Морская комната

В жизни Бакуго Кацуки было не так много занятий, которые его успокаивали, и еще меньше таких, которые влияли мгновенно, но в утреннем океане было что-то, что неизменно дарило ему душевный покой. Теплые цвета восходящего солнца сверкали на гребнях мягко накатывающих волн и на поверхности прекрасной чистой воды, которой славился остров, и это умиротворяло, сглаживая волнения так же, как стремительные воды и песок с годами отшлифовали скалистые утесы. Хотя Кацуки прожил здесь всю свою жизнь, это зрелище до сих пор поражало его до глубины души. Кацуки ехал вдоль береговой линии на своем полуразвалившемся старом джипе. В солнцезащитных очках отражались живописные виды, соленый воздух развевал волосы и трепал удобную, свободно свисавшую с плеч майку, пока он петлял по извилистым дорогам, опираясь локтем на край открытого окна. Это был его любимый способ проводить утро, и ради этого стоило лечь спать в восемь вечера, чтобы потом рано выехать из дома. Он свернул на почти неиспользуемую грунтовую дорожку, которую едва ли повернется язык назвать нормальной тропой, не говоря уже о дороге, и переключился на полный привод, чтобы машину не занесло в деревья. Маршрут этот был не самый безопасный, из-за шторма прошлой ночью путь стал еще более ненадежным, но небольшая опасность никогда не помешала бы ему добраться до желаемого места назначения. Когда грязь начала превращаться в мягкий песок и из-за густых кустарников дальше нельзя было проехать, на лице Кацуки расплылась дьявольская улыбка возбуждения, и он припарковался на последних остатках твердой земли, скрыв машину за поваленным деревом. Одним плавным, отработанным движением Кацуки вылез через открытое окно: он уже много лет мирился с намертво заклинившей дверцей и категорически отказывался заменить ее, уверенный, что эта развалюха со дня на день рассыплется в прах. Каким-то образом — и Кацуки подозревал, что исключительно назло ему, — машина все еще работала. Она не переставала его изумлять, когда каждый раз чудом заводилась. Его даже не волновало, что приходится оставлять окно открытым. Если кто-то захочет угнать эту рухлядь, флаг ему в руки, Кацуки больше расстроится из-за потери солнцезащитных очков, которые оставил в подстаканнике. Он снял доску для серфинга с рейлингов на крыше джипа, сунул ее под мышку и отправился через листву по малоизвестному чужакам маршруту, по которому сам проходил уже тысячу раз. Не каждый день удавалось сюда выбраться, но он старался найти время в часы, когда большинство людей только просыпалось, и научился наслаждаться ими. Из-за обучения на ветеринара и стажировки у него вообще редко было свободное время, но когда оно появлялось, то полностью уходило на любимый серфинг. Это стало серьезным увлечением. Мать научила кататься, как только он стал подростком, и он до сих пор помнил волнение, когда она передала ему свою старую доску. Он давным-давно сломал ту доску во время падения с особенно большой волны и вывихнул тогда плечо, которое до сих пор иногда беспокоило, но все еще тайно хранил две половинки в гараже с остальным хламом, накопленным вместе с соседями по дому. Пусть он расстроился из-за потери и пришлось работать целое лето, чтобы в том возрасте позволить себе новую доску, зато выпала возможность создать собственную, на которой он и катался по сей день. Ее корпус был гладким, черным, с оранжевыми деталями сбоку и выведенной, как в комиксах, надписью «БУМ!» внизу. Сделано со вкусом. Кацуки раздвинул ветви, и ему наконец открылось зрелище, которого он так долго ждал. Он давно, после многих лет изучения острова, облюбовал этот маленький потайной пляж — более удачного места для занятий серфингом наедине со своими мыслями и подальше от посторонних глаз просто не придумаешь. Другие настолько редко находили этот укромный участок, что Кацуки эгоистично чувствовал себя его хозяином. Огромный утес отделял это пространство от общественного пляжа, и в жизни не догадаешься, что скрывается за густой линией деревьев и цепочкой скал, которые выстроились в воде полумесяцем. Предвкушение зудело под кожей, пока он шел по медленно нагревающемуся песку и наблюдал, как большие волны разбиваются о берег, — они как нельзя лучше подойдут для катания. Кацуки даже