***
Утром, когда после тяжёлого сна Есене едва удалось собрать себя по кусочкам, она уже твердо знала, куда отправится в первую очередь. Недаром любимой поговоркой и советом наставника — вообще любым ответом на вопрос, над которым он ещё не успел подумать, — было это загадочное и многогранное: "Ищи, с чего всё начиналось". В данном случае, "где". — Так мы вроде там уже были, — осторожно напомнил Саша. Но дочь прокурора непреклонно повернула руль, напомнив: — Были, но обещали вернуться. В квартире их встретили так же неодобрительно. — Я ведь вам уже всё рассказала в тот раз, — хмурилась молодая хозяйка, параллельно разговаривая по телефону с кем-то, очевидно, туроператором. — Нет, я не могу сохранить путевку... Девушка, у меня мужа убили, такая причина вас устроит?.. — Ну, раз так, значит, вам будет нетрудно повторить, — заключила Есеня. Она заглянула в створку, с удовлетворением обнаружила, что в этот час новоиспечённую вдову удалось застать одну-одинёшеньку. И пропустила Сашу вперёд себя, еле уловимым кивком обозначив, что отправляла его на повторный осмотр квартиры. А сама постаралась сосредоточиться на свидетельнице. С их последней встречи та заметно осунулась и побледнела ещё больше. Волосы были в беспорядке, водянистые глаза занимали пол-лица, у губ — угрюмая складка. В квартире как будто ничего не поменялось, некоторые детали свадебных приготовлений так и остались нетронутыми — налицо все признаки депрессии и убитой горем невесты, у которой сорвался медовый месяц. И всё же было что-то ещё. Неуловимое и тревожное. Страх? Облегчение? Она боялась? Ей опять звонили? — А я поняла! — сердилась та. — Вам же так проще, да? Вы просто убийцу найти не можете, а дело надо раскрыть! Вот вы и ищете среди жертв. — Мы не хотели вас беспокоить, — завилял хвостом Тихонов, явно чувствуя себя не лучшим образом под её тяжёлым взглядом. — Вы могли что-то забыть. Что-то всплывает в памяти через несколько дней, так бывает... — Я ничего не забыла, — прошипела она. Есеня краем глаза отметила, с каким преувеличенным вниманием её напарник осматривал обстановку, стараясь увидеть невидимое. И всё же без толку — глаза как у первоклашки, что усердно таращится в букварь. Ей ужасно не хватало другого взгляда, всезнающего и цепкого, взгляда, перед которым раскрывались любые тайники и развязывались любые языки. Меглин не просто находил главные зацепки с непревзойдённым чутьём ищейки. Он всегда знал, где их искать. — Вам он больше не звонил? — спросила она, чтобы хоть что-то спросить. Ну конечно, нет. Саша в каком-то смысле, был прав: почерк убийцы со снайперской винтовкой напоминал хорошо отработанную схему заказа. Или, скорее, шантажа. Все эти "счастья с пальмами" и предложения "поделиться". "А зачем одному — под пальмы?" — вдруг вспомнила она свой недавний сон. Значит, убийца не один? Их двое? Пара? И схема шантажа отработана до подробностей, до привычки? Непонятно было только одно. Убитые слышали зловещую запись в первый и последний раз, за пару секунд до своей кончины. И при всём своем желании не успели бы донести выкуп до условленного места. К тому же и места никакого не оговаривалось, как и требуемой суммы. Получается, снайперу был не нужен выкуп... уже не нужен. Боль? Месть? Мстил за подругу? Только кому?.. — А что же вы закутались так? — вдруг ворвался в этот поток мыслей голос напарника. Есеня очнулась и уставилась на него вместе со свидетельницей. А тот рассматривал фотографию в рамочке, на которой хозяйка квартиры была запечатлена одна, после купания в озере, плотно завёрнутая в полотенце. — Ну, холодно в тот день было, — с неохотой пояснила та. И тряхнула головой, что, мол, эта мелочь не заслуживала особого внимания. — А раз холодно, зачем купаться пошли? — не унимался он. "Нашёл о чем спрашивать! — подумала Есеня. — Ещё слово, и нас опять отсюда выгонят". Устало попросила: — Саш, за дверью подожди. И сопроводила свои слова выразительным кивком. — Я вам сочувствую, — буркнула она, когда за напарником закрылась дверь. — Вы чувствуете то же, что и я? — недоверчиво нахмурилась свидетельница. Есеня вздохнула. — Да, как бы это странно ни звучало. Я потеряла напарника, близкого друга, любимого человека. И хотя год уже прошёл с тех пор, легче мне не стало... "Трогательно", — вдруг заметил знакомый баритон. Есеня вздрогнула, застыла на месте без движения и почувствовала, как глаза медленно и непроизвольно начинают выкатываться из орбит. Это ещё что? Вдова молчала, но смотрела на нее без былой неприязни. Только красивые брови взлетели вверх, а в зеленоватых глазах начало проявляться что-то вроде опасения. Ну правильно. Как ей было иначе себе вести, если у гостьи из СК вдруг опустел взгляд и она стала вслушиваться в тишину? Опомнившись, Есеня вынудила себя оставить эти попытки, поморгать несколько раз и принять более спокойный вид. Померещилось что-то, послышалось. Опять... "Ты работать собираешься? — поинтересовался тот же строгий голос, который она узнала бы и на смертном одре. — Что видишь?" Есеня нервно сглотнула. Но могла поклясться, что источник был в её собственной голове. Вернее, в мыслях. "Класс! — подумала она, пытаясь утихомирить сердечный бег. — Значит, вот где ты спрятался?.. У меня в голове? Это я так с ума схожу... незаметно?" Чтобы справиться с собой, Есеня медленно, задумчиво двинулась в обход квартиры. Саша покинул сцену, и больше никто не мешал своими странными и бесполезными замечаниями. Зато рядом как никогда прежде ощущалось незримое присутствие. "Ну, давай же, — мысленно твердила Есеня, ощупывая взглядом пространство и отдельные его элементы. — Что бы здесь увидел ты? На что бы ты обратил внимание? Что здесь есть важное, такое важное и главное, на чём бы ты сосредоточился, а потом выбежал бы прочь, довольный и азартный, отпустив через плечо какую-то колкую фразу? Что, что, что?.." Но ответа не было. "А то же вы закутались так? — вдруг вспомнился ей странный вопрос Саши. — А если холодно, зачем купаться пошли?" А действительно? — За что сидел ваш жених? — строго поинтересовалась она. Свидетельница недовольно скрестила на груди руки, насупилась: — Вон же, в протоколе у вас всё записано. "Пусть сама скажет", — пророкотал всё тот же внутренний голос со знакомыми ехидными нотками. Есеня судорожно перевела дыхание. Выдавила: — Ну? Вдова опустила глаза: — Изнасилование. Адвокат помог статью поменять, так легче сидеть. "Во-от". — Он вас бил? Вместо ответа пострадавшая раздвинула полы своего халатика, показывая старые кровоподтёки. — Мне не нравилось, — тихо сказала она, затягивая пояс. — Но он только так хотел... — Зачем же вы замуж за него вышли? Новая хозяйка квартиры потупила взгляд. Пробормотала: — Ну... У всех так... Есеня нахмурилась: — Не у всех. Вот оно! Давно зарождённый в душе страх так просто, за неделю, не вытравишь! Вот откуда эта тревога в глазах, эта невысказанная боль. Страх. И стыд, что кто-то узнает об их семейных тайнах. Но ведь жених умер, едва успев стать мужем! Самое время раскрыть душу нараспашку и поведать обо всём, разве нет? Характер у бедняжки был крепкий, это видно. Родственники — далеко, всех подруг ревнивец-муж давно от дома отвадил, и на свадьбе массовку создавали исключительно его друзья и сослуживцы по работе. Та ещё компания, наверное. Невеста, должно быть, чувствовала себя одинокой как перст. И, не успев опрометчиво выскочить замуж, уже втайне мечтала о том, чтобы жених-садист куда-то испарился и, желательно, до брачной ночи. А тут такое... Комплекс вины ещё, наверное, заработала. Вопрос: чем ей — такой одинокой и забившейся в ракушку душе — не по нраву малознакомые люди, которые ей "сочувствовали" и сами делились своей болью? Ведь это же намного проще — рассказать о своих переживаниях и знать, что, скорее всего, больше с этими людьми никогда не встретишься! Разойдутся как в море корабли, и никто ни о чём не вспомнит. Почему же она упорствовала? А может, уже нашла себе слушателя? — А жалел вас кто? Этот странный вопрос вырвался у неё как-то неожиданно, сам собой. Но на удивление он оказался правильным и получил ответ. — В салоне, — вдруг вспомнила свидетельница. — Свадебном. Она платье мне шила. "Ух ты!" — Адрес и телефон салона? — Да, вот. И молодая вдова без сожаления протянула коробочку с лентами. Внутри лежала визитка. — Катерина Суворова, — прочитал Саша, когда Есеня завела мотор. — А ты уверена? — Проверить не мешает, — откликнулась та, осторожно сдавая назад. — Тем более, это же в соседнем квартале. Вскоре её внедорожник уже затормозил у старенькой пятиэтажки, в подвале которой был расположен элитный свадебный салон. — Чем могу помочь? — осведомилась приветливая девушка за стойкой. — Уголовный розыск, — сухо ответила Есеня. Девушка заметно побледнела. — А что случилось? Саша подступил ближе, предъявляя визитку: — Нам бы с Катериной