Вторая весна

      Погода на Урале всегда мерзопакостная. Летом, то затянет ненастье с июня по сентябрь, и каждый день мелкий дождь, почти без передыха, то стоит несусветная жара, и города и веси затянуты гарью от лесных пожаров и в воздухе весит сладковатый дымок от горящих торфяников. Зимой, либо оттепели через неделю, с чавкающей грязной снежно-водяной кашей, либо морозы за -30, стоящие по две-три недели. Конечно жители других регионов будут презрительно фыркать и говорить, что уральцы ни жары настоящей, ни морозов стоящих не видели в своей жизни.       А вот осень, бывает, подарит иногда дней пять или пару недель в конце сентября, в октябре, когда леса покрываются вкраплениями золота берёзовой листвы с красноватым оттенком осины. Как будто зеленоватом бархате лиственита кто-то рассыпал крапинки золота или «золота дураков», кому как нравится. В такие дни над Уральскими горами стоит тишина. Тишина такая, кажется, что можно ощутить эту тишину и на запах, и на вкус. Воздух прозрачен, ветерок нежно обдувает тебе лицо, принося с собой невидимые, липкие паутинки. На солнышке хорошо, нет уже того летнего жара. Кажется, солнце извиняется за летний зной. Небо не синее, а какое-то голубовато-белёсое даже в зените. Одно слово: "Ляпота"! Приляжешь на пригорке, на солнышке, на тебя тут же опускается дремота, как будто сама природа приглашает тебя готовится к долгому зимнему сну. Нехотя подымаешься, отряхивая уже пожухлую траву и начавшие коричневеть опавшие листья, и не торопясь идёшь по своим делам. И в тебе, и вокруг тебя разливается какая-то светлая грусть и накатывают мысли о бренности бытия и никчёмности суеты. Но стоит завернуть в тень, как тут же пробирает холодком, будто далёкая зима шлёт тебе привет и напоминание о своём скором прибытии: «Жди. Скоро буду».       А вот весна наиболее отвратительное время года. Оттепели сменяются снегопадами, которых и зимой-то не быват. А когда сойдет снег, ветром подымается пыль с дорог, которая висит в воздухе до первых весенних дождей. И температура стоит не выше +10. А если черёмуха зацветёт, то заморозки гарантированы, если только не выпадет снега по колено. Хотя снега может выпасть и в конце мая. А то и в июне «мухи белые» начинают летать. Урал… Деваться некуда. Зона рискованного земледелия. Хотя год на год не приходится.       В этом году весна выдала по полной. Снега выпало немеряно, да по нескольку раз. И таяло все разом и тут же замерзало жутким гололёдом. Ветер задувал с разных сторон, срывая крыши и обрывая провода. Снег переходил в ливень, а потом снова в снег. Но, ни чё, вроде пережили. Одного было жаль - зимы мы не видели.       Сегодня, с утра, немного подморозило, лужи успели покрыться тонким ледком, из рта вырывался при дыхании парок, под ногами хрустело замёрзшее вчерашнее месиво из снежной каши вперемешку с талой водой.       - Сергей Михайлович! Витя! Витя! Держи, Сергей Михайлович! Витя, мать твою! Семёныч! Витьку по кумполу тресни, что б услышал! Витя, если я зову будь добр, подойди! Так, вы с Сергей Михайловичем, сегодня вы на «термосах» будете. Поэтому будете подъезжать через старый вокзал. После скорых. Понятно. У Гюзель путевые заберите. После выгрузки сразу в гараж!       Двое мужиков хмуро кивнули и, бормоча что-то матом себе под нос, пошагали в диспетчерскую. Оставшиеся проводили их сочувствующими взглядами.       - Оставшиеся, заводимся и выстраиваемся в колонну. И не забывайте: наше место слева от «Варежки». И доброхотов отгоняйте!       Водители недружно загомонили и пошли к своим автобусам.       - Семёныч, я вчера талоны отоварил. В столе возьми одну и, как Сергей с Витьком вернутся, плесни им. И пусть завтра не выходят, отоспятся.       Через полчаса я сидел на переднем пассажирском месте в автобусе, который возглавлял небольшую колонну. Ещё через полчаса мы заруливали на привокзальную площадь.       - Вот скажи ещё полгода назад, что до вокзала будем доезжать за двадцать минут с утра, вот ни в жизнь бы не поверил!       