Вторая весна

      С негромким гулом, мимо нас, величаво проследовал электровоз в своей красно-серой РЖДэшной раскраске и вот уже проплывают пассажирские вагоны с до сих пор непривычными небольшими квадратными окнами и утопленными в тамбур дверями. Мы не смотрим в проплывающие перед нами окна, хотя они и занавешены с внутренней стороны плотными занавесками. Мы упорно рассматриваем подметённый асфальт перрона или проплывающие перед нами стенки вагонов. С металлическим звоном откликнулись на остановку локомотива тарелки буферов и пробежала от локомотива в конец состава волна шипения воздуха в тормозах вагонов. Немного в стороне от входа в вокзал, почти напротив одного из двух лестничных спусков, по которым можно прямо с перрона первого пути, спустившись по лестнице и далее через арку во всю ширину здания вокзала, выйти на привокзальную площадь, открылась дверь вагона и на перрон вышли двое военных: мужчина и женщина. Со стороны «нового» вокзала к ним подошли Новиков и Кот. Начальник линейного отдела ОВД держался немного позади старшего лейтенанта НКВД.       Михаил ткнул локтем мне в бок:       - Смотри, мужики, кака мадама к нам прибыла!       И мы дружно уставились на вышедшую женщину, стоявшую рядом с о чём-то переговаривающимися Новиковым, Котом и, судя по всему, начальником эваксостава.       Я в очередной раз, про себя, отматерил свою близорукость. Оценить соответствие вновь прибывшей из СССР нашим эстетическим воззрениям я не мог, так как черты лица её расплывались для меня. А фигуру скрывала шинель.       Судя по тому, как женщина оглядывала видимую ей часть вокзала, она была у нас первый раз.       - Мать моя женщина! – восхищённо промурлыкал Миша, - Это ж сама «Мисс Вселенная – 1942» нас посетила.       И обратившись к Андрею с искусственным акцентом, который, по мнению Миши должен был соответствовать акценту любвеобильных представителей народов Большого и Малого Кавказа, произнёс:       - Вах, дорогой! Слюшай, я тэбэ один умный вэсчь скажу, только ти нэ абыжайся: сэгодня Михо будэт нэ один спать!       Андрей хмыкнул в ответ:       - Опять рукоблудить будешь? Или тебя жена уже простила?       У Мишки сразу пропал жуткий акцент:       - А чё сразу про жену-то вспомнил. Я ведь, может девушке хочу достопримечательности наши городские показать, объяснить чего. А то ведь опять наши разведут, как кролика.       -Ага, ты объяснишь и покажешь, только достопримечательности твоего организма, а потом будешь опять ко мне на постой просится, - отпарировал Андрей.       - А может мне тогда заранее к тебе на постой записаться, а то у тебя жилплощадь позво…       Мишка не стал заканчивать свою тираду, увидев разом окаменевшее лицо Андрея. У Андрея семья: мать, жена и двое дочерей 14 и 17 лет, были в гостях у тёщи в Смоленской области, когда всё произошло.       - Миша! Херню не мели! – немного зло ответил я.       Мишка не уверенно посмотрел в лицо Андрею:       - Андрюха, прости дурака…       - Да ладно, проехали – сглотнув стоявший в горле комок, тихо ответил Андрей.       Мы стояли у чугунных перил, рядом со входом в вокзал, но внутри оцепления. Хотя в оцеплении на перроне особой необходимости уже и не было. Это раньше, когда стали приходить первые эшелоны из СССР, пришлось срочно ставить оцепление к каждому эшелону. Потому, как из подвагонных ящиков начинала лезть всякая шушера: были и дезертиры, пытавшиеся скрыться от призыва на нашей территории, были и беспризорники, приехавшие за «хорошей жизнью», но больше было всякого приблатнённого и блатного народа, стремившегося быть подальше от фронта, суровых НКВДэшников и поближе к благам не советской цивилизации. И желающие эти блага приобрести себе в личное пользование с использованием как холодного, так и огнестрельного оружия. Доходило и до перестрелок. Было что от шальных пуль гибли и случайные пассажиры на перронах, и прибывшие эвакуированные дети, и раненые в госпитальных поездах. По этой причине встречающие, провожающие и сами пассажиры предпочитали ожидать свои поезда внутри вокзала. Всё равно пока эшелоны не уберут со станционных путей, регулярные поезда на станцию не допускались.       