Суворовой поговорить. — Оля! — вдруг раздалось из-за стенки. — Тебя - к Лапиной, срочно! — Простите, — пробормотала та. И в тот же миг устремилась на звук, бодро цокая каблучками и с видимым облегчением. Вместо неё из соседнего помещения вышла симпатичная блондинка постарше, в похожей форменной блузке. Длинный конский хвост свисал до лопаток, глаза окинули посетителей цепким, изучающим взглядом. Слегка широковатый для такого личика рот изобразил дежурную улыбку и повторил дежурную фразу: — Чем могу помочь? — Следственный Комитет, — представилась Есеня. — Нам нужна Катерина Суворова. — А... А у неё сейчас обед, — выпалила блондинка. Ученица Меглина раздосадованно постучала корешком удостоверения по мраморной столешнице. — Мы её здесь подождем. Не против? — Так она тут, — обрадовала девушка. — В подсобке. — Проводите нас? Но та уже отступила за стойку и обвела пространство виноватым жестом. — Извините, не могу зал бросить. Вот туда. Прямо и налево. В указанном направлении тянулся длинный полутёмный проход. — Спасибо, — поблагодарил Саша. И пошёл догонять напарницу, что уже быстро шагала впереди. Коридор все не заканчивался, и навстречу попадались такие же симпатичные и молодые девушки в похожих блузках. За одним исключением: у каждой на груди был значок с именем и фамилией. Был он и у первой девушки. Странно, что у той блондинки, которая вышла ей на смену, такого украшения не оказалось. Не успела Есеня об этом подумать, как путь впереди окончился тупиком, а на торцевой стене протянулась галерея улыбчивых сотрудниц. "Глаза разуй! — громыхнуло в ушах. — Что видишь?" Да, пусть наставник не раз упрекал её в невнимательности к деталям. Но на зрительную память его ученица не жаловалась никогда. Доли секунды хватило на то, чтобы пробежать взглядом по фотографиям и найти нужную фамилию. Вспыхнуть и броситься обратно. — Саша! Это она! — закричала Есеня, когда проносилась мимо. От неожиданности тот завертелся на месте, выхватил из кобуры табельное и бросился вдогонку. Но на улице, не успев выскочить из дверей, сразу же наткнулся на напарницу. Та тяжело дышала, перегнувшись пополам от быстрого бега. Разогнавшись, помахала туфелькой в своей руке. — Что? — с трудом переводя дух, осведомился он. — Убежала Золушка? Есеня молча швырнула в него находкой. После, приглядевшись, нагнулась вновь, подняла что-то с земли. — Если бы по обуви можно было определять личность преступника, как по отпечаткам пальцев... — торжественно произнёс Тихонов, рассматривая улику. Есеня поморщилась. — Саш, не начинай, ладно? Зачем определять личность, если вот... И она протянула напарнику найденный бейджик. — "Суворова Катерина", — вздохнул тот. — Быстро бегает. — Это не она быстро бегает, это мы — медленно, — мрачно возразила Есеня. Развернулась и пошла обратно. — Мне Катя как дочь была, — чуть позже рассказывала им пожилая женщина-уборщица. — У неё же — никого... Ни матери, ни отца. Поговорить не с кем. Муж только был. — Муж? — оживился Саша. — Давно. Погиб он. Она всё мне про тот случай рассказывала. С приметами. — А что за случай? — насторожилась Есеня. Уборщица засмеялась. — Да они как расписались, так сразу на мост пошли. Замочек вешать. Ну, чтобы уже вроде как наверняка у них, да? Замок муж из дома взял, старый. А он и не закрывается! Катя говорила, мол, стояла там, мёрзла, холодно — платье-то газовое! Муж провозился так, а потом говорит: "Я в эти ваши бабские бредни не верю!" И так и бросил замок-то. Нераскрытый... — И что? — подал голос Тихонов. Старушка прервала смех, сказала: — Да ничего. Я тоже в приметы не верю. А оно видишь как вышло... — А она вам, случайно, адреса своего не оставляла? — мягко прервала свидетельницу Есеня. Та согласно кивнула. — Ну, что ж, — подытожила Стеклова, когда вернулась к машине вместе с напарником. — Это уже что-то. Только дома она теперь вряд ли появится. Или заглянет, и всё — Быков не успеет перехватить. На то, чтобы туда наведаться, время ещё будет. Остаётся узнать про неё побольше. Этим ты займешься. На её начальственный тычок Саша сделал скучающую гримасу. — Ну-ка, быстренько! — поторопила она, набирая на телефоне номер. — Уверена, найдешь много чего интересного. А я — к Седому, с докладом.***
Предчувствие не обмануло ученицу сыщика. И вскоре в биографии скромной участливой девушки, с которой к тому же оказались знакомы все новоиспечённые вдовы, выяснились совсем поразительные подробности. — Вот, — сказала Есеня, выложив на стол несколько служебных материалов. — Катерина Суворова, в девичестве — Марецкая. Муж, Суворов Владимир, семьдесят девятого года рождения. Четырежды судим за бандитизм. В ледяных глазах начальника зажёгся огонёк интереса. Он внимательно просмотрел каждый лист по очереди. После спросил: — И где он сейчас? — Повесился. Последнее обстоятельство очень удручало её саму. Выходит, на роль искомого снайпера Суворов не годился. Снова тупик. Быков отнёсся к этому заявлению так же спокойно, как и к любому другому. Спросил: — А где сидел? Она пожала плечами. — В Пермской области где-то. — Запросила? Есеня подняла голову и встретила его многозначительный взгляд. Как и прежде, начальство мыслило на пару ходов вперёд. Через некоторое время она стояла у стола в маленькой нише, зажав ухом трубку старенького служебного телефона, что ещё на удивление функционировал, и все пыталась разместиться на этом клочке пространства мало-мальски удобно. По служебной линии с ней согласился побеседовать надзиратель одного из пермских исправительных учреждений. — Два раза у нас отбывал, — говорила трубка густым приятным басом. — Серьёзный, спокойный, воду зря не мутил. А потом его сокамерник пытался сбежать. И наколка мне пришла, что он побег устроил. А сам договорился со снайпером, и она беглеца оформила. Знала, когда и откуда побежит. Есеня насторожилась: — А почему вы говорите "она"? — Ну так стрелки на вышках — сплошь девчонки. Мужик не выдержит всё время на снег смотреть, день за днём, год за годом. "Одним — счастье с пальмами, — сразу вспомнилось ей. — Другим — на снег смотреть всю жизнь". Так вот откуда взялось столь поэтическое сравнение! На самом деле, никакой поэзии — простая констатация факта. — И зачем Суворов это устроил? — Точно не знаю, — донеслось в ответ. — Три часа её допрашивал. Поговаривали, что у сокамерников были какие-то "тёрки". Но тогда в подробностях уже никто не разбирался... Дело замяли, Катюшу я уволил. Суворов вышел, а потом куда делся, не знаю. К нам не возвращался. Она вздохнула: — Спасибо, я поняла. Повесила трубку и испытала что-то вроде очень-очень тихого, неуверенного ликования. Как прежде, наставник давал ей в руки драгоценный конец ниточки. Оставалось лишь размотать. Вскоре на место жительства главной подозреваемой выехала оперативная группа. Домик, на первый взгляд, был тихим и пустым; наскоро обследовав пару комнат, группа в этом убедилась окончательно. Да и вряд ли Катерина Суворова осмелилась бы вернуться домой после того, как её чуть было не задержали. Однако на таком безрыбье Есеня радовалась и этой зацепке. Дав серьёзную фору своим более решительным коллегам, она не спеша выбралась из внедорожника, окинула взглядом маленький домик, окружённый садом, и низкий заборчик, что перегораживал путь. Так же, не торопясь, прошла через калитку, старательно ощупывая взглядом пространство и стараясь подмечать любые мелочи. Раз говорят, что дом — отражение души владельца, к этому месту стоило присмотреться. Когда Есеня поднялась на ступеньки крыльца, навстречу уже выходили оперативники. Вид у всех был разочарованный, значит, чего-то особенно красноречивого им найти не удалось. — Чисто, — буркнул кто-то. Она возразила: — Я посмотрю. Пропустите. И, просочившись в маленький проём, с тем же вниманием осмотрела первую комнату, затем прошла во вторую. Дом был определенно жилым до недавнего времени. — Это всё? — бросила она через плечо. На скрип повернула голову, увидела, как один из оперативников распахнул перед ней крышку подвала. Внизу горел свет и виднелись медовые стены, обитые новенькими досками. В проём вели такие же ступеньки. Медленно, то и дело опасаясь набить себе шишку о какую-то потолочную балку, Есеня спустилась по ним в подвал. Удовлетворённо огляделась. Никаких ужасов или хлама. Здесь хозяевами было устроено дополнительное жилое помещение, стояли диван, комод, ещё какая-то мебель. А с потолка на деревянных плечиках свисало свадебное платье. Обернувшись, дочь прокурора буквально уткнулась в него носом и отпрянула от неожиданности. "Здоровья молодым, — прокомментировал в ушах знакомый баритон. — Упокой Господь их души". Есеня вздрогнула. Пригляделась к предмету одежды внимательнее. Пышное, любовно расшитое на лифе блестящей нитью. Газовое. Словом, то самое платье. О причинах, которые сподвигли владелицу оставить его здесь, неплохо было бы