Я не ответил. Промолчал. Я эту фразу уже от каждого слышал не по разу, с кем ездил на вокзал. Просто согласился кивком головы.       - Встань у выезда.        После того, как автобус остановился, привычно пшикнув тормозами, попросил:       - Открой двери. И в салоне не кури. Пойду ребят посмотрю и узнаю кто сегодня в наряде.       Двери открылись, и я вышел на тротуар. Вдохнул этот странный воздух железнодорожных вокзалов. Наполненный запахом железа, кисловатыми нотками креозота и угольной гари. Запахом путешествий. Запахом новых открытий и предчувствия чего-то необычного, что может случиться с тобой, там впереди, куда ты сейчас поедешь. У вокзалов всегда своя суматошная жизнь: и когда залы ожидания, и лестницы забиты людьми, которые нервничают и жадно прислушиваются к невнятному бормотанию внутривокзальной трансляции. И когда глубокая ночь, на вокзале народа почти нет, и люди либо дремлют в креслах, либо устало стоят, прислонившись к колоннам или тяжело навалившись на подоконники, и гулко, но также неотчетливо звучит женский голос из громкоговорителей.       Хмуро оглядев непривычно пустую привокзальную площадь, сиротливую машину ДПС и увидев, как на неё втягивается очередная порция автобусов, прошёлся вдоль своих, переговорил с каждым из водителей и заглянул в салоны. Затем махнул ребятам рукой и пошёл к вокзалу. Ворота напротив главного входа, в высокой, под три метра, ограде, были пока закрыты. Я вопросительно взглянул на постового. Он вяло мотнул головой налево, и я, беззлобно матюгнувшись, пошёл по направлению к пропускному пункту.       На «таможне», в углу как всегда лениво развалившись на стульях сидели ЧОПовцы. Хотя они сейчас не ЧОП, а ВОХР РЖД. Толку-то от этого: как были ЧОП, так и остались. Гонору и наглости выше крыши, а толку мало. Чуть что случись - их и не видно. Только вот одно поменялось – не молодые качки-«бычки», мужики под пятьдесят и за. Я прошёл через «таможню» и, выходя, даже не придержал массивную дверь, которая, как уже запомнил, если её не придерживать в конце, визжит дико, несмазанной уже давно, петлёй.       - Витаминыч! Поимей совесть! - донеслось в спину.       - А это чтобы вы нюх не теряли! – и, не оборачиваясь, помахал рукой над головой.       Перед зданием вокзала, как будто ничего и не произошло, шурша мётлами убирали налетевший мусор и окурки двое, средних лет, «джамшуток».       - Аллах тебе в помощь, Парвиз! Добрый день! Как семья? Как жена?       Таджик, к которому я подошёл, перестал мести и увидев меня протянул руку для крепкого рукопожатия.       - Добрый день! Спасибо! Хорошо у меня. Кто сегодня у старого вокзала будет?       - Виктор Козлов и Сергей Ибрагимов. Ты ведь Виктора знаешь? А Ибрагимов первый раз. Они на наших «Хюндаях». Уже там должны быть. Поможете? – и протянул тоненькую пачку талонов, - Тут, как обычно, по четыре талона на мыло и порошки. И ещё на масло по талону.       Парвиз быстро взял талоны и спрятал за пазухой, испуганно скосив глаза на постового.       - Новенький? – спросил я.       Парвиз подтвердил это, слегка качнул головой.       - Кто сегодня старший по наряду?       - Каримов был.       - Я Арзу предупрежу. Идите к автобусам. Виктору скажи, что это я тебя попросил помочь. И спасибо тебе.       Мужчина в ответ только слегка кивнул головой и что-то сказав своему напарнику, подхватил метлу, и они пошли вдоль здания вокзала.       Я зашагал вслед за ними до главного входа в вокзал. Автоматические двери услужливо раздвинулись, но перед этим на мгновенье пришлось сдержать шаг, дабы электронные микросхемы успели обработать сигнал от датчиков и послать управляющие импульсы на открытие створок. В рекреации главного входа в вокзал народу было немного, человек 10-15, по нынешним временам, скорее всего можно даже было сказать – толпа. Некоторые стояли вдоль стены лестничных маршей справа и слева, переминаясь с ноги на ногу и не отходя от своих вещей. Другие, немного суетливой походкой и как-то нервно оборачиваясь, пересекали рекреацию в сторону билетных касс или в сторону небольшого зала ожидания с парой ларьков. Когда раздавалось знаменитое «Скорый поезд номер…» тут же движение прекращалось, и люди жадно начинали вслушиваться с какой-то надеждой на лицах. Спустя мгновение, лица некоторых людей уже выражали разочарование, а другие начинали с какой-то радостью суетиться, поднимая на руки свой багаж.       