулась. — Проще ребенка с няней оставить, чем с такой хреновой матерью, как я. Которую и подпускать к нему нельзя. Близко. Тихонов нахмурился: — Что ты такое говоришь? Это же не так! Глубокие чёрные глаза в темноте сверкнули огоньками слёз. — Ты ничего не знаешь! — прошипела она. И резко захлопнула створку калитки перед ошеломлённым гостем.***
Ничего хорошего в тот вечер уже не было, и не случилось. Витюша рассыпал по полу кубики, отказываясь строить с Женей башню. Тот был непривычно мрачен и молчалив — видимо, его настроение передалось и ребёнку. В конце концов малыш закапризничал, а потом и вовсе разревелся. Так что пришлось брать его на руки и укладывать спать пораньше. Всё равно предстояла обратная дорога, и в машине он всегда просыпался. — Папа, — бессильно произнесла Есеня, когда зашла в кабинет перед самым отъездом. Стеклов сидел за столом, сжав кулаки на полированном дереве, в кромешной темноте. Это зрелище вдруг напомнило дочери дни прошлого, которые она так старалась забыть. И вновь, как тогда, впереди был тяжёлый разговор, в котором они, скорее всего, не смогут найти общего языка. Есеня подошла ближе, на ощупь отыскала выключатель настольной лампы. Вспыхнул свет, но отец остался сидеть такой же неподвижной тенью. На дочь он даже не взглянул. Та приблизилась, облокотилась на стол перед ним. Спросила сухо и холодно: — Зачем? — А ты не догадываешься? — ответил он, не меняя устремлённого в никуда взгляда. — Просвети. Стеклов непримиримо молчал. Тишина становилась тягостной, но Есеня упрямо сжала губы. Она хорошо знала отца и просто ждала, пока он не выдержит напряжения первым. Наконец, он взглянул на неё, буркнул: — Ты всё слышала. — Я не думала, что ты говорил всерьёз, — она покачала головой. — Ты просто не мог говорить всерьёз. После того, что случилось. Что ты сделал... Он вздрогнул. Она молчала об этом уже год с небольшим, хранила, как обоюдоострый клинок, бритву, которой могла легко пораниться сама. И думала, что ей не придётся пускать её в ход. Но теперь отец не оставлял другого выбора. — Что ты делаешь... сейчас? — прошептала она. — Спасаю, — тихо ответил он. — Кого? Неужто меня? Стеклов резко отодвинулся на стуле, встал и в свою очередь навис над поверхностью стола. — Погляди на себя, — хриплым шёпотом произнёс он. — Думаешь, мне легко каждый день смотреть на то, что он с тобой сделал? В кого он тебя превратил? Снова и снова возвращаться в памяти к... Он с силой сжал кулаки, умолк. Так и не произнёс имени той, что с лёгким укором смотрела на отца и дочь из потемневшей рамки. Они взглянули на фотографию одновременно. — У неё был выбор, — глухо сказала Есеня. — Я теперь это понимаю. — Нет, не было, — возразил прокурор. — У него был. И он убил её. А я убил его. Вот так просто. Она задохнулась, но удержала себя в руках. — Ты бы стала такой же, — скребуще продолжал Стеклов. — И когда-нибудь однажды мне пришлось бы тебя хоронить. Так же. Неужели ты этого не понимаешь? — Если бы ты не сделал того, что ты сделал, не пришлось бы меня хоронить. И беспокоиться об этом. Отец воззрился на неё с ужасом. — Ты меня пугаешь. Ты что, мне мстишь теперь? Есеня устало вздохнула. — Нет. Зачем? Тогда каждый поступил так, как считал правильным. Ты, Быков... — у неё презрительно изогнулись губы. — И Меглин. Она промолчала. Стеклов тяжело дышал. — Зачем же ты настаиваешь, чтобы я вернулась на службу? — наконец, спросила дочь. — У меня новая жизнь. Ребёнок. За этот год почти удалось забыть... Она опустила глаза, не договорив. Отец с щемящей нежностью отметил тёмные круги под ними — следы невыплаканных слёз. — В том-то и дело, что почти, — заметил он. И, протянув руку, осторожно вытер ей щёку. Есеня отшатнулась с затаённой яростью. — То, что ты прячешься в декрете, как в ракушке, не поможет тебе ничего забыть, — проговорил он. — Наоборот, ты только варишься во всём этом. Видишь плохие сны. Она саркастично усмехнулась. — Ты полагаешь, если я возобновлю общение с кровавыми маньяками, то мой сон улучшится? Я только ближе подойду к краю... Стеклов вздрогнул. И предпочёл не услышать последнюю фразу. — Никто не просит тебя залезать туда с головой, — заявил он. — Осмотра места и общения со свидетелями для Быкова будет вполне достаточно. Метод Меглина, в числе прочего, подразумевает аналитическую работу, в основном лишённую каких бы то ни было вспомогательных средств. Пусть даже он тебе и недоступен в полном объёме... По крайней мере, я хочу на это надеяться. Есеня опустила голову, отвернулась. — Я же вижу, как тебе плохо, — с болью продолжал отец. — Год прошёл, а тебя всё так же можно спокойно укладывать в гроб! Но он умер, Есень! Он умер, а тебе надо жить! Жить ради ребёнка, ради своей семьи! Ради всех нас! Дочь зажмурилась, со злостью сжав кулачки. И зубы. — Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — выдохнула она, не оборачиваясь. — Потому, что больше ждать нельзя, — строго заявил он. — Хватит. Ещё немного, и ты сойдёшь с ума. Только работа, Есень. Только работа может спасти. Та зажмурилась ещё крепче, изо всех сил сопротивляясь желанию закрыть уши. — Чем быстрее ты выйдешь, тем быстрее сможешь переключиться, — неумолимо продолжал отец. — Сперва всё вернётся, обрушится на тебя. Но потом всё уйдёт. И на этот раз — навсегда. Он с тихим шумом рассыпал по столу ту стопку фотографий, что принёс Саша. — Смотри! Что видишь? "ЧТО ВИДИШЬ?" — эхом повторил в ушах рокочущий голос, который она безуспешно пыталась забыть. Есеня нехотя повернулась. В глазах зарябило от красного цвета. Зрение с упрямым любопытством уцепилось за каждое фото. Общие планы, крупные планы. Пулевые отверстия рядом с пёстрой служебной линейкой. "Ты взял меня, чтобы потом пост передать?" — вспомнила она разговор с наставником на ступеньках клиники Бергича. Поморщилась и решительно сгребла карточки в стопку. Стеклов вопросительно глядел на неё. — Хорошо, — вздохнула она. — Я подумаю.***