Сейчас же все эшелоны останавливались перед пересечением линии соприкосновения, и все вагоны тщательнейшим образом перетряхивались специальными сводными подразделениями НКВД и МВД на предмет неучтённых личностей и оружия. Последнее изымалось у всех, даже наградное. Ребята из ОВД говорили, что даже были случаи, когда некоторых раненых, не желавших расставаться с огнестрелом, снимали с эшелонов, несмотря на возмущения медперсонала госпитальных поездов. Что было дальше с этими людьми история умалчивает. А может это очередная байка. Но всё равно оцепление осталось.       За спиной с громким щёлканьем открылась дверь в вокзал и, слегка постукивая палочкой, к оцеплению подошла Анна Григорьевна. Она уже привычно, молча, подошла к противоположной от нас стороне и встала, опираясь на палочку, жадно рассматривая подслеповатыми глазами окна вагонов. Вокзальные двери снова щёлкнули, и кто-то из вокзальных работников вышел и направился к старушке с пластиковым стулом. Поставив стул рядом с ней и постелив на сидушку сложенное в несколько раз старое одеяло, она тронула старушку за плечо и что-ей тихо сказала, указав на стул. Та даже не обратила на это никакого внимания, продолжая смотреть в вагонные окна. В руке её дрожала старая фотографическая карточка. Анне Григорьевне шёл восемьдесят первый год. Она жила на Вторчике, но никогда не опаздывала к прибытию эваксоставов с детьми.       Мы с ней познакомились, встречая второй или третий эшелон. Тогда она с трудом прорвалась на перрон. Злой от недосыпа и нервов постовой у ворот ограды вокзала орал на неё, перемежая литературный русский различными идиоматическими конструкциями. На что старушка негромким голосом, со старческим изломом, всё равно просила её пустить «встреть деток». Мы в тот раз с Новиковым шли не через вокзал, а по улице, ещё толком не понимая как и что делать.       - Товарищ майор, да объясните вы ей! Я уже устал! – взмолился сержант.       Новиков быстро подошёл к старушке и надвинувшись на неё проговорил командирским голосом, намереваясь быстро отвязаться от очередной сердобольной старушки и бежать встречать прибывающий состав:       - Гражданка, здесь проход закрыт. Пройдите через Ка-Пэ-Пэ! – последнее слово майор произнёс раздельно с нажимом на каждую букву.       Бабулька тут же вцепилась в рукав бушлата майора, что привело начальствующую персону в некоторое замешательство. Пришлось остановится. От услышанного мы все слегка впали в ступор. Старушка представилась как Анна Григорьевна Пастухова. Её саму эвакуировали из блокадного Ленинграда весной 42 года, в трёхлетнем возрасте по «Дороге жизни». Показала удостоверение «Жителю блокадного Ленинграда». И старую, изломанную фотографию. На фотографии были изображены две девочки. Одной было не более двух лет, вторая была семи-восьми лет. Младшая сидела на коленях у старшей. Внизу стояла надпись: «г. Ленинград. 1940 г.». На обороте, почти не читаемо, карандашом женским почерком было выведено: «Нюра и Ляля».       - Я постою в сторонке. Просто посмотрю. Может её узнаю. Её должны были тоже эвакуировать, - проговорила бабушка, не отпуская рукав бушлат майора.       Новиков непонимающе смотрел на нас, мы на него. Тут захрипела рация в кармане у майора, требовавшая срочно прибыть на перрон, так как состав уже почти прибыл.       - Да б…ь, х... с ним, пусть идёт. Побежали, уже прибыл. А тебе…, -погрозил кулаком постовому, но, более ничего не сказав, рванул в вокзал, как только гражданка Пастухова выпустила его рукав. Забегая в вокзал крикнул только находившемуся тут сотруднику ОВД:       - Там старуха за нами идет, на перрон пропусти, а после её ко мне!       