Une partie carré

Рука Насти ложится ему на бедро. Саня вздрагивает.  — Просядь сильнее, — говорит она строго. — Не шпагат, а слёзы одни. Саня силится выпрямить ногу. Мышцы ноют, но ладошке Насти невозможно сопротивляться — нога словно сама по себе разгибается в нужном направлении.  — Лучше. Но недостаточно хорошо. — Настя забавно хмурит брови, морщит курносый носик. Хочется смеяться чуть смущённо и целовать её, целовать её лицо, совсем простое, но для него — прекрасное.  — Стараюсь, — сконфуженно бурчит Саня.  — Вижу. Так и нужно. Но надо позаниматься ещё. Буду за тобой следить, — Настя хитро улыбается.  — Как насчёт…дополнительных занятий по растяжке? Индивидуальных? — у него чуть дрожит голос, а щёки Насти коротко вспыхивают румянцем.  — Родителей в выходные не будет, — чуть прерывистым шёпотом отвечает она. — Приходи. Будем заниматься…сколько захочется. Долго. По позвоночнику пробегает дрожь, в животе делается жарко. Поцеловать бы Настю прямо здесь и сейчас, шепча «сколько угодно…» в чужие губы, но нельзя. И без того, должно быть, Саша и Дима что-то подозревают, хорошо бы они отвлеклись на что-то, пока Саня с Настей говорят… …Саша наклоняется, поправляя выбившуюся резинку на балетке. В вырезе футболки — никак не спортивный топ, коротко мелькает пена белоснежных кружев, Дима коротко облизывает губы и с трудом сглатывает. Во рту пересохло — и никак не от упражнений, там-то тьфу, занимались сегодня вполсилы. Это вон, Саня шпагаты штампует, а им надо бы самим поднажать, кстати. Они должны быть лучшими, пусть Саня с Настей в очереди постоят. Не доросли. Со всеми своими шпагатами. Пусть вращение там параллельное крутят параллельно, что ли… Саша выпрямляется и улыбается, хитро и сладко.  — У тебя очень рассеянный вид, — говорит она невинным голосом.  — Заворожен твоей красотой, — улыбается он в ответ, перехватывая протянутую руку. Саша небрежно почти делает ласточку, отпускает его ладонь, нагибаясь в шарлотту прямо на полу — будет новый заход. Своё место в очереди нужно всё же защищать. Для него Саша — лучшая, но всем остальным они это тоже докажут. У выхода задерживаются. Дима незаметно протягивает Саше листок, вырванный из блокнота. На нём — адрес. Всё обговорено заранее, но в этом что-то есть — в этом скомканном листке, на котором торопливо выведены подрагивающей рукой ряды букв и цифр. Что-то есть. …Солнце заглядывает к ним в окно. Настя толкает Саню на спину, на кровать, смеётся, стягивая футболку — под ней только голое тело. Саня тянется к ней, силясь привлечь к себе, не отпускать долго-долго, но она уворачивается.  — Лежи, — шутливо грозит пальцем, и он слушается, а маленькая ладонь, к тому же, неожиданной тяжестью ложится поперёк живота. Солнце, редкое питерское зимнее солнце играет на их обнажённой коже. Саша жмурится, чувствуя, как чужая ладонь скользит по его бёдрам — медленно, с нажимом. Растянутые мышцы приятно ноют. Будет лучше. Настя коротко целует его, хитро улыбаясь, но тут же делается серьёзной, прищурившись, тянется за тюбиком. Маленькая ладонь с неожиданной силой раздвигает ему ноги, и Саня поддаётся, бездумно и легко. Чужие пальцы скользкие и прохладные.  — Расслабься, — звучит лёгкой и светлой песней в ушах Настин голос, чуть охрипший, и Саня может только улыбнуться в ответ и, чувствуя проникновение, откинуть голову и прикрыть глаза, чтобы сквозь веки проникал только яркий солнечный свет. …Дима ведёт кончиками пальцев по Сашиному бедру, пальцы нащупывают резинку чулок, чуть сдвигают. Саша оборачивается, чуть прикусывая губу.  — Ты прекрасна, моя первая леди, — шепчет Дима в тысячный раз, и будет шептать ещё десять тысяч, будет говорить, будет хоть кричать на весь свет, потому что это самая истинная правда. Саша лениво перекатывается на спину, чуть отталкивая его — он слушается. Чистейший белоснежный чулок скользит по груди, кончик ступни рисует линию к плечу, чтобы опуститься на него, и Дима поворачивается, чтобы прижаться губами.  — Иди сюда, — чуть севшим голосом говорит Саша, и в этом непреодолимая сила, которой невозможно ослушаться. Выцеловывать кожу вдоль чуть сбившейся кружевной бретели, силиться сдвинуть ткань, но грудь, живот — кажется, всё тело Саши заключено в тончайший кружевной плен, от которого нет резона освобождать и освобождаться. Так лучше, ярче, острее, кожу на лице ласкает нежность шёлка, когда Дима скользит всё ниже, ловя губами край пеньюара, с трудом стягивая вверх, хоть немного. Ткань всё одно лезет в глаза, когда он опускает голову, но всё, что имеет значение — прерывистый, почти умоляющий вздох Саши. Только это действительно важно. … — Как насчёт дополнительных занятий? — улыбается Саня с ласковым и хитрым прищуром, но Настя только разводит руками.  — Негде, — грустно отвечает она. — Только если номер снять, но… Саня кивает — почему-то они стесняются идти куда-то вместе, будто чужие люди нарочно будут за ними подглядывать в незнакомом месте, хоть сквозь стены. Тренировки окончены, нужно собираться, расходиться по домам, но он не чувствует в себе сил отпустить Настю. Не хочется — и не можется — отпустить её тёплую, чуть влажную ладонь, отвернуться от её лица с виноватой улыбкой. Хотя бы ещё несколько мгновений… Хореозал — тёмный, пустой — совсем рядом, никогда не заперт на ключ. Потянуть за руку, распахнуть дверь, затащить в бархатную тьму, слыша стук дерева о косяк за спиной, прижать Настю к себе — крепко-крепко, наклониться, целуя пахнущую травяным шампунем тёплую макушку, зарыться носом. Шёпотом, наверное, невозможно смеяться — Но именно это Настя и делает, прижимаясь плотнее, проводя руками по спине — с неожиданной силой, с неожиданным напором, и хочется забыть обо всём. Каток — это дом. Пусть они здесь всего первый сезон, но уже — как дома, будто всегда здесь были. Спокойная мудрость Тамары Николаевны, внимательный взгляд Артура Леонидовича, постоянное соперничество на льду, а иногда — вне его, постоянная игра в прятки, которая часто утомляет, но уже привычна, как детское озорство. Они скрывались скорее по привычке — почему-то боязно. Что узнают, будто они несмышлёные дети. Может, им просто хочется остаться ими в чём-то как можно больше. И остаться здесь — навсегда. Навсегда в тёплой темноте, в запахе травяного шампуня и кожи друг друга. Саня закрывает глаза. Вокруг кромешная тьма, но он видит солнце. Он чувствует свет и тепло — просто Настя рядом, просто… От двери напротив слышится грохот. …Призовые утекли сквозь пальцы. Можно, конечно, снять номер в дешёвом хостеле где-то на Васильевском острове, с общим душем, но Диму перекашивает от одной мысли, что он поведёт Сашу в этот клоповник. Свою первую леди. Уж лучше терпеть, чем позволить себе такое. Остаются только фото. Скидывать их друг другу по старой привычке — Дима под душем, до пояса, даже чуть ниже, Саша — в красивом белье, почти всякий раз — разном. Это хорошо. Безумно хорошо — но уже мало, мало с самой новогодней ночи. Их первой. Хочется вести пальцами по шёлку ткани и кожи. Хочется шептать на ухо всякие глупости и слышать тихий смех, видеть чужие закушенные губы, слышать тихие стоны. Чтобы было жарко, будто в языках пламени.  — Мне пора, — говорит Саша с сожалением, закидывая на плечо новую сумку. Как всегда — икона стиля. Невозможно оторваться.  — Не подождёшь ещё немного? — отвечает Дима. Мозг работает на пределе — хотя бы одна причина, только бы она задержалась ещё хоть чуть-чуть…  — Да? — Саша смотрит вопросительно. Дима подходит чуть ближе, проводит дрожащими пальцами по её щеке. Короткий поцелуй оставляет на его руке следы помады. Плевать на игры. Он подхватывает её на руки, слыша наполовину возмущённый, наполовину удивлённый вскрик. Хореозал совсем рядом — только надавить на дверную ручку и ввалиться внутрь, позабыв обо всём. Почему-то даже хореозал предпочтительнее хостела. Просто это — их дом с детства, здесь они росли, встали в пару, здесь проводили дни своей жизни. Каток — их дом, а Тамарочка Николаевна в чём-то ближе родителей, а Артур — вечный недрёманный страж на дозорном посту. Саша коротко целует его в губы. Ноги ватные, Дима чуть пошатывается, Саша неловко, кажется, взмахивает рукой, и ладонь с грохотом впечатывается в зеркало. На другом конце зала слышен вскрик — в два голоса. …Саня и Дима в поисках выключателя сталкиваются нос к носу.  — Вы что тут делаете? — вырывается у Сани.  — У меня тот же вопрос. — В голосе Димы — вызов. — Вроде бы зал не зарезервирован.  — Именно, — Саня начинает закипать и с размаху шмякает по выключателю, зажигая свет. Саша и Настя переглядываются, Настя первой идёт к парням — решительным и быстрым шагом. Саша — чуть медленнее, почти крадучись, встаёт у Димы за плечом.  — Любовное свидание? — говорит она певуче и улыбается. Саня вспыхивает, Настя глядит спокойно.  — Как и у вас, — она хитро улыбается, чуть прищурившись. Дима старательно закашливается.  — Выходит, мы зря друг от друга прятались? — Саня почти разочарован таким поворотам событий. Больно нелепо получилось, как в дурацкой комедии.  — Не отказались бы спрятаться снова, — бурчит Дима в ответ. — Хотели, понимаете, побыть наедине…  — Не вы одни! — парирует Саня, складывая руки на груди. — Не у вас одних, видимо, проблемы с тем, что кроме хореозала свою любовь строить негде. Саша густо краснеет и тихо смеётся.  — Мы тут как мем с двумя человеками-пауками, — с нервным смешком говорит она. — Может, как-то разделим зоны отдыха?  — Как ты себе это представляешь? — безнадёжно спрашивает Дима. Настя смотрит спокойно и трезво.  — Там, в углу, маты свалены. Старые, но ещё ничего. А в темноте всё равно не видно.  — То есть ты предлагаешь…при свидетелях? — Саня чуть не давится от изумления. Казалось бы, прежде они от каждой тени шарахались, а тут…бордель какой-то, а не спортивная группа… Настя пожимает плечами.  — Идти-то всё равно особо некуда, — рассудительно отвечает она, обводя всех взглядом. Дима нервно кивает.  — Неплохая идея, — Саша медленно кивает, вызывая Димин удивлённый взгляд. — Настя права — всем нам особенно некуда идти, а мне…если честно, плевать. В темноте никто никому не помешает. …Свет выключен, но сквозь жалюзи на высоких окнах просачивается жидкий свет фонарей. Саня поглаживает Настины бёдра, голая кожа горячая, как печка. Грудь удобно ложится в ладони. Настя прижимает его к матам, и он поддаётся. Откидывается, позволяя себя оседлать, резко выдыхает, пытаясь сдержать стон — но он всё равно вылетает. Короткий, низкий и хриплый. Мелькают тени. Со стороны слышно тяжёлое дыхание — Саня уже не понимает, дышат ли они с Настей или Саша с Димой. Достаточно скосить глаза — две фигуры переплелись в причудливом рисунке. Дима тянет с плеча Саши бретельку, чтобы прижаться губами, скользнуть по ключице. Непривычно торопливо, непривычно…по-детски, шало, глупо, но от этого — по-своему неожиданно хорошо. Чужое дыхание, чужие движения во тьме только подстёгивают, будто и здесь — соревнования. От этого смешно — и хорошо, Саша беззвучно хихикает от щекотного прикосновения к рёбрам. Джинсы сбились к коленкам, Саша сама сдёргивает их с ноги, они с бельём так и остаются на второй, но это в кои-то веки не имеет значения. Неожиданно в том, чтобы так — в хореозале, на старых матах, в паре метрах от Насти и Сани — тоже хорошо, едва ли не лучше, чем в торжественной обстановке. В этом — своя эстетика. Саша тихо стонет, кусая губы, когда он толкается внутрь.  — Моя…первая…леди, — всё так же по привычке шепчет Дима, еле слышно, но даже если их услышат — плевать. Отчего-то вечное соперничество уходит на второй план — в сексе не зарабатывают медалей. Насте с Саней не до чужих вздохов и шёпота. У них своё. Настя движется размеренно, почти невыносимо медленно, Саня шепчет:  — Быстрее… Их наверняка слышит — Настя слишком далеко, не видно лица, можно только угадывать. Саня и не скрывается особо — пусть сквозь темноту и слышно, и даже видно, это не имеет значения. Все свои. Никто никому не расскажет. Все свои. Свои. С этой мыслью заканчиваются мысли вообще — только чистое удовольствие. Только близость. Ни с чем не сравнимая близость. …С утра Тамара Николаевна подзывает всех четверых. Саня смущается, Настя улыбается самой невинной из улыбок, Саша с Димой, как всегда, полны царственного достоинства — впрочем, довольно нервного на это раз.  — Когда я перед уходом проверяла зал для хореографии, все маты лежали в стопке, — спокойно говорит Тамара Николаевна. Сане хочется провалиться сквозь землю, но взгляд тренера абсолютно спокоен и невозмутим — кажется, их не собираются ругать. Наверное. Дима лихорадочно вспоминает, что было…после. Во всяком случае, на матах не осталось…компрометирующих следов, он даже чужой мельком проверил. Вот чего им стоило с Саней их обратно закинуть?! Ладно Настя с Саней, но у Димы-то, вроде, с интеллектом полный порядок. Хочешь быть лучшим — будь лучшим всегда, а не прокалывайся на мелочах. Тамарочка Николаевна выдерживает почти мхатовскую паузу, обводя их взглядом.  — Если в следующий раз вы захотите дополнительно позаниматься растяжкой, то хотелось бы, чтобы вы оставляли за собой порядок, — она сохраняет невозмутимое спокойствие, и от этого почему-то невероятно стыдно, будто им делают скидку, говорят как с неразумными детьми. Что же, если кто-то и имеет право так говорить с Димой и Сашей — то это только Тамарочка Николаевна.  — Мы… — начинает было Саня, — мы просто…  — Я могу только одобрить ваше усердие во внеледовой подготовке. Просто прошу оставлять хореозал в надлежащем состоянии. Дождавшись нервных кивков от всех четверых, она улыбается и отходит.  — Как вы думаете, — тихо спрашивает Саня, — Тамара Николаевна, ну…реально думала, что мы занимались там растяжкой?  — Что-то мне подсказывает, что нет, — убито замечает Дима.  — Ну…всё обошлось, — философски разводит руками Саша. — В любом случае она не уточнила, какую именно хореографию мы отрабатывали.  — Скорее растяжкой чего мы занимались, — поправляет её Настя, и после секундной паузы звучит всеобщий смех. … — У нас к вам деловое предложение, — решается Дима, когда все четверо вечером стоят на выходе из раздевалок.  — Да? — Саня чуть скептически вскидывает брови, глядя на то, как Дима краснеет. В этом есть какое-то особое удовольствие — заставлять его неловко мяться. Прямо как в очереди. За хлебом.  — Может…на выходных скинемся, квартиру на четверых снимем? Или небольшой коттедж за городом? «Что, жили не по средствам?» Саня проглатывает язвительный комментарий. По-настоящему обижать Диму и Сашу не хочется. Лёд всех расставит по местам.  — Интересное предложение. Мы тоже как-то…поиздержались. Дима оживляется.  — У Саши есть одно место на примете, на эйре хорошая скидка. Я скину в общий чат, окей? Настя кивает, Саня, подумав, тоже. В конце концов, есть некоторые…упражнения по растяжке, которые лучше перенести за пределы катка. Хотя бы из уважения к Тамаре Николаевне.