спросить её саму. Может быть, чтобы не помялось? "Так проще в шкаф запихнуть, — снова без спросу вмешался в этот поток мыслей невидимый собеседник. — Вот ты хранишь своё в шкафу?" "Нет. Избавилась уже давно". Она вдруг почувствовала, как заливается краской, и рассердилась. "С глаз долой, из сердца вон, — довольно продолжал внутренний голос. — А она посознательнее тебя будет. Не спрятать хочет. Наоборот, показать". Есеня вцепилась взглядом в предмет одежды. Поборов себя, прикоснулась к лёгкой ткани, собрала в руке складку. Скривилась, разжала пальцы. "Ладно. Она показала, — я посмотрела. Дальше что?" И не дожидаясь привычного упрёка, подумала: — Смотрю я, смотрю. Но не вижу. Хоть и чувствую, что... оно здесь не просто так". В ответ как будто послышался знакомый смешок. "Ну, она же не тебе его показывает. Себе". Словно под властью какой-то силы, Есеня оглянулась вновь, подмечая детали, что ранее успели ускользнуть от её внимания. Да, всё это помещение было чем-то вроде маленького музея. Платье — как главный экспонат выставки. На комоде — небольшая галерея свадебных фотографий, в промежутках — пара толстых ароматических свечей, почти нетронутых. В дальнем углу, на полу — раскрытый футляр для винтовки. Без оружия, но с прицелом и другими необходимыми мелочами в гнездах — напоминание о грозном хобби хозяйки. Только мозг пока что наотрез отказывался соединять эти компоненты в единую картину. Помедлив, Есеня двинулась в обход помещения, принялась мысленно рассуждать. Получается, Владимир Суворов сам "заказал" супруге её первую жертву: зэка, у которого с ним случились те самые "тёрки"? А когда у неё при этом не дрогнула рука, будущий жених явно сообразил, как можно было заработать на жизнь, имея под боком меткого и, судя по всему, без ума в него влюбленного личного снайпера. Позже заключил с ней брак... И следом — повесился. В тот же день, судя по документам. Чудеса какие-то... "Ну, об этом тебе уже никто не расскажет, — обнадёжил знакомый баритон. — Кроме участников событий разве что". "Одна — в бегах, другой — в могиле. И кого ты мне спрашивать прикажешь?" "Да хоть вот этого". Её взгляд сам натолкнулся на фотографию, что стояла особняком от остальных, будто намекая на свою исключительность. Есеня подошла вплотную, взяла рамочку в руки, разглядывая радостные лица. В отличие от остальных фото, на этом Суворовы были не одни. С другой стороны к Катерине прижимался колоритный субъект восточного вида, смуглый, черноглазый. Лысый, но с густой смоляной бородой. Вокруг его массивного лба венцом обвивалась татуировка в виде цепочки. Все трое улыбались белозубыми улыбками и с трудом пытались втиснуться в объектив камеры. Вполне себе дружеское фото. Несмотря на его зловещий вид, гостю, похоже, были рады в этом доме. Если он вдруг присутствовал на свадьбе, то мог бы сообщить что-то интересное об этой парочке. В любом случае, проверить стоило. Перевернув рамку, Есеня отыскала на заднике защёлки и извлекла снимок. Ещё раз вгляделась в фото, только теперь переключила внимание на молодожёнов. Суворов выглядел так же, как и на снимке в оперативных материалах. Не так давно освободился, стрижка ёжиком — дань тюремному прошлому, хвастливая улыбка. И невеста была счастлива, без подвоха. В чём же тут могло быть дело? Зачем она начала убивать? Любила его? Наверное. Стала бы она иначе расстраиваться из-за глупой приметы? И платье повесила, чтобы помнить... Мстить? "Чтобы не забыть". Эта поправка, как и многозначительный тон её мысленного собеседника, мигом дали понять, что смысл этой фразы кардинально отличался от предыдущей. "Не забыть? О чём?" Она инстинктивно обернулась, пытаясь найти ответ в других экспонатах странной выставки. Но ничего примечательного больше не увидела. — Вы закончили? — заглянула в подвал чья-то голова. Не ответив, Есеня спешно поднялась по ступенькам. "Иди вон в садик погуляй. Красиво тут". Уже помалу научившись понимать эти подсказки, она вышла на крыльцо и вернулась к машине за карманным фонариком. Вечер стремительно вступал в свои права, а с ним наступала и темнота. "А почему ты думаешь, что это... здесь?" "А ты бы пошла на такое ответственное дело без тренировки?" "И на чём же она тренировалась?" — подумала Есеня, тщательно раздвигая ветки и придерживая каждую, чтобы ненароком не попала в глаз. "На кошках, — был хмурый ответ. — Под ноги смотри". Есеня невольно послушалась и... едва не вскрикнула. Совет оказался дельным: она чуть было не наступила на человеческую голову! Метнувшийся в траву луч фонарика позволил облегчённо выдохнуть: голова принадлежала статуе или скорее, манекену. А на месте лица красовалась бумажная физиономия Владимира Суворова, видимо, вырезанная из увеличенной фотографии и приклеенная к пластику клейкой лентой. Есеня вытаращила глаза, присела на корточки. От радостного выражения лица на фото ей стало не по себе. — Сюда! Здесь! — послышалось за деревьями. Она поднялась на ноги и с неохотой направилась на зов. Обнаружить там ещё какой-то сюрприз на ночь глядя ей ужасно не хотелось. В луче фонарика открылась небольшая поляна. На ней кружком стояло несколько манекенов в полный человеческий рост. На месте их воображаемых сердец темнели пулевые отверстия, ровненькие и точные, будто, просверленные в пластике. И при этом на головах у всех были наклеены всё те же одинаковые весёлые лица хозяина усадьбы. Так она его не любила! Хотела бы в обезличенные мишени стрелять — стреляла бы. Нет, ей нужно было постоянно видеть его лицо перед собой, пока летела пуля! Чтобы потом так же мысленно видеть его же физиономию, расстреливая женихов. И убивать его, раз за разом... Но почему? Он её обижал? Насиловал? Избивал? Откуда тогда эта счастливая улыбка на фотографиях? Нет, что-то здесь не сходилось... Что же у них случилось? Есеня отошла в сторону, достала фотографию, ещё раз вгляделась в смуглое лицо осетина. И стала набирать номер начальника.***
Следующее утро застало её в пути, довольно далеко от столицы. Когда бескрайние зелёные поля за окном кончились, показался край речного берега, а дальше из тумана выступили полукруглые контуры колонии строгого режима, похожие на стены древней крепости. По дороге к мрачному зданию Есеня думала, что впервые в своей практике посещает не столь отдалённые места, к тому же в одиночку. Насколько увереннее она бы себя чувствовала сейчас, если бы впереди как боевой фрегат шёл наставник! Не оборачиваясь, меряя расстояние стремительным шагом, заложив руки в карманы распахнутого плаща, он бы вёл себя как дома даже здесь. И наверняка избавил бы свою ученицу от необходимости общаться с обитателями колонии самостоятельно. Провёл бы допрос сам, как обычно блестяще, а она бы мысленно юркнула за его спину и ощутила себя под надёжным присмотром. Вместо этого ей довелось нерешительно плестись к полосатому шлагбауму. И по пути подавленно вспоминать свой короткий телефонный разговор с Быковым. — Он сказал, говорить будет только с Меглиным, — напомнила она начальнику. — А я, к моему большому сожалению, — не Меглин, Егор Александрович. — Стеклова, не паясничай, — как обычно резко оборвал тот. — Ты — это всё, что у нас есть. Если кто и может поговорить с ним так, как Меглин, то только ты. Иначе — это тупик. Единственная ученица упомянутого сыщика помолчала, ужасно не желая соглашаться. Однако все доводы пока были на стороне оппонента. — Хорошо, — сдалась она. — Я попробую. Но гарантий дать не могу. — Я тебе не предлагаю, а приказываю, — холодно уточнила трубка. — Так что лучше постарайся... На Вологодском Пятаке погода была пасмурной, с реки дул ветер, волнуя серую воду, в которой как будто ничего не отражалось. У единственного пропускного пункта на мосту, что соединял остров с сушей, из машины пришлось выйти, пройти мимо лающих и злых овчарок на поводках у охранников. А после следом за проводником - идти по длинному настилу пешком, поёживаясь от ветра. В помещении тюрьмы усиленного режима было не лучше, не теплее и уж точно не спокойнее. Особенно, если задуматься о том, какие субъекты обитали здесь, за стенкой. Одним из таких сидельцев был тот самый бородатый субъект, запечатлённый на счастливой групповой фотографии вместе с Суворовыми. Установить его личность, благодаря столь колоритной внешности, было несложно. Оказалось, — известный криминальный авторитет, прославившийся своей жестокостью и умением владеть карманным холодным оружием. А если точнее — снимать скальпы. Может, поэтому у него была такая кличка — "Чингачгук"? — Какие люди, — приветствовал её арестант. Чтобы побороть неуверенность, Есеня решила превратиться в такой же колючий кактус, каким был наставник. А потому, не ответив и не поздоровавшись, она вошла в помещение для допросов и бухнула на стол принесённые с собой папки. Поверх — развернутую к собеседнику групповую фотографию, найденную в доме Суворовых. И опустилась на стул напротив. Тот, кого в местных кругах называли Чингачгуком, потянул из нагрудного кармана очки, водрузил на нос. Ещё раз всмотрелся в радостные лица на фото. — О! — обрадовался он. — Ну, точно! Катька и Володька! И, переведя взгляд на посетительницу, сообщил, шутливо ткнув себя в грудь: — А я — Чингачгук. — Не похожи вы, Михаил Артёмович, на индейца, — сказала та, по примеру наставника положив локти на стол и подавшись вперёд. — Зато ты похожа, — ухмыльнулся Чингачгук. — На индианку. — Может быть, расскажете, что знаете, — холодно предложила Есеня. — Зачем? — тонко пропел он, разглядывая фотокарточку с видимым удовольствием. — Следствию поможете, людей спасёте. — Девочка, — засмеялся он. — Мне тут дела нету до помощи людям. Чего время тратишь?