Потом уже Артём Сергеевич рассказал, что Анна Григорьевна потом просидела у Новикова часа два, рассказывая тому про свою жизнь. Отца, мать и свою старшую сестру она почти не помнит. В памяти, после стольких лет жизни, остались только смутные образы. На начало войны ей было 2,5 года. От блокадных дней осталось только чувство постоянного голода и жуткий страх от звуков сирены. Такой страх, что она с трудом с ним справлялась и во взрослой жизни. Её саму, как ей говорили в детском доме в Кировской области, эвакуировали из блокадного Ленинграда в трёхлетнем возрасте по «Дороге жизни». Из документов при ней была только эта фотография и всё. Когда она, закончив семь классов в детдоме, выпустилась, директор детдома сказал ей, что имя ей дали Анна только по тому, что, когда её привезли в этот детдом, она, первое время, постоянно плакала и повторяла: «Нюла, Нюла, Нюла». И судя по фотографии у неё есть или была старшая сестра. А отчество просто дали первое попавшееся. Анна Григорьевна после детдома смогла поступить в медучилище, закончив которое в неполные семнадцать лет, работала фельдшером-акушером в леспромхозах Кировской области. Там встретила своего мужа. Потом перебрались в Свердловск. Тут и обустроились. Вырастили, выучили троих детей. В конце 90-х похоронила мужа, онкология сгубила. Дети разъехались кто куда. Старший в Украину уехал с женой. Средняя дочка в Москве жила, а младшая во Франции. А теперь она одна осталась. Сестру свою она в 60-е пыталась искать, только вот ни адреса, где жили в Ленинграде, ни имени сестры она не помнила. Несколько раз, в отпуск, ездила с мужем в Ленинград. Думала, может вспомнит что-то. Но так ничего и не вышло. И вот когда сказали, что из Ленинграда деток привезут на реабилитацию, и подумала, а вдруг она сможет по фотографии сестру узнать. И пришла на вокзал. Новиков конечно пытался ей сказать: зачем вам ходить сюда, мол давайте фотографию, мы ориентировку дадим, потому как детей из Питера не только в Свердловск везут. Анна Григорьевна с ним согласилась, но настояла на том, что будет приходить. Майор сдался и дал своё разрешение.       Вот и сейчас она стояла и ждала, когда увидит детей. Все, кто про неё знал и знал её лично, а таких людей в Ёбурге, судя по всему, было приличное количество, между собой и прямо в глаза ей говорили о том, что вероятность найти потерянную сестру ничтожно мала, что девочка могла и умереть от голода, и могла погибнуть под обстрелом или бомбёжкой, могла попасть в другой город или остаться на территории СССР, но в глубине души мы все желали Анне Григорьевне всё-таки встретится со своей сестрой. Парадокс: младшая сестра будет на 70 лет старше своей старшей сестры по прожитым годам их жизни.       Да, парадокс. Но и окружающая нас сейчас действительность - один сплошной парадокс. Вот хоть взять вот этот вот парадокс, который происходит на наших глазах, когда из кармана своего галифе военврач с двумя шпалами в петлицах достает и разворачивает нечто, бережно завернутое в то ли носовой платок, то ли в чистую тряпицу. После извлечения это нечто оказывается черной плиткой смартфона. И военврач, что-то бормоча себе под нос, начинает неумело тыкать по экрану пальцем. Новиков неловко отворачивается, а старший лейтенант НКВД Кот взирает на это с некой усмешкой как бы мастера своего дела глядящего на неумелые попытки ученика повторить его действия.       - Служебный. Их им под расписку выдают в НКВД, а за утерю 10 лет строгого, без права переписки, - важно отметил Михаил.       - А ты откуда знаешь? – удивлённо спросил Андрей.       - Да брешет он, как сивый мерин, а ты, Андрей, всему веришь, - вмешался я.       - Звездун ты, Мишка!       Мишка состроил мину оскорблённой невинности. Но я продолжил:       - Не 10 лет без права переписки, а расстрел на месте без суда и следствия, и так раз 20 или 30, я точно не помню.       - Два балабола. И как вас только до такого ответственного дела допустили, - сокрушённо вздохнул Андрей. А Мишка в тон ему ответил:       - А ты анонимку сбацай и отправь по инстанции. Авось в следующий раз уже будешь встречать эшелон с многомудрыми, степенными винтажными газогенераторами, такими как ты.       Но тут наш вялый диалог был прерван громогласными воплями, подобными трубному рёву раненного носорога, раздавшимися в тишине. Иногда так бывает, когда в работе железнодорожной станции возникает необъяснимая простому обывателю пауза, и над станционными путями повисает тишь, только где-то далеко свистнет свисток маневрового локомотива, да с щёлканьем переключится на входной или выходной горловине стрелочный перевод. Мы закрутили головами отыскивая источник раздавшегося ора и мата.       Долго искать не пришлось. В той стороне, где был электровоз, получается четвёртый или пятый вагон от головы состава, стоял, покачиваясь, невысокий военный, петлицы было трудно рассмотреть из-за расстояния, и орал на одного из бойцов оцепления:       - Почему не исполняешь приказ старшего по званию, боец!!! Я тебе приказываю: бегом привести своего командира!!! Бегом, я сказал!!!       Боец оцепления из роты старшего лейтенанта, видимо, растерялся и не знал, как реагировать в данный момент. Оравший не унимался.       - Фамилия и звание, боец!!! Фамилия и звание твоего командира!!! Совсем тут у буржуев пролетарскую ответственность потеряли!!! Продались троцкистам!!! Я вас тут всех на чистую воду выведу!!!       Военного попытался успокоить новый персонаж, появившийся из открытых дверей вагона. Эти персонажам была женщина в военной форме, лет 40, которая семеня подскочила к разбушевавшемуся:       - Фёдор Терентьевич! Фёдор Терентьевич! Федюша, успокойся пожалуйста! Люди же смотрят. Этот красноармеец сейчас быстро сходи и приведёт своего старшего, - и отворачивая Федюшу к вагону, рыкнула на красноармейца, - Чего стоишь болваном, быстро зови своего старшего. Не видишь, што ли, полковой комиссар тебе приказывает!       Боец было дернулся, но к ним уже подходил старший лейтенант и немного позади него Новиков, а за их спинами маячила праздношатающаяся публика, в лице нашей троицы, военврача и женщины из вагона.       Мишка шустро подскочил к военврачу, как только он поравнялся с нами:       - А это что за гвинпин такой? Да ещё и с адъютантом?       Военврач 2-го ранга Вотенцов непонимающе смотрел на ухмыляющегося Мишку.       - Ну, я имею ввиду вон того персонажа, что орёт как еврей потерявший копейку.       Вотенцов посмотрел в направлении указующего Мишкиного перста и вздохнув ответил:       - Навязали нам. Из-за него пришлось целый день в Вологде стоять. Всю дорогу нервы трепал. То ему одни списки предоставь, то другие. Всё грозился в Главполитупр бумагу отправить о разложении личного состава. Вагон ради него пришлось освободить. И пил всю дорогу. – И скрипнув зубами, добавил, - Спирт наш. Так и не протрезвел до сих пор. Как нам сказали, назначенец от Наркомата госконтроля в представительство к вам, в Свердловск.       Мы замерли в шагах десяти позади остановившегося Новикова и делали вид, что просто нам тут воздухом подышать приспичило, но уши свои развесили.       - Здравия желаю, товарищ полковой комиссар! – старший лейтенант, по-уставному, за три шага перешёл на строевой шаг и чётким движением отдал честь, - Командир роты оцепления, старший лейтенант НКВД Кот.       Полковой комиссар, на свежем воздухе которого уже начало потихоньку развозить, пошатнувшись развернулся и оглядел старшего лейтенанта мутным взглядом. Негромко икнул и пыхтя, поправив фуражку, смазано козырнул.       - Палково-ой ком´мисар Мажин. Па-ачему не вст’ечаете?       - Сообщения о вашем прибытии не поступало.       - Савсем тут ‘аспоясались! Дис-cиплину ‘аспустили!       И полковой комиссар начал снова заводится. Но тут вмешался Новиков. Шагнув вперёд и вяло махнув рукой, что можно было с изрядной долей натяжки считать козырянием, глядя мимо персонажа, сказал:       - Начальник отдела внутренних дел по станции Екатеринбург-Пассажирский, майор полиции Новиков. Гражданин, предъявите документы.       