Дефрагмент

На утро всех собрали в кабинете. Лица у них были взволнованными. — Тот беляк сбежал, — сказал в гробовой тишине Василий. — Это очень плохо. Последним к нему заходил Егор. Зачем? Шилов замолчал на минуту а потом сказал:  — Да я эту паскуду и золото на своей спине приволок. Что, я опять под подозрением? Мне хорошо было — пришел, убил, да ушел. А беляк… Он на хапугу похож был. Не знаю. Но что-то он за собой явно имел. Ушел. Почему? Хочу знать, что там было. И что сейчас. Чтобы своими глазами посмотреть. И почему он убежал, как вы думаете? — Андрея не остановить. Он уже с золотом в Москву едет. Ночью сел, — грустно сказал Василий. — На станции можно догнать, — сказал Егор, вспоминая любимого. Эх, Андрей-Андрюха… Тем временем, прошлым вечером. Егор шёл по коридору. Он думал, что не смог проводить Андрея. Скребли кошки. Если бы была вата, он заткнул бы уши. На всякий случай. Чтобы спать по ночам. После долгого разговора с Николаем он понял, что смалодушничал и стоит молчать об этом. Видимо, у Николая была ко всем такая одинаковая нелюбовь. Андрей в последнюю ночь был в военной форме — в гимнастёрке, галифе и сапогах. Красавец. И без секретов. А у Егора был секрет про то, как он оступился. Часовой пропустил Шилова в камеру. Лемке лежал на нарах и думал. Заметив Егора, он с ехидцей заметил: — Я знал, что ты придёшь. А я здесь один со своими кошмариками. Располагайся. Зачем ты пришёл? Чтобы научить меня жизни? Уже учёные. — Нет, — отрезал Шилов. — Я тебя ненавижу. Единственное, что я от тебя хочу… Он не договорил. Лемке повалил Егора на кровать и поцеловал холодными губами. От неожиданности Егор стал вырываться, но тот держал крепко. В голове Егора пронеслись мысли о том, что ещё никогда он не целовался с парнем, но тут же его воображение нарисовало картинку, как это случилось в прошлый раз с девчонками. Он напрягся, ожидая боли, и приготовился к ней. «Я не должен вести себя, словно девственница в первый раз, да и если я буду вести себя так, он не отвернется от меня после этого… это же Лемке, почему я должен сомневаться в нём».  — Так что, Егорка, ты против того, чтобы я тебя поцеловал ниже? — Нет, но я за то, чтобы ты мне кое-что другое поцеловал… Сразу вспомнились те примятые листья в степи и сплетённые руки. — Извини, но сегодня на этом месте будешь ты. Он долго целовал его, пока не услышал стон. — Мой мальчик, я думаю, ты поймешь это, когда мы будем уже на том свете. А пока я хочу, чтобы ты сказал мне что-нибудь, чего я не знаю. Он поднял голову и посмотрел в его глаза. Глаза, которые всё понимали. — Ты не должен… — Конечно, не должен. Ты всегда говоришь то, что думаешь? Его руки гладили лицо, губы целовали тело, снова и снова, а он все говорил и говорил. — Скажи мне, — попросил он, — скажи мне, что любишь меня. — Извини, не могу, — он раздвинул его ноги и резко вошёл. Егор всхлипнул. Часовой вероятно не слышал, как он бился головой о стену, когда его драли. Может быть, именно от этого он был так возбуждён. Оттого, что его мозг находился в состоянии возбуждения, у него появились новые мысли и идеи. Он пытался заставить себя забыть об этом. Но не получалось.