не потрудился надеть обувь, когда выходил из дома (не было необходимости, раз немедленно сбросил бы ее), и он, долго не раздумывая, побежал к береговой линии, чтобы зарыться ногами во влажный песок и ощутить, как океанская вода плещется о лодыжки. Он удовлетворенно вздохнул. Идеальная температура. Кацуки уже поднял доску и собирался нырнуть прямо в прохладную воду, но его остановил странный шум. Первая мысль была, что это какое-то животное. На острове не ощущалось недостатка в дикой живности, но он никогда не слышал ничего похожего на угрожающее рычание, которое перешло в низкий и рокочущий жалобный вой. На мгновение Кацуки подумал, что это барахлят его слуховые аппараты, и попытался их перенастроить, пока осматривал пляж в поисках чего-нибудь, что еще могло бы издать такой странный звук. Меньше всего он ожидал увидеть человека, лежащего без сознания на песке под обломками, оставшимися после вчерашнего шторма. — Вот черт. — Кацуки задохнулся от шока и попробовал вновь обрести голос, но сумел только в панике крикнуть: — Эй! От неподвижного человека ответа не последовало, и по венам Кацуки пробежала тревога, когда он начал подсчитывать вероятность того, что наткнулся на… труп. Не раздумывая, он отбросил драгоценную доску на песок и бросился в сторону того, кто, как он надеялся, был просто пьяным ублюдком, который думал, что нашел подходящее место для купания голышом, — кто бы это ни был, казалось, он вообще не одет. — Эй, эй! Черт! — Кацуки опустился на колени рядом с незнакомцем и быстро положил два пальца ему под челюсть, пытаясь не обращать внимания на собственное бешеное сердцебиение. Он прерывисто вздохнул, когда почувствовал пульс, — человек жив. Но облегчение было недолгим: взгляд упал на пропитанный кровью песок. Разум мгновенно переключился на режим первой помощи, и Кацуки ощупал позвоночник мужчины, выискивая травмы, после чего счел безопасным его переместить. Кацуки свел брови, когда почувствовал, как кожа переходит во что-то слегка бугристое, но гладкое. Чешуя? Он резко смахнул пальмовые листья и мусор с незнакомца. От открывшегося вида ему поплохело. Кацуки усомнился в своем здравомыслии. У мужчины не было ног. Не было гребаных ног. У него был чертов хвост. Талия сужалась и переходила в россыпь переливающихся жемчужно-белых чешуек, которые становились все плотнее, пока туловище не превращалось в длинный и элегантный рыбий хвост, вид которого выбил из легких Кацуки весь воздух. У плавников чешуя становилась кроваво-красной, и ее трудно было отличить от настоящей крови, сочащейся из тех мест, где рыболовные крючки болезненно впивались в нежную плоть; большая рыболовная сеть обернулась и спуталась вокруг хвоста. Кацуки ошеломленно застыл и едва ли даже осознавал, что делает, когда снова провел пальцами по чешуйкам, отстраненно думая, как они напоминают аровану из-за постепенного перехода цветов. — Что за че… Рокочущее рычание прорезало воздух, как гром, заставив Кацуки вздрогнуть от резонанса в слуховых аппаратах, и у него не было времени ничего сделать — его ударили кулаком исподтишка прямо в челюсть. — Сраный говнюк! — застонал Кацуки, отшатнувшись и раздраженно сжимая ноющую челюсть. Он взглянул на нападавшего: существо яростно извивалось в попытке увеличить расстояние между собой и Кацуки. — Я пытаюсь помочь тебе, ублюдок! Кацуки не знал, понимает его этот мудак или нет, но в любом случае существо было явно недовольно. Не в силах пошевелиться в путах сетки, оно свернулось, как опасная змея, готовая нанести удар, расправило плечи и, оскалив острые зубы, издало дребезжащее шипение. Узкие, похожие на кошачьи, зрачки смотрели на Кацуки так, словно испепелили бы на месте, если бы могли. На периферии сознания он отметил, что у существа глаза разного цвета и такие же двухцветные волосы под стать красным и белым чешуйкам на хвосте. Вокруг одного глаза был шрам, который казался очень старым, но, должно быть, остался от очень серьезной травмы. Пугающее зрелище длилось всего мгновение — и закончилось, когда шипение превратилось в сдавленный болезненный клокот и существо схватилось за бок. Кровь неумолимо просачивалась между пальцами. В голове Кацуки зазвенели тревожные колокольчики. Вопреки здравому смыслу и вполне реальной