— он посуровел. — Я же сказал: говорить буду только с ним. Она глубоко вздохнула. Решившись, полезла в карманы. Чингачгук с явным любопытством наблюдал за её действиями. — Он передает вам привет, — буркнула Есеня и с размаху поставила на стол старую металлическую флягу. Следом достала портсигар, раскрыла, вынула из коллекции наставника первую попавшуюся сигарету и щёлкнула огоньком его зажигалки, прикурила. В первый раз за полтора года. На Чингачгука эта маленькая демонстрация произвела должное впечатление. Он усмехнулся в густую бороду, качнул головой. — А ты кто такая будешь? — услышала Есеня и выпустила струйку дыма. — Вы его хорошо знали? — не ответив, осведомилась она. Чингачгук тихо засмеялся. — Хорошо... Хорошо он тебя научил. Узнаю манеру. Он протянул руку, и Есеня подвинула раскрытый портсигар. Услужливо щёлкнула зажигалкой. — Значит, спёкся Меглин, — задумчиво протянул Чингачгук, наблюдая за ней сквозь прозрачный дымок. — Ну, что ж. Как говорится, одна дорога. Хороший человек был. Хоть он меня сюда упрятал, я на него зла не держу. Если бы не остановил — сколько бы я ещё дел наворотил... Она молча ждала. Смотрела, как пожизненно осуждённый наслаждается сигаретой и своими воспоминаниями, как хитро посверкивает черными глазами. И думала при этом, что несмотря на все её старания, заменить наставника ей не получится никак. Этот рецидивист и кровавый жестокий убийца просто позабавится с ней, как тигр с мышкой, да так ничего и не скажет. Не прочитает в её глазах вот эту внутреннюю боль, не почувствует на её руках следы крови. А если и ощутит всё это, то лишь повеселится, не более... Но внезапно, поймав её тяжёлый взгляд, Чингачгук посерьёзнел. И, расплющив бычок о край стола, подтянул к себе казённые папки. Раскрыл, достал фотографию Владимира Суворова и положил её на стол перед собой. А потом взял в руки групповой снимок и ловко согнул так, что на карточке улыбающаяся Катя оказалась с ним, без мужа. Бросил рядом, уставился на фотокарточки. — Суворовы, — начал он, — работали как семейный подряд. Искали богатых, заставляли делиться. С Катюхой в меткости мало кто мог сравниться. Выпускала пулю в бутылку — или там в бокал — фраер обделывался и бежал выкуп за жизнь нести. Она в салоне работала. Платья шила. Там жирных клиентов и находила для отстрела. Бизнес шёл хорошо, забогатели, на радостях расписались. Только вот незадача. Не того человека они обидели... Есеня вдруг ясно представила себе осенний вечер, тот же мрачный домик на краю лесной рощи... ...Только теперь его окна озарены электрическим светом, в сад перед крыльцом — вынесен обеденный стол. Белая скатерть, много угощения, шампанское. И всё это не для гостей, а только для новоиспечённых супругов. Катя и Володя празднуют свою женитьбу, громко чокаются и счастливо обсуждают планы на будущее. В отличие от подступающих отовсюду сумерек, эти планы светлые и безоблачные. Смеющаяся Катя соскакивает со стула и запрыгивает на колени к мужу, тянется к губам. И тут у дороги тормозит немногочисленная темная колонна машин. Дверцы хлопают, к новобрачным направляются братки. Во главе — Чингачгук, помоложе, чем сейчас, но с таким же бритым черепом и длинной бородой. — Володенька! — восклицает он и бесцеремонно занимает свободный стул. — У тебя свадьба, какая прелесть. А чего друзей не приглашаешь? Нехорошо... — Пришлось ему объяснить, что некоторых людей трогать — чревато последствиями, — ухмыляясь, продолжал Чингачгук. — По-дружески, знаешь? Забрали всё до копеечки, здоровье чуток подпортили. Ну, и Катюху... Есеня вздрогнула, но удержала своё бесстрастное, рабочее выражение лица. — А его самого? — напомнила она. Чингачгук насмешливо помотал головой. — Это уж он сам постарался. Повесился, дурень. Да и Катюха тоже... Сама виновата. Говорят же: не садись играть с вором? А она не играть, она замуж за вора пошла. Есеня затянулась сигаретой, уставившись на поверхность стола. А когда почувствовала себя немножко увереннее и подняла голову, то натолкнулась на холодный вопросительный взгляд. — Спасибо, — пробормотала она. — Вы мне очень помогли. — А порадуешь чем? — остановил её Чингачгук. — Новостями порадовала, это да. Но надо бы что-то на дорожку оставить. Ручку позолотить, — он ухмыльнулся. — Тюремная традиция. Есения непреклонно щёлкнула крышкой портсигара и убрала вещи наставника обратно в карманы. — Чего же вы хотите? — нахмурилась она, придвигая к себе казённые папки. И поёжилась под ещё более пристальным, ощупывающим взглядом арестанта. — А что у тебя есть? — насмешливо спросил тот и ещё раз смерил выразительным взглядом, от которого её щёки загорелись. Протянул: — Хороша. Ну да у него всегда вкус был. Может, — он подмигнул, — останешься? Я ласковый. Не совладав с собой, Есеня вспыхнула и вскочила со стула. Чингачгук засмеялся. — Ладно, живи. Вот Катюху только мне оставь, — с этими словами татуированные пальцы вытащили из папки согнутую фотографию. — А то мою забрали давно. Она подхватила папки на руку и кулаком громко постучала в железные двери. А перед тем, как уйти, сквозь зубы шепнула охранникам: — Обыщите его.***
— Вот, — устало объявил Саша, раскладывая на капоте внедорожника несколько фотографий. — Эти невесты шили платья у Суворовой, и все они выходят замуж завтра. Дальше у каждой пары — своя программа. Кто-то на лимузине катается, кто-то в ресторан и в обход по памятникам. Все невесты о проблемах молчат, но вот эта и эта, — он показал пальцем. — Они намекали на то, что подвергались насилию. Осталось выяснить, какая из них больше приглянулась нашей снайперше. Есеня кивнула. Упершись локтем в капот, положила на ладонь щёку, вздохнула. Ещё раз внимательно осмотрела каждую фотографию, пытаясь за дежурными радостными улыбками разглядеть потенциальную жертву. Почти одинаковые улыбки, почти одинаковые модные платья, причёски... "Что видишь?" — помог мыслям сдвинуться с места тон знакомого голоса. Она погрустнела. "Игра есть такая, — продолжал тот же недовольный баритон. — Детская. "Найдите пять отличий" называется". Есеня живо упёрлась взглядом в единственную фотографию, что выбивалась из общего ряда. Вспомнила недавнюю беседу с этой невестой, недоверчиво нахмурилась: "Но у этой как раз... хорошо всё". "А чего ручки прячет? — фыркнул её невидимый помощник. — Ручки прячет чего, а?" — Сделай милость, — вздохнула она, решив на сей раз не спорить со своим... подсознанием ли, призраком или галлюцинацией? — Поговори с вот этой ещё разок. Саша хватил фотографию, вгляделся так, будто что-то в ней пропустил. Но единственное, в чем можно было упрекнуть невесту, так это в том, что она пожелала выделиться из толпы счастливиц и надеть закрытое платье. Заметив хмурое выражение лица напарника, Есеня прибавила: — Я прошу тебя. Считай это личной... штукой. К тому же, — она усмехнулась. — Не забудь её предупредить, что собираешься ненадолго стать её женихом. Саша поморщился. — Это обязательно? — Исключительно в интересах следствия, — пообещала она. И на следующий день — дата, заявленная невестой предполагаемой жертвы — спецоперация была подготовлена до деталей. Все только ждали сигнала. — Женихи слышат голос Володи, которого давно нет в живых, в записи, — задумчиво говорила Есеня. — Она спасает невест от того, что случилось с ней? От предательства, от насилия? Прислушалась, не уверенная до конца, удастся ли ей таким образом разговорить своего невидимого спутника? Впрочем, чем ещё было заниматься в ожидании начала праздника? Тишина в салоне внедорожника, на улице и в маленьких колонках рации не позволяла отдохнуть и тревожила ещё больше. "Мир спасает, — наконец отозвался знакомый баритон в её ушах. — Чистый, хрустальный... А когда весь мир спасать надо, — там уже никого не жаль..." Она вздохнула. Да, он знал, о чём говорил. В лобовое стекло хорошо просматривался вход в небольшой районный ЗАГС, к которому направлялась радостная процессия. Во главе к дверям торопливо шёл жених, не выпуская руки своей бледной невесты в пышном платье, с закрытым кружевным верхом и