bite your tongue

Эндрю проснулся, но на самом деле нет. Часть его знала, что он находится в своей комнате в общежитии в Лисьей Башне. Он был один в своей постели и смотрел в тёмный потолок. Хотя он и не мог этого видеть, Эндрю знал, что прямо над его головой в дрянной краске и штукатурке потолка есть пятно, которое, как ему всегда нравилось думать, напоминает пистолет. Эндрю попытался представить себе его сейчас, попытался проследить его очертания глазами, потому что остальная часть тела не могла двигаться. Потому что остальная часть, та, которая не была полностью здесь и сейчас, была заперта под тяжёлыми руками, задушенная в мрачной тишине слишком сладкого запаха его дыхания, когда он прижимался к щеке. Сердце Эндрю билось так сильно в груди, что казалось, будто оно пытается вырваться на свободу. И Эндрю действительно не мог винить его за эту попытку побега. Сдавленный звук застрял у него в горле. Его глаза горели. Он говорил себе, что это огненное ощущение было вызвано кинжалами ярости, окрашенными ядом ненависти, но его тело знало правду. Сухость во рту, от которой язык распух и прилип к небу, сдавленное горло, набитое сухой травой и щепками, — это была паника. Холодные, ноющие камни в его лёгких образовались от чистого, неподдельного страха. Та часть Эндрю, которая знала, что это была своего рода паническая атака, затянувшееся воспоминание, вызванное из кошмара, пыталась бороться. Он попытался подключиться к своим чувствам, но всё, что он мог видеть, была темнота, и он не был достаточно бодр, чтобы оторваться от полусонного запаха своего ужаса. Ощущение простыней под ним не помогло: его поза ничком на кровати только усилила цикл, в котором его подсознание было поймано в ловушку. Единственным звуком в комнате был задушенный вздох, который царапал ногтями по крышке гроба, в отчаянии, в ловушке, без всякой надежды. Сначала Эндрю решил, что звук исходит от него самого. Это было легко предположить, учитывая огонь его нервов и стеснение в лёгких, но через некоторое время, которое могло быть минутой, а могло быть и часом, он понял, что звук доносился снизу. Способный только обрабатывать одну вещь за раз, Эндрю ухватился за это осознание обеими руками, используя его, чтобы попытаться закрепиться в этой комнате и подальше от той. К тому времени, когда Эндрю заземлился достаточно, чтобы понять, что задыхающийся внизу мог быть только Нилом (и, скорее всего, именно он и разбудил Эндрю в первую очередь), звук сменился медленным и прерывистым дыханием, которое было лишь немного более контролируемым. Прислушиваясь и считая эти вздохи, Эндрю всё ещё боролся с призрачными циклами собственного разума. Худшее из воспоминаний отступило в свою кошмарную дыру, ожидая, когда в следующий раз защита Эндрю ослабнет. Но это оставило Эндрю лишь с дополнительным пониманием, что его собственная кожа словно толстая рубашка на три размера меньше, негибкая и непоколебимая, поскольку удерживала его насильно. Что каждый нерв горел, где прикасался с тканью. Что каждый мускул его тела был напряжен от желания атаковать, пока не стало слишком поздно. Если бы кто-то прикоснулся к нему прямо сейчас, Эндрю бы выстрелил, курок был бы нажат. И Эндрю бы абсолютно не раскаивался за сопутствующий ущерб. Эндрю не собирался двигаться. Он был слишком занят, пытаясь заставить свой разум погрузиться в это тихое, серое пространство в углу его сознания, где было… ничего. Прохладная комната небытия, которая могла бы укрыть зазубренные края всех ужасных вещей, которые Эндрю никогда не любил называть, особенно в те дни, когда эти вещи брали верх. Даже знакомый вой будильника Кевина не смог пробиться сквозь последнюю, цепляющуюся паутину кошмара. И Эндрю лежал, слушая, как кричит будильник, пока Ники не выпрыгнул из своей койки, чтобы выключить его. Эндрю прислушивался к утренним звукам вокруг себя, пытаясь использовать их как заземляющие колья, чтобы крепче прижаться к настоящему: Ники и его ворчание, когда он выползал из комнаты, чтобы первым занять ванную; Кевин и то, как он стонал, когда вытаскивал свои конечности; Нил… От Нила не доносилось ни звука. Это была борьба, но Эндрю заставил себя пошевелиться на кровати. Затем спустя минуту он приподнялся на локте и подвинулся к краю своей койки. Долгий взгляд на пол заставил его сердце подпрыгнуть к горлу, но он был рад этому ощущению, потому что оно было отчётливым и свежим и не имело ничего общего с руками на коленях и влажным дыханием на горле. Эндрю знал, что день будет только хуже, если позволит себе остаться в постели, поэтому, управляя каждой конечностью, словно каким-то механизмом, он вылез из кровати. Глаза Нила были открыты, но сначала Эндрю показалось, что тот ничего не видит, пока они наконец не замерцали. Наступила долгая пауза, в течение которой они оба понимали, что ни один из них не находится в хорошем состоянии. Глупо, но Эндрю хотел потянуться к Нилу. Это был далёкий импульс, который хотел, чтобы его признали. Эндрю боролся со слоями гноящейся паутины и осознанием того, что он был абсолютно не в состоянии предложить даже самое незначительное количество того, что можно было бы считать комфортом. Он был пустой бочкой, выскобленной досуха и покрытой коричневыми пятнами давно остывшей крови, но она всё ещё хранила свою вонь. И всё же Эндрю видел, каких усилий стоило Нилу принять сидячее положение. Он наблюдал то ли потому, что какая-то его часть должна была убедиться, что Нил может функционировать, то ли потому, что у него просто не хватало смелости отвернуться и столкнуться с давлением утренней рутины. Сидя, Нил не шевелился, несмотря на звуки Кевина и Ники в других частях квартиры общежития: Кевин без всякой необходимости звенел на кухне, готовя кофе; раковина работала в ванной. Нил пошевелился только тогда, когда дверь спальни внезапно открылась, из-за чего всё его тело вздрогнуло. Волосы на загривке Эндрю встали дыбом. Не думая, он слегка подвинулся и сделал небольшой шаг к кровати, наполовину разворачиваясь лицом к двери, а также частично загораживая Нила от неё. Это был инстинкт. Ему не нравилось, что его спина была открыта и обнажена, и его нервы были слишком напряжены, чтобы смириться с тем, что дверь спальни открывается за его спиной. Внезапная и рефлекторная вспышка страха Нила только усилила внутреннюю потребность тела Эндрю отреагировать на угрозу. Его разум хотел оставаться замороженным, чтобы не натыкаться на острые обломки и трещины, расползающиеся по его психике. Однако, увы, Эндрю физически реален по своей природе, поэтому потребность его тела защищать себя всегда выигрывала. Кевин остановился, увидев его, но он либо слишком устал, чтобы заметить