— История с убийствами в Москве получила вчера шокирующее продолжение, — взволнованно докладывала журналистка в камеру. — В гостинице "Аракс", на северо-востоке столицы, был убит ещё один молодожён. Представители Следственного Комитета пока не дали официальных комментариев на вопрос, связаны ли эти убийства между собой? Мы продолжаем следить за развитием ситуации и... Быков сердито надавил на пульт и оборвал поток криминальных новостей. Телевизор погас, главная тройка сотрудников спецотдела СК как один уставились на полированный стол. Есеня невольно вздрогнула, краем глаза проверила реакцию соседей. Саша, как обычно, принимал изворотливость преступников и проколы рядовой полиции на свой счёт и заливался виноватым румянцем. Женя же, хоть и держал глаза опущенными, чувствовал себя удивительно свободно перед этим живым айсбергом. Да, к новому начальнику ещё предстояло привыкнуть всем. Между тем Быков сосредоточил свой замораживающий взгляд на майоре Осмысловском, и тот почтительно поднялся со стула. — Ну, чем ты меня порадуешь? — Убийца — профессионал, — похожим, остуженным тоном начал Женя. — Убивает только женихов, невест не трогает. Все браки регистрируются в центральном ЗАГСе. Удалось установить, что перед убийством жертвам звонили по телефону. Есть запись. Он положил айфон на середину стола, и из колонок донеслось: — Счастливчик ты. Всё у тебя в жизни сложилось, всё срослось. А ты не думал, что рядом другие есть, кому не так везёт? Не хочешь поделиться? А то одним — всё, а другим — ничего. Одним — счастье с пальмами, а другим — на снег смотреть всю жизнь. А может, они тоже хотят счастья с пальмами?.. Быков дотянулся до источника звука и резко прервал запись. — Ещё один такой выпуск новостей, — процедил он, — и будет вам "счастье с пальмами". Касается всех. Работайте! Сотрудники специального отдела СК понуро поднялись со стульев и потянулись к выходу. — Сань! — окликнул Осмысловский, когда все трое вышли в коридор. И едва супруга и бывший однокурсник обернулись, шутливо чиркнул пальцем по своей шее. Есеня поморщилась и удивительно сильно потащила нового напарника к выходу, за собой. — У меня машина на парковке, — выдавил тот, когда они оказались на улице. Но она выразительно пискнула сигнализацией и кивнула на свой серебристый "Рендж-Ровер": — Забирайся. Тихонов послушался, явно нехотя и скрепя сердце. Но если он думал, что всё дело было в его неказистом "Фольксвагене", то он ошибался. Просто ей как никогда хотелось побыть за рулём, почувствовать, что она может контролировать хоть что-нибудь. К тому же ездить по местам преступлений кортежами было непрактично. — Куда сейчас? — понуро спросил Саша. — По порядку, — ответила она. — Говори адрес первой жертвы. Когда добрались до места, Есеня на миг невольно запрокинула голову, пытаясь среди ряда зеркальных окон разглядеть тот самый балкон. — Скажите, у Сергея были враги? Новоиспечённая вдова, удручённая и заплаканная, сидела на диване в гостиной и то и дело посматривала на голый обеденный стол. А рядом с ней пристроилась пожилая женщина — её практически зеленоглазая копия. Траур делал обоих ещё бледнее, чётко обозначив одинаковые круги под глазами. Злосчастная невеста покачала головой, прошептала: — Нет, какие враги. Вы что? — А у вас, может быть? — Есеня покосилась на напарника. — У вас перед свадьбой ухажёров много было? Предложений других? Может, ревновал кто? Пострадавшая, как и её мать, с одинаковым изумлением, уставились на гостей из СК. — Нет, — шмыгнула носом молодая вдова. — Только Серёжа сам очень ревнивый был. Я не могла спокойно по улице пройти, сразу... устраивал. Есеня насторожилась: — А что он устраивал? Вдова пожала плечами. — Ну, разборку. Я не понимаю, при чём тут... — Он вспыльчивый был? — уточнила Есеня, ещё не вполне понимая, чем ей может пригодится подобная информация. — Немного, как все. — А у него? — оживился Тихонов. — Может быть, он с кем-то встречался? Месть? Хозяйка квартиры обвела посетителей поражённым и укоризненным взглядом. — Я не понимаю, — плаксиво произнесла она. — Что вы за люди? Вам на мёртвого легче валить, что ли? Уходите! — Уходите! — вторила её утешительница. — Видите, вы доводите её! Уходите! Любочка! — она обняла дочь, прижимая к себе. — Я же тебе говорила... Ну, всё, всё... Скоро поедем домой... Её голос перешёл в едва слышный шёпот. Раздался сдавленный всхлип. — Хорошо, — вздохнула Есеня. — Но на время следствия с отъездом придётся повременить. Мы к вам вернёмся. Когда они спустились к машине, она не сразу села за руль. Открыла дверь, но, шагнув ближе, стоя, облокотилась на крышу. Увы, для того, чтобы пристроить на локти ещё и подбородок, её внедорожник не годился — сильно превышал по высоте старенький голубой "Мерседес". Напарник задержался тоже, поразмыслив, скопировал её позу с пассажирской стороны. — Ну, давай, — протянула Есеня. — Хвастайся. — В смысле? — Ну, ты уже дней пять этим делом занимаешься? Говори, до чего успел додуматься. Тихонов поджал губы. После указал на громадину высотки неподалёку. — Ну, я сразу понял, откуда стреляли. Из этого недостроенного здания. Лучшего места не найти. — А с чего ты взял? — усмехнулась она. — Я на разряд сдаю по спортивной стрельбе, — пояснил он. — Так вот, я бы оттуда стрелял. Эксперты подтвердили такую возможность, правда, гильзы не нашли. Наш снайпер предусмотрительный. С собой унёс. Я бы сделал так же. — Да ты вообще опасный парень, Сань, — не удержалась она. И посерьёзнела: — Я не об этом. Как ты думаешь, зачем он их убивает? Тихонов помолчал, наморщил лоб в такой знакомой гримасе отличника. — Не знаю, — наконец сказал он. — Мстит. Ревнует. Запугивает невесту или кого-то из родственников? Выполняет заказ... А зачем вообще убивают? Кто бы знал... Он вздохнул. — Два мотива всего. Власть и похоть, — отрешённо повторила она слова, когда-то сказанные ей самой. — Остальные сводятся к этим двум. Саша словно расслышал в них нотки сурового низкого баритона и почтительно промолчал. Как и не стал грубо возвращать напарницу оттуда, куда в один миг улетели все её мысли. Подождал, пока с её глаз спадет туманная, почти неуловимая дымка. — Если знаешь мотив, считай, ты почти уже раскрыл преступление, — заметил он чуть позже. — Жаль, только, о причине своих поступков нам обычно рассказывает сам убийца. В тюрьме. Есеня прикусила губу. Напарник явно имел в виду обычных рядовых коллег. Нет, ей посчастливилось пройти стажировку и проработать полгода у совсем другого человека. Следователя от бога... или от самого дьявола? С тем, кто спокойно и с расстановкой рассказывал мотивы маньяков им самим — за пару минут до того, как твёрдой рукой завершить их земной путь... Она вздрогнула, силой отогнав подобные мысли. К счастью, напарник никогда не узнает, чем занимался Меглин на самом деле и чему он же заставлял следовать свою единственную ученицу. Это была только их тайна. Её и наставника. Страшная, обагрённая кровью и вместе с тем удивительно ей понятная. — Может, всё-таки заказ? — с надеждой предложил Саша. — Ну просто совпало всё вот так. Помнишь, он же "поделиться" просил? — Красиво, но только четыре убийства по одной схеме — это уже не совпадение. Это "серия", — она внимательно посмотрела на него. — Что видишь? Саня честно признался: — Ничего. Есеня вздохнула. — Вот и я о том же. Ладно, — она хлопнула по крыше ладонью и нырнула в машину. — Поехали! Что якоришь? У нас ещё три адреса, а после — морг и ЗАГС. С такими темпами мы и до вечера не управимся. Ну? — Слушаюсь, шеф, — шутливо ответил он.***