стоячим воротничком. Подчёркнуто восторженные гости провожали их до входа. Саше невероятно шла его роль. Синий костюм сидел идеально, в петлице светилась крошечная белая розочка, в последний момент сорванная с букета невесты, но прекрасно подошедшая на место бутоньерки. — Стрелок обнаружен, — внезапно затрещала рация. — Пятый этаж, восточная сторона. Повторяю... — Принято, — ответил кто-то. Есеня встрепенулась, нервно схватилась за передатчик, но не отвела взгляда. Саша затащил невесту за собой в двери, многочисленные гости устремились следом. И с этого момента пошёл обратный отсчёт. Она поднесла к глазам наручные часы, сверяя время. Пока всё шло по плану... Но уже через мгновение какая-то роковая сила вынудила её выскочить из машины на тротуар. "Да, — оправдывалась Есеня перед самой собой, когда бежала к нескольким недостроенным высоткам. — Саша говорил: сидеть в машине и не высовываться. Но разве можно пропустить такую возможность? И даже не попробовать схватить Суворову, может быть, даже самостоятельно? В отличие от Меглина, он вечно преувеличивает опасность, которая мне грозит. Я же не сахарная..." Тем более что покамест опасность грозила ему самому. Вряд ли с такого расстояния Суворовой удалось бы разглядеть подробности его физиогномики. Значит, она вполне могла пристрелить его как настоящего жениха. Или выстрелить со злости, сообразив, что её надули. Если только не поторопиться... — Первый, второй, — доносилось из маленьких колонок сквозь треск. — На пятый этаж! Третий прикрывает выходы! Двое — прямо, ты — в обход! Есеня ускорила шаг, после побежала. Не сбавляя скорости, надавила на кнопку и добавила в поток оперативной переклички решительное: — Если что, — открывать огонь на поражение! — Принято, — был ответ. — Тишина в эфире! А вот и двор будущей высотки, поросший травой и забросанный каким-то строительным мусором. Ловко виляя между стопками фанеры и бетонных плит, преемница одного странного сыщика неожиданно нос к носу столкнулась с парой рослых оперативников. — Давайте, — скомандовала она им и выхватила пистолет из кобуры. — Я с вами. Между тем положенные пятнадцать минут короткой — наверное, самой короткой в истории этого ЗАГСа — церемонии истекли. И счастливые новобрачные вышли на улицу. Невеста была ещё более бледной, жених же стал серьезнее и напряжённее. Они вдвоём остановились на крыльце, ликующая толпа забросала их цветочными лепестками. Катя Суворова разместилась поудобнее, расправила подставку своей винтовки, легла рядом. Без труда навела прицел на вход в ЗАГС. Место было уже разведанное, удобное. Сперва она убедилась, что очередная жертва домашнего насилия не солгала и время своей свадьбы сообщила верно, вплоть до минуты. После навела прицел на молодожёна. Они встали так удачно, на ступеньках крыльца, и гости при всем желании не могли влезть под пулю. Только странно, что он был светловолосым. Кажется, её клиентка говорила совсем другое... Суворова принялась настраивать дальность и скоро смогла удостовериться в том, что в выборе не ошиблась: испуганная невеста вырывала пальцы из рук жениха, явно собираясь куда-то бежать. А тот держал крепко. Пару раз даже грубо встряхнул, что-то ей поясняя. Катя сузила глаза. Набрала на телефоне нужный номер, и едва на том конце провода приняли вызов, привычным движением накрыла экран маленьким старым диктофоном. — Счастливчик ты, — услышал Саша и рывком удержал свою невесту от позорного бегства. — Всё у тебя в жизни сложилось, всё срослось... Поднеся трубку к уху и растягивая время, он цепким взглядом обвёл пространство. И вдруг посмотрел прямо в прицел. Суворова отшатнулась. Её предчувствие уже год как не поднимало головы. Но оно никогда не подводило. Следовало послушаться. Что-то тут было не так... Вскочив на ноги, она схватила самое ценное — винтовку — и бросилась к лестнице. Чехла было жаль, но если её подозрения не имели под собой почвы, позже можно было за ним вернуться. Предчувствие уверяло, что не выйдет. Она вдруг вспомнила, где видела этого жениха... "Следственный Комитет", — резко заявила его спутница, неприятная девица с короткой стрижкой и жгучими глазками, когда они вдвоём явились по её душу. Засада! Подстава! Ну уж нет! Она не хочет... так... Она ещё не готова. И она так просто не дастся! Надо уходить! Словно в подтверждение, совсем близко раздался топот ног. Катя в тот же миг бросилась за угол какой-то бетонной перегородки. Обхватила винтовку, притаилась, прижала приклад к груди. Все органы чувств обострились донельзя. На этаж вышла пара в штатском, но их внимательные острые взгляды по сторонам мгновенно выдали профессию обладателей. Суворова затаила дыхание, лихорадочно соображая, что можно было предпринять. Первым в её сторону направился совсем молодой парень, не старше этого липового "жениха". Вытянул впереди себя руки, уцепившись за табельное оружие, как утопающий за соломинку. Напарник постарше и поспокойнее — куда более грозный противник — отправился в противоположном направлении. И наткнулся на чехол. Катя закусила губу. — Мы на шестом, — сообщил он в рацию. — Здесь чехол от винтовки. Обходим этаж. Едва он скрылся за углом бетонной колонны, а молодой подошёл совсем близко, она смело вышла из укрытия за его спиной. — Эй! От неожиданности полицейский остолбенел, и Суворова тут же сбила его с ног винтовкой. А после, не моргнув и глазом, выстрелила в упор. И в тот же миг чей-то служебный пистолет послал пулю ей в бок Катя взвизгнула, но не опустила оружие. Резко развернувшись, выстрелила наугад. И попала. На белую рубашку оперативника будто прыгнул красный паук и опрокинул его на спину, на пол. Убедившись, что одержала победу в этом раунде, Суворова наконец позволила себе обратить внимание на рану, схватиться за неё руками, стиснуть зубы. Сложившись в максимально удобном и наименее болезненном положении тела, она торопливо захромала к перегородке, спряталась за ней и, тяжело дыша, прижалась спиной, прислонив винтовку рядом. В неё саму ещё никогда в жизни не попадала пуля. От оглушительной боли кружилась голова, а тело начинало легонько потряхивать. Между тем усиленные бетонными стенами выстрелы были отлично слышны с улицы. Фальшивая свадебная толпа мгновенно рассредоточилась в пространстве. Гости и свидетели, вне зависимости от пола, выхватили служебные пистолеты, знаками раздавая друг другу распоряжения. Единственная здесь настоящая — невеста — вырвалась и испуганно убежала обратно, в здание ЗАГСа. "Жених" чуть было не бросился догонять, но быстро передумал, махнул рукой. — Кто открыл огонь? — раздавалось из рации. — Слышу стрельбу наверху, этаж неизвестен, — донеслось следом. — Мы на пятом, — вдруг услышал Тихонов взволнованный голос. Слегка искажённый, но знакомый. — Чисто... Вы — наверх, вы — вниз, я — в обход. Он сердито передёрнул затвор. Ну вот куда она полезла? Просил же: сидеть в машине! Кому нужно сейчас её геройство?.. — Пятый этаж, чисто, — вновь доложила рация. — Объект не обнаружен. Всем оставаться на местах. Саша ещё раз быстро пробежал взглядом по зданиям вокруг. — Все сюда! — через миг закричал он. — На крышу того дома! Быстрее! И в сопровождении двух коллег бросился бежать в указанном направлении. Мысль о том, что его напарница находилась там, наедине с сумасшедшей убийцей, невероятно прибавляла сил и скорости. — Перекрывай улицу! — вопил передатчик в руке. — Я её видел! Она — там!.. — Принято, — спокойно донеслось в ответ. В считанные секунды достигнув стройки, Тихонов и его спутники так же быстро перебежали двор, ворвались внутрь здания и бросились по лестнице наверх. — Кто открыл огонь? — беспокоились в колонках. — Ответьте, кто стрелял! — Мы на седьмом, начинаем обход. — Принято. — Мы на восьмом, — отозвался ещё кто-то. — Работаем. Как поняли? — Принято. — Мы на девятом, обследуем. — Принято. Второй этаж, третий, четвертый... Двойка за спиной пыхтела и уже начала сходить с дистанции. Но Саша не сбавлял темпа. Его мысли мчались впереди быстрее ног, и думал он не о том, где могла находиться Суворова, а о том, куда отправилась Есеня после того, как обнаружила пятый этаж пустым. Выше? Ниже? А что, если снайпер попросту спряталась? Есеня отправила своих спутников на другие этажи, значит, осталась совсем одна! Вот она пройдётся по пятому, решит, что там никого нет, расслабится, потеряет бдительность. После вздумает повернуться спиной, и... Тихонов похолодел и словно обрёл второе дыхание. Спутники уже безнадёжно отстали, но он даже не обратил внимания. Наконец, лестница вывела на пятый, он бросился выше - на шестой... — Вы ближе, будьте осторожны, — донёсся из маленьких колонок голос Есени. — Я — в противоположном конце здания. Фу-ф! Можно было вздохнуть свободнее. Ненадолго... — Так кто остался внизу? — сердито осведомилась рация. — Здесь только лестница. Упустим... Саша замер в