текущее состояние Эндрю, либо просто не знал, как ещё ответить, потому что всё, что он сделал, это резко проворчал: — Мы опаздываем. Будьте, блядь, готовы. — Затем он повернулся и пошёл в ванную, когда Ники освободил её. Эндрю проводил его взглядом, потом снова посмотрел на Нила. Нил тоже посмотрел на него. Не было произнесено ни слова. Эндрю заметил тонкие красные линии вокруг шеи Нила и те немногие, которые можно было разглядеть на плече, но не успел он их полностью осознать, как другой мужчина двинулся, чтобы встать. Эндрю отошёл в сторону, посмотрел на Нила ещё мгновение, потом повернулся, чтобы одеться. Он заметил, что Нил схватил свою одежду, чтобы переодеться в ванной, но не знал, что об этом думать, поэтому вместо размышлений он пошел искать кофе. Кофеин мог бы помочь ему немного вернуться в сегодняшний день и сгладить ноющие булавки и иголки в его коже, вызванные контактом с тканью, которая вчера была просто прекрасной, а сегодня утром — наждачной бумагой. Впрочем, Эндрю знал это лучше всех. Когда пузырь лопнул, из него высочился яд. ***** Всё утро Эндрю, словно призрак, дрейфовал с места на место, на самом деле не чувствуя, что вообще где-то появлялся. Он знал, что Аарон заметил это во время утренней тренировки команды. Не то чтобы его близнец вообще что-то сказал ему, но он встал между ним и Ваймаком, когда тренер заметил, что Эндрю даже не потрудился притвориться, что тренируется, и едва замечал своего брата во время своих собственных упражнений. Если они и обменялись какими-то словами, Эндрю не успел заметить, но тренер после этого куда-то ушёл и больше не возвращался. Кевин тоже задержался рядом, делая свою собственную тренировку и время от времени пытаясь взаимодействовать, но не заставляя, как обычно. Если бы у него хватило сил быть благодарным, Эндрю бы посмеялся над ним. Всё, что он мог делать, — двигаться от места к месту. Тем не менее было два раза — и оба из-за Нила, — когда его внимание было втянуто в настоящее достаточно надолго, чтобы зацепиться за что-то. В первый раз Нил отошёл от нависшего над ним Мэтью Бойда, чтобы выпить воды, и Джек подошёл к нему. Эндрю был слишком далеко, чтобы услышать, что было сказано, но он увидел, как Нил застыл, и заметил, что тот находился в застывшем состоянии несколько долгих минут после того, как ухмыляющийся Джек ушёл. Эндрю не успел осознать, что двигается, как был отрезан на полпути, так как Бойд чуть не сбил его с ног, проходя мимо. Эндрю остановился и наблюдал, как Мэтт вместо него подошёл к Нилу. Он видел, как Нил вздрогнул, когда Мэтт коснулся его плеча. Он наблюдал, как маленький нападающий повернулся лицом к гораздо большему защитнику и поймал взгляд Эндрю. Долгое мгновение они просто смотрели друг на друга. Мэтт разговаривал с Нилом, но Эндрю не понимал, о чём он говорил, и, по его мнению, Нил тоже. Наконец губы Нила дрогнули, и в уголках его рта появилась кривая, болезненная попытка успокоить. Эндрю немного подождал. Весь его мир в тот момент был в глазах другого человека. Он был хрупким и тощим, пустым и потрясённым, и слишком похожим на зеркало, которое отражало его собственное пустое «я». Его грудь внезапно снова сжалась, и, когда Нил оторвал от него взгляд, чтобы посмотреть на Мэтта, Эндрю отвернулся. Когда он вернулся, Аарон ничего не сказал, но Эндрю знал, что тот наблюдал за ним весь разговор. Во второй раз Нил привлёк его внимание, когда пересёк тренажёрный зал и направился в раздевалку один, оставив возле гантелей Бойда, выглядящего явно потерянным, с поджатым от беспокойства ртом. Взглянув на часы, Эндрю понял, что до конца утренней тренировки осталось ещё почти двадцать минут. Эндрю снова наблюдал. Смотреть изнутри — это всё равно что смотреть снаружи. Он наблюдал из-под целофановой оболочки, которая была натянута, как паучий шёлк, тонкая и прочная. Невидимая. Непроходимая. Непобедимая. Он наблюдал, как Бойд обернулся и увидел его. Наблюдал, как мужчина двинулся вперёд. Наблюдал, как Аарон преградил ему путь. Наблюдал, как Ники и Кевин подошли к нему секундой позже. Эндрю смотрел, как барьер окружает его, словно звенья цепи в заборе, удерживающем собаку во дворе, а ловца собак — на улице. Эндрю знал, что они обмениваются словами, но не мог их понять. Какая-то часть его ощущала растущее напряжение. Он знал это, потому что мог чувствовать знакомый шов на своих повязках под кончиками пальцев, что означало, что он прикасался к ним, а значит какая-то часть его чувствовала потенциальную опасность. Но его разум, его наблюдающий, наблюдающий, наблюдающий разум мог видеть только оборонительную линию (его оборонительную линию), стоящую перед ним. Что-то там было не так, но он не мог понять, что именно. Может быть, там многое было не так. В любом случае Эндрю мог думать лишь о двух вещах. Первая — в каждой жизни, в каждом мире, в каждой возможности, где Эндрю Миньярд когда-либо существовал, не было никого, кто мог бы защитить его, когда он был уязвим. И всё же перед ним был многочеловеческий щит. У них не было никакого озарения, они понятия не имели, что с ним сейчас происходит, но им и не нужно было знать. Они просто были… там. Эндрю знал, что если бы Нил был сейчас в комнате, если бы он сам был хотя бы отдалённо на это способен, он присоединился бы к этой линии, и даже Аарон не стал бы его допрашивать. Потому что они принадлежали ему, они принадлежали Эндрю, и, по-видимому… он принадлежал им. Теперь у него не было возможности поразмыслить над чем-либо, кроме осознания этого. Эндрю смирился с этим и позволил себе отвлечься от противостояния или того, что происходило между его группой, Мэтью Бойдом и кем бы то ни было ещё (ему показалось, что он услышал ещё голоса, но другая навязчивая мысль в центре его сознания была слишком важной, слишком всеохватывающей, и он не мог думать ни о чём другом). Вторая мысль была не столько осознанием, сколько вопросом. Тяжёлым, страшным, неразрешимым вопросом. Где же живой щит Нила? Где же его барьер? Где же его молчаливое, беспрекословное, твёрдое силовое поле? Если Эндрю, несмотря ни на что, каким-то образом, но имел его в этот день (в этот день, когда ничто не было правильным), где был щит Нила? Эндрю не помнил, как двигался, но заметил, что когда он вошёл в раздевалку, то обнаружил, что она пуста. ***** Эндрю не видел Нила до полуденного перерыва. Эндрю написал ему из раздевалки, и всё, что получил в ответ, — единственный смайлик с лисьей мордой, у которой был черный «х» вместо рта. Приняв это за то, что даже переписка была трудной для Нила, Эндрю отправил ещё одно сообщение (помни, что тебе разрешили спрятаться) и не удивился, когда ответа не последовало. Но он