Тень Эвридики

— Каким образом он собирается это сделать? — Эвридика отставляет в сторону чашку, устало потирая виски. Северус насмешливо смотрит на неё, барабаня по столу тонкими нервными пальцами. — Легко и просто, Адамс. Он все делает легко и просто, за исключением, разве что, поимки Поттера. — Считаешь это своей заслугой? — фыркает она. Северус самодовольно усмехается. — Имею на это полное право. Они замолкают. Эвридика отстраненно оглядывается по сторонам, отмечая практически пустой зал паба, за исключением, разве что, маячившего за стойкой бармена. «Кабанья голова» — не то место, где можно чувствовать себя уютно, но здесь, по крайней мере, мрачные лица и одежды посетителей никогда не бросаются в глаза. Она пододвигает к себе стакан, делает небольшой глоток и морщится. — А дементоры? — Дементоры давно на стороне Темного лорда, — он пожимает плечами. — Всегда там были. Вернее сказать, это сам Тёмный лорд на их стороне. Такова их сущность. — Ну а собрание? — она поворачивает голову к явно давно немытому окну, покрытому ледяными узорами. — Кто вообще отправляется с ним на остров? — По предварительным данным - ты, я и Люциус, — Снейп дёргает плечом. — Я ничего не знаю. У меня, ко всему прочему, теперь ещё и занятия окклюменцией с Поттером, — он выдыхает, касаясь пальцами висков. В тусклом свете закопченных светильников он кажется совсем бледным и болезненным, и Эвридика невольно протягивает руку, желая коснуться его щеки. Но Сев отворачивается, едва заметно морщась. Тогда Эвридика достаёт палочку и, направив ее на заледеневшее стекло слева от них, принимается осторожно что-то выводить на нем, пользуясь вместо пальца струей горячего воздуха. — Что ты делаешь? — Снейп с вежливым любопытством оглядывает результат ее трудов. На запотевшем окне, залепленном с внешней стороны снегом, красуется надпись: «С+Э». Она улыбается. — Я люблю тебя, Сев. Он едва заметно вздрагивает, затем берет свою палочку и одним взмахом стирает написанное. Эвридика с интересом наблюдает за ним. — Будь осмотрительнее, — бросает он. — Мало ли, кому придёт в голову поднять глаза и заглянуть в таверну через окно. — Ты параноик, — беззлобно говорит она. Он пожимает плечами. — А ты инфантильная. И что дальше? — И почему я инфантильная? — она вскидывает брови. — Потому что сказала, что люблю тебя? Но ведь это же правда. Ты единственный человек, которому я могу доверить… — внезапно она осекается. Темно-синие глаза насмешливо щурятся откуда-то со дна памяти. — Почти все. — Почти? — он щурится. Магнетическая сила увлекает Эвридику вглубь его зрачков, но она усилием воли удерживает контроль, не давая ему заглянуть в собственную память. Их безмолвный поединок длится около минуты, Снейп первым отводит взгляд и вздыхает. — Хорошая работа, Адамс. Впрочем, — он вновь постукивает пальцами по столешнице. — Будь это иначе, мы оба уже давно были бы мертвы. Сложно представить, что когда-то я смог доверить свою жизнь едва знакомой девчонке с нестабильной психикой. Один твой прокол, и нас бы незамедлительно отправили на тот свет, — он задумчиво смотрит на неё. Эвридика насмешливо вскидывает брови. — Едва знакомая девчонка с нестабильной психикой? Спасибо за характеристику, Сев, — она поднимает стакан на уровень глаз, силясь рассмотреть друга через мутное, покрытое подтёками стекло. — Справедливости ради, твоё состояние на тот момент было ничем не лучше. Ты постоянно твердил о том, что ты - убийца Лили, а ведь она была ещё жива. — Какая разница, Адамс? — на его лице видна плохо скрываемая боль. — Видит Мерлин, я просил Темного лорда не убивать ее. Не убивать ее для меня, понимаешь? Мне было плевать на ребёнка и уж тем более плевать на Джеймса Поттера, черт возьми… я даже хотел, чтобы он умер, потому что он был единственным препятствием, мешающим нам быть вместе, как многие годы до