— Можно? Заведующая центрального ЗАГСа проработала на своем месте столько лет, что, казалось, по одному стуку в дверь кабинета могла определить личность посетителей. Через секунду её догадки подтвердились: в приоткрытую створку протиснулся молодой голубоглазый блондин. Его стук был вежливым и тихим. Что касалось его спутницы, то девушка являла собой полную противоположность: заглянула без стука, через его плечо, а после и вошла, стремительно и распахнув настежь обе двери. Короткая стрижка, поджатые губы. Одно слово, стерва. Конечно, противоположности притягиваются, но профессиональное чутьё позволило усомниться в том, что эта пара пришла по адресу. На всякий случай хозяйка кабинета решила уточнить: — Молодые люди, а вам не сюда. Записываться — в двести первый. Странная пара переглянулась между собой с одинаковым изумлением. — А, — наконец сообразила девушка и на миг критически осмотрела спутника. — Мы... Нет, мы не пара... Слава богу... И раскрыла удостоверение. — Следственный Комитет. — Так, — смутилась заведующая. — Я же вашим коллегам уже всё рассказала. — Так то были оперативники, а мы — следователи, — пояснила Есеня. И присела на край стола. Хозяйка кабинета развела руками с видимым раздражением: — Правда, я не знаю, чем вам ещё помочь. — Послушайте, — сказал Саша. — Все жертвы регистрировались у вас в ЗАГСе... — Ну и что? — раздражения в её голосе заметно прибавилось. — А ещё они огурцы при жизни любили есть. Но вы же не идёте на рынок, правда? Саша залился румянцем, а Есеня решила вступиться за напарника. Кашлянула, обратив на себя внимание, и строго сдвинула брови: — Простите? Заведующая смутилась, пояснила: — У нас тут по сто пар проходит за день. Ну, ладно, — она согласно сложила руки перед собой. — Спрашивайте, я готова. — Убийца заранее готовил место обстрела, а, значит, знал план свадьбы, — произнесла Есеня и задумчиво прошлась по комнате. — Подумайте, кто бы из ваших это мог быть? Заведующая помотала головой: — Нет, из наших это точно никто не мог быть. — Ну, хорошо, — терпеливо продолжала Есеня, одновременно окидывая взглядом комнату и размышляя о возможных версиях. — Не из ваших? — Не из наших... Да кто угодно! И тамады, и фотографы. Свадебные агенты. Прокат лимузинов, опять же. Вот, пожалуйста. Контрагенты, — хозяйка кабинета вытащила из ящика стола папки с каталогами и выложила перед посетителями. — Изучайте. — Посмотрим? — сухо осведомилась Есеня. — Конечно, — заведующая вздохнула. — Бедные вы. — Почему? — удивился Саша. — Да потому, что это кто угодно мог быть. Кто угодно мог выяснить, где и когда они отдыхали. Это же молодожёны. Они вообще ничего не скрывают. Они, наоборот, трубят! Самый лучший день в жизни! — Саш... Есеня взглядом указала на свободный стул напротив себя, и когда Тихонов сел, придвинула к нему большую часть каталогов. Напарники погрузились в работу, однако вскоре пришлось признать правоту заведующей. Было проще отыскать иголку в стоге сена, чем тратить время здесь. В машине она подавленно сказала: — Если бы мы только знали, кого нам искать! Неужели нет никаких зацепок? Что-то общее у всех четырёх? Саша покачал головой. Она вздохнула: — Значит, придется ждать новый труп. — Да ты что? — ужаснулся напарник. Она молча завела мотор, размышляя, куда отправиться дальше. Укороченный день уже помалу подходил к концу. Может быть, пора закончить бесплодные поиски? В конце концов, утро вечера мудренее. — Слушай, — вдруг предложил Тихонов. — Едем ко мне? Она невольно округлила глаза и едва сдержалась, чтобы не прыснуть: — Не поняла, сейчас?.. — Да нет, что ты! — он замахал руками. — Я просто материалы к себе взял, чтобы дома работать. — Помогло? — ехидно поинтересовалась Есеня. — Не очень, — признался он. — Просто... Быков сказал, чтобы я тебе всё передал. Но я не успел. И он покраснел. Ей вдруг отчего-то стало смешно. Вспомнились события прошлых дней, только не тревожная стажировка, а учеба трёх однокурсников на юрфаке академии. Где теперь был весь их курс, куда разлетелись? По каким прокуратурам, адвокатским конторам и судам? Она не знала. Рядом остались только Женя и Саша, её верные рыцари, связанные с ней в том же неразрывном клубке, в котором, как в смертельной ловушке, оказалась и бедняжка Анюля. Её лучшая подруга, первая кровь и одна из главных причин, по которым пришлось поддаться на уговоры отца и Быкова. Опомнившись от своих мыслей, Есеня сообразила, что уже безнадёжно прослушала всю пояснительную речь. — Нет, я же всё понимаю, — бормотал напарник, опустив голову. — Ты не думай... Я... Если хочешь, я всё привезу. Тебе домой привезу, ладно? Или ты в машине посидишь, а я вынесу? Есень... Та повернулась к нему с задорной улыбкой. Брякнула: — А поехали! Оказалось, она ещё хорошо помнила его адрес. Квартира бывшего отличника и гордости всего факультета порадовала тем же строгим порядком, что встретил её здесь год назад. И на главной стене всё так же висела большая доска, на которой Саша рисовал стрелки и писал вопросы, что сходились к одной дразнящей надписи в центре: "Ты меня не поймаешь"... Теперь на ней висели следственные фотографии убитых женихов, а каждая короткая фраза или слово пометки оканчивались вопросительными знаками: "Заказ?", "Месть?", "Кому выгодно?" Стол неподалеку был завален раскрытыми папками и их разложенным вокруг содержимым. А ещё чуть поодаль, на полу, стояла внушительных размеров клетка, почти под потолок. Пока Есеня по периметру обходила комнату, Тихонов сел за стол и принялся перебирать мозаику из материалов по четырём убийствам. Видимо, для того, чтобы с порога заверить её в заявленных и самых чистых намерениях. — Ну вот, — сказал он, отыскав нужное заключение. — Снайпер использовал винтовку СВД, калибра семь шестьдесят два. Работает с высоких точек. Сейчас же стройки повсюду, доступ лёгкий, не мешает никто. Профессионал. Один выстрел — один труп. Скорее всего, военный. — Или охотник, — предположила Есеня. — Винтовка засвечена? — Выясняем. Её приближение вызвало тихий предупреждающий скрип у обитателя клетки — забавного и огромного угольно-чёрного какаду. Необычный цвет оперения как будто визуально увеличивал его и без того большие круглые глаза. А ярко-красные перья на внутренней стороне хвоста делали обладателя похожим на Дракулу в плаще с кровавым подбоем. Под перезвон колокольчиков на навесных игрушках птица, размером с курицу, ловко перелезла с одной стороны клетки на другую, явно намереваясь познакомить гостью со своим внушительным клювом. — Жан, Жан, Жан! — год назад вопило это пернатое чудо, так, что у всех окружающих закладывало уши. — Только не ори, как человека прошу, — вспомнилась просьба низкого, знакомого до иголочки в груди баритона... Её губы шевельнулись в грустной улыбке. Чтобы справиться с накатившей волной чувств, Есеня возобновила путь и задумчиво провела пальцами по прутьям. — Патроны? — напомнила она, стараясь не пропустить в голос дрожь. Во второй раз за день пришлось пожалеть о том, что она послушалась отца, а