последовал собственному совету. Как только они вернулись в Лисью Башню после утренней тренировки, Эндрю просто не мог заставить себя снова уйти. Он не мог заставить себя пошевелиться. Вместо этого он сел на диван и уставился на пустой экран телевизора. Его ощущение окружающего мира было ненадежным и колебалось в зависимости от того, был ли он где-то далеко или более или менее присутствовал. Все оставили его в покое, и когда он присутствовал, то был рад этому факту. Когда его не было, ему было всё равно и он вообще ничего не чувствовал. Он почти не был там, но это было лучше, чем быть там. (Руки, слишком тёплые и их слишком много: в центре его груди — удерживают внизу, заставляя смотреть, ломают, крушат, удерживают на месте; над его ртом — душат дешёвым табаком, который навсегда заставил чужие пальцы почернеть, а зубы — пожелтеть; на коленях — его руки всегда выглядели больше, когда удерживали его колени; пальцы, впивающиеся словно когти, оставляли круги синяков на мальчике, мальчике, мальчике, мальчике, мальчике) Эндрю заметил, что Нил вернулся в общежитие, только когда его тонкая тень появилась прямо в поле его зрения. Даже сквозь туман «не совсем здесь» Эндрю узнал этого человека. Он почувствовал искру чего-то, но это что-то не было желанным прямо сейчас, потому что он едва мог терпеть ничего. Всё его тело напряглось, и он обнажил зубы в молчаливом предупреждении. Нил ничего не сказал, он просто поднял телефон. Он был открыт на контакте Би. Когда Эндрю не ответил, Нил просто указал на мягко светящийся зелёный значок вызова на экране, затем положил телефон на диван рядом с ним и отошёл, не дотронувшись до него и не сказав ни слова. Где-то в общежитии открылась и закрылась дверь, затем раздался звук запертого замка, но Эндрю не знал, какого именно, потому что был слишком занят, уставившись на телефон. Странная паника прорвалась сквозь туман его «не совсем сознания», когда экран потускнел. Он протянул руку и легонько провёл по нему большим пальцем. Где-то в глубине своей логики он знал, что, если экран погаснет, всё, что ему нужно будет сделать, это нажать кнопку, чтобы включить его снова. Даже если время автоблокировки иссякнет, и экран погаснет, он знал пароль Нила, он установил его сам, и он был таким же, как и его собственный. Тем не менее логичная часть мозга Эндрю сейчас не особенно контролировалась. Его пронизанные ругательствами лекции в его нынешней тюрьме были не больше, чем резкий шепот, скребущий по закрытым ставнями окнам его разума, поскольку паника, которая охватила его, очень напомнила ему, что, если он позволит этому экрану потемнеть, предложенная линия жизни исчезнет прежде, чем он даже полностью осознает, что это было. Эндрю не знал, сколько раз щёлкал по экрану, чтобы он не выключался, и как долго сидел, уставившись на него. Он не знал, пока в конце концов не нажал кнопку вызова, однако это было нечаянно. Он нажал на «вызов» во время одного из быстрых ударов, чтобы экран не заснул. Перемена на экране немного вывела его из полутранса, и он схватил телефон, когда тот зазвонил, и поднёс его к уху. — Нил? Би. Это была Би. Знакомая Би. Би — безопасный остров. — Нет. — Эндрю, — исправилась Би после короткой паузы. Её тон был тёплым. Эндрю слышал её нейтральную улыбку. Спокойная, хотя он знал, что иногда это его раздражает. — Ты в порядке? — …Нет. — Спасибо, что позвонил мне, Эндрю. Я знаю, что это не всегда легко сделать, особенно в трудные дни. — Она должна была узнать что-то в его голосе, чтобы понять, что это был тяжёлый день, хотя для его собственных ушей он звучал ровно и нормально. — Ты можешь сказать мне, где ты? — Эндрю знал, что она имела в виду не только физическое местоположение, и ему потребовалось несколько минут, чтобы найти все слова и расставить их в правильном порядке. Отстраненно, рассеянно он задавался вопросом: может быть, это похоже на то, что чувствует Нил, когда теряет свой голос. Только в горле Нила всегда было что-то другое, что заставляло Эндрю добавлять мины и капканы, спрятанные вдоль путей, к отсутствующим словам другого человека. Но Эндрю понимал, что его слова просто отсутствовали в мыслях, они ушли, не сказав ему направления. — В общежитии, — начал он, потому что легче было начать с того, что было перед ним. — В общежитии сегодня холодно? — непринужденно спросила Би. Эндрю должен был остановиться и подумать, он должен был обратить внимание на комнату вокруг него. Он должен был заметить, что на нём надето, чтобы понять, является ли это фактором. Ему потребовалось некоторое время, чтобы составить каталог всех этих вещей: мягкая, поношенная толстовка и спортивные штаны; лёгкий холод в руках; жужжание кондиционера, хотя погода уже становилась прохладнее. — Вроде того, — сказал он, и его собственный голос прозвучал ближе, чем несколько минут назад. Эндрю чувствовал себя более настоящим внутри собственного тела. Он несколько раз моргнул и огляделся, заметив, что в общежитии пусто, хотя чувствовал, что здесь должен быть кто-то ещё прямо сейчас. — Как думаешь, ты сможешь приготовить себе горячий шоколад? Это может немного согреть тебя, и, ну, всегда есть время для горячего шоколада, не так ли? Эндрю кивнул, потому что это было очень разумное замечание. — Да. — Горячий шоколад звучал хорошо, и внезапно Эндрю страстно захотел его. Желание заполнило пустую пропасть внутри него, и это было пока единственное, о чём он мог думать хоть немного. Этого было достаточно, чтобы встать, и, как только Эндрю это сделал, ему стало легче двигаться на кухню. Теперь он был объектом в движении, а не объектом в покое. Би болтала с ним, пока он готовил горячий шоколад, и Эндрю иногда отвечал, хотя обычно это было просто ворчание или другой неопределённый шум. Но Би, похоже, не возражала. — Нил с тобой? — спросила Би легонько, пока он смешивал напиток, добавляя дополнительную ложку порошка для более глубокой шоколадности. Эндрю помолчал, прежде чем ответить, затем продолжил смешивать. — Он дал мне свой телефон с открытым контактом, а потом исчез. Я не знаю, где он. — Это беспокоило его, и теперь, когда он чуть больше вернулся в своё собственное тело, в настоящее, способный немного активнее мыслить, Эндрю также вспомнил спортзал этим утром. Что-то похожее на чувство вины завязало узел между его лёгкими и кишечником, но в нём не было нужного уровня кислотности. Он понял, что это беспокойство. — У него тоже плохой день, — сказал Эндрю, прежде чем успел обдумать признание. — Я думаю, он один. — Прежде чем Би успела спросить, он продолжил: — Но я не знаю, что с этим делать. Не думаю, что смогу. Нет… не так. — О, нет. Ему совсем не нравилось это ощущение. Был импульс