этого… — Вам вовсе не Джеймс Поттер мешал быть вместе, Северус, — холодно перебивает его Эвридика. — Я видела твои воспоминания тогда… в ту ночь, когда ты впервые обучал меня окклюменции. Лили ненавидела тёмные искусства ровно в той степени, в какой ты восхищался ими. Она никогда не вышла бы замуж за Пожиратели смерти, и не важно, был бы к тому моменту в ее жизни Джеймс или нет. И, знаешь, это правильно. Лицо Снейпа искажается на мгновение, а затем делается холодным и брезгливым. Он едва заметно морщится. — Опомнись, — совсем тихо говорит он. — Ведь ты такая же. Такая же, как я. Как все мы, с выжженным на предплечье знаком Темного лорда. — Нет, Сев. Нет, — она сглатывает и вцепляется пальцами в край стола, подавшись вперёд. — Ты ведь и сам знаешь, что нет. Я бы никогда не стала служить Темному лорду, если бы у меня не было надобности мстить. Я никогда не стремилась к тому, к чему пришла. А ты сделал это добровольно. Этим мы с тобой и отличаемся. — Это все - причины, Адамс, — устало говорит он. — Но куда важнее следствия. А следствия одинаковы: мы сидим здесь, мы оба несчастны и все, что мы имели когда-то, у нас отняли. — Ты не прав, — тихо отвечает она. — Не все. Эвридика думает о надписи на стекле, стёртой Северусом. «С+Э». Забавно, а ведь правда была у Северуса под носом, а он так ничего и не понял. «С». Сириус Орион Блэк. Единственная и самая яркая звезда на её пустом, давно выжженном небе. — О чем ты? Она пожимает плечами. — Кто сказал, что жить нужно обязательно ради тех, кого уже нет с нами? К тому же, Сев, у тебя есть Гарри. Он здесь. Рядом. — Он даже не знает, что я… что я на его стороне. — Так скажи ему. — Никогда, — отрезает он, его лицо все еще перекошено. Эвридика задумчиво смотрит на него, затем протягивает руку и накрывает его ледяные пальцы своими. — Знаешь, Сев, — тихо произносит она. — Ваша с Лили история до боли похожа на историю Кэтрин и Хитклифа. «Грозовой перевал», книга одной маггловской писательницы. Девушка, похожая на яркий всполох пламени — такая же самоотверженная и жертвенная, и двое, любившие ее: наследник одного богатого рода и нищий приёмыш-цыган, у которого, кроме этой любви, не было ничего. Знаешь, как он любил ее, Сев? Однажды он сказал: «Люби он ее всем своим ничтожным существом, он за восемьдесят лет ни дал бы ей столько любви, сколько я за один день». — Замолчи, Адамс. — Она любила нищего Хитклифа, — продолжает Эвридика, сжимая его пальцы. — Но вышла замуж за богатого Эдгара Линтона. Все равно. А потом… потом она умерла. И косвенно, я думаю, Хитклиф действительно был виноват в ее смерти. Но у неё осталась дочь, Северус. Слышишь? И Хитклиф сделал все для того, чтобы отыграться на ней, а ведь единственное, в чем девочка провинилась - ее отцом был не он сам. Не повторяй его ошибок, Сев. Я очень тебя прошу. Гарри не виноват в том, что происходило между всеми вами ещё до его рождения точно также, как не была виновата в этом Кэти Линтон. Он резко вырывает руку и вскакивает с места, едва не уронив стул. Бармен лениво оборачивается на звук, но быстро утрачивает интерес и вновь возвращается к своим стаканам. Северус смотрит на Эвридику налитыми кровью глазами, его трясёт. — Никогда, — шипит он сквозь стиснутые челюсти. — Никогда не смей указывать мне на то, как мне следует вести себя с сыном Поттера, Адамс. Какое право ты имеешь рассуждать о любви, когда у тебя самой в груди ледышка на том месте, где у нормальных людей находится сердце. И поменьше читай маггловский бред, — он задвигает стул так, что стакан жалобно подпрыгивает на трясущимся столе. — До встречи в поместье, — он разворачивается и через несколько секунд уже скрывается за дверью. Эвридика смотрит ему вслед, ощущая странное спокойствие напополам с горечью. «Сколько эгоизма в любви», — проносится в голове. «Впрочем, как знать, может это и есть счастье».