Гражданин Мажин, только услышав слова «гражданин» и «полиция», как-то странно дернулся, сбледнул с лица и начал суетливо шарить по карманам. Его спутница тихонько охнула и мышью метнулась в вагон. Через пару минут, в течении которых полковой комиссар Мажин всё шарил по карманам дрожащими руками и начал покрываться крупными каплями пота, выскочила с кожаным, потрёпанным портфелем, который сунула в руки комиссару.       Почувствовав в руках привычный предмет, он одним движением открыл его и сунув правую руку, как мне показалось почти до плеча, достал и протянул майору бумаги, почти трезвым голосом произнёс.       - Полковой комиссар Мажин. Направлен Наркоматом госконтроля в представительство СССР на территории буржуазной России. Со мной следуют прикомандированные сержант интендантской службы Попова и красноармеец Гапон.       После последней фамилии Новиков все вопросительно уставился на Мажина, тот в начале не понял устремлённого на него взгляда, а за тем, спохватившись, сказал:       - Да это не тот Гапон. Однофамилец просто. Товарищи из НКВД проверяли.       Новиков снова уткнулся в бумаги. Перелистнул пару листов и вернул их комиссару.       - Более не задерживаю. Вернитесь в вагон.       - Но меня должны встретить! Я должен срочно прибыть в представительство…       - О том, что кого-то будут встречать меня не информировали. Вернитесь в вагон до особого разрешения.       - Но у меня есть пропуск на вашу территорию.       Новиков начал звереть:       - Я сказал в вагон, значит в вагон! – и повернувшись, крикнул, - Паша! Иди сюда! Прогромыхав по асфальту подкованными берцами примчался Пашка.       - Товарища в вагон и не выпускать до моего распоряжения, - приказал Новиков и развернувшись направился к нам. Паша тем временем демонстративно перевесил АКСУ себе на грудь и спросил:       - Сами пойдёте или проводить?       Полковой комиссар гневно взглянул на сотрудника ОВД, и, не сказав ничего, вначале запихнул в тамбур свою спутницу, а за тем и сам юркнул в вагон, с грохотом захлопнув дверь. Паша расслаблено встал у двери и хитро подмигнул стоявшему всё это время по стойке «Смирно» бойцу роты НКВД. Тот, скосив взгляд и убедившись, что начальство убыло уже более чем на 10 шагов, также расслабился и шумно выдохнул.       - Блин, достали эти уже! С каждым эшелоном какая-нибудь чинуша сюда прёт. То с проверками, то ещё с какой пое…ю. Бл…! Нет, чтоб с немцами воевать, так нет, сюда прут. Уроды, бл…! Так и хотелось эту морду у вагона пристрелить вместе с его бабой!       Тут Мишка не выдержал и влез:       - Это Гапона надо шлёпнуть, как провокатора, и проблема будет решена. Только у нас эсэров нет. Дмитрий Васильевич, - обратился Мишка к военврачу, - а у вас там эсэры ещё живые остались, или в НКВД обращаться надо?       Военврач Вотенцов, практически не общавшийся с нами, вздрогнул и испуганно посмотрел на старшего лейтенанта. Кот же, уже познакомившийся с нашим цинизмом и идиотскими шутками, только и сказал:       - Товарищ военврач 2-го ранга, не обращайте на них внимания. Это шутки у него такие, - попытался он сгладить неловкую паузу.       Военврач всё равно стал идти немного поближе к старшему лейтенанту и подальше от нас.       Тут Новиков обратил на нас внимание.       - А я не понял, что вы за мной ходите? Заняться уже нечем? Документы же на руках? Вот и идите быстрее по вагонам. Дети уже заждались. Александра Иосифовна, предупредите старших по вагонам, что выводить будем с хвоста поезда, по-вагонно, ребята помогут. И пусть не торопятся детей одевать, упарятся пока дождутся. На ветре продует.       - Хорошо, Игорь Сергеевич. Сейчас предупрежу. – И женщина, придерживая рукой немного великоватую форменную зимнюю шапку, побежала вдоль вагонов.       Я, засмотревшись на фигуру бегущей женщины, отметил про себя: «А она действительно симпатичная».