теперь ещё и приходилось играть роль начальника при бывшем однокурснике! Когда хотелось просто стиснуть зубы и сжаться всем телом, словно пережидая боль... — Патрон самого обыкновенного калибра, — доложил Саша, краем глаза наблюдая за её маневрами. — Что по женихам? Напарник раскрыл новую папку, достал стопку материалов, медленно перебрал, как колоду карт. — Этот обычный человек, скучный. Не олигарх, не банкир. Экспедитор, тридцать четыре года. Правда, подожди. Вот, — он зашуршал листами. — Сидел за грабёж в девяносто восьмом. Освобождён досрочно. Дальше всё чисто, не подкопаешься. — Значит, "скучный"? — насмешливо уточнила она. — Дело его подними и проверь, с кем сидел, ага? — Есть, шеф, — вздохнул Тихонов. Повернувшись, Есеня так же медленно двинулась в обратном направлении. Жан воинственно распушил хохолок и вновь перебрался к ней. Прислушавшись к разговору, он проскрипел что-то, отдалённо напоминающее человеческую речь. — Странно, почему женихи, — рассуждал Саша. — Убивал бы невест, было бы понятно. Изменила, ну и понеслось. Хотя. Если невеста выбрала другого... И тот их разлучил... Тогда - жених, логично. Насторожившись, Есеня почувствовала на себе его взгляд, чуть более тяжёлый, чем обычно, и настроение испортилось вконец. Похоже, намёк ей не послышался. — Саш, — тихо попросила она. "Не начинай, ладно?" И не позволив хозяину квартиры даже открыть рот, спросила сама, подпустив в голос сухие начальственные нотки: — Невесты? — Ты видела, в истерике до сих пор. Кстати, звонок — один в один. Похоже, что запись. Увидев, что она всё ещё рассматривает узника, Саша поднялся из-за стола, усмехнулся: — Помнишь его? — Жан, — улыбнулась она. — Так точно. Он подошёл к клетке, и попугай заметно обрадовался, даже выражение его глазёнок стало каким-то воодушевлённым. Вмиг позабыв о Есене, Жан переместился к хозяину поближе и дал почесать себе шейку пальцем. — Хорошо выглядишь, — сказала ему та, с любопытством рассматривая старого знакомого. — А ведь сколько ему, так и осталось неизвестным, — заметил Тихонов. — Такие красавцы живут лет по восемьдесят, если повезёт. Как думаешь? Похоже, такое внимание понравилось птице. Жан взобрался повыше и начал длинную невнятную речь. И в этом скрипе и бормотании Есене вновь послышались отзвуки давно минувших дней. — Ты что, решил его себе забрать? — Ну, а что, — усмехнулся Меглин, не оставляя попыток угостить пернатого свидетеля сигаретой сквозь прутья. — Кто ещё пригреет сироту? — Уверен? — смеялась она. — Он — не кактус, его кормить надо. — Значит, отдам кому-нибудь, — невозмутимо отозвался наставник. — Заслуживающему доверия... — Есень... Она вздохнула, вдруг почувствовав себя неловко оттого, что Саша узнал ход её мыслей. Это было видно по взгляду, глаза у него не лгали никогда. Впрочем, это же её "хороший мальчик"... Кто ещё мог знать обо всём? О той частичке её души, в которую она не допускала даже законного мужа? И о том, как ей сейчас было тяжело... — Есень, — предпринял он ещё одну попытку. — Послушай... Та протестующе помотала головой: — Нет. Я могу работать. — Может, бросишь всё это? — настаивал он. — Я серьёзно. Не знаю, что у вас там случилось, но ты чуть... вместе с ним не умерла. Я же помню... Есеня вспыхнула и опустила глаза. Прошептала: — Ты всё прекрасно знаешь. Он промолчал. — Просто, — как во сне продолжала она. — Без него это... совсем не то. Понимаешь? И я... Я ничего не вижу. Больше ничего. Я думала, это как-то вернётся. Вот выйду, — и оно вернётся... Но нет. — Ну, материалов ещё недостаточно, — сказал Саша, сочувственно глядя на неё. — Я там тоже ничего не увидел. Зацепок никаких, ни гильзы, ни толковых свидетелей. Один телефонный звонок. Одна запись. И номер не определялся. Эксперты ещё работают, может, будут какие-то новости... — Нет, не в этом дело, — возразила Есеня. И больше ничего не сказала. Не дождавшись продолжения, Тихонов метнулся взглядом по сторонам в поисках того, на что можно было перевести разговор. Заметив попугая, просиял. — Не грусти, ладно? — попросил он. — Хочешь, штуку одну покажу? Гляди. С этими словами Саша принялся ритмично похлопывать в ладоши, а его питомец поочерёдно поднимал лапки в такт. Со вздёрнутым хохолком и маленькой головой, которой он трусил, как рок-гитарист, попугай и впрямь выглядел уморительно. Но не успела Есеня рассмеяться, как птица остановилась. И сообразив, что аплодисменты закончились, но публика не расходилась, решила продемонстрировать другие свои способности. Заскрипела, используя свой тяжёлый клюв в качестве трещотки. А после на полном серьёзе, отчётливо и спокойно выдала: — Меглин — дур-рак! Саша побледнел так, словно его ребенок устроил истерику в магазине игрушек. А после густо залился краской. — Есень... — Ты его научил, — хрипло прошептала та, чувствуя, что все усилия проходят насмарку и по щекам сползают горячие струйки. — Как и обещал. Он выставил вперёд руки, будто собирался схватить её в охапку, но всё не решался. Пробормотал: — Есень... Ты извини, а? Пожалуйста... — Саш, — гостья почти бессознательно пятилась к дверям. — Я... Пойду, ладно? Пока... И грохнула дверью, прежде чем хозяин успел её догнать. "Дура! — мысленно твердила она себе, размазывая по щекам слёзы вместе с тушью. — Дура, дура, дура! Истеричка! Уже год прошёл! Сколько можно!" Но уже ничего не могла с собой поделать. Будь он неладен, этот попугай! Эти Саша, отец, Быков! Ну почему она совершенно спокойно держалась в управлении, в морге и даже при опросе свидетелей? И так расквасилась от какого-то попугая! "Ух ты! — вновь донеслось из глубин опалённой памяти. — Да у нас свидетель есть!" А перед мысленным взором впервые за много месяцев возникли картины стажировки, красочные, полные подробностей и деталей. В частности, одна. Квартира убитой, помощницы фокусника на пенсии. Осиротевший за одну ночь Жан в клетке, гораздо более скромных габаритов, чем та, в которой он обитал теперь. И воркующий с ним Меглин, такой живой, такой невероятно милый... Этот угрюмый кактус, гроза самых жестоких убийц, эта тяжёлая, порой, даже для ученицы, рука и холодный ум манипулятора, совершенно преображался, когда дело касалось априори беззащитных существ: раненых свидетелей, старушек, детей и животных. Разве удивилась она тогда, что из всех членов оперативной группы он один задумался о дальнейшей судьбе живого существа? Вопреки всем её предупреждениям, водрузил клетку на заднее сиденье, и до самого конца рабочего дня пернатый проездил с ними, комментируя обычные рассуждения наставника своим скрипучим голосом. После, правда, ему пришлось вновь сменить владельца. В тот же вечер, когда Есеня отправилась на деловую встречу с Сашей, Меглин каким-то непостижимым образом умудрился подкинуть попугая ему. Криков было, и Саниных, и её собственных, когда "хороший мальчик" не