***

Люпин аппарирует в штаб-квартиру Ордена, встречающую его тишиной. Он идёт вперёд по коридору, не задерживаясь в мрачной прихожей, спускается по лестнице к кухне, где, он знает, теперь практически всегда можно найти Сириуса. Прогноз оказывается верным: Блэк сидит спиной к двери, длинные волосы свисают на лицо, перед ним початая бутылка бренди и какое-то полотно, разложенное на столе. Кажется, это картина, но рассмотреть ничего не получается из-за практически отсутствующего освещения — Терпеть не могу, когда у меня за спиной стоят, — не оборачиваясь, хмуро бросает Сириус. Люпин обходит стол и садится напротив, лицом к двери. Сириус поднимает на него покрасневшие, воспалённые глаза и быстрым, каким-то даже вороватым движением сворачивает картину изображением внутрь, пряча ее под стол. Ремус наблюдает за ним с удивлением и все-таки не удерживается от вопроса: — Это что? — Ничего. Просто картина, — отвечает он. Ремус переводит взгляд на уже успевшую практически на четверть опустеть бутылку. — Ты ведь, кажется, планировал сделать перерыв, — осторожно замечает он. Сириус непонимающе смотрит, затем переводит взгляд на бутылку и досадливо морщится. — Планировал. Но планы поменялись. — Понятно. Они замолкают. Ремус глядит на едва тлеющие дрова в камине, Сириус с явно преувеличенным вниманием рассматривает собственные руки. Затем, наконец, нарушает тишину первым: — Как, вообще, жизнь? Что у оборотней? — Ничего, — Ремус устало переводит на него взгляд. — Порой мне кажется, что я зря теряю время. — Знаю. Я тоже это чувствую, — Сириус гипнотизирует взглядом стену. Проходит ещё несколько секунд в томительном молчании, и он вдруг спрашивает. — А Тонкс? Ремус вздрагивает. — Тонкс? При чем здесь… — он замолкает. Друг насмешливо смотрит на него, щурясь. — Брось, Рем. Я, конечно, беглый заключённый и пьяница к тому же, но многое замечаю. Когда безвылазно сидишь в четырёх стенах, начинаешь тщательнее всматриваться в людей. Обращать внимание на детали. — Она твоя племянница, я знаю, — говорит Ремус, нервно сжимая пальцы. — Но, поверь, между нами ничего нет. Она… я бы не посмел. — Она мне такая же племянница, как и тебе, — Сириус морщится. — Я познакомился с ней меньше года назад. А насчёт посмел бы или нет… в чем, собственно, проблема, Рем? Из троих Мародеров, — он усмехается. — Оставшихся в живых, я имею в виду, ты как никто другой заслуживаешь счастья. А Тонкс, по-моему, идеальный вариант. — Это глупо, — тихо говорит Люпин. Блэк вскидывает брови. — Глупо? — Я оборотень, — бросает он. — И к тому же слишком стар для нее. Я не настолько эгоистичен, чтобы испортить ей жизнь этой заразой под названием «ликантропия». — Что за чушь? — Сириус изумлён. Ремус упорно смотрит вниз, словно остерегаясь столкнуться с ним взглядом. — Это проклятье, Сириус. Не только мое, но и всех тех, у кого хватает глупости и безрассудства приблизиться ко мне. А Тонкс… она ребёнок. К тому же мы фактически на пороге войны, она растеряна и ей страшно. Она пока не может и не хочет понять этого, но если в моих силах уберечь ее, я сделаю для этого все возможное. Он замолкает. В его голосе слышна боль, и Сириус в изнеможении закрывает глаза. «Чертовы альтруисты», — думает он, вспоминая Эвридику. Касается под столом свёрнутой картины, в груди вновь начинает нестерпимо тянуть. Он делает глоток прямо из бутылки, морщится, бросает на друга ещё один взгляд. — А какой в этом смысл? Легче от этого никому не становится. Это, знаешь, как пытаться оттолкнуть человека, всадив и ему, и себе в грудь стрелу с двумя наконечниками. Чем дальше ты его отталкиваешь, тем глубже острие погружается в вас обоих. Только вы почему-то думаете, что так лучше. — Ей двадцать лет, Сириус. И она боится будущего, — тихо повторяет Люпин. — Поддаться чувствам равноценно тому, чтобы воспользоваться её беспомощностью. — А по-моему, Рем, беспомощен здесь только ты, — говорит Сириус. — Беспомощен и сбит с толку, как потерявшийся котенок. Ну а что же касается войны… — он отхлебывает из бутылки, ощущая, как по венам растекается блаженное «ничто». — Если бы мне снова было двадцать и на них снова пришлась война, я бы предпочел сдохнуть.

