«Homines miseri essent,
si dies mortis iis
notus esset»
«Люди были бы несчастны,
если бы знали день
своей смерти...»
Из музыкальной комнаты доносится красивая мелодия играющей скрипки. Этот нежный и успокаивающий ритм мелодии приходится по душе юной леди, исполняющей не менее прекрасный танец. Золотистые пряди ловят на себе сияние солнечных лучей, исходящих от больших витринных окон, мерцают, и кажется, освещают комнату куда сильнее, нежели той большой хрустальной люстры, которая так величаво свисает с высокого зеркального потолка. Подол белоснежного, чуть ниже колен платья, нежно, словно порхая по воздуху, повторяет плавные движения и за своей хозяйкой. Алые губы слегка поджимаются, стискивая тонкую кожу чуть ли не до красных затяжек, а по бледному лицу, слегка выше скул, проблескивает свежая и едва ли заметная тропиночка пота. Она очень старается. Нариэлла целый вечер не выходит из тренировочного зала. Буквально все это время, ровно с шести утра, до нынешних одиннадцати, не отходит от зеркала, упорно продолжая оттачивать свои, и без того умелые действия. Один за другим, каждый раз, повторяет одно и тоже движение. Хочет чтобы было всё идеально. Нет. Врёт. Сегодня, по ее просьбе очередной урок танцев отложился на неопределенный срок. Девушка уверила учителя Сона, что сегодня хочет позаниматься одна. Просто так хочется. На данный момент, она хочет почувствовать это одиночество, конечно же не без участия своей подружечки скрипки, в исполнении Бетховена. И с самого утра, ее не покидает чувство тревоги, будто вот вот её сердце выпрыгнет, разорвёт безжалостно душу девичью в клочья. Дура винит себя за свою трусость, бесится от собственной слабости. То и дело, что продолжает изводить себя, совсем не щадя свое и без того, довольно слабое и истощенное тело. Она словно не своя. Не ест, не спит. С того самого момента как узнала, ту самую новость, которая, как показалось, осчастливила весь особняк Чонов и опечалила ее. А все потому что... Потому что он. Весь дом стоит ходуном, слуги бегают, их непрерывная беготня слышна с первого по самый последний этаж большого особняка, и как уже с самого утра, подтягивается, как можно больше охраны. И даже сейчас, возле той самой ее двери, стоит телохранитель Пак и служанка. Охраняют ее. Госпожа Чон уверяла, что это нужно, ведь так предписано по фолианту их клана. "Ничего не угрожает твоей безопасности, правда, так просто нужно, по правилам нашего дома" По правилам дома Чон. Нари их отлично знает. И ведь понимает, что госпожа неправду говорит. Та беспокоится о безопасности девушки. А ведь есть причина. И как бы ей этого не хотелось, эта самая причина поглощает ее в омут темных и давно проработавших ее воспоминаний. Пытается не поддаваться им, но с каждым разом словно вновь чувствует эти страшные оковы на своем теле, падает в невесомость своих самых ужасающих воспоминаний, видя перед собой лицо того, кто кажется вовеки веков ей крылья ангельские по самые косточки жестоко оборвал. И единственное что она сейчас может это забыться кружась в танце. Потому что она должна. Делает глубокий вдох, становится в готовую позицию, и смотрит. Не отводит свой взгляд сосредоточенный от отражения девушки трясущейся напротив. Тоненькая и хрустальная, настолько слабенькая, что хочет сломать ее. Сделай только одно резко движение, дотронься пальцем или чуть встряхни, как тут же красивая фарфоровая кожа на ее костяшках, тысячами осколками рассыпается на этом ледяном полу. Вдох-выдох. Зажмурив глаза рыжая делает аssemblé, нежно приземлившись на березовый паркет. Сжимает руки, до посинения косточек. Раз.Однажды придется встретиться лицом к лицу, со своим ночным кошмаром.