отпустил её на такси, а вызвался подвезти на своей машине. А тут Жан неожиданно заорал на заднем сиденье. — Твою мать! — вопил Тихонов, впервые так резко изменив своей обычной сдержанности. — Это что такое?! — Жан, — оправившись от испуга, засмеялась она. — Ты что, его знаешь?! Есеня усмехнулась сквозь слёзы. А ведь Саша свою угрозу выполнил. Наставнику бы понравилось... Остановив автомобиль на светофоре, капитан Стеклова дотянулась до бардачка и вынула пачку салфеток. Макияж был безнадёжно испорчен. Впрочем, там, куда она сейчас направлялась, с ним так или иначе пришлось бы расстаться. Даже интересно, сколько у неё ещё осталось невыплаканных слёз? Зачем она ехала туда сейчас — пожаловаться либо повиниться — Есеня толком не знала. Удивительно напряжённый и оттого короткий день стремительно подходил к концу. Солнце добегало свою вечную стометровку, заглядывая в просветы между деревьями, столица оставалась позади с гудками своих бесконечных пробок. Знакомая дорога была почти свободной. Верно ли она поступила, послушавшись отца? Может, стоило всё-таки поберечь свои истрёпанные нервы и не соглашаться? Смешно, но перспектива вновь встретиться с самыми кровожадными маньяками современности и увидеть результаты их расправы над жертвами пугала её намного меньше, чем необходимость отныне отбиваться от воспоминаний. Мучительных из-за своей сладости. Этот попугай — только первая ласточка... А что будет дальше? Меглин научил её сохранять спокойствие перед изуродованными телами жертв и закалил в таком огне... Но как быть с собственной памятью, что выдавливала слёзы из глаз, - этого он ей не говорил. Наверное, потому, что сам был не в силах справиться со своей? А теперь что оставалось делать? Только признать, что его ученица стала ещё более беспомощной и научилась лгать самой себе. Действительно ли она хотела и могла его заменить? И как узнать, какое решение было бы правильным? Задумавшись, Есеня сама не заметила, как круглый нос внедорожника замер у железных ворот. Посидев так какое-то время, она собралась с духом и вышла из машины. Прошла через маленькую калитку и дальше — напрямик, сквозь больничный парк. По дороге попадались мирные психи, в одинаковых куртках поверх голубых пижам, но ни один из них не вызвал у ученицы Меглина былого страха. Она огибала их, будто не замечая. Наконец, парк закончился, путь впереди перекрыла низенькая чугунная ограда, и Есеня перешагнула через неё. А когда подняла голову, то увидела пожилую женщину. Удивительно не беспокоясь о своем безупречном пальто, женщина сидела прямо на земле, у одинокой могилы. На маленькой жестяной табличке значилось, что здесь был похоронен Меглин Р.В. А ниже стояли годы его грешной жизни. Одинокую визитёршу Есеня узнала сразу, хоть и встречала её прежде всего раз. Как и легко вспомнила её имя: Софья Зиновьевна. — Здесь хорошо, — заметила та, когда она подошла ближе. — Спокойно. Приходишь и — отдыхаешь. Есеня молча кивнула в знак приветствия и опустилась рядом на корточки. Невольно посмотрела по сторонам, на пробуждённую природу, мокрый парк. Не так давно растаял снег, умыв водой землю и темные стволы деревьев. На берёзах уже набухали почки, а кое-где даже проклюнулись. Откуда-то из-под земли пробивались крошечные зелёные стрелки, будто приветствуя первые закатные лучи. А может, с ними прощаясь? Как странно. Весна, травка, листочки... А все мысли только об этой чёрной земле. И никакого обновления в душе, никакого облегчения. "Ты не говорил мне, что будет так тяжело..." Несколько маленьких кактусов под табличкой в ответ промолчали. Сморщенные, но живые; удивительно, как они сумели пережить здесь зиму? — Знала, что ты придёшь, — сказала Софья Зиновьевна. И кивнула на зелёную бутылку шампанского и стопку пластиковых стаканчиков. Есеня усмехнулась. Как и прежде, маленький мир, с которым её успел познакомить Меглин, не уставал преподносить сюрпризы. Казалось, все эти удивительные люди существовали в каком-то отдельном пространстве, параллельном, но неотрывно связанном с нашим. Можно было уже не удивляться этой встрече, тому, что в этот обычный и не слишком солнечный вечер "любимая учительница" наставника решила составить ей компанию у его могилы. Именно сейчас, когда это так было нужно... Но невольно переведя взгляд на табличку, Есеня устыдилась. "Обычный"? Если не считать того, что сегодняшняя дата совпадала с первыми цифрами, указанными на ней. Его годовщина, о которой она почти забыла. Так вот, откуда шампанское... — Ты о нём часто вспоминаешь? — Нет, — ответила Есеня, сражаясь с запечатанной бутылкой. — Стараюсь, чтобы... не часто... — Ну, и правильно, — одобрила учительница. — Не надо жить прошлым. Надо жить настоящим. Капитан Стеклова отвернулась и прикрыла глаза, чувствуя, как из-под века медленно и упорно выползает слеза. Софья Зиновьевна выдернула бутылку из её ослабевших рук и чиркнула по фольге краем острого стёклышка. Когда Есеня опомнилась, то увидела, как та аккуратно вкладывала линзу обратно, в свои очки на шнурочке. Поймав её изумлённый взгляд, учительница русского языка и литературы невозмутимо открыла бутылку и достала из стопки пару пластиковых стаканчиков. — Ну что, — произнесла она, разливая шампанское. — Как он там говорил? За "наших"? Есеня кивнула и торопливо уткнулась в краешек стакана. "Жить настоящим? Может, поделитесь рецептом, дорогая Софья Зиновьевна?" — Твой отец был хорошим человеком, — вдруг услышала она. Возразила: — Это шутка. Он не был моим отцом. Учительница усмехнулась. И ничего не сказала, только протянула ей яркий оранжевый апельсин. — Кислый, — равнодушно заметила Есеня. — Зато полезный, — объяснила Софья Зиновьевна. — Знаешь, чего мне больше всего недоставало, когда я лежала здесь? Красок. Цвета. Преемница покойного сыщика так же безразлично наблюдала за тем, как она вновь извлекла стёклышко из очков и ловко разрезала им плотную кожуру. Внутри апельсин оказался красноватым и будто истекал кровью. Есеня подавленно взяла дольку, вздохнула — Ешь, — велела Софья Зиновьевна. — Тебе нужно. Фрукт оказался не кислым. Горьким. Есеня поморщилась, но проглотила мякоть одним махом, как необходимое лекарство. И едва поборола желание тут же стереть с рук липкие красные потёки. — Мы все совершаем ошибки. Главное: то, как мы их исправляем. — Есть ошибки, которые исправить невозможно, — глухо возразила Есеня. Софья Зиновьевна подмигнула: — Знаешь, как я своим ученикам говорю? А ты постарайся. Вдруг получится?***