отступить от него, обнажить зубы и размахивать ножами, чтобы заставить его уйти, потому что это была именно та причина, по которой он пытался держать Нила как можно, блядь, дальше. Потому что это чувство было беспомощностью, и, как только оно пропиталось в его когтях, оно не хотело его отпускать. Би начала говорить, и Эндрю ухватился за её слова, хотя бы для того, чтобы отвлечься от надвигающейся спирали собственных мыслей. — Всё в порядке, Эндрю. Я знаю, что это было одним из твоих переживаний, когда ты понял, что вы с Нилом больше эмоционально опираетесь друг на друга. — На самом деле Эндрю не говорил ей, что боялся того, что произойдет, если у них обоих будет плохой день одновременно. Что он боялся, что они могут вывести друг друга из себя, сделать всё ещё хуже или просто… не смогут быть рядом друг с другом, как они привыкли. Что он беспокоился о том, что это могло означать. Но Би, добрая старая Би, ей не нужно было ничего говорить. — Сегодня важно, чтобы ты заботился о себе в меру своих возможностей и верил, что Нил делает то же самое, — говорила она. — Иногда труднее всего смириться с тем, что ты заботишься о ком-то. Это простая истина, что будут времена, когда ты не сможешь быть рядом с ним, независимо от того, как сильно этого хочешь. Ты уже знаешь, что иногда всё, что мы можем сделать, это пережить бурю и собрать осколки, когда она пройдет. Мы уходим в укрытие, как можем, когда худшее настигает нас, и работаем с оставшимся. Думаю, Нил тоже это понимает. Разница теперь только в том, что вы двое сможете работать вместе, когда буря пройдет, и, возможно, помочь друг другу собрать эти осколки. И ты знаешь, что я всегда буду рядом, чтобы помочь. Может быть, некоторым людям покажется разочаровывающим, услышать, как их психотерапевт в основном говорит: «Да, вы действительно ничего не можете с этим поделать, поэтому вам просто придётся терпеть, пока всё не закончится, и разбираться с этим позже», — но для Эндрю это было почти утешительно. Би напоминала ему, что он и раньше «выдерживал эти бури» и всегда проходил через это, всегда подбирал осколки. Иногда это было утомительно, но сейчас внутри него было что-то хрупкое, что он отказывался называть, чтобы темнота не нашла и не погасила это маленькое и хрупкое, заставляющее этот пресловутый свет в конце туннеля светиться ровно настолько, чтобы напомнить ему, что оно там. — Аарон не дал Бойду поговорить со мной сегодня утром в спортзале, — услышал он свой голос почти случайно. — Он, Ники и Кевин. Они ни о чём не спрашивали. Они просто были… там. — Его тон был ровным и лишённым каких-либо чувств даже для его собственных ушей. Эндрю мог бы с таким же успехом сказать Би, что просто уронил ручку или что-то в этом роде. Но она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что если он заговорил об этом, то в этом был смысл. — Ты хочешь поговорить об этом? — мягко спросила она. Эндрю на мгновение задумался, потягивая горячий шоколад. — Нет. Но, может быть… завтра. — Завтра, на их с Аароном сеансе. Би поняла, что это значит, и промурлыкала. Эндрю видел, как она постукивает ручкой и делает какие-то пометки в своём неизменном маленьком блокноте. — Тогда посмотрим, как ты отнесёшься к этому завтра. — Эндрю оценил это. Она понимала, что, хотя сегодня он сказал, что, возможно, захочет поговорить об этом завтра, вполне вероятно, что, когда настанет момент, он не сможет или просто не будет либо потому, что его разум ещё не чист, либо по полудюжине других причин. Большинство из них связано с его ублюдскими отношениями с Аароном и тем, как они колеблются изо дня в день. — Ладно, Эндрю, через несколько минут у меня назначена встреча, так что пока мне придется тебя отпустить. Если есть ещё что-то, о чём ты хотел бы поговорить перед завтрашней сессией, у меня есть несколько свободных мест завтра утром. — Нет, я справлюсь. — Слова прозвучали насмешливо, и он снова услышал улыбку Би, когда она ответила. — Если передумаешь, просто напиши мне сообщение, и я позову тебя. Или тебя и Нила, если хочешь. Береги себя, Эндрю. Эндрю что-то неопределенно промычал, хотя они оба знали, что он прислушается к её совету, и повесил трубку. Он положил телефон на стойку и прислонился к ней, чтобы допить горячий шоколад, хотя его взгляд продолжал блуждать туда, где лежало устройство. Он более прочно был в своем нынешнем теле, но всё ещё не успокоился, и теперь у него начинала болеть голова. Что, как Эндрю понял, допив шоколадные остатки какао и поставив кружку в раковину, чтобы вымыть, было, вероятно, потому, что он ещё не ел (хоть что-нибудь?) сегодня. В плохие дни (конечно, у него не было такого плохого дня в течение долгого времени) обычно Нил спокойно ставил крекеры, или кашу, или другую легко перевариваемую мягкую пищу возле него, чтобы он что-нибудь съел. Но сегодня Нил только протянул ему свой телефон с включенным контактом Би. Эндрю не знал, какие демоны охотились на Нила сегодня, но он всё ещё был с Эндрю. Он видел его, беспокоился за него и сделал, вероятно, единственное, что мог, чтобы попытаться помочь ему, — передал телефон с номером Би. Эндрю вытащил упаковку крекеров и некоторое время изучал её, прежде чем открыть и съесть половину, не чувствуя вкуса. Би была права. Они должны были пережить шторм и, как только худшее пройдет, собрать осколки. Эндрю делал это уже сто тысяч раз и будет делать ещё сто тысяч, и он знал, что Нил был таким же. Просто теперь, когда буря закончит бушевать и небо немного прояснится, оставив их задыхаться и изнемогать от бушующих штормов, они смогут помочь друг другу поднять и защитить те разбитые, сломанные куски, которые были сметены и разбросаны во время шторма. Пока Эндрю расправлялся с другой половиной упаковки, он оттолкнулся от стойки и схватил грушу из миски на маленьком кухонном столике. Он уравновесил её в руке, держащей крекеры, и схватил телефон Нила, прежде чем двинуться к его столу. Вокруг было разбросано несколько книг и открытая тетрадь, заполненная торопливо нацарапанными Нилом заметками. Эндрю оставил грушу и телефон лежать поверх блокнота и, не потрудившись оставить записку, вернулся на своё место на диване, чтобы посмотреть телевизор. Он знал, что Нил поймёт его послание. Береги себя, кролик. Увидимся на другой стороне. ***** Когда Кевин вернулся с дневных занятий, он, казалось, понял, что Эндрю присутствовал больше, чем сегодня утром, потому что остановился на краю гостиной и смотрел на него так долго, что Эндрю чуть не бросил в него что-то. Тем не менее самыми близкими вещами для него были либо подушка (неэффективно), либо пульт от телевизора (они уже сломали два в этом месяце). Эндрю пришлось довольствоваться