проёме, навострил уши и выставил оружие перед собой. Плавно, медленно двинулся вперёд. Как будто слышалось чьё-то тихое учащённое дыхание. Ближе и ближе... Он остановился и навёл пистолет на угол бетонной перегородки. Скомандовал: — Выходи! Через миг на свет выступила Суворова, прихрамывая и пальцами зажимая себе рану в боку. Конечно, снайпер: волосы убраны под шапку, лёгкий и прочный камуфляж, глаза полны слёз... — Помогите, — плаксиво попросила она. — Пожалуйста! Какой-то сумасшедший в меня стреля-ал... Тихонов сдвинул брови и сжал пальцы на прикладе. Сухо заметил: — Хорошая попытка, но незачёт. Я твои фотки видел. Всхлипывая, Суворова опустила голову, пальцы на ране окрасились кровью. — На колени! — услышала она. Но вместо этого только шире округлила глаза и растерянно попятилась. — На колени, руки за голову! — приказал он, громче и понятнее. И шагнул вперёд. Доложил в рацию: — Я её взял. Под дулом служебного пистолета Кате ничего не оставалось, кроме как послушаться. Тем более, что она уже сделала всё, что ей было нужно. На расстоянии вытянутой руки, за перегородкой, была её винтовка. Последний шаг назад — и Суворова поравнялась с краем проёма, опустилась на колени. Не отрывая глаз от своего противника, прошептала: — Помогите, пожалуйста. Помогите... — Да, Саш, жених из тебя что надо! — знакомым голосом обрадовалась рация. — Мы идём к тебе. Катя постаралась вложить в свой взгляд максимально жалобное и беспомощное выражение, на которое только была способна. Она отняла руку от раны и повернула ладонь, демонстрируя блестящие кровавые сгустки. Прошелестела: — Пожалуйста... Саша ещё секунду подержал её в испытующем напряжении. Но после Суворова увидела, что её маленький спектакль имел успех. И незаметно схватилась другой рукой за приклад винтовки. Тихонов моргнул, и отблески стали пропали из его глаз окончательно. Он вновь посмотрел на девушку, что стояла перед ним на коленях, на её окровавленную ладонь, заплаканное лицо... И сдался, сунул оружие в кобуру. — Что там у тебя? — нахмурился он и подошёл совсем близко. — Ну, давай... И протянул руку. Чего делать никак не следовало. Суворова молниеносно схватила его за запястье, рванула к себе. Почти одновременно сделала какое-то движение, и подбородок "жениха" упёрся в холодное дуло. А следом грянул выстрел. — Саша! — волновалась рация. — Саша, ответь! Кто стрелял? Ответь, Саша! Ответь! Он бы так хотел ответить и сказать ещё кучу всего того, что ей нужно было узнать, на что раньше не хватало духу... Но он не мог. Он сидел там, куда упал, привалившись к стене спиной, и сил не было даже на то, чтобы поднять руку, дотянуться до горла, зажать себе рану и отсрочить неизбежную смерть... Затухающий с каждой миллисекундой мир заслонило бесстрастное лицо девушки с большеватым ртом. — Вы меня не остановите, — спокойно сообщила она. — Я их всех убью. Подхватила винтовку, и Саша услышал только звук затихающих шагов. Внезапно шаги повернули обратно, приблизились. Нарастая, перешли в бег... — Он здесь! — резануло по ушам. Есеня примчалась впереди всех. И увидев, насколько безнадёжна была рана напарника, в ужасе задохнулась. Её спутники застыли на месте, тяжело дыша. Кто-то попробовал сделать неуверенное движение вперёд, но в ту же секунду отказался от этой затеи. Есеня на миг зажала себе рот, приглушая вопль. Но он всё же вырвался, разбудив оглушительное эхо. Воздух обжёг лёгкие. На его остатках она попыталась закричать: — Отошли, отошли, отошли! Голос сел, она рухнула на колени и изо всех сил прижала кровавый, бьющий ей в пальцы фонтанчик к кости. Как учили, надо прижать артерию... Хоть немного задержать, выиграть время! Посмотреть в ещё живые небесные глаза... — Е... сень, — его окровавленные губы нежно дрогнули в улыбке. — Я же просил... Си... ди... Последний звук вырвался изо рта вместе со слабым плевком яркой красной струйки. — Не говори, молчи! — не слушая, шептала та. — Молчи! И он как обычно послушался. Вздохнул в последний раз. И запрокинул голову, обмяк, отяжелел. — Найдите её! — завизжала Есеня во весь голос, чувствуя, как этот крик высушивает горло и наждаком скребёт по сердцу. — Найдите эту суку! Найдите!.. Полицейские с разгону кинулись в проём как спущенная с привязи охотничья свора. — Сашенька! — срывающимся голосом шептала она, тщетно пытаясь заглянуть в стеклянные глаза. — Нет... Хороший мой... Подожди! Подожди, не уходи! Посмотри на меня! Пожалуйста! Ну, пожалуйста! "...Посмотри на меня! Ну, я же здесь! Я с тобой!.. Пожалуйста!" Вмиг воспоминания накинулись на неё хищной стаей, намереваясь разорвать в клочья. В груди прострелило острой болью, горло сжал спазм. Старая история повторялась с поразительной точностью. Есеня вновь смотрела в дорогие ей глаза и видела, что они её уже не узнавали. — Нет, — еле слышно шептала она. — Сашенька... Прости меня! Прости... Нет! Ну, пожалуйста! Нет! Сотрясаясь от беззвучных сухих рыданий и не стесняясь никого из присутствующих, она обхватила своего хорошего мальчика за плечи. Прижала к груди его поникшую голову окровавленными руками. Зажмурилась и тихонько баюкала уже мёртвое тело...***
Всё давно закончилось, унесли неподвижный труп, накрытый окровавленной простыней, разошлась оперативная группа специального назначения, так никого и не поймав. А Есеня всё так же стояла у грубого пустого проёма и отчаянно курила, глядя на далёкую линию горизонта невидящими глазами. Губы шептали простую просьбу, мольбу, но было уже слишком поздно. — Это из-за меня, — вдруг догадалась она. — Из-за меня... Опять... Сигарета выпала на бетон из дрожащих пальцев. Есеня привалилась плечом к холодной перегородке, глядя вниз, на шумный город под ногами. Совсем как тогда... Высотное здание, посвистывание ветра в ушах, и внутри всё собирается в комок. Недоставало только Высотника — Владимира Стриженова, серийного убийцы, что мстил окружающим за свое покалеченное детство. И непременно сбросил бы ученицу Меглина с крыши, если бы тот не подоспел вовремя. А может, было бы лучше... Ведь всего пара шагов, раз, два... И она встретится с Сашей, сможет попросить прощения. Сказать всё, что не успела, о чём он должен был знать. Всё, всё... А потом где-то там же отыщет маму, Анюлю, Меглина... Зачем ей было жить после всего того, что уже случилось? "Не дури", — строго одёрнуло подсознание, вновь приняв образ наставника. Но она только покачала головой. Глубоко вздохнула и уже приготовилась шагнуть в пустоту... — Есеня... Она на секунду задержалась, улыбнулась. Он почти не называл её по имени. Но когда называл, в минуты опасности или пьянящей нежности, это всегда было как нектар. Слышать собственное имя из уст этого колючего кактуса было ей наградой за перенесенные испытания, за эти мгновения на грани жизни и смерти, когда она рисковала головой по первому его слову. И за её смелость, когда однажды она решилась нырнуть в тёмные воды и одним глазком заглянуть в самые глубины его души... И теперь ей не дали сделать рокового шага. Чьи-то руки схватили за плечи, развернули, оттащили от края. Встряхнули раз, другой. — Есеня! Есень! Открой глаза! Ну! Она послушалась. С изумлением уставилась на встревоженного мужа. Прошептала: — Ты... — Ты вообще нормальная?! — просипел Женя, сдавливая её в мертвой хватке, как пустую жестяную банку. — Что задумала сделать? А? Колись! Супруга поморщилась, попыталась высвободиться, хотя бы частично. Упёрлась кулачками ему в грудь. — Ничего, — прошептала она, силясь вздохнуть в этих неудобных тисках. — Наверное, голова... Закружилась. — Ага, — брякнул он. — Хорошая попытка. — Пусти, мне больно. — Не пущу, — возразил Осмысловский. — Не раньше, чем ты пообещаешь мне больше такого не делать. Никогда. Она упрямо сжала губы. — Ты мне уже обещала, — напомнил он. — Раньше. Забыла? Есеня с трудом вздохнула. Он разжал хватку, но тут же перехватил её за предплечье — как преступницу. Сказал хмуро: — Поехали. Она закрыла глаза. Задрожала. Повернулась и горько разрыдалась у него на плече.***