Я же, мельком взглянув на висящее над входом в подземный переход к платформам табло, но из-за своей близорукости так и не разглядев сколько времени, стал неспешно подыматься по мраморной лестнице на второй этаж. Всё-таки нужно отдать должное архитектору здания вокзала, человек создал великолепное здание. В начале подымаешься по нешироким боковым лестницам до площадки с выходом на перрон первого пути, и тебя окружает некий полумрак, несмотря на достаточно хорошее освещение. Затем делаешь поворот на 180° и начинаешь подъём по широкой лестнице с нависающим над головой не очень высоким потолком, и как-то неожиданно вступаешь в большой холл, с высоченным потолком, с огромным окном между двумя залами ожидания.       Когда-то, очень давно, сейчас кажется в какой-то нереальности, в этом холле вдоль стен стояли справочные автоматы, и мальчишка шести лет нажимал белые, из твердого пластика, слегка холодноватые кнопки и с восторгом смотрел как вращается барабан и падают друг за другом, с щёлкающим звуком, вставленные между двух оргстёкол бумаги с расписанием поездов, правилами перевозок пассажиров и багажа и другая, очень важная для путешественников информация. Затем, спустя чуть больше десятка лет, уже студент-первокурсник по дороге домой заезжал на вокзал, чтобы в этом холле поиграть за компьютером, а потом, уходя, кинуть пятнадцатикопеечную монету в игровой автомат, в надежде получить хоть какой-то выигрыш. И потом в этом холле бывали и солдат-срочник в отпуске, и выпускник ВУЗа, встречающий родственников, и молодой специалист, уезжавший в командировки.       Сейчас в холе стояла какая-то тоскливая тишина, будто этот холл истосковался по суете обитателей вокзала – пассажиров, встречающих и провожающих. Хотя и раньше здесь не особо шумно было. В залах ожидания было гораздо шумнее. То ли от того, что люди особо не задерживались здесь, проходя в залы ожидания, то ли благоговейно смолкали, вступая в несколько торжественную пустоту этого холла. Казалось бы, звук моих шагов должен был звучать в этом огромном пустом помещении очень громко, но слышалось только какое-то хрустение вперемешку с шарканьем и скрипом резины по мрамору пола. Свернул в левый зал ожидания и прошёл сквозь него под напряжённо-встревоженными взглядами нескольких человек, бывших в этом помещении.       Я направился к переходу в «Новый» вокзал, возле которого, расплывшись большой кучей черной форменной одежды на пластиковом стуле, похрапывал Пашка. Не церемонясь я пнул его по берцу:       - Пашка! Хорош массу давить! Вставай давай!       Паша окинул меня мутным спросонья взглядом. Вытащил руки из карманов бушлата и энергично стал массировать лицо.       - Вот, блин, не дают трудовому народу вздремнуть от трудов праведных.       - Паша, не гунди, вставай и веди меня к Каримову. Скоро питерский придёт.       - Ща все соберутся и пойдём.       - Да пока их дождёшься…       - Уже дождался! Здорово, Паша. Здорово, Виктор.       Я обернулся на голос и поздоровался с Андреем и Мишей, старшими других колонн.       - Привет. Ну, раз вы уже тут, давай Паша веди нас, не тяни резину.       Сотрудник внутренних дел встал во со стула, потянулся и, повесив на плечо АКСУ, зашагал по переходу к перегородившей проход решётке. На спине его бушлата были видны следы споротой нашивки, как и на рукавах.       - Паш, а когда вам новые нашивки выдадут?       - А хрен его знает когда, ещё не говорили. Дай бог этот комплект бы оставили, – и Пашка нервно сплюнул под ноги.       