тяжёлым вздохом и взглядом прямо на него, мысленно бросая пресс-папье* (оно было крепким и могло причинить некоторый вред). — Что? Кевин моргнул. — О, хорошо. Ты вернулся. Он не ошибался, но и не был так прав, как, вероятно, думал. Эндрю пожал плечами. Ему не нужно было ни перед кем объясняться. — Что происходит между тобой и Нилом? Эндрю поднял бровь. — Ты должен быть более конкретен. Хотя не ожидал, что ты захочешь узнать прямо с места событий. — Эндрю знал, что имел в виду Кевин, но ему не нравилось, что он совал свой нос туда, где ему не место и куда, чёрт возьми, его не приглашали. Взволнованный Кевин слегка порозовел и резко выдохнул. На мгновение Эндрю показалось, что он отпустил все и забыл. На лице нападающего было написано: «Я собираюсь смыться». Однако он не бросился прочь, а рванул вперёд и упал в кресло. — Королева драмы. Кевин уставился на него со всей силой быка на параде в День Святого Валентина. Эндрю легко проигнорировал это и пожал плечами. Только потому, что Эндрю одобрил решение перебить татуировку на его лице и то, что он даже уважал выбор замены Дэя, не означало, что он собирался сдерживаться. В самом деле, Кевин сделал это сам, и ему не на что было жаловаться. — Послушай, и ты, и Нил ушли сегодня утром, а Нил покинул тренировку. Он не может так делать. Эндрю закатил глаза. — Это была просто тренировка, Кевин. Расслабься. — Нет! Возможно, это была силовая тренировка, но все же это была тренировка! Эндрю, если Нил расслабится... — Он, блядь, не расслабляется, Кевин, и тебе стоит отвалить сейчас же. — Тон Эндрю был таким же небрежным, как ножи, которые он носил под нарукавниками. Когда Кевин, казалось, собирался продолжать давить, Эндрю подвинулся в кресле, чтобы посмотреть ему в лицо, и слегка наклонился вперед. — Ты действительно так мало о нём думаешь? — спросил он напрямик. Кевин, казалось, был поражён вопросом. — Ч-что? Эндрю просто ждал. Кевин услышал его. Он не повторит этого и не возьмёт свои слова обратно. Когда Кевин, казалось, понял это, выражение его лица исказилось. Слишком много эмоций промелькнуло на его лице в тот момент, и Эндрю не был достаточно знаком ни с одной из них, чтобы быть уверенным в определениях. Молчание тянулось до тех пор, пока Эндрю не подумал, что Кевин вообще не ответит. Он снова повернулся к телевизору, даже отдалённо не в настроении давить на нападающего ещё сильнее. Если честно, Эндрю, вероятно, был не в том месте, чтобы толкать его, но сегодня он был не в себе, и его разум продолжал бродить по своей собственной обороне и пустой раздевалке. — Я не могу так легко с ним обращаться, Эндрю, — голос Кевина был тихим и ровным, насколько мог. — Жан и я — мы уже доказали, что являемся надёжными инвестициями на протяжении многих лет с Воронами. Нил — это риск и дикая карта. Достаточно одного промаха, и… они сократят свои потери. Другого шанса у него не будет. Он вообще не должен был получить этот шанс. Сейчас было не время и не место для этого спора. У Эндрю не было подходящего пространства для этого, и он не доверял себе, чтобы случайно не раскрыть больше уязвимостей Нила Кевину. Нил, который всё ещё пытался понять, что значит быть настоящим человеком, который всё ещё приспосабливался к идее иметь личность, отличную от «беглеца», «выжившего», «мертвеца» или «мученика». Нил, который наконец, наконец начал понимать, что даже та его сторона, которую называют «лиса», может быть чем-то большим, чем просто нападающий на корте, и что ему это позволено. Эндрю вдруг вспомнил о своём смутном разоблачении этим утром. Когда Аарон, Ники и Кевин встали как оборонительная линия, чтобы физически защитить его от внимания и, вероятно, испуга Бойда и других. Он помнил, что заметил его, а затем двинулся дальше, не в состоянии разобраться в то время. У него не было сил делать это сейчас, но он был в состоянии понять, почему часть его чувствовала себя так неправильно, и не только из-за недоверия. Всё из-за Кевина. Кевин не был защитником. Но он напал, и этим вышел за рамки своей роли этим утром. Эндрю ненавидел экси, но, чёрт возьми, это было надо в зависимости от ситуации. Нет, отношения между ним и двумя нападающими всегда складывались по-особому из-за тех сделок, которые он заключал между ними. И эта динамика проникла в их дружбу даже теперь, когда все договоры закончились. Эндрю был стеной, он был щитом, он был защитой. У Нила и Кевина были свои собственные отношения. Они были партнёрами, они толкали друг друга и передавали эстафету, когда другой колебался. Защите не было там места. Именно из-за этого Нил столько раз попадал в неприятности? Потому что Нил всегда подхватывал эстафетную палочку Кевина (даже тогда, когда он должен был оставить её, чтобы защититься), но нападение — громкое и заставляло драться, и они столкнулись с силами больше и страшнее, чем могли представить. Сегодня оборонительная линия Эндрю укрепилась и удержала позиции. Партнёр Нила не смог сделать тоже самое. Может, это было нечестно со стороны Эндрю оказывать такое давление на Кевина, такой уровень ожиданий, особенно учитывая, что он даже не понимал, что у него были такие ожидания до этого момента, но Эндрю редко заботился о справедливости и сейчас понимал, что доверял Кевину быть рядом с Нилом, если он был не в том состоянии. Вместо этого Кевин сделал то, что делал всегда, — последовал примеру тех, кто его окружал, когда он должен был поддерживать своего партнёра. Нет, сейчас было не время для этого спора, но в какой-то момент это должно будет произойти, потому что всё это не устраивало Эндрю. Хотя он и был готов принять и игнорировать что-то вроде разбитых ожиданий, когда дело касалось его самого, но не мог, когда это касалось Нила. Точно так же, как он не смог бы просто игнорировать это, если бы это был Кевин, Аарон или Ники. — Нил это знает, — невозмутимо произнёс Эндрю вместо того, чтобы вдаваться в подробности. Потому что, чёрт возьми, Нил это знал. — Ты один из тех, кто громче всех ругается, когда он тащит свою наркоманскую чушь и пытается играть, когда ранен. Нил сделал правильное решение сегодня утром, и, если он не появится сегодня вечером на тренировке, это тоже будет правильным решением. Кевин выглядел скептично. — Но он в порядке. Эндрю чуть не зарезал его прямо там. Он просто смерил Кевина холодным взглядом и встал, бросив пульт на колени нападающего. — Так ли это? Кевин, казалось, понял, что только что сказал, потому что вздрогнул. — Эндрю, подожди. — Эндрю остановился на пути к двери, но не посмотрел на него. — Я знаю, что он… не в порядке, я имею в виду. Я знаю это. Но мы Лисы. Никто из нас не в порядке. Что произойдет, если у него будет плохой день