Солнце прыгало по волнам Москва-реки, отражалось в фольге окошек зданий, что смотрели с набережной на мост. Есеня глубоко вдохнула воздух и опёрлась на перила. Внизу тёмным перламутром переливалась вода. Закатное свечение отражалось на поверхности многочисленных закрытых замков и замочков, больших и маленьких, квадратных дверных и особенных, в форме сердца. Этими замочками, призванными хранить любовь в неприкосновенности, покуда хватит долголетия стали, были увешаны все вензеля ограды. На многих, специально для этой цели, выбиты соответствующие слова и даже целые фразы. Рядом послышался тихий звон, будто кто-то вешал на перила моста ещё одно дополнение. Есеня скосила глаза и улыбнулась: у наставника в прорези застрял ключ, и он ритмично и спокойно подёргивал его, пытаясь вытащить. Наконец, его усилия увенчались успехом. Проверив крепость замка, Меглин разогнулся и молча передал ключ ученице. А та выбросила его далеко в реку. Как крошечный сверкнувший огонёк. — Как замуж-то вышла? — поинтересовался наставник, облокачиваясь на перила. Привычным движением сунул в рот папиросу, закурил. Есеня вздрогнула. Виновато опустила глаза. — Ну, плохо мне было. Женя рядом оказался... — Я не о том, — усмехнулся он. — Свадьба у вас была? Она вспыхнула. — Не было никакой свадьбы! Расписались в ЗАГСе и пофоткались на Воробьёвых. И всё. Даже ресторан не заказывали. — Значит, на мост не ходили, — хмыкнул он. — Замочков не вешали? Грустно-то без замочков... Грустно... — Ещё как, — подтвердила она. — Иной раз и жить не хочется. Вздохнула. Глубокие, как вода внизу, глаза Меглина внимательно всмотрелись в её влажные, омытые слезой. Покачав головой, он выбросил бычок и уверенно, не оглядываясь, направился по мосту прочь. Есеня всем существом устремилась за ним, но ноги не двигались с места. — Я — с тобой! — закричала она, слушая собственное зловещее эхо. — Подожди! Пожалуйста! Возьми меня с собой! Но фигура в плаще неизбежно растворилась в подступающем тумане. Серая пелена съела всю половину моста из мира сновидений и медленно подползала всё ближе и ближе. Закатные краски усилились, поливая пейзаж кровавыми отблесками. Рукам вдруг стало невозможно горячо, и поднеся к глазам ладони, она увидела на них кровь, что стремительно растекалась и сочилась меж пальцами. Её белое газовое платье окрасилось алым, спазм в горле передавил крик. А потом наступили спасительная темнота и забвение...***
Есеня проснулась, глотая собственные слёзы. До мурашек реальный, этот сон мучил не хуже обычного ночного кошмара. Да, наверное, он прав. За то, что она сделала, смерть была бы слишком простым и лёгким наказанием. Куда мучительнее ходить по земле, по тем же улицам жестокого города, и думать о том, чего они так и не сумели сделать, испытать, прочувствовать. Теперь она была осуждена страдать до самого конца, ибо эта рана на сердце вряд ли когда-то затянется. А несколько дней назад там же, появилась ещё одна... Не менее болезненная. — Опять плохие сны, — констатировал Женя за завтраком. Она тряхнула головой. — Я в норме. Могу работать. — Ты это Быкову скажи, мне-то зачем? — заявил он холодно. — Мне лучше, когда ты дома, с сыном. — Я знаю. Наверное, мне самой лучше... Он оживился. — Есень! Давай я его попрошу, а? Раз все уже просочилось в прессу, пускай передают это дело ФСБ. Хватит вам гоняться за тенью. Не догоните. Та замерла, поднеся чашку к губам. Но так и не сделала глотка. — Что такое? — Я знаю, как её поймать! — убеждённо сказала она. Отпила кофе с краю и опустила чашку на блюдце так быстро, будто уронила. А после вскочила на ноги, схватила со стола айфон. — Егор Александрович, — услышал Осмысловский. — Да, доброе... Я, кажется, придумала. Я знаю, как мы её накроем... Нет, послушайте меня! Я помню, что все ЗАГСы закрыты! Не в этом дело... Мост! Мост, понимаете? Они же все пойдут на мост!.. Да-да, уже выезжаю! Отключив связь, она бросилась в спальню и принялась торопливо одеваться. На миг, поймав в зеркале собственный тяжёлый взгляд, невольно вздрогнула. В мыслях путаным вихрем пронеслись события недавних дней. Мёртвые глаза Саши и кровь, горячая, но уже тоже мёртвая. Кровь на её пальцах, когда она силилась зажать у него на шее фонтанчик, бьющий из артерии. Её истерика, ужас и оглушительная ярость, все в одном смешении чувств. А потом — тихие скромные похороны подающего надежды молодого следователя. И слёзы, что застилали глаза. Нет! Она не сдастся! Не отступит! Не позволит забрать у неё это дело! Теперь найти эту суку — вопрос не только профессиональной чести. Это её долг перед несчастным, самым преданным её другом. Ещё одним, которого она убила... — Ты уверена, что сейчас поступаешь правильно? — спросил Женя, привалившись к косяку двери. Супруга передёрнула затвор пистолета и застегнула кобуру. — С недавних пор я не уверена ни в чём, — хмуро ответила она и набросила куртку. — Но я должна попытаться. Он решительно преградил путь. — Жень... — Зачем, Есень? — муж взял её за плечи, мягко оттеснил назад. — Зачем тебе всё это? — Все ЗАГСы закрыты, — сквозь зубы произнесла она. — Но заказы на свадебные торжества и машины никто не отменял. Они будут жениться, понимаешь? И на мост пойдут — замочки вешать. Если мы опоздаем — получим ещё один труп! — Мне уже хватило Сашиного... трупа, — медленно, с расстановкой, произнес Осмысловский. — И я не хочу прибавить к нему ещё и твой! Я тебя не пущу! — Жень, ну что за глупости! — рассердилась она. Попробовала вырваться, но не вышло. — Чёрт! Ну я хотя бы могу всё Быкову рассказать? Он меня вызывает. Обещаю, что под пули лезть не буду... Специально... Доволен? Муж выразительно убрал руки с её плеч и с усмешкой поднял раскрытые ладони. Поразмыслив, Есеня чмокнула его в щёку, сказала нарочито бодро: — Не волнуйся. Побудь с Витюшей, пока няня не приедет, хорошо? Я скоро вернусь. — Ага, слышали уже, — буркнул он ей в спину.***
Вот и мост. И солнце отражалось в металлических дужках замков так ярко, что отблески было видно с чёрт-те какого этажа. Катя Суворова этажи не считала, пока поднималась сюда. Главное было: добраться до самого верха колокольни незамеченной и пронести свой чёрный футляр. Когда она достигла цели, то с удовлетворением осмотрела пространство пустого балкона под высоким куполом. А когда разместилась у самого края и прицелилась, то обрадовалась ещё больше: профессиональное чутьё подсказало правильно — не было в округе лучшей точки обзора. Катя настроила дальность, навела прицел на мост, выбрала самый неприятный на вид закрытый замочек в форме жуткого красного сердца и представила себе, как пуля стремительно летит к нему и разносит металл вдребезги. Там же, рядом, когда-то Володя силился закрыть их старый замок. Но так и не сумел. Говорят, все эти приметы — чушь собачья. До той поры, пока не начинаешь в них верить. Вдруг на мосту показалось какое-то движение. Суворова довольно усмехнулась: туда, навстречу пуле, направлялась весёлая и шумная свадебная процессия. Белое платье невесты, похожее на облако, пёстрые наряды гостей, бокалы шампанского в руках у каждого, ленты, каблуки, смех... Вот молодожёны прошли чуть вперёд, выбрали место, жених достал приготовленный замок с ключом. Внезапно острая боль пронзила тело сверху донизу, насквозь; Катя даже сама не поняла почему. Раньше такого не случалось. Глубоко вздохнув, она передвинула прицел на лицо жениха, всмотрелась внимательнее. Показалось, на губах парня мелькнула гадкая улыбочка. Ну, а как иначе? Все они — скоты и садисты. И предатели... Наверняка и этот руки распускает за закрытыми дверьми. Как за таких вообще можно хотеть выйти замуж? Дура, не знает, что её ждёт. И у неё одно спасение — вот эта пуля, что уже в стволе. Суворова сгруппировались, положила палец на курок. Приготовилась, медленно выдохнула... — Руки! — раздалось за спиной. Обернувшись, как в замедленной съёмке, она увидела направленное на неё дуло пистолета. А уже потом — решительную брюнетку. Ту самую, от которой едва получилось ускользнуть в салоне. Теперь её в чёрных глазах светилась подлинная ненависть. "Что, приходится одной работать? Теперь без смазливого напарничка? Личико непроницаемо, но руки подрагивают. Злишься, да?" — Руки подняла, — с трудом сохраняя спокойствие, приказала Есеня. Катя неторопливо, будто нехотя, подчинилась, заложила руки за голову. Посмотрела на противницу с торжествующей улыбкой. — Встала! — рявкнула та. — Думаешь, ты меня остановишь? — ехидно поинтересовалась Суворова. — Я их всех убью! Любые возможные слова, увещевания, всё то, что принято говорить в таких случаях и ситуациях, вылетели у Есени из головы. В прицеле было наглое лицо преступницы, перед глазами — мёртвый Саша. И очень чесался палец на спусковом крючке. Очень. — Он работал всего год, — глухо произнесла она. — Ни одного серьёзного дела. До тебя... Катя деланно округлила глаза: — Ну надо же! Я польщена. — Он был моим напарником, — тихо продолжала оппонентка с табельным. — И... другом. — Ну и что ты сделаешь? — с интересом спросила Суворова, явно сообразив, что больше на колокольне никого не было. — Убьёшь меня? Есеня перевела дух. — А тебе бы этого хотелось больше всего, да? — вдруг догадалась она. — Ты же мечтаешь о том, чтобы тебя саму снял какой-то снайпер? Или застрелили при задержании? Самодовольная улыбка на губах Кати потухла. Она резко дёрнулась, и ученица Меглина не сумела поймать момент, когда дуло винтовки уставилось точно в прицел её пистолета. Невольно отступила на пару шагов. Пробормотала: — Тогда почему ты не позволила ему выстрелить? Суворова поднялась на ноги, упёрла приклад в плечо и машинально погладила воронёный металл винтовки снизу, как подбородок какого-то любимого