возможности, что ему разорвут горло, Кацуки не колеблясь бросился вперед и поймал незнакомца, прежде чем тот упал бы обратно на песок. Мягко обхватил сзади чужую шею и поддержал голову, чтобы не дать этому созданию причинить себе еще больше вреда. Вихрь панических мыслей остановился, как только странные, разные по цвету глаза поднялись, чтобы встретиться с ним взглядом, и впервые он увидел затаенный в них страх. Существо зарычало на него, снова обнажив зубы, но на этот раз рык был слабее и звучал почти умоляюще, чего Кацуки не ожидал: еще несколько секунд назад все в этом существе излучало опасность. Водяной, подсказал разум, он водяной. Это откровение должно было прийти на ум раньше, и, если бы у него была хоть секунда, чтобы подумать об этом, он, вероятно, был бы по колено в экзистенциальном кризисе из-за переосмысления того, что считал истинами вселенной. Или, может быть, он бы просто посмеялся над этим и охотно отправился бы в психушку — но не было времени. Роскошь нервного срыва была украдена у него, когда внезапно водяной почти болезненно сжал его бицепс — и Кацуки отбросило назад в реальность происходящего. Взгляд, который невольно скользнул к хвосту, вернулся к лицу водяного, и он увидел: хотя страх все еще был в глазах, в них горел боевой дух. Как будто, если бы Кацуки сделал хоть одно неверное движение, водяной прикончил бы его за секунду, несмотря на то что едва мог двигаться. Именно искра борьбы заставила Кацуки понять: он сделает все, чтобы водяной выжил. Эта тревожная мысль мелькнула за миг до того, как голова водяного откинулась назад и его хватка начала ослабевать. — Черт! Ну же, останься со мной! — Кацуки сжал чужую челюсть, заставляя существо смотреть на него. И хотя водяной упрямо пытался держать глаза открытыми, Кацуки лишь наблюдал в подробностях, как разноцветные глаза начали закатываться и он постепенно прекращал сопротивляться. — Ну же, давай! Единственным ответом был странный звук из горла водяного, смутно напомнивший Кацуки тот, что издают маленькие крокодильчики, когда попадают в беду или нуждаются в своей матери. Это сломало что-то в Кацуки, и он издал отчаянный вопль, как будто это вынудило бы водяного снова открыть глаза. Если бы он знал, что так начнется его утро вторника, он бы, блядь, остался дома. — Хорошо. Ты не умрешь у меня на руках, ублюдок, — пробормотал Кацуки в основном себе, шурша по карманам, чтобы вытащить и открыть свой проверенный временем нож. — Но клянусь, если проснешься и ударишь меня еще раз, твоя рыбья задница отправится на суши. С этими словами он без церемоний начал разрезать сеть, зная, что вынимание крошечных крючков, впившихся в хвост, займет гораздо больше времени, чем у него было. Судя по большим глубоким порезам и уже цветущим синякам, водяного побило о зубчатые скалы побережья, когда он попал в сеть во время шторма. Кацуки вполголоса выругался на какого-то тупого рыбака, оставившего сеть в воде. Подобные сети были запрещены в этом районе как раз по этой же причине. В окружающих остров водах было много исчезающих и редких видов, которые нуждались в защите, а их представители могли угодить в сети, как вот, например, гребаные русалки. Как только удалось хотя бы освободить его от сети, Кацуки не раздумывая стянул через голову майку и прижал ее к самому большому порезу на боку водяного, пытаясь приостановить кровотечение, пока не сможет должным образом зашить его дома. Боже, он надеялся, что его соседи по дому решат сегодня поспать подольше обычного, как ленивые говнюки, какими они и были. Да и соседи по улице, кстати… Мысль, что кто-то увидит, как он, весь в крови, тащит что-то похожее на труп, была не самой привлекательной. Если повезет, он сможет пережить это приключение без появления копов на его пороге. Повторный визит полиции гарантировал бы, что их дом начнет приобретать такую же репутацию, как у их района. Кацуки бросил последний взгляд на лежащую на песке доску для серфинга, скорбя, что придется ее оставить, пока он не сможет за ней вернуться, а потом осторожно поднял водяного на руки. Вставая, он пошатнулся всего на мгновение: совсем не ожидал, что тот будет таким тяжелым. Мешало и то, что водяной был без сознания и был скользким от крови. — Черт возьми, да что ты там