Поднимает руку вверх, очерчивая узор волны в воздухе, затем делает кружок, плавно подтягивая ногу к груди. Чуть шатается. Два.Люцифер любит приближение. И страх жертвы во время приближения.
Капелька пота скатывается по острой, слегка припухлой скуле, дальше к шее. Девушка сгибается, вытягивает ноги, становится в позу чёрного лебедя. Три.И он тут. И на нее найдется свой Люцифер.
О это точно.
Несомненно.
Сжав зубы прыгает. Но не сдерживает силы, поэтому тут же больно приземляется на прохладный пол под собой. Кажется она поранила руку и чуть задела подбородок. Пульсирующая боль от челюстей доходит по самый висок, от чего в черепной коробке невыносимый гул образуется. Бедная голову вниз опускает, а своими коготками вцепляется в твердую напольную поверхность, чуть ли не оставляя после себя тоненькие следы. Пытается заглушить надоедливые болезненные ощущения внутри себя, ибо это не столь важно, эта боль ее ничто в сравнении с той, что сейчас бушует в самом сердце. Ей страшно, поэтому она не откроет глаза. Только стиснет губы, и по крепче зажмет кулак. Потому что. Чон Чонгук... И она помнит. Она никогда не забудет. Потому что та самая, маленькая принцесса, все еще прячется где-внутри, там, где ее никто никогда не найдет, настолько глубоко, что только ее чертикам путь к ней тот известный проложен. И она все дрожит, все сильнее свои коленки к груди поджимает, когда с уст собственных имя ее личного плача срывается. И если скажет шёпотом, совсем тихо, чтобы услышала только она, имя того в несколько сотен раз сильнее эхом в ушах раздастся, заставляя бедную от страха ладонями своими в волосы цветом яркого восхода зарыться.Это ее наказание
Быть во власти собственного демона
Ибо не ангел она.
***
Вдоль большой проезжей трассы, величественно тянется, та самая река Ханган, на берегах своих которая, во времена прекрасного и лютого Чусона, мирно убаюкивала, уходящих в мир иной борцов. Временем и родиной забытые солдаты, неустанно молили о пощаде. Они, увеченные острием меча врага тогдашнего, спокойно и смиренно отдавались в лапы смерти, когда красавица река, нежно осажденной кожи их касалась. И они все еще здесь. Смятенно души их покоятся, мертвыми глазами встречаясь с живыми. Они просят услышать их, и понятливая природа им помогает. Лучи, некогда ослепляющего солнца на небосводе, все угасают, поглощая всю землю под собой в тёмный омут. Небо скорбит вместе с ушедшими, громко гремит, вселяя в сердца людей неопределенную тоску и тревогу. Она не готова встречать того самого Не раскроет свои теплые объятия при встрече с ним. Потому что сердцу, того самого, давно эти чувства приелись, настолько прогнились его черным и темным, что уже не спасти. Кажется внутри все погрязло, в поглощающей его алчности, вытиснув все доброе до малейшей надежды, не оставив даже и малюсенького шанса, на что-то хорошее. Презрительный взгляд мужчины, словно ненавидяще, смотрит на некогда родные ему пейзажи гор и рек. И слишком ему нравится чувствовать, что теперь равнодушен. Это место ему не родное, словно нет больше тех самых воспоминаний об утраченном детстве, которое непрерывно связанно с каждым старым деревцем на этой опушке. В глаза того, даже сам мертвец не посмеет взглянуть. Он лучше боязливо опустит свой взгляд, но никогда не осмелится подобное сделать. Ибо в глаза смерти второй раз не смотрят. И над верхушками высоких Ив, так величаво и гордо возвышается белоснежный особняк. Он одиноко украшает одну из лесных опушек, молчаливо призывая к себе своего бывшего обитателя. Кортеж в сопровождении