в день игры. И что, если он уйдет от ответственности до того, как просто не справится с этим. Или, что ещё хуже, решит не играть, когда может. Как можно спокойнее, стараясь говорить как можно тише, Эндрю заговорил, не оборачиваясь: — Кевин, ты специалист по психическому здоровью? — Э-э, нет, но… — Тогда. Заткнись. Нахуй. — Затем Эндрю вышел, хлопнув дверью так сильно, что задрожала стена. Он проигнорировал недоумённый взгляд проходящего мимо первокурсника и направился к лестнице, чтобы подняться на крышу. Ему нужна была чёртова сигарета. ***** Когда Нил не пришёл на ужин и не смог ответить ни на одно сообщение, потому что его телефон всё ещё лежал на столе, на котором Эндрю оставил его сегодня днём, Кевин принял решение отправиться на корт пораньше, чтобы узнать, там ли он. Никто не хотел показывать тревоги, но, когда Аарон даже не моргнул, когда Кевин внезапно встал и объявил, что они направляются на поле, Эндрю понял, что все они что-то чувствуют из-за внезапной нехватки другого нападающего. Эндрю не стал анализировать свои чувства по этому поводу, потому что они точно никому не помогут. Он только что спустился с крыши во второй раз, а Нила там не было. Поскольку его не было в общежитии, это означало, что он либо в библиотеке, либо на площадке. Все его книги, рюкзак и школьные задания лежали на столе, так что в библиотеке его, скорее всего, не было. А это означало, что он должен быть на поле. Если нет… Что ж, они разберутся на месте. Никто не обратил внимания на агрессивную езду Эндрю. Как только они прибыли, Кевин отпер дверь и ввёл их в здание, и все четверо направились прямо на стадион. — Смотрите! Я знал, что он здесь! — Ники издал слабый смешок. Его облегчение было ощутимым, когда они вошли на стадион под безошибочный звук мячей, которые летали по площадке один за другим. — Нил, наверное, просто приехал пораньше, чтобы наверстать упущенное сегодня утром. — Ники повернул голову к Эндрю, вероятно, чтобы спросить его, знает ли он, почему Нил ушёл рано утром, но остановился, когда они наконец увидели внутренний двор. Как они и ожидали, Нил был один на площадке, но было сразу очевидно, что он не просто пришел туда «немного раньше». Человек на поле явно находился там уже несколько часов, он был мокрый от пота и дрожащий от изнеможения. Эндрю сразу понял, что Нил, уходя сегодня днём, направился прямиком сюда. Это означало, что он занимался этим по меньшей мере пять часов, если не больше, потому что Эндрю не был точно уверен, сколько времени было, когда он видел его в последний раз. Время сегодня было туманным. Эндрю не смотрел на Кевина, когда говорил, но его голос был пропитан холодным ядом: — Всё ещё думаешь, что он бездельничает? После тяжелого удара тишины, нарушаемого только повторяющимся ударом мяча о стены площадки внизу, Эндрю повернулся, чтобы посмотреть на Кевина, и увидел, что тот всё ещё выглядит так, словно его только что ударили. Так он и застыл. Эндрю рассеянно подумал, что удар в лицо может выбить его из колеи. — Как… Чёрт, как долго, по-твоему, он этим занимается? — неловко спросил Ники. — Это не имеет значения. Он сейчас же остановится. — Эндрю взглянул на Ники. — Напиши тренеру, что Нил заболел. Сегодня его не будет на тренировке. — Пока Ники возился с телефоном, Эндрю посмотрел на Кевина. — Вытащи его. Кевин удивлённо моргнул. — Ч-что? Я? Почему? Быстрым шагом вперёд Эндрю вторгся в пространство Кевина, заставив гораздо более высокого мужчину отступить, но Эндрю не позволил ему отступить далеко. Его кожа горела от близости даже без прикосновения. Он был слишком не в себе для этого сегодня, но не собирался сидеть сложа руки. — Вытащи. Его. Кевин стиснул зубы, но через мгновение кивнул, и Эндрю отступил, чтобы отпустить его. Он наблюдал, как более высокий нападающий спустился, чтобы забрать его идиота-наркомана. Разум Эндрю одержимо возвращался к обязанностям, которые Кевин должен был знать из-за своей связи с Нилом. Они были чертовски очевидными. И Эндрю из всех, блядь, людей не должен был указывать на них. Потому что Кевин был единственным человеком в мире, который понимал отношение Нила к экси. Он был единственным человеком, который чувствовал то же самое. Это означало, что он единственный мог помочь этому глупому маленькому наркоману направить свою тревогу через ублюдочный спорт. Когда Эндрю не мог быть там, когда Эндрю застревал в собственной голове или когда ничто из того, что он мог предложить, не могло уравновесить беспорядок, который был нервами Нила и его вечно бегающим умом, предполагалось, что именно Кевин вытащит его из этого. Кевин должен был быть там, отвезти его на корт и, чёрт возьми, остановить прежде, чем Нил слишком сильно надавит на себя. Потому что Нил слушал Кевина на корте. В прошлом году Нил решил играть для него, и, даже если бы он этого не сделал, они — существа одной породы и чертовски похожи. Кевин увидел это раньше, чем кто-либо другой, и он понял, что это такое, и он должен был, блядь, быть там для Нила. Даже если всё остальное пройдёт мимо ушей Кевина, Эндрю не думал, что ему придётся объяснять это. Он думал, что Кевин знал. Но когда Кевин ворвался в комнату после уроков, то рискнул подумать, что Нил расслабился. Ему даже не пришло в голову, что Нил пойдет на корт, когда, если бы они поменялись местами, он, вероятно, сделал бы то же самое. Как будто он совсем забыл, кто такой Нил. Что обычно раздражало бы, но в сочетании с отчаянной борьбой Нила за эту личность? Нет. Эндрю наблюдал, как Кевин вошёл на поле и подошёл к Нилу. Он не мог слышать его, но мог представить, как распалился Нил, когда Кевин потянулся за ракеткой и резко дернул, пытаясь вырвать ее. Нил молчал, губы его не шевелились, но даже отсюда Эндрю видел остекленевший огонь в его глазах. Ярость, но немного отдалённая, потому что Нил не был полностью там, на этой площадке. Эндрю не знал, где он, но это было не самое лучшее место. Нил сопротивлялся рывку, но, очевидно, был измотан, и его хватка уже ослабла от слишком сильного толчка, поэтому, когда Кевин потянул снова, то смог вырвать ракетку из его рук. И тут Эндрю понял свою ошибку. Он послал Кевина, потому что хотел обвинить его в этом, и поэтому именно Кевин должен был всё уладить. Кроме того, Кевин был грёбаным идиотом, и если бы он поймал Нила сегодня утром, то мог бы помочь направить его проблемы через экси, проконтролировать безумие и вытащить Нила обратно, пока оно не зашло слишком далеко, — но они уже давно перешли эту черту. Было уже слишком поздно. Нил был так поглощён своими мыслями, так захвачен ими, что, вероятно, даже не заметил, что это был Кевин. Всё, что он знал, это то, что кто-то прервал его, и