Мы молча переглянулись. Арза, Артём Сергеич и другие старшие смены каждый раз жаловались на то, что начальство своё обмундирование чуть ли не каждый месяц на новое меняет, а им было сказано своё беречь, ибо «…новое обмундирование будет выдано не ранее, чем осенью следующего года…», только вот следующего за которым: текущим или через год, не говорили. Среди ОВДэшников постоянно муссировались слухи, что их форму заберут и то ли заставят шить за свой счет в каких-то ведомственных ателье (поле чего разгорался не шуточный спор о существовании таких ателье в данном пространстве-времени), то ли оденут в шинели советских времён, которые лежат на складах на случай всеобщего Апокалипсеца, который случится апосля завершения Армагедеца. Отчего сотрудники органов хмурились и постоянно цапались с вокзальной ВОХРой по мелочам.       Подойдя к решётке Пашка начал долбить по прутьям автоматом и орать:       - Пе-е-етруха-а-а-а!!! Пе-е-е-е-етру-у-у-ха-а-а!!! Пе-е-етру-у-уха-а-а! Открывай я тебе гарем привёл!!!       - Пашка, хорош орать, уши вянут! – пробасил Андрей, – Если мы гарем, то не Петруху надо звать, а Гюльчатай.       - Не, на хрен Гульчатай! А вдруг там под чадрой не Гульчатай, а Черный Абдулла? Я не согласен в такой гарем! – в пику Андрею заявил Михаил, и мы немного натужно заржали.       Загремев ключами, отперев замок и открыв створку в половину прохода, нас впустил дальше в проход «вечный дежурный по калитке» молодой парень в бушлате явно с чужого плеча, который был ему великоват размера на три – четыре. Лицом своим он напоминал актёра Годовикова из «Белого солнца пустыни». И хоть звали его не Петром, а вовсе Гордеем, но как только он появился, кто-то из ОВДэшников оценил сходство, и все сразу, не сговариваясь, начали звать его только Петрухой.       Большой зал в «новом» здании вокзала на втором этаже раньше был и залом ожидания, и местом, где продавались билеты на все направления дальнего следования. Сейчас же в этом высоком помещении, высотой в два этажа, находился отдел внутренних дел на транспорте, приписанный к вокзалу, и прикомандированная рота охраны. МВДэшники с самого начала были переведены на казарменное положение, да ещё надо было где-то размещать прибывшую роту, поэтому начальство недолго думая сказало обосноваться в этом зале. Всё равно пассажирские перевозки за последнее время сдулись значительно, и всё здание «нового» вокзала было отдано военным и МВД. Половину всего помещения отгородили невысокой по сравнению с высотой потолков гипсокартонной стенкой на профилях, за которой расположились спальные помещения. Перед этой стенкой стояли столы, которые использовались или для приёма пищи, или для чистки оружия, или для шумных баталий в шашки, шахматы, лото, домино, монополию или иные способы скоротать время после или до наряда. Карты же тут были под строжайшим запретом. В помещениях бывших касс располагались оружейки, кабинеты дежурных по отделу и начальства.       Вот с местным начальством и старшим по наряду мы и собирались встретится. С одной стороны, это было обязательно, с другой стороны, в последнее время мы уже, можно сказать, сдружились с ними и между собой. В самом начале, после всего мы хмуро возвращались сюда, отдавали документы и вместе с ОВДэшниками почти молча бухали по-чёрному. Невозможно было просто. Недаром говорят, что у нас дружеские отношения начинаются с застолья или совместного преодоления трудностей. А у нас было и то, и то.       Арза Каримов, старший по наряду сегодня, выглядел как типичный житель Рязанской губернии, хотя и был чистокровным башкиром, встретил нас в коридоре и спросив: «Машины как обычно поставили?», и получив утвердительные кивки, вручил нам каждому по файлу с несколькими листками бумаги.       - К Новикову идите, ждёт уже!       - Арза, у тебя на воротах новенький стоит?       - Да, а с какой целью интересуетесь гра-а-ажданин? Хотите диверсию устроить али теракт произвести?       - Да чтоб у вас, уважаемый гражданин начальник, язык отсох за такие предположения. Арза, я Парвиза попросил моим помочь. Сегодня наша очередь. Ну и талонов ему дал. Этот новенький тут же в стойку встал. Ты бы ему объяснил, что к чему.       - Хорошо, Витя. Сейчас схожу.       - Да не торопись.       - Мне всё равно сейчас обход идти делать, вот и переговорю.       - Спасибо!       - Спасибо не булькает!       - Коррупционер, я начальству жаловаться сейчас пойду!       - Иди, иди правозатычник.       - Па-а-апрашу не оскорблять! Спасибо, ещё раз, Арза. Я пошёл.       - Увидимся ещё.       И я, ускоряя шаг, направился к кабинету начальника отдела. С другой стороны, туда же, шёл старший лейтенант Кот, командир прикомандированной роты. Я придержал шаг и зашёл в кабинет за лейтенантом, притворив за собой дверь.       - Добрый день, - поздоровался я со всеми.       - Добрый день. Все здесь? Представители от перевозчиков документы и маршруты перевозки получили?       Я с Андреем и Мишей дружно кивнули, показав файлы.       - Хорошо. Эшелон из Питера прибывает на первый путь через 10 минут, - на слове Питер лейтенант скривился, но уже смолчал, - Сергей Александрович, вы со своими людьми, как обычно, перекрываете со стороны второго пути, головы и хвоста состава. Каримов и сотрудники отдела с оставшимися бойцами роты обеспечивают перрон первого пути и проход на привокзальную площадь к автобусам. Чьи сегодня на «термосах»?       - Наши две машины. Вчера ещё звонили, сказали, что в областную везти надо будет.       - Хорошо. Товарищ старший лейтенант, с машинами кого командируете?       - Поедет политрук Семцов и старшина Убейконь.       - Пал Степаныч, пропуска оформи.       Сидящий у окна, пожилой старший лейтенант кивнул головой и что-то записал себе в блокнот.       - Так, времени хватит, чтобы перекурить до прибытия эшелона. Торопить не буду, но после питерского еще два на подходе, госпитальных.       - Как выводить будем? Через центральный или по боковым?       - По боковым. Выводите по-вагонно. Старших по вагонам только предупредите. Товарищ старший лейтенант начальника эваксоства тоже предупредит.       - Нумерация?       - С хвоста.       Я сунулся в листы в файле.       - У кого последние вагоны?       - Мои, - ответил Миша, - Везёт Андрюхе.       - В этот раз нам тоже повезло, - Миша удивлённо взглянул на меня, немного склонил голову и облегченно тряхнул головой в знак согласия.       - Тогда всё. Идите.       Мы вышли из кабинета. И пошли обратно, тем же маршрутом, что и пришли сюда. Выйдя на перрон, привычно взглянул влево. Локомотив с составом ещё не появился. Закурил и посмотрел на станционные пути. Первые четыре были пусты. Оно и понятно, на первый эваксостав, второй пустой, третий и четвертый под госпитальные. На шестом или седьмом стоял воинский эшелон с танками, укрытыми брезентом, дальше были видны полувагоны и крытьё.       - Интересно, а это какие танки? – спросил подошедший старший лейтенант.       - Скорее всего 62-е, с хранения, - ответил ему Андрей, он в своё время срочку танкистом тянул.       Лейтенант ещё немного постоял молча рядом с нами, тоже молчавшими. Попереминался с ноги на ногу. Видно было, что хочет ещё спросить что-то, но, так и не спросив, ушёл, увидев, как бойцы роты распределяются по второму перрону в ожидании поезда.       Андрей смачно сплюнул под ноги:       - Вот всё ходит этот НКВДэшник, всё выспрашивает, вынюхивает, высматривает. Как спросит чего, а ты стоишь и думаешь, что ему ответить и срок не получить. Вот же ж, бля, жизнь наступила. Как увидишь их малиновый околышек на фуражке или петлицы, так мороз по коже пробирает.       - Это у тебя, Андрюха, генетическая память работает. Никак в роду твоём врагов народа немеряно было. – утвердительно сказал Миша, а у самого в глазах искорки смеха бегали.       - Прошли, вон прибывает.       И мы посмотрели в сторону приближающегося локомотива, который тянул за собой вагоны эвакуационного состава с детьми, пережившими Ленинградскую блокадную зиму 41-42 года.