большого количества до безумия дорогих автомобилей, ровной линией останавливается перед высокими воротами большого особняка. Система охраны сразу же оповещает персонал о прибытии важного гостя, незамедлительно убирая все возможные преграды с его пути. Ворота раскрываются, давая десяткам машинам проехать на территорию огромного двора. Автомобили один за другим останавливаются в самом центре перед высокой лестницей у крыла особняка, Охрана совместно со всем рабочем персоналом дома выстраивается в две противоположные колоны вдоль зеленистой изгороди. Никто и двинуться не смеет. Все стоят покорно, как собачки ждут. Потому что приехал их хозяин. Из машины совсем не спеша вальяжно выходит высокий и довольно статный мужчина. Смотрит вперед, и своими побитыми пальцами касается загнувшегося воротника, в несколько оборотов вернув ему привычное положение. Одним лишь взглядом, заставляет присутствующих покориться, встать на колени и подчиниться хозяину. И это действительно так, ведь каждый из слуг сейчас безумно боится. Даже головы поднять не смеют. Вот он. Хозяин их душ, хозяин этого дома. Гроза всех кланов. Чон Чонгук. Глава клана Чон. Тот самый главный, в подчинении своем имеющий все границы Азии. Тот, кто имеет в своей собственности самые крупные банковые системы Азии. И каждый его знает, и каждый его уважает. А самое главное. Он глава клана Чон. Глава правительственного клана. Без сомнения, можно сказать, Чоны хозяева денег, ибо они одни из тех, от решения которых также зависит значение доллара и евро, вон, юаней, взлеты и падения валюты, и им совершенно все подвластно. И пока так есть, демон будет продолжать свое шествие на верхушке правления, смотреть на всех совсем отчужденно и умело дергать ниточками, одной за другой, и так навеки. Потому что он Чон Чонгук. - Господин Чон, добро пожаловать. - старый дворецкий приветствует, очень низко опускает свою седую голову в знак уважения перед мужчиной, который словно только вчера, казалось было пробегал мимо него, будучи еще озорным мальчуганом. А брюнет все не обращает внимания на старика Чхвэ. Умело под себя подмечая, что дворецкий хорошо так придался искушению не щадящему времени, став лишь очередным скудным и дряхлым долгожителем. Заводит руки в карманы своих дорогих брюк и движется вперёд, заставляя бедного дворецкого в спешке с дороги сойти, лишь бы не помешать Главе. Своим изучающим взглядом смотрит вперед, проверяет, все ли как было на самом то деле. И ничего. Совсем ничего не изменилось. Так и есть. По прибытии в свой отчий дом, после каких-то девяти лет прожитых в Англии Чон надеялся, что больше не узнает этот дом. Но за такой немаленький промежуток времени совсем ничего не поддалось изменению. И может где-то в глубинке своей непорочной души, парень даже рад тому, что особняк остался в прежнем состоянии. В том, в котором он его когда-то покинул. Потому что он его ненавидит, настолько презирает, что кажется только лишь от одной мысли кровь его в жилках безумно закипает. Ненавидит каждый его уголок. И так даже лучше. Потому что все в этом доме, от стен по самые колонны, продолжает неустанно напоминать ему о своём прошлом, и о том, кем он на самом деле является. Он хочет, безумно до ужаса хочет, чтобы все осталось неизменным. И пусть каждый уголочек будет напоминать о его самом тёмном. Пусть будет видеть в отражениях этой графитовой плиты себя. И свои рога. Потому что он чудовище, которое должно помнить свое прошлое."Когда в наших сердцах бледнеют воспоминания,
смерть заставляет их вновь расцвести в своих руках."