Не успела она переступить порог дома, как муж окинул её взглядом, буркнул: — Годовщина? "Он знает?" — Жень, — устало произнесла Есеня. — У тебя нет повода для ревности, поверь... — Я же не ревную, — возразил тот и преградил ей путь, заглянул в глаза. — Я просто хочу тебя... утешить, поддержать. Хочу быть с тобой в трудные... минуты. Было видно, что эти красивые избитые фразы давались ему нелегко, губы ещё не привыкли. Неудивительно — в их полугодичном браке ни он, ни она ещё не научились проявлять свои чувства так, чтобы это было понятно другой стороне. В такие минуты она самой себе казалась ледяной сосулькой. И втайне сочувствовала супругу, что пытался её растопить — без ощутимых пока результатов. Есеня пожала плечами. — Ну... спасибо. Жень, я пойду, ладно? Тот убрал руку с дверного косяка, помрачнел. Она торопливо прибавила: — Я в порядке, правда. И для пущего эффекта чмокнула его в щёку, проскользнула в двери. — Решила... вернуться? — донеслось ей в спину. Осмысловский вошёл в комнату следом за ней. С повышенным вниманием посмотрел на то, как супруга тянется к колыбельке. Буркнул: — Он уже спит. Та отдёрнула руки как от огня. — На время погляди, — заметил он. — Извини, — пробормотала она, отступив. — Заработалась. Мы с Сашей свидетелей опрашивали. По делу. Потом в управлении были, и... К нему... Чуть прищуренные голубые глаза подвергли её самому взыскательному осмотру и заметно похолодели, будто остановились. Под таким взглядом Есеня почувствовала себя неуютно. И чего она, в сущности, оправдывалась? О том, что она заезжала к напарнику в гости, он никак знать не мог. А этот смысл в его взгляд вкладывала её собственная совесть, и только. Проехали уже. — Ну, и как? — спросил муж тем же замёрзшим тоном. — Есть что-то интересное? Она невесело усмехнулась. — А ты на что-то надеялся? — Да нет. Свежеиспечённые вдовы — не самые покладистые собеседницы. Сочувствую. Есеня поморщилась. — Жень... — Нет, я серьёзно, — продолжал тот. — Просто думал. Ну вы же раньше с ним.... Тоже опрашивали. И хо-па, всегда что-то новенькое находили. — Быков мне то же самое говорил, когда жевал моё ухо по телефону, — фыркнула она, и муж прыснул. — Во всяком случае, чувствовалось именно так. — Да, он может. А хочешь, попрошу его, чтобы отвязался? Тогда тебе останется только отца уговорить. И снова привет-декрет! Но Есеня не ответила. Она явно думала о чём-то своем. Удручающее впечатление от разговора с Софьей Зиновьевной словно удвоило чувство абсолютной безысходности и ощущения, что всё действительно закончилось. Как говорил когда-то её единственный и самый заклятый враг, теперь она осталась одна. И ничего не могла сделать, ничего! Вздохнув, она поспешно вышла из комнаты, и Женя последовал за ней. Аккуратно прикрыл за собой двери. — Сама по себе жертва для него не важна, — бормотала Есеня, медленно направляясь на кухню. — Здесь что-то личное. Возможно, будут ещё убийства. Он помрачнел. — Спасибо. Обрадовала. И тихо окликнул жену: — Есень? Та остановилась, обернулась. — Можно тебя попросить? Вот всю работу оставлять там. Она внимательно проследила за направлением, куда указывал его строгий палец. И спокойно ответила: — Хорошо, поняла. Однако выполнить просьбу было не в её силах. Вопреки физической усталости за день, от которой тело немного отвыкло за последнее время, мозг не угомонился и требовал какой-то закуски прежде, чем бы принялся пожирать себя. Словом, спать не хотелось, как Есеня ни старалась. Наконец, не выдержав, она тихонько выбралась из спальни и достигла гостиной, что плавно переходила в кухню. Включённый свет озарил стол с объемной стопкой папок — похоже, Саша всё привез, как и обещал. Оставалось только вернуться сюда с бокалом красного вина. Вскоре она убедилась, что поверхности стола для материалов по всем четырём убийствам было недостаточно, и разложила их на полу вокруг себя. Но это не помогло. Как не выручил и алкоголь. Обстановка вдруг напомнила ей такой же цейтнот, какие любил устраивать Меглин. Загадывал ей "ребусы" и говорил, что даёт на решение сколько-то минут. В начале стажировки их было десять, после количество времени стало стремительно сокращаться до критического. Он рассчитывал на то, что она росла и совершенствовалась в его искусстве... А на самом деле — что она могла без него? Без его удивительных подсказок, драгоценных намёков? Тогда и теперь? Вот и сейчас следственные отчёты, фотографии, протоколы сливались перед глазами в пёструю неразбериху. Снова и снова она будто испытывала на себе огонь строгих глаз, от которых некуда было деться, слышала в мыслях его знакомое раздражённое: "ЧТО ВИДИШЬ?" И беззвучно, одними губами, сквозь слёзы, шептала в ответ: — Ничего! Ничего! Ничего!!! Будто в подтверждение, от её неосторожности с тихим звоном разбился бокал и словно истёк кровью на паркет. Собирая по полу острые осколки, Есеня тихо ахнула и отдёрнула руку. И в тот же миг услышала за спиной шаги мужа. — Я... Я не могла уснуть. Извини, — пробормотала она, тихо шмыгнув носом. — Я всё уберу. Женя осторожно разжал её кулачок, осмотрел порезанный палец. А супруга едва сдержала порыв отнять руку. — Я знаю, что обещала не тащить все в дом, но у меня нет вообще ничего! — сквозь зубы произнесла она. — Понимаешь? Ни одной зацепки... — Так, давай дуй в ванную, там аптечка... Пластырь, — распорядился он. — Давай-давай. Я всё уберу. Есене в один миг стало стыдно. Она потупилась, прошептала: — Спасибо, Жень. Голубые глаза насмешливо прищурились. — Отработаешь.***
Под конец следующего дня жених на руках вынес невесту в пышном белом платье из столичного дворца бракосочетаний. За ними по ступенькам сбежали гости, после, подпрыгивая как цирковые собачки, дождались полёта крошечного дизайнерского букета. — Все помнят, где встречаемся? — подоспел маленький и дёрганый тамада. И, покосившись на наручные часы, принялся спешно запихивать молодожёнов в белоснежный сверкающий лимузин. — Быстренько, быстренько! А то не уложимся в график! — Да отстань, ты чё? — недовольно отмахнулся жених. — Скажешь своему водителю ехать побыстрее, и всё. Он торжествующе обвел взглядом пёструю толпу гостей и рявкнул на всю улицу: — Чтоб как ветер летел! Гости встретили это заявление шумными аплодисментами. — Я плачу, — бросил он. И, в подтверждение, припечатал купюру к пиджаку присмиревшего тамады. — Понял? А ты гостей развлекай. Это у тебя лучше получается. Через полчаса украшенный гирляндами из цветов длинный лимузин мчался по эстакаде в потоке транспорта, убегая от сгущавшихся в центре пробок. Восторженно взвизгнув, новобрачная вскочила с сиденья и высунулась в люк. Встречный ветер мгновенно растрепал её сложную прическу и сдул фату. Но она этого не заметила, ей было чертовски весело. — Ура-а! — набравшись духу, исполнила она свою давнюю мечту: немножко поорать из люка лимузина. — Да-а! У-у-у! Вперёд! А-а! Молодожён не разделял её восторгов. Потянул разгулявшуюся супругу за руку обратно, раз, потом другой. Наконец, не выдержав, высунулся в люк и силой затащил её в салон. — Ты что тут устроила, а? — прорычал он. Она вжалась в мягкое сиденье, всё ещё лихорадочно посверкивая глазами. Он осклабился: — Что, весело тебе? Ну, давай тогда повеселимся... Её улыбка слегка потухла. Пальцы тщетно попытались удержать его руки, будто уговаривая не портить платье раньше времени. Молодожён придвинулся ближе, занялся распутывать шнуры корсажа на её спине. — Ну, что ты... — шептала она, отодвигаясь всё дальше и дальше. — Лёш... Ресторан... Платье... — Да к чёрту! Ты мне жена или нет? — пыхтел тот. — Жена... Требовательные руки уже нырнули в декольте, и она обессиленно откинулась на сиденье, как прежде, посчитав, что послушаться будет благоразумнее. Прикрыла глаза, сдаваясь без боя. Как тут на весь салон раздалась противная трель телефона. Алексей утёр губы, отодвинулся и сел на сиденье напротив. Окинув супругу многозначительным взглядом, ответил на звонок: — Да? В ответ из трубки послышался чей-то ехидный мужской голос: — Счастливчик ты. Всё у тебя в жизни сложилось. Всё срослось... — Да? — удивился молодожён. — А это кто? — ...