зверя. — Он бы не смог, — улыбнулась она. — Ты же знаешь. Слишком добрый он у тебя... Был. Пальцы сжали приклад "Макарова" так, что побелели костяшки. С такой же силой сомкнулись и зубы. Указательный практически коснулся впадины пускового крючка. Ещё миг — и она выпустит пулю. Выпустит, даже если ответная оборвет её собственную жизнь... Не для того ли она пришла сегодня сюда в одиночку? Катя прищурила один глаз, чтобы не мешать другому прицеливаться. Обе девушки замерли неподвижно, наставив оружие друг на друга. — У тебя дети есть? — Сын. — Повезло. — У тебя? Суворова покачала головой. — Уже никогда не будет. В душе шевельнулось нечто, похожее на сочувствие, но было изгнано с позором. Вместо этого зачем-то в голову полезли картины собственной гибели, здесь, на этих плитах, под молчаливыми колоколами. Две встречные пули, что разминулись в полете, два мёртвых тела. И хрустальные слёзки на щеках шестимесячного крохи. Он будет орать басом, требуя маму, но это желание отныне станет несбыточной мечтой... — А знаешь, — будто в подтверждение этих запоздалых мыслей, продолжала Суворова. — Когда смотришь сюда, в дуло, сразу много чего начинаешь оценивать по-другому. Правда? Вот и я посмотрела и поняла: не могу уйти, пока не доделаю работу. До конца. — Какую работу? — невесело усмехнулась Есеня. — Женихов снимать? Мужу мстить, что не защитил? Что затащил тебя во всю эту грязь? Снова и снова возвращаться к своей травме? Но Катя вдруг покачала головой: — Ты не понимаешь... И явно собиралась сказать что-то ещё... Как тут чей-то выстрел её опередил и беззвучно послал пулю точно ей в затылок. Дочь прокурора инстинктивно отшатнулась в сторону и увидела, как Суворова содрогнулась всем телом, будто поломанная марионетка, сложилась пополам. Колени подогнулись, и она упала на пол, на бок. Перекатилась и так и осталась лежать, таращась в небо распахнутыми удивлёнными глазами. Есеня в ужасе вцепилась в пистолет, пытаясь сообразить, не она ли нажала на курок. Потом, пересилив себя, нагнулась над мёртвой преступницей. Увидела, что пуля прошла в противоположном направлении. Запоздало сообразив о наличии угрозы повторного выстрела, она пригнулась, отбежала к задней стенке. Тревожно оглянулась, пытаясь вычислить, где мог сидеть снайпер. Ещё один... Но больше никто не стрелял. Только ветер гулял меж каменных опор, посвистывая на поворотах. И, столетние ступени колокольни содрогались под грохотом сапогов: на место происшествия уже спешила оперативная группа. Выстрел коллеги слышать не могли, но наверняка видели, что случилось, со своих позиций. Неужели Седой решил подстраховаться? О подобной огневой поддержке у них уговора не было. Есеня запустила пальцы в волосы. Чувство было как у охотника, которому не дали выстрелить в медведя или льва. Тихое, тайное ликование, что получилось остаться в живых. И вместе с тем разочарование, даже сожаление, что последний выстрел принадлежал кому-то другому. Она убрала оружие в кобуру, достала телефон. Слушая гудки, прошлась вдоль стены, чтобы немного успокоить нервы, провела по ней ладонью. Почувствовав какие-то шероховатости, остановилась, пригляделась. Там были нацарапаны буквы. Кривые, печатные, заглавные. Кажется, Т, М, Н и П, без пробелов. Как аббревиатура. Преемница сыщика на миг задумалась о том, что бы это могло означать. А догадавшись, закрыла себе рот свободной рукой.***
И потому позже не удивилась звонку с неизвестного номера. — Привет, — бархатно, с придыханием в трубку, произнёс голос, который она надеялась никогда больше не слышать. — Я скучал. Надеюсь, ты тоже? Есеня судорожно схватила телефон обеими руками и захлопнула за собой дверцу машины. — Как ты узнал мой номер? — хрипло произнесла она. Человек на том конце провода довольно хмыкнул. — Правильные вопросы задавать начала. Растёшь. Но ответа ты не получишь. Пока. Так будет неинтересно. Ослабив одну руку, Есеня дотянулась до бардачка и вытащила из него свой старый исписанный блокнот. Внутри лежал карандаш. Тот самый. От прикосновения к этим предметам её будто на миг шарахнуло током. Последний рапорт удивил начальство: тот выстрел не был санкционирован, да и никакого снайпера Быков не сажал. Неужели... Её телефонный собеседник терпеливо держал паузу. Так, что получилось немного утихомирить дыхание и начать перелистывать блокнот в поисках чистого листа. — Чего ты хочешь? — наконец выдавила она. — Как всегда, — сообщил грубый голос, до неузнаваемости изменённый компьютерной программой. — Сыграть. — Со мной? — Есеня невесело усмехнулась, перехватывая карандаш поудобнее и внутренне содрогаясь от подобной перспективы. — Боюсь, тебя постигнет... разочарование Он тихо засмеялся. — Я уверен, ты меня не разочаруешь. Игра стала только интереснее. Теперь, когда ты осталась одна. Его собеседница до крови закусила губу. Грифель, что торопливо бегал по бумаге, упёрся в страницу под прямым углом и чуть не сломался. Глубоко вздохнув, она произнесла нарочито бодро: — Когда начнём? — А мы уже начали, — обрадовал её аноним. — Надеюсь, тебе понравилось? Ты меня не поймаешь! Отключив связь, Есеня отбросила телефон от себя, словно змею или паука. Упёрлась локтями в руль и запустила пальцы в волосы. Её била дрожь. "Ты меня не поймаешь, — раздалось в ушах эхо знакомого голоса. — Он же всё правильно делает? Чужими руками, не сам. Молодец, молодец..." — Чужими руками, не сам, — глухо повторила она. Значит, Суворовы — его марионетки, куклы на пальцах? Катя — точно. И, возможно, гибель Саши не была случайной. А этот выстрел из пустоты? Спасение мышки, с которой коты хотели позабавиться немного дольше, прежде чем сожрать. А может быть, подстраховка? О какой "работе" она говорила? Не ТМНП ли надоумил её застрелить всех этих женихов, а после и Есениного напарника? Зачем? Чтобы начать игру, спустя год красиво выйти из тени на сцену. А кто снял саму Катю, когда она хотела что-то сказать? Кто нацарапал инициалы? "Ты меня не поймаешь"? Сама Катя? Или кто-то третий, кто незримо присутствовал, слышал их беседу, наблюдал? Но тогда кто же выстрелил? Да, правильные, наверное, вопросы. Только, увы, без ответов. — Родион, — одними губами прошептала она. — Ты мне нужен! Помоги... Пожалуйста! Мне страшно! Но на сей раз ей никто не ответил, даже в мыслях. Шокированное подсознание сжалось в комочек и предпочитало помалкивать. Есеня с тоской посмотрела на суету у входа в колокольню, узкую улочку, запруженную служебными автомобилями и каретой "скорой". Кажется, стоит только выйти туда, к людям, — и этот кошмар закончится. Её поймут, ей помогут. Быков организует какое-то масштабное расследование. И у этого телефонного ублюдка, с которым у неё были ещё старые счёты, помимо новых, больше не останется ни единого шанса. Его наконец-то поймают... Одно только "но"... Он обо всём знал. Знал то, что она не говорила никому. Её болезненную тайну, раскрытия которой она так боялась первые несколько месяцев после его смерти, пока сходила с ума от горя и осознания своего поступка в полной мере. Он единственный знал о том, что она сделала. И что это было не самоубийство, а... Седой молчал, принимая ту версию событий, которая всем казалась наиболее очевидной. Но в его ледяных глазах она видела подтверждение своим опасениям. После их прошлогодних и долгих задушевных бесед в полутёмной камере любой острый ум догадался бы о том, о чём она пыталась молчать. Он взял её на службу, организовал целый отдел, потому что польза перевешивала риск. Но кто знает, о чём начальство думало на самом деле? А вдруг это — проверка? Захотел выяснить, сумеет ли она заменить Меглина, оставшись при этом в рамках закона? Чего у наставника, к слову, никогда не получалось... Потеряв одного ручного маньяка, не обрели ли они другого, ещё не изученного, непредсказуемого и потому неконтролируемого? Теперь попросить о помощи означало привлечь к делам минувших дней ненужное внимание. Рассказ об одной детали неизбежно повлечет за собой объяснения, вопросы, всё новые и новые вопросы, на которые у неё не было готовых ответов. Добровольно погрузиться во всё это снова, только, на сей раз безнадёжно глубоко? Впрочем, разве она уже этого не сделала?.. Вдруг айфон на передней панели разразился новой трелью. Сглотнув, она с опаской взглянула на экран. И облегчённо выдохнула. — Есеня? — встревожился на том конце провода муж. — С тобой всё в порядке? Наскоро утерев слёзы, та шмыгнула и ответила в нос: — Да. Всё хорошо. Скоро приеду. — Ну да, я слышу, — фыркнул он. — Давай дуй домой. А то мы все тут волнуемся. Расскажешь, что случилось. В трубке фоном послышался властный голос отца. Значит, все уже в курсе. Вот только объяснений они не дождутся. Кроме тех, что им уже, скорее всего, сообщил Быков. Кивнув, словно Женя мог это видеть, она завела мотор. Сказала сухо: — Уже еду. И мягко тронулась с места.