***
- Господин Пак, Глава прибыл. И кто бы знал, что какие-то пару слов, совсем никчемных пару слов, могут так сильно взбудоражить и без того напряжённого парня, который то и дело, что громоздкой скалой продолжает смиренно стоять, закрывая своей спиной белоснежную дверь, позади которой, он слышит никак не останавливающуюся инструментальную мелодию. Глава прибыл. Эти слова заставляют его вернуться в действительную реальность, в которой он несомненно, обязан ставить в приоритет не свои предубеждения, а работу, которая заключается в защите младшей госпожи. Высокий блондин кивает своему коллеге, и отпускает его контролировать восточную часть особняка, а сам неуверенно делает несколько шагов от двери, слегка оглядываясь на нее. - Никто не должен входить в эту комнату, пока я не на месте. - Как скажете, господин - двое стоящих совсем рядом телохранителей быстро наматывают на ус сказанное поручение их начальником, наблюдая за тем, как некогда спокойный Пак, стал довольно нервным и поникшим. Блондин со спокойной душой покидает госпожу, но лишь на время, для того, чтобы доложить обстановку первой леди, которая сейчас ожидает его в своих покоях. Пак быстрым шагом спускается с одной на другую ступень, но в один момент ногой замерев на предпоследней. Краем глаз своих, того не хотя, цепляется за движение со стороны окна. Цепким взглядом проходиться по внутреннему двору, глазами застывая на брюнете. Ему и объяснять не надо, он уже понимает, что видит самого главного человека в их клане. Лишь одним взглядом понимает, ясно осознает, что вся тревога старшей госпожи, не так уж и излишня. В глазах этого человека Пак не видит ничего хорошего, ибо нагоняют они на любого животный страх и наваждение. И вот, возле красивого туалетного столика сидит весьма приятная любому взору женщина лет чуть больше сорока. Своими нежными пальцами проходится по сверкающим золотом ожерельям, и выбирает самую яркую, самую большую по сравнению с остальными. Берет на руки изысканное украшение, и аккуратно прикладывает его к своей тонкой шее. Смотрит ровно на себя в отражении небольшого зеркальца, замечая краем глаз приближающегося блондина, телохранителя. Тот не тянет с приветствием и делает довольно низкий поклон, вскоре вновь выпрямляя спину. - Старшая госпожа. Перед ним первая леди клана Чон. Мать главы, жена председателя. Одна из самых влиятельных женщин этой страны, всей Азии. Чон Минджу всю жизнь отличалась от обычных дам, своей неземной красотой, утончённым и нравственным характером. И даже сейчас, когда на лице начали, слегка уж, незаметно проявляться характерные, для ее возраста особенности, она все продолжает оставаться той самой свежей чёрной розой, как в былые совсем недалёкие для времени года. Длинные, тёмные как оникс волосы, уложены в невысокий пучок, а губы подведены слегка алой помадой, в точности такого же цвета и длинное платье. Первая леди отрывается от отражения и переводит взгляд на парнишку. - Как вы и просили, мы все подготовили - твердо произносит блондин - госпожа Мин сейчас практикуется в музыкальной комнате - докладывает блондин, видя, как Минджу тяжело вздыхает. Складывает слегка загорелые руки в кольцо и смотрит задумчиво в свое отражение напротив - Она с раннего утра не выходила, отказывается от пищи, никого не впускает - опережая мысли своей госпожи, проговаривает, чуть посматривая на ту - мне приказать подготовить ее? - Не стоит - резко отрезает старшая. Эта девчонка точно доведет ее в могилу. Она поклясться готова. За последнее время, госпожа Чон замечает, как все платья стали той большими, как свисают на острых и до боли худощавый плечах. Одним словом, ходячий скелет. Больно от понимания того, что невольно становится свидетельницей этого ужасного момента, когда маленькая, своими собственными усилиями добивает себя, словно отчасти с жизнью желая