А ты не думал, что рядом с тобой другие есть? Кому не так везёт? — невозмутимо продолжал анонимный завистник. — Не хочешь поделиться? Новобрачная сидела на своём месте неподвижно, прислушиваясь к словам из трубки. Но ответ мужа её несколько успокоил. — Пошёл ты на хрен! — засмеялся он. — Такой же хрен и получишь. Будет тебе "счастье с пальмами"... И тут лимузин неожиданно содрогнулся всем корпусом, будто предназначенная водителю пуля, как пушечное ядро, угодила по нему самому. Оглушительно заскрипели покрышки, пассажиры попадали друг на друга, невеста взвизгнула. Инстинктивно надавив тормоз, шофёр упал грудью на рулевое колесо. Лимузин длинным боком отнесло к краю дороги как попавший в бурю корабль. Воздух прорвался какофонией автомобильных гудков. А следом раздались резкие короткие хлопки, похожие на выстрелы. — Это что... Стреляют? — побледнела невеста. Вскочила с места, но железная рука мужа усадила её обратно. — Сиди, — рыкнул он. — Я пойду посмотрю. — Нет! — опомнившись, закричала она. — Нет! Нет! Не выходи! Но он, не слушая, распахнул двери и побежал к единственному укрытию — мосту эстакады, что протянулся над головой метрах в сорока. Он двигался короткими перебежками, постоянно меняя направление и петляя как заяц. Но скрытая от посторонних глаз снайперская винтовка со спокойной уверенностью удерживала его на мушке. Наконец, верно предугадав его следующий манёвр, оружие грянуло выстрелом. Новобрачная ойкнула, зажимая себе рот. И увидела, как её супруг вздрогнул всем телом и опрокинулся на асфальт...***
— Уже пятый труп, — цедил Быков. — Пятый! Чем вы вообще занимаетесь здесь? Это ты называешь работой? Она вздохнула. — Я тебя взял, дал штат, полномочия, — продолжал он тем же вымораживающим тоном. — Чтобы ты мне дело раскрыла. А не для того, чтобы этот долбаный снайпер свою "серию" продолжал у нас под носом. Сколько ещё надо убийств, чтобы вы взялись за ум? — Зачем же вы позвали меня сюда? — пожала плечами Есеня. — Сами сказали, ещё один труп, и... Генерал-майор остановился и наградил её таким взглядом, что она потупилась. — Вот скажи мне, Стеклова, чего вы все стали такими нахальными в последнее время? — нахмурился он. — Да, позвал, выхода другого не было. Напрягай давай свою девичью память, вспоминай всё, чему он тебя учил. И помни: полетит моя голова — следом посыплются и ваши. Всё, игры закончились. Отпуск, декрет — тоже. Носом землю рой! Поняла? Вздрогнув, та кивнула. Отделившись от начальника, подлезла под заградительную ленту. Осторожно обошла экспертов, что вытирали колени об асфальт, огляделась. Неподалеку, на багажнике "скорой", икала единственная свидетельница, в истерике зажимая себе рот ладонями. С обеих сторон от дороги поднимался высокий бетонный борт, скорее даже стена, в два-три раза превышающая человеческий рост. Место для убийства странное, но логика снайпера понятна: отсюда жертве никуда не деться и нигде не спрятаться. Если только не получится проскочить в потоке транспорта. Лучше бы этот герой сидел в машине! Стремление добежать до укрытия здесь было равносильно самоубийству. Или — организованной охоте в заказнике. Есеня подошла к брошенному лимузину, заглянула в распахнутую дверцу. "ЧТО ВИДИШЬ?" — спросил суровый баритон. Она замерла на миг, будто услышав его наяву. Потом очнулась, поморгала. Принялась внимательно осматривать салон. Открытый люк в крыше, алая клякса на лобовом стекле, пятно на сиденье, куда стекала кровь. Всё не то... Был бы Меглин здесь, он бы живо раскусил весь этот ребус. Прошёл бы по периметру заграждения, заглянул бы сюда же, в салон. Только на одну секунду, но после бы выяснилось, что ему этой секунды хватило с головой. Он всегда умел видеть самое важное. Пусть маленькую, но ключевую деталь. "Если бы ты только мог хоть как-то помочь мне!" — с тоской подумала она. Погрустнев, присела перед носилками с телом жениха, которые ещё не успели унести. Откинула простыню. Ух ты. Выстрел в сердце. Опять. Интересно, откуда? Подняв голову, она осмотрела эстакаду в поисках хорошего места для обзора. С обеих сторон — бетонная стенка, внутри — дорога. Место для снайпера на самом деле прекрасное, сверху всё видно как на ладони. Вот только в округе не было высотных зданий. Откуда же могли стрелять? Ну, разве что вон оттуда — с половины бетонной стены, куда вела маленькая пожарная лестница. Приняв решение, Есеня прошла мимо начальника и всех остальных, словно их здесь и не было. Ухватившись за холодные поручни, полезла наверх. Ну, так и есть! Площадка достаточная, чтобы сесть на краю и разместить весь свой снайперский инвентарь. А это что блестит? Гильза! Закатилась под край, и убийца о ней позабыл. Немудрено, когда выстрелов так много. — Стреляли отсюда! — крикнула Есеня, внимательно разглядывая находку. И попыталась представить себе снайпера. Вот он сел, ждёт. По дороге несутся машины, а среди них — свадебный лимузин. Молодые со смехом высовываются в люк. Но движение слишком быстрое — неудобно даже для такого опытного и меткого стрелка. Но, может быть, все ещё проще? Невеста высунулась, а жених в то время принял звонок с неизвестного номера от анонимного завистника, что хотел "счастье с пальмами"? И потому остался внутри. Пришлось изменить своему правилу чистоты и первым выстрелом остановить автомобиль... — Водитель — случайная жертва, — убеждённо заявила Есеня, когда спустилась. Вручила гильзу ближайшему эксперту и подошла к начальнику. Продолжила: — Убийца всегда стрелял в сердце и этому принципу изменять не захотел. Но машина мешала. Вот он и открыл беспорядочный огонь, чтобы жених испугался и выскочил. А там он был — как живая мишень. Весь на виду. — Можешь же, когда хочешь, — бесстрастно одобрил Быков. — Как догадалась? Она пожала плечами: — Не знаю. Почувствовала... Генерал-майор внимательно посмотрел на неё, отметил слегка отрешённое лицо, подрагивающие