ел, — со стоном сам себе пожаловался Кацуки, подтягивая и поправляя странное существо, чтобы было удобнее его держать. Хотя он чувствовал под рукой мощные мышцы хвоста, которые, вероятно, составляли бо́льшую часть веса. С ношей было не так-то просто пробираться по песку и через кустарники обратно к джипу, но Кацуки не из тех, кто отступает перед вызовом. Тем более физподготовка у него была вполне что надо. Возможно, он не так хорошо сложен, как его сосед Эйджиро, но его трицепсам кто угодно позавидовал бы. Он осторожно прижал голову водяного к своему плечу, чтобы тот случайно не ударился обо что-нибудь черепушкой, и быстро пробирался между деревьями, перепрыгивая через ветки пальм, усеивающие землю. Он знал: у него мало времени до того, как состояние водяного ухудшится настолько, что Кацуки не сможет подлатать его самостоятельно, и что, черт возьми, тогда делать? Идти в больницу с этим парнем? Или лучше в океанариум? Пока эти мысли крутились в голове, Кацуки едва замечал жжение в икрах от бега. К тому времени, как он, наконец, добрался до машины, Кацуки был совершенно уверен, что изрезал босые ступни об осколки ракушек или камни, но не было сил беспокоиться еще и об этом, пока он извращался, стараясь и удержать водяного, и открыть пассажирскую дверь. Он мысленно поблагодарил высшие силы за то, что, по крайней мере, эта дверь еще не заедает из-за ржавчины, и осторожно посадил водяного на сиденье, как если бы тот просто спал. На какое-то ужасающее мгновение у Кацуки перехватило дыхание, когда голова водяного безвольно откинулась назад, открыв то, что показалось новыми порезами на шее. Но разрезы были ровными и одинаковыми, и, поскольку крови не было, Кацуки пришел к другому выводу. Жабры? Едва касаясь кожи, он провел пальцами по жабрам и резко втянул воздух, когда те внезапно изогнулись, открываясь и закрываясь в попытке втянуть воду. У Кацуки чуть сердце не стало, и он быстро приложил ухо к груди водяного — через слуховые аппараты слабо донесся характерный звук вдоха, грудь водяного слегка поднялась, и Кацуки захлестнуло облегчение. Все же каким-то образом тот дышал… Неужели у него… кроме того есть легкие? Какого черта… Кацуки отстранился и покачал головой: сейчас не время уходить мыслями в эту кроличью нору. Подхватив с пола полотенце, он набросил его на хвост водяного, после чего захлопнул дверь и, проскользив по капоту джипа, запрыгнул через открытое окно на водительское сиденье. Он быстро завел машину, но когда посмотрел на водяного, то на мгновение остановился, чтобы пристегнуть его, как будто только от этого зависела его жизнь или смерть, а затем переключил передачу и сдал назад. Несколько секунд шины буксовали по песку, прежде чем джип тронулся. Кацуки сделал трехточечный поворот, чтобы вернуться на грунтовую дорогу так быстро, как только мог, не теряя контроля над автомобилем. Правой рукой Кацуки придерживал водяного на месте, а левой рулил по знакомой извилистой тропе. На короткий миг он почувствовал невероятную благодарность за свой первый — и единственный — штраф, потому что из-за инцидента многолетней давности теперь хорошо знал, где на острове полицейские подкарауливают тех, кто превышает скорость. С его агрессивным стилем вождения эта информация порой могла быть вопросом выживания, и сейчас — как раз такой случай. Грязь наконец превратилась в асфальт, когда Кацуки вырулил на главную дорогу, радуясь, что еще достаточно рано и дороги довольно пустынны. Кацуки потянулся к импровизированному жгуту из его (теперь уже испорченной) майки и придавил ее сильнее, пытаясь замедлить потерю крови, даже пока вел машину. Несмотря на то что сейчас мчался по жилому району, Кацуки то и дело украдкой поглядывал на водяного: разум пытался свыкнуться с тем, что он настоящий. Где-то на задворках сознания Кацуки сомневался, проснулся ли вообще этим утром, как будто это могло быть сном, но он знал, что все же это до боли реально. Если бы это был сон, он бы потягивал «Мимозу» на яхте с Брендоном Ури и Гордоном Рамзи, а не мчался по проселочным дорогам с раненым водяным, лежащим в обмороке на переднем сиденье его джипа. Но и в таком сне у него по меньшей мере должна была быть «Мимоза» в руке. Хотя пришлось поехать окольными путями, избегая