расстаться. И ведь даже после всех уговоров старшей, та бессовестно продолжает и от ужина отказываться. Бедная девчонка Мин. Чон, женщина повидавшая жизнь с годами, очень мудрая и справедливая. И даже сейчас она не винит эту настырную бунтарку. Ведь та бедная, никак не виновата. Просто она женщина, и как же ей не понять эту маленькую. Она боится. Отчаянно пытается уйти от судьбы, старается всеми силами избежать встречи с ним. С сыном старшей госпожи. Но ведь бедная не виновата в своей слабости. Каждый боится в глаза страху взглянуть. И на какую же силу рассчитывать, когда буквально разом родной человек тебя убивает, безжалостно растаптывает все живое и сокровенное внутри тебя, обрывая все нити неоправданных надежд. Этой силы и вовсе не остаётся, впрочем, как и желания жить. - Не беспокойте ее. Сегодня пускай поступает, как считает верным - с приказным тоном утверждает брюнетка - просто проследите... - слегка запинается. Немного мечет глазами, думает, что сказать телохранителю девочки. Встаёт поворачиваясь всем корпусом к парню - Проследите, чтобы она поела ближе ко сну. А если станет припираться, накормите силой - неловко проговаривает и славно второпях покидает свои покои. А на лице телохранителя появляется еле заметная улыбка. Он всю жизнь будет благодарен старшей госпоже, за то, что глубоко в душе переживает за эту девочку. Он это чувствует и знает, что Мин Нариэлла, не одинока в этом огромном особняке.***
Спустя весьма долгий и притяжательный танец, девушка останавливается посередине танцевальной комнаты. Грудная клетка вздымается то вверх, то снова вниз, желая как можно больше вдохнуть желаемого свежего воздуха. Мин выключает колонки и достает оттуда сияющий диск. Чуть аккуратно, своими тонкими пальцами проводит по сверкающей поверхности, и хоть грустно, но все же слегка улыбается. Ничто не радует ее как витражные музыкальные пластинки. Ведь от них веет тем временем, совсем безмятежным и радостным. Это было то время, которое теперь никогда не вернуть, ибо оно уже потрачено. Аккуратно возвращает его обратно в упаковку и кладет в деревянный ящичек, с десятками похожими на эту вещицу. Чуть застывает, когда слышит звук колёс со стороны балкона. Смотрит в сторону окна. Тихо, словно мышка, вытягивая носочки перешагивает березовый паркет останавливаясь у большого окна. Долгое время не решается отодвинуть желанный занавес, порывистым дыханием старается успокоить себя. Нежным прикосновением оттягивает светлые шторы и смотрит. Алые венки на бледной коже девушки темнеют, губы поджимаются а лёгкие, кажется сжимаются не давая спокойно вдохнуть девушке свежего воздуха. Пальчики начинают сжимать бархатную ткань под собой чуть ли не силой натягивая ее. Прошло девять лет. А Мин видит его впервые за пройденные года. Пытается не обращать внимания на накатившие эмоции, отставляет их на второстепенный план, сосредотачивая все свое основное внимание на брюнете, хочет присмотреться ближе, пытается рассмотреть его лицо. Она похожа сейчас на маленькую девочку завидевшую небесного принца. Такого казалось бы загадочного, с маской личика поистине неземной красоты. Вроде бы скажешь, это тот самый, тот самый идеальный и великолепный герой слащавой сказки. Но в этой истории скорее нет места сказке, напротив, это куда мрачнее и печальнее, чем нежели просто сказка. Это ее друг? Задаётся Нари вопросом но тут же, словно на автомате сама себе отвечает. Смотрит на высокого статного брюнета и понимает. Время действительно вещь довольно безжалостное, никого не щадит на своем пути, и словно так же поступает и с ними. Она забрала у нее ее единственного близкого человека, а за место него, как видно, подарила ей рогатого дьявола. Это мой друг? Это твой Люцифер. Голубые глаза кажется в тот час же потухли, когда ее взгляд соприкоснулся с его. Надежда сияющая в них, отнюдь