губы. Вздохнул: — Хорошо. Буду держать тебя в курсе. Табельное получишь завтра. И там ещё кое-какие формальности уладишь. Есеня изумлённо вытаращилась на него: — Вы все ещё хотите, чтобы я вела это дело? — Не "хочу", Есения Андреевна. Настаиваю. Вы с Сашей неплохо справляетесь. Наведайтесь в фирму по прокату вот этого, — он кивнул на лимузин. — Разберитесь, откуда могла быть утечка, кто знал маршрут следования. Узнайте, в каком ЗАГСе женились... Да что я вам, рассказывать буду, что ли? Не маленькие. Она вздохнула. Не ответив, прошла вперёд, встретилась взглядом с отцом и тут же отвела его. Стеклов дожидался дочь у своей машины. Он хмуро приподнял заградительную ленту, и Есеня пролезла под ней. Отметила, с какой смесью чувств он смотрел. Там были и отеческая гордость, и боль, как отражение её собственной внутренней боли. И старательно прикрытый страх. — Едем домой. Она покачала головой. — Я ещё не закончила. Он удержал её на месте — как в детстве. — На сегодня хватит. — Я с Сашей... В фирму по прокату, — её губы дрожали. — Потом в ЗАГС... Опросить... Мне надо работать... — Я сказал, хватит, Есеня, — нахмурился он. Слёзы текли по её щекам бурными потоками, но она этого не замечала. Стеклов почувствовал, что его сердце кто-то старательно выдавливал, как лимон. — Думаешь, мне это... легко? — чуть слышно, невнятно пробормотала она. — Каждый раз он встаёт перед глазами. Не хочу... Не хочу. Не хочу больше! У неё перехватило дыхание, пришлось умолкнуть. Стеклов обнял дочь. Едва касаясь, поглаживая трясущиеся плечи, позволил ей тихо выплакаться всласть. И, коснувшись подбородком её волос, убеждённо сказал: — Я думаю, он был бы тобой доволен.***
Утром в парке было свежо и немноголюдно. Ещё не набравшее силу солнце превращало листву в тонкие нефритовые пластинки. Свет пробивался через них, отражаясь на чёрном асфальте причудливой мозаикой. Есеня поправила одеяльце на малыше и покатила коляску дальше по дорожке. Вокруг царила красота и гармония весны, в высоких ветвях заливались невидимые птицы. А она думала об ещё одном убийстве, и перед глазами были оружейные гильзы, распахнутые двери свадебного лимузина и окровавленные трупы под простыней. Задумавшись, Есеня не заметила, как колёса съехали с дорожки. Коляску тряхнуло, ребёнок разразился возмущённым плачем. — Ой, тихо, тихо! — забормотала она, схватившись за бортик. — Пожалуйста, только не начинай! Тихо! Взяла сынишку на руки, прижала к плечу тёплую головку, ободряюще похлопала по спинке. Витюша умолк, что-то сердито проворчал. — Извини, — попросила Есеня. — Больше не буду. Обещаю и клянусь. Она уложила его обратно в коляску, укрыла. И толкнула маленький транспорт вперёд. Но колёса не двигались с места. Она толкнула ещё раз, сильнее. С тем же результатом. И вдруг поверх её пальцев сомкнулись другие — сильные и горячие, знакомые до щемящей боли в груди. Мужская рука приподняла коляску за ручку, мягко подтолкнула, — и все четыре колеса вернулись на дорогу. Есеня вспыхнула как спичка. А потом так же стремительно похолодела. Не было нужды оборачиваться. Она знала, кто стоял за её спиной. — С длинными волосами ты мне нравилась больше, знаешь? Она задохнулась. Ноги словно приросли к земле, отказываясь сделать даже шаг. Медленно, осторожно Есеня повернула голову, затем — больше, больше. Пока не обернулась в кольце рук. Да, это был он. Точно такой, каким она его помнила и вспоминала, до мельчайших чёрточек и подробностей. Тот же светлый расстёгнутый плащ, бархатная кепка, та же усмешка на границе усов и бороды. Рубашка в мелкий рубчик, от которой его глаза всегда как будто становились темней и теплее. Тот же снисходительный взгляд. И те же насмешливые губы, так близко... В глазах предательски защипало, словно туда попало мыло. Или морская соль. — Я сама себе тогда больше нравилась, — вздохнула она. — Ты зачем... пришёл? — Ну, — усмехнулся Меглин. — Ты же вроде как буксуешь? Помощь нужна. Есеня помолчала, собираясь с мыслями. Сказала: — Наверное, нужна. Он отступил, кивнул. — Ну, давай. Она достала из кармана телефон и уже собралась включить запись. Но, вспомнив о спящем малыше, остановилась в нерешительности. Наставник забрал устройство, непреклонно надавил на экран. — Счастливчик ты, — раздалось из колонок. — Всё у тебя в жизни сложилось, всё срослось... Есеня тревожно метнулась взглядом к ребёнку. И, к своему удивлению, обнаружила, что голос убийцы не разбудил мальчика. Слова на записи уже весь спецотдел СК выучил наизусть. — Одним — счастье с пальмами, — тихо пробормотала она. — Другим — на снег смотреть всю жизнь... А может, они тоже хотят счастья... С пальмами? Речь в колонках прервалась. Меглин вернул ей телефон и строго спросил: — Что видишь? Она пожала плечами. — Голос. Мужской, да? Но ответом был отрицательный жест. — Выстрел! Внезапно он схватил свою ученицу за руку и прижал её ладонь к своей груди. Продолжил: — Выстрел в сердце был. С такого расстояния — очень трудно. Невозможно. Значит, любовь. Настоящая. Из её глаз брызнули слёзы. Есеня попыталась отнять руку, но наставник держал крепко. Вдавливал её ладонь точно туда, куда год назад она своими руками вонзила его собственный перочинный нож. Тепло его пальцев словно растапливало льдинки в её глазах. Одну за другой, одну за другой. Капля за капелькой... Вокруг исчезло всё: деревья, коляска, ребёнок, солнечный парк. Весь мир сжался до точки пространства, в которой были двое: она, убийца, и её единственная жертва — он. Под её ладонью стремительно растекалось жизненное тепло. А потом его рубашка пропиталась кровью, и её руки тоже окрасились алым, от кончиков пальцев и вверх. Она дёрнулась, но вырваться не получилось, кровь поползла к предплечьям, будто была живым существом. И стала обжигающе горячей как кипяток. — Пусти! — вскрикнула Есеня. Но вместо этого страшный призрак притянул её к себе ещё сильней, ближе, обхватил за плечи, прижал к груди. Смертельная рана соприкоснулась с другой — с трудом зарубцевавшейся в её сердце. Обожгла болью, будто вогнав туда лезвие. Она закричала. — Двойка. Зачем одному — под пальмы? — с ужасающим спокойствием поинтересовался над ухом знакомый баритон. — Одному же скучно. Под пальмами... Двойка, двойка... — Значит, двое их? — прохрипела Есеня, задыхаясь в его хватке как в неумолимых тисках. Боль разрывала на части так, что она, наверное, умирала... — Кто в сердце стреляет? — говорил он. — Ты же сама баба. Не догадалась? Бабу его ищи. Бабу... Она практически почувствовала, как с каждым ударом упомянутого сердца из него вытекала кровь. И на последних остатках воздуха прошептала: — Я только... Я только хотела... тебя... спасти... Не в силах ни вырваться, ни вздохнуть, зажмурилась — сильно, крепко, до слёз в уголках глаз. И, уже проваливаясь в спасительную тёмную бездну, услышала: — У тебя получилось.