риска, что кто-то что-то увидит через нетонированные окна, ему удалось вернуться домой в рекордно короткие сроки. Как только джип свернул на подъездную дорожку к гаражу, Кацуки высунул голову из окна и быстро осмотрелся, просто чтобы убедиться, что никого из соседей нет поблизости. Пенсионерка, живущая на другой стороне улицы, чересчур любопытная, но в основном она выглядывала из окна по воскресеньям днем, когда обнаженный по пояс Киришима подстригал газон перед домом. Посчитав, что на улице чисто, Кацуки вылез через окно гораздо менее изящно, чем обычно, выругался, когда израненные ступни больно столкнулись с асфальтом, но, не вздрогнув, обошел машину и открыл пассажирскую дверь. Водяной по-прежнему был без сознания, и Кацуки снова прощупал его пульс, опасаясь, что уже слишком поздно, но с облегчением обнаружил: еще бьется. Кацуки опять подхватил его на руки вместе с полотенцем, которое смехотворно мало помогало скрыть длинный хвост, пинком закрыл дверь джипа и рванул к входной двери. В доме у Кацуки зародился проблеск надежды, что его не поймают за укрывательством мифического существа из фольклора. Но она умерла, когда его встретили громкий топот бегущих по лестнице лап и самое беспечное и самозабвенно громкое мяуканье, которое только известно человечеству. — Заткнись на хрен! — зашипел он, когда мохнатая пухлая кошка выскочила из-за угла и понеслась в его сторону. Она посмотрела на него большими любопытными желтыми глазами и издала длинное и невыносимое «мур-р», которое прозвучало в тишине дома как сигнал тревоги. — Прекрати, толстозадая! Сквади! Кацуки попробовал обойти кошку и убежать в свою комнату, но угроза удвоилась с новым жалобным «мяу», и кошка с мурлыканьем моторной лодки попыталась потереться пушистым телом о ноги Кацуки. Из-за этого он чуть не влетел лицом в дверь Джиро. Только то, что он смог опереться плечом и ногой о стену, не дало упасть вместе с водяным. У Джиро были уши, как у летучей мыши, и последнее, что ему сейчас было нужно, — разбудить ее, когда он был так близко к цели. — Ах ты маленькая засранка! — огрызнулся Кацуки громким шепотом, пытаясь осторожно оттолкнуть Сквади с дороги, но кошка только любовно потерлась мордочкой о его пальцы ног. Хотя Кацуки должен был злиться, он признавал, что это было довольно мило. Когда Кацуки и его друзья въехали в этот дом, никто не планировал заводить питомцев. Да, Кацуки питал слабость к кошкам и, если уж на то пошло, вообще к большинству животных, но его соседи по дому не отличались ответственностью, за исключением, может быть, Джиро. В глубине души он все еще удивлялся, как, черт возьми, Ашидо, Каминари и Киришима смогли убедить таких людей, как он и Джиро, — у которых были настоящие мозги, — что жить вместе — это хорошая идея. Денки чуть не сдох в первый же день, как они въехали: просто вбил гвоздь в стену, чтобы повесить плакат с «Космическим джемом» в рамке, и его ударило током. И именно с этими людьми Кацуки решил связаться? Серьезно? Так что да, Кацуки не очень-то стремился ввести в эту смесь еще и жизнь какого-нибудь маленького существа, но толстая кошка завоевала их сердца. Рядом с их общим кампусом было небольшое кафе «У Жирножвача», где Эйджиро работал неполный рабочий день, чтобы оплачивать обучение по направлению «Хиропрактика и физиотерапия». Соблазн бесплатного кофе и отменной выпечки от коллеги Киришимы, Амаджики, был слишком велик, чтобы им пренебречь, и группа друзей часто встречалась там на перерывах между занятиями. Именно за «Жирножвачем» они нашли котенка, который рылся в мусорном контейнере в поисках еды, словно уже был маленьким ценителем изысканных кондитерских изделий. Мина так громко ворковала над тем, как кошка аккуратно окунула свою крошечную лапку в крем пончика и слизнула его, что бедняжка испугалась и юркнула под мусорный контейнер. Они ушли бы, чтобы дать животному оправиться от испуга, если бы кошка не была такой округлой из-за ее особой мучной диеты: они беспокоились, что толстушка там застрянет. Вот так в руках у друзей оказался весь ассортимент мучных кондитерских изделий, который только мог предложить Амаджики: пытались угадать любимое блюдо кошки и выманить ее из укрытия. После долгих уговоров и даже умоляющих слез Денки именно