этот человек забирал его ракетку (единственный положительный аспект его жизни, за который Нил мог ухватиться в плохие дни) и, вероятно, кричал на него, что, если он взорвет свои руки, Мориямы убьют его (очень реальный стресс, который давил на Нила, что было очевидно для Эндрю, как бы глупый кролик не отказывался признавать это). Эндрю был в состоянии понять свою ошибку, потому что Нил стоял перед ними, и он видел выражение его лица. Он мог наблюдать, как острая, но далёкая ярость в глазах Нила становилась зазубренной и врезалась в настоящее, но также искривлялась и обращалась внутрь. Эндрю видел яростное поражение в плечах Нила и то, как тряслись его руки, когда он сжимал их в кулаки. Эндрю видел, как всё его тело вздрагивало от слов Кевина. Какая-то часть Эндрю считала, что Нил это заслужил. Это была тёмная, эгоистичная, сердитая часть его, которая злилась на Нила за то, что он давил на себя, беспокоил его и причинял ему боль. И это было так больно, потому что Эндрю в один момент просто должен был, блядь, решить заботиться о глупом маленьком идиоте. Год назад, полгода назад Эндрю сосредоточился бы только на этой части. Он бы принял это и позволил этому стать всей правдой. Но даже сегодня, даже в самый плохой день он больше не мог этого делать. Засунув руки в карманы, чтобы не вытащить ножи, он шагнул вперёд и присоединился к Нилу и Кевину на площадке. — Скажи что-нибудь, блядь, Нил?! Это чертовски серьёзно, ты же знаешь! Эндрю еще крепче засунул руки в карманы. — Он знает, Кевин. Этого достаточно. — Его голос был ровным, спокойным. Даже для его собственных ушей он казался скучающим, поэтому, должно быть, что-то было на его лице, когда Кевин резко обернулся, потому что он мгновенно захлопнул рот. Видимо, из его рта хотело вырваться что-то наподобие «это ты отправил меня сюда». Довольный тем, что более высокий нападающий хотя бы на мгновение придержит язык, Эндрю переключил всё своё внимание на Нила. — Нил. Эндрю видел, как напряглась его челюсть и сжалось горло. Он видел, как напряжение прокатилось по всему его телу от языка к коленям. Поэтому Эндрю сменил язык, сняв напряжение с речи и вместо этого подняв руки. Их знание языка было далеко не беглым, но после почти двух месяцев регулярных занятий они могли более или менее разговаривать, опираясь на пальчиковые движения, когда дело доходило до слов, которых они ещё не знали. — Ты хочешь мне сказать? — Нет. Эндрю кивнул, ожидая и принимая это. — Сегодня никакого экси. Достаточно. — От сокрушённого взгляда Нила что-то дрогнуло и хрустнуло между ребер, но Эндрю перевёл дыхание и покачал головой. — Сейчас отдых. Играй завтра. Руки Нила поднялись, потом опустились, снова поднялись и снова опустились. Он хрипло выдохнул и запустил свои длинные, покрытые шрамами пальцы в волосы так яростно, что было удивительно, как он их не вырвал. — Я не могу, — жестикулировал он. Его жесты были маленькими, но слишком, слишком резкими. — Почему? — Потому что я ничто. Ничто. Н-и-ч-т-о. Ничто! — Каждое повторение этого слова было резче, быстрее. В третий раз он произнес это медленно, жёсткими толчками для акцента, и его зубы скрежетали вокруг резких вздохов, когда он показал слово в последний раз. Он хлопнул себя обеими руками по груди с такой силой, что, наверное, ушибся. — Я. Я ничто. Я должен быть ничем. Должен быть никем. Эндрю цеплялся за приобретённый язык, как за спасательный круг; его собственные жесты были твёрдыми, медленными и настолько спокойными, насколько он мог их сделать, но его сердце всё равно билось между лёгкими, как волк у двери. — Но ты не ничто. И ты не никто. Нил. — Когда нападающий резко втянул в себя воздух от показанных букв своего имени, Эндрю сделал это снова. — Нил. — Он сделал это снова, но на этот раз сделал знак «кролик» и опустил этот знак на букву «н», прежде чем снова произнести его имя. Он сделал это опять и на этот раз вплёл в букву «л» символ «экси». Он сделал это снова, но уже использовал «л» как начало слова «лиса». Он сделал это снова и на этот раз просто поставил слово «мой». Эндрю недостаточно знал об ASL, чтобы правильно построить дизайн имени. Он не был глухим, не был частью этого общества и знал, что это было своего рода некультурно, потому что он делал такое дерьмо самостоятельно, но сейчас это было не то, над чем он задумывался. Эндрю знал, что на самом деле показывает какое-то странное и непонятное дерьмо, но ему было плевать. Что его волновало, так это показать Нилу, что «должен» не имеет никакого значения, потому что он был кем-то. Он не был ничем. Он никогда не был ничем. Он был здесь сейчас. Это был Нил. Он был его кроликом. Сейчас он был одним из лучших грёбаных нападающих в университетском экси. Он был Лисом. Он был его. И он. Блядь. Никуда. Не. Собирался. Эндрю смотрел, как его слова впитываются в арктические озера слишком широко раскрытых глаз Нила. Он наблюдал, как их значение улавливается между его потрескавшимися губами. Он смотрел, как их понимание скатывается по покрытым шрамами щекам двумя круглыми тяжелыми каплями. Одна слеза следовала по дорожке рассекающего вниз шрама, словно вырезая его заново. Долгое мгновение не было слышно ни звука, ни движения, кроме резкого, похожего на лезвие ножа дыхания и неглубоких рывков в груди Нила. Нил закрыл глаза и некоторое время боролся с ритмом. Эндрю узнал один из дыхательных приёмов, которым его научила Би и которые они с Нилом проходили во время одного из сеансов в понедельник. Это заняло несколько минут, но потом его дыхание выровнялось. Когда он открыл глаза, они всё ещё были слишком яркими, всё ещё болезненно открытыми и сырыми, но поражение, которое раньше наполняло их, сменилось усталостью. Затем Нил поднял руки и сделал знак: — Мы можем идти? Облегчение прорвалось через Эндрю во вздохе, который он не стал подавлять, когда кивнул. — Да. Когда глаза Нила метнулись к ракетке, которую всё ещё держал Кевин, и более высокий нападающий уставился на них обоих в шоке, или изумлении, или замешательстве, или чем-то еще, Эндрю откашлялся и перешёл на английский: — Кевин, отдай ему ракетку. Мы с Нилом уходим. Кевин не колебался. Не было ни жалобного протеста «Но практика!..», ни сердитого требования, чтобы один или оба остались, он просто молча передал ракетку и отошёл на добрых десять метров, давая им обоим пространство. Нил взял её и кивнул Эндрю, затем направился к двери площадки. Его шаг замедлился лишь на мгновение, когда он увидел, что там стоят не только Аарон и Ники, но и большая часть команды. Нил не позволил этому задержать себя надолго, и Эндрю увидел, как он расправил плечи, открывая дверь и выходя с корта. Никто из них не мог сказать