небольшая, но все-таки, которая была, кажется испарилась в какое-то никчемное мгновенье, собственно, как и ее душа. Мин больше не выдерживает, резко отдергивает шторы, а те, с большим грохотом падают на пол. Рыжеволосая отдаляется от окна, спиной прислоняясь к ледяной стене позади себя, пытается скрыться от чужих глаз, пугающих и сковывающих ее по самое нутро. Скатывается вниз, приземляясь на ноги, поджимает их. Ей хочется спрятаться, поэтому касается пальцами золотистых прядей и закрывает лицо коленями. Чувствует сильную боль, где-то в груди, должно быть это сердечко. Оно болит, неустанно ноет о утрате некогда действительно родного для него человека. Она снова ее чувствует. Это тоска снова пронзила все ее тело, заставляя вновь и вновь раскрыть свои бутоны ярко алого цвета на месте едва-ли заживших ран. Все было хорошо. Она забыла обо всём, о родителях, о боли, и несомненно о нем. Но он все испортил. Делает всё хуже и хуже, специально, хочет ее уничтожить, словно желает сломить маленькую. Ломает Ломает до хруста костяшек. Она не видела его девять лет. И первое, что бросилось в глаза, так это его взгляд. Жёсткий, грубый и тяжёлый взгляд. Словно сама тёмная триада в одном лице предстала перед ней. Никогда его не забудет. Как страшно он пробрался в ее душу, цепкими когтями впился по самую душу. Как зверь. Как демон с клыками. Он***
В центре главного зала главу встречает мать, в окружении своих подопечных. Чон обводит взглядом присутствующих и задерживает его на матери. Трудно передать это чувство, но он почти уверен, что в глазах женщины родившей его, нет радости. Старшая госпожа держит руки в замке чуть ниже пояса, смело и почти горделиво глядит на сына. И не таким взглядом встречают собственного ребенка спустя много лет. - Матушка - приостанавливается напротив женщины смотрит прямо. Минджу очень бы хотелось отвести взгляд, хотелось бы не смотреть на него. Но разве она в состоянии? Их семья должна следовать должному этикету, повиноваться законам клана, в том числе и она. Чон бы не стояла сейчас перед сыном, если бы не ее обязанность, как его матери. И даже от этого ей больно на душе. Почему ей так противно? Она не должна играть роль заботливой матери, ибо это дитя ее, а жизнь - не представление. Перед ней уже, как видно, стоит взрослый мужчина, очень красивый, это бесспорно. Она помнит его детское личико, словно видела этого мальчишку буквально прошлым вечером, в голову и мысли не лезут, что это вчера не наступало уже, как целых девять лет. Но в новом Чон Чонгуке поменялось несомненно всё, от черт лица, до манер поведения. И теперь она понимает, о котором Чон Чонгуке, Главы дома, ходили те самые страшные легенды. Она теперь поняла, ей достаточно лишь посмотреть в его глаза, в глаза ее сына, и она может увидеть там души убитых им же людей. Это точно глава клана Чон. Точно такой же, как и его отец. Женщина ничего не отвечает, переводит взгляд на людей позади сына и хмурится. Видит красноволосого парня, сразу поняла кто это. Чон Хосок, третья по важности персона в их клане. Единственный сын ее деверя, двоюродный брат ее сына. Правая рука Главы, и по совместительству лучший друг самого Главы, с которым они отчасти, неразлучны по самое детство. Такой же жестокий подлец, ничем не отличающийся от брата. И тут же парень ловит на себе взгляд старшей и опускает голову. Но она поклясться может, он усмехнулся, совсем не боится ни ее, ни правил. - Добро пожаловать, Глава - холодно произнесла женщина, снова смотря на Чонгука. А ему будто голову сносят мечом. Тело по кусочкам рубят, и под конец сжигают в адском пламени, заставляя поддаться тем страшным терзаниям. Он видит свою мать впервые за много лет, как и она его. И первое что от нее слышит это холодное... Глава... Не сын он ей Но она все равно ему мать. Женщина видит, как на лице ее сына взыграли желваки, как