профитроль наконец убедил клубок бело-серого меха выползти, чтобы вгрызться в него и издать восхищенное «мур-р-р». Мина чуть не заплакала от, по ее же словам, «перегрузки мимимишностью», Кацуки удивился, как она еще сознание не потеряла. Посещения пухлого котенка вошли у них пятерых в привычку. Походы в кафе обычно заканчивались тем, что они заворачивали за здание и кормили животное остатками их еды. Как будущий ветеринар Кацуки не мог сказать, что одобряет рацион питания кошки. И когда обнаружил, что покупает кошачий корм во время своего обычного похода в продуктовый магазин, он понял: они должны просто забрать четвероногую к себе. По тому, как отреагировали друзья, когда он это озвучил, прохожие могли подумать, что он объявил о своем выигрыше в лотерее и покупке для них всех «Ламборджини». Чуть позже, приманив малышку еще одним профитролем, они отправились в местный зоомагазин и потратили баснословную сумму на то, чтобы избаловать свою новую кошечку. Пока они бегали по магазину, наполняя тележку, Киришима носил кошку в капюшоне своей толстовки. Кроме того, Кацуки смог сводить кошку к своему наставнику-ветеринару, доктору Айзаве, на полный медосмотр перед тем, как забрать ее домой. Очень удобно иметь такие связи. Настоящая проблема возникла, когда пришло время выбирать имя для их будущего домашнего талисмана, так как каждый уже тайно придумал собственное прозвище для маленького монстра. Разгоревшиеся споры длились несколько дней, а потом прошла и целая неделя — только тогда они наконец сели за кухонный стол со списком возможных имен, написанным на обратной стороне меню китайской еды на вынос. Сказать, что это была дискуссия, — значит закрыть глаза как на словесные, так и на физические проявления враждебности, возникшие во время обсуждения. Лицо Денки побагровело от захвата, в котором держала его Джиро после того, как он предложил имя «Мисс Андрия». Сам Кацуки всегда был неравнодушен к имени «Графиня Кровопасть Смертекогть», но все были слишком недалекими, чтобы оценить гениальность этого варианта. В конце концов, после целых двух недель без имени, котенок начал отзываться, когда они говорили «кошка банды». Кацуки никогда по-настоящему не был поклонником того, что друзья называли себя «бандой», но это их нисколечко не останавливало, только побуждало использовать этот термин чаще. Потом он узнал, что питомца уже официально назвали Сквади. Сквади с любопытством посмотрела на плавники безвольно обмякшего хвоста, как будто собиралась ударить его лапой, но Кацуки понесся дальше по коридору, прежде чем она успела бы это сделать. Кошка издала возмущенный звук, как будто с его стороны было крайне оскорбительно забрать ее потенциальную игрушку, и Кацуки услышал тихий топот лап по деревянному полу. Она и вправду не поняла намек и последовала за ним. Сквади удалось проскользнуть мимо ног Кацуки, потеревшись о его лодыжку, и войти в его комнату до того, как он захлопнул за собой дверь и запер ее с тихим щелчком. Наконец, с некоторым зыбким чувством безопасности, он сделал глубокий вдох и дал себе минуту, чтобы по-настоящему разобраться в сложившейся ситуации. Он осторожно положил водяного на кровать, лишь на мгновение расстроившись из-за простыней, которые пропитаются кровью, и сразу же начал осматривать самые серьезные раны. Повреждения по большей части выражались в синяках на груди и бедрах — Кацуки не сомневался, что они мучительно болели. Будь он в идеальном мире, смог бы сделать рентген, чтобы проверить на обширное внутреннее кровотечение. К сожалению, единственный рентгеновский аппарат, к которому у него был доступ, находился в ветеринарной клинике, где он проходил стажировку, но не было ни шанса проскользнуть мимо бдительного ока Айзавы с гребаным водяным на буксире. На его животе и спине и так было изрядное количество порезов и глубоких ран, которые требовали внимания в первую очередь. Тем не менее он потратил пару секунд, чтобы прощупать ушибленные участки и убедиться, что все более-менее в порядке, — и удовлетворился, когда не нашел признаков переломов или вывихов — просто… обычные твердые мышцы… Кацуки покачал головой и направился в соединенную с комнатой ванную, решив сознательно отказаться от любых мыслей, которые могли возникнуть.