наверняка, что видели остальные, поэтому Эндрю притворился, что ничего не было, и, похоже, Нил сделал тоже самое. — Нил… — Мэтт замолчал, сжав губы, когда Нил поднял руку в универсальном знаке «стоп», затем просто покачал головой и продолжил идти, не смотря на него. Ваймак прочистил горло; звук был резким и натянутым. Он практически сказал «кхем». — Я получу какое-нибудь грёбаное объяснение всему этому? Эндрю проследил, чтобы Нил беспрепятственно добрался до раздевалки, чтобы переодеться, затем посмотрел на тренера. — Не от меня. — Его голос был холодно-равнодушным, и он держал свои плечи расслабленными и отяжелевшими, чтобы приписать тоже самое притворство и своему телу, слегка приподняв подбородок в вызове любому, кто осмелился бы настаивать на этом. Интересно, знает ли кто-нибудь из них, как близок он к тому, чтобы вытащить нож и порезать следующего, кто хотя бы вздохнёт не так. Ваймак долго изучал его, и Эндрю выдержал его взгляд. Потом великан вздохнул и провёл рукой по лицу. — Чёртовы Лисы. Вы, ребята, загоните меня в могилу раньше времени, вы это знаете? — Он покачал головой и поднял бровь, глядя на Эндрю. — Ты сегодня присоединишься? Поддерживая зрительный контакт, Эндрю издал два коротких, явно фальшивых кашля. — Извини, тренер, не думаю. Это была ненужная театральность, но она послужила цели отвлечь остальных Лис от недавней уязвимой демонстрации Нила, давая им что-то ещё, на чём можно было сосредоточиться. — Ты что, блядь, издеваешься? — Рейнольдс чуть не зарычала, когда Ваймак махнул рукой, отпуская его. Эндрю не стал задерживаться, чтобы услышать его ответ или то, как их бесстрашный капитан решит сплотить войска и навести порядок. Он просто направился в раздевалку, чтобы дождаться Нила и убедиться, что никто не побеспокоит его, пока он будет умываться и собираться. ***** Эндрю довёз их до общежития в уютной тишине. Напряжение Нила, казалось, по большей части спало или, по крайней мере, ослабло под тяжестью его собственного изнеможения. Эндрю, глядя на то, как тяжело этот глупый маленький идиот тащился к машине, удивлялся, что он вообще функционирует. Он действительно чертовски переборщил, и Эндрю уже решил, что наказание будет включать еду, пакеты со льдом и как минимум две хорошо нагретые грелки, и абсолютно никакого движения по крайней мере в течение следующих нескольких часов. Эндрю надеялся, что Нил действительно будет спать сегодня ночью из-за физического стресса, которому себя подверг, но Эндрю знал его лучше, поэтому не стал полагаться на это. Они поднялись в общежитие, и Эндрю увидел, как Нил вздохнул и поплёлся к своему столу, очевидно, ошибочно полагая, что если он не будет заниматься экси, то будет делать домашнюю работу. Эндрю был готов оставить его в покое до тех пор, пока еда не будет готова, и уже собирался развернуться, чтобы пойти на кухню, как увидел, что Нил замедлил шаг, а затем остановился у стола, уставившись на что-то. Когда Нил обернулся, он держал грушу, которую Эндрю оставил с телефоном, когда возвращал его на стол, пока нападающего не было. Вероятно, он проворачивал в это время свой глупый трюк на поле экси. Эндрю встретился с ним взглядом, удивляясь тому, что происходит в голове Нила. В данный момент было трудно сказать. Он только выглядел задумчивым, почти смущённым. А потом… это. Ещё один узел в груди Эндрю ослабел, когда губы Нила смягчились, а глаза расслабились. Летние лужицы синевы прочертили каждую линию на его лице, когда Нил смотрел на него, как будто запоминал снова и снова. — Пялишься, — тихо сказал Эндрю, и звук его голоса не нарушил тишину, как он думал. Нил улыбнулся, мягко и устало, но это не было вынужденно. Затем он поднял грушу в тихом салюте и откусил кусочек. Эндрю пришлось проглотить всё, что было в его груди, потому что это трепетало и порхало, и росло слишком быстро. Он откашлялся, чтобы избавиться от этого, и покачал головой. — Не смотри на меня так. Я злюсь на тебя, знаешь ли. Улыбка Нила сменилась чем-то более извиняющимся, и он кивнул; его руки двигались немного неловко из-за груши, но его слова были понятны. — Я знаю. Я это заслужил. — Да, блядь, ещё как заслужил, — подтвердил Эндрю. Он резко кивнул в сторону дивана. — Сядь, мать твою. Ты, блядь, будешь ужинать. И потом, блядь, твои тупые мышцы одеревенеют. И потом ты возьмёшь грелки, когда я тебе скажу. И ты не будешь жаловаться на то, что я включу по телевизору. — Широко раскрытые глаза встретили список требований, и Эндрю указал острым пальцем на своего глупого кролика. — Понял? Нил нахмурился, придвигаясь ближе, но только для того, чтобы положить грушу, чтобы ему было легче пользоваться обеими руками. Был какой-то способ для беглых носителей ASL говорить имея что-то в руках, но ни один из них ещё не понял его. Даже если им не нужны были обе руки для разговора, вещи всё равно отвлекали. — Тебе не обязательно это делать, — медленно произнёс Нил, слегка шевеля губами, как он делал, когда хотел убедиться, что Эндрю поймёт его. — Я знаю. Я не делаю с тобой ничего такого, чего не хочу. Ты должен знать это, Джостен. Раздалось разочарованное фырканье, и Нил многозначительно посмотрел на него. — Мой плохой день не больше твоего. — Эндрю подумал, что он хотел сказать «не важней», но смысл понял правильно. Он покачал головой и задумчиво посмотрел в сторону кухни, потом — снова на Нила. — Это не так. И я не говорю, что всё прошло, но я лучше, чем был сегодня утром. Лучше, чем сегодня днём. — Он поколебался, а потом сказал: — Разговор с Би помог. — Когда Нил в замешательстве нахмурился, Эндрю пожал плечами. Он думал о Би, об их сеансах, об открытом общении и о том, как они с Нилом стали лучше справляться с эмоциональными проблемами, а не только с физическими. — Я не могу прикоснуться к тебе, — процедил он сквозь зубы, как бы невзначай, но понимая, что ему это не удалось. — И ближе, чем здесь, — он указал на расстояние в несколько метров между ними, — нет. Но я могу это сделать. Я хочу. — Затем он решил позволить Нилу сделать свой выбор и спросил: — Ты позволишь мне? Да или нет. Нил моргнул, потом снова моргнул, потом моргнул ещё несколько раз, быстрый трепет, который в сочетании с поворотом головы и быстрым вдохом сказал Эндрю, что он не единственный, кто всё ещё находится на неудобном уровне эмоций прямо сейчас. Чтобы дать кролику немного побыть одному, Эндрю повернулся и приготовил рис. Он стоял за плитой, вода слегка дымилась. Он искал в шкафчиках банку кукурузы, когда его внимание снова перешло к Нилу из-за мягкого, медленного дыхания и откашливания. Эндрю повернулся, и, когда их глаза встретились, Нил кивнул. Он облизнул губы и сказал тихим, грубым шёпотом: — Да.