***

— Что именно нам предстоит делать, мой лорд? Вол-де-Морт поворачивает голову в сторону Люциуса. Эвридика опускает глаза, избегая зрительного контакта — она чувствует себя ослабленной и уставшей. Сев, сидящий по обыкновению рядом, не разговаривает с ней, лишь смотрит исподлобья, укрывшись за длинными чёрными волосами. — Все, что от вас требуется - подвергнуть министерскую стражу Азкабана «империусу», — холодный высокий голос заполняет комнату. — Дементоры и без того им уже не подчиняются, но они могут поднять тревогу и оповестить министерство раньше времени. А нам это не к чему. — Разве в Азкабане работают люди? — интересуется Эвридика. Губы Снейпа презрительно изгибаются. Она покорно вздыхает, прекрасно осознавая, что теперь он не упустит возможности уколоть ее очередным язвительным выпадом. Она задела его самые потаенные чувства. И он будет мстить ей за то, что она увидела его слабым. — Конечно, они там работают, Адамс, — цедит он. — Именно они занимаются распределением узников по камерам и контролем над тем, чтобы узники вовремя вышли на свободу по отбытии своего тюремного срока. Потому что дементоры, как ты понимаешь, добровольно никого отпускать не хотят. — Это точно, — соглашается с ним Люциус. — Но я бы не советовал ссориться ни с одними, ни со вторыми. Чтобы работать в таком месте, как Азкабан, нужно быть человеком определенного склада. — Но ведь Азкабан не всегда был тюрьмой, — робко замечает Нарцисса. Тёмный лорд кивает, в его красных глазах отражается пламя горящего камина. — Это действительно так, Нарцисса. До пятнадцатого века об Азкабане никто ничего не слышал, а остров, на котором он расположен, ни разу не наносился на географические карты. Но оба они - и сам Азкабан, и сам остров, сотворены, бесспорно, при помощи магии. И очень сильным волшебником, — Вол-де-Морт задумчиво смотрит на огонь. — По слухам, этим волшебником был Экриздис, — нарушает тишину Люциус. — Но о нем мало что известно. Неясно даже, родом из какой страны он был. После его смерти Азкабану долгое время пытались найти применение, одно время хотели даже уничтожить, но дементоры к тому моменту стали уже настолько сильны, что уничтожить их не представлялось возможным. Люди боялись, что они начнут мстить, если лишить их дома, к которому они привыкли. — Не только поэтому, — замечает Тёмный лорд. — Там стены насквозь пропитаны сильнейшей Тёмной магией. Уничтожение Азкабана могло просто-напросто очень плохо закончиться. — Выходит, что волшебники и сами не знают до конца, что из себя представляет Азкабан? — замечает Эвридика. Малфой кивает. — Вроде того. Но, вообще говоря, первым предложил использовать Азкабан в качестве тюрьмы тогдашний министр магии Дамокл Роули. Его наместник Персей Паркинсон придерживался той же политики, а когда к власти пришёл Элдрич Диггори, тюрьма уже функционировала пятнадцать лет. За все это время из неё не удалось совершить ни одного побега. Это считалось в принципе неосуществимым. — Браво, Люци, — Тёмный лорд усмехается. — Сразу видно, что в школе ты был отличником. Впрочем, в одном ты все-таки ошибся: побег из Азкабана осуществим. И первым был один из моих верных последователей. Впрочем, я так и не успел вознаградить его за преданность. Они выходят из дома, когда на землю опускаются сумерки. За воротами Тёмный лорд протягивает ей руку галантным движением, и она принимает ее, стараясь преодолеть внутреннее чувства омерзения. Ледяные пальцы смыкаются вокруг ее запястья, а она ощущает их у себя на горле и едва удерживается от того, чтобы не начать задыхаться. Томительные секунды аппарации. Под ее ногами разверзается море, и Сев втаскивает ее на каменистый остров, демонстрируя невиданную для такого аскетичного тела силу. Бережно опускает на землю, и Эвридика вцепляется в его мантию, дрожа. — Сев… — шепчет она. — Сев… — Молчи, Адамс, — он отстраняет ее от себя, вынуждая идти вперед, к треугольной в сечении башне. Через несколько часов о массовом побеге станет известно в министерстве магии, и панически испуганный Фадж будет оправдываться перед репортерами, бормоча что-то невнятное о пособничестве Сириуса Блэка и тайном заговоре между ним и его кузиной. А на утро о побеге узнает вся Англия, и станет окончательно ясно, что падение министерства — всего лишь вопрос времени. Времени, счёт которого теперь идет на секунды.