он сжимает кулаки до покраснения кожи. Она видит опасность в его чёрных зрачках. Но почему-то не находит чувство смятения в себе, словно именно такого Чонгука она и готовилась встречать. Словно все идет так, как было задумано матушкой судьбой. - Вижу ты очень рада видеть своего сына - Чон Чонгук старается не выдавать своих эмоций, спокойно проговаривает слово за словом, расслабленно заводя свои руки, в карманы длинного пиджака. - Я несомненно рада - сухо проговаривает старшая чуть склоняя голову в бок - вижу сына спустя чуть ли не десять лет. Как это не может радовать? При их встрече она хотела не это сказать. Минджу хотела встать напротив этих совсем не чуждых ей, ониксовых глаз, посмотреть прямо и просто обнять. Прижать своё чадо к груди, и будто вновь почувствовать себя настоящей матерью. Ибо так требует душа ее, она ноет и беспрекословно требует свое ей вернуть. Но она этого не может сделать. Глаза напротив нее не позволяют так поступить. Зачем? Для чего ты вернулся? Чтобы все уничтожить? Да. - Председатель сейчас находится в деловой поездке в Милане - решив разбавить гниющую обстановку проговаривает Чон, она отходит от сына и движется в сторону выхода - после перелета ты возможно устал, возвращайся к себе. Чонгук стоит и, кажется, не может вымолвить и слова. Он все понял. Его мать прямым образом дала понять, что делать ему в этом доме нечего. Она не хочет видеть его, не хочет чувствовать его присутствие. Мать его ровным счетом даже не знает, а есть ли место, где он желает остаться. Та просто уверенно выставляет его за порог собственного дома, словно этот обитель, больше не желает принимать его в своих стенах. - И еще - Минджу останавливается напротив большого проема, две служанки притормаживают позади своей госпожи, не понимая ее действий. Чон не оборачивается, но готов ее слушать и кажется он догадывается, что собирается сказать ему мать - Если в тебе осталась хоть капля совести, ты не посмеешь подняться на третий этаж. Потому что она там Прячется От тебя. - С каких пор ты стала скрывать Мин от меня? - раздается глухим басом мужской голос, а спина Минджу выпрямляется, аж до хрящиков хрустит. - С тех пор как ты показал свою настоящую сущность - выдаёт старшая, разочарованно посмотрев на сына - тогда я действительно поняла, что оберегала Мин не от тех людей. Угроза находилась рядом. Угроза Это ты Мой сын. Он больше ничего ей не отвечает. Молча провожает взглядом спину своей матери, и как только та скрывается за дверьми, словно меняется в лице. Со злостью, срывается на гнев, и тут же разносит ногой рядом стоящую статуэтку, а та с грохотом разбивается на маленькие осколки, звонко рассыпаясь по всему белоснежному кафелю. И не важно, что когда-то эта вещица была куплена на аукционе его матерью, ему совершенно пофиг. Брюнет устало откидывает низ пиджака, подпирая его руками. Сжимает челюсть, хмурится. Говорит, что промолчать будет лучшим решением, которое, как кажется, в данный момент выглядит куда выигрышнее. И что бы, кто не говорил, он заслуживает всё, что сейчас происходит. На что он рассчитывал, когда решил вернуться в Корею. Конечно же, не на тёплые объятия, отнюдь не это он ожидал. И Чон сам не понимает из-за чего больше бесится, что его сейчас доводит до такого состояния. Но глубоко в сознании он понимает, не хочет, но всё-таки понимает. Войдя в это помещение, он глазами искал не мать, не отца своего. А искал ту, которая, как видно, осмелилась так грубо проигнорировать его возвращение. Он надеялся увидеть эту золотую макушку, но кажется окончательно разрушил все. Нити их судеб видно давно разошлись, по самые разные стороны. И ведь слишком эгоистично надеяться на что-то, после того, как бросил ее в тот момент, когда она в нем так сильно нуждалась.Он отказался от нее девять лет назад,
Она отказалась от него сегодня,
Шах и мат.