***
Едва отбившись от комитета, Хаджимэ неуверенно пробирался по коридору к лестнице. Было непривычно легко, поскольку все работы оставлена в академии. Хината, мягко говоря, был уставшим. Ему были неприятны вопросы комитета, постоянно склонявшие его ответить, какого фига он странного паренька так эротично нарисовал в виде русалочки. Пришлось невнятно отвечать, что это близкий друг, за которого он переживает по поводу здоровья. Но кажется, группка преподавателей оценила подобное — запомнили суровое личико художника ещё с первого экзамена, его упрямство и потенциал, а работа и впрямь была хороша — тут уж даже самокритичный Хаджимэ признавал. Но почему-то художнику было сейчас всё равно, как там и почему его оценили, хоть и чувство, будто в нем узрели талант, приятно разливалось гордыней. Сейчас мозг занят логической загадкой. Коридоры невероятно широки и создавали четкое ощущение возвышенности, с потолков и стен смотрели ангелята, взывая к совести русалофила, но он даже и не заметил их. Люстры висели высоко-высоко, и хрусталь на них звонко переливался мелодией, стоило ветерку заиграться с ними, врываясь с улицы через открытое окно, открывающее вид на густую листву деревьев. Ковер под ногами был бархатным, разливаясь дорожками темной кровью. Бесталанный закомплексованный художник всё-таки поднял тяжелый и мрачный взгляд, и встретился с копией картины «Поцелуй Иуды». Отчего-то он нервно сглотнул, недоверчиво смотря на тянущегося к поцелую Иуду. Мерзко лезть целовать, а потом ещё и предать. Нет. Сам поцелуй — предательство. — Нагито, пойдем вниз. — донеслось где-то слева, в глубине другого коридора — Там нас проще найти. Хаджимэ сразу же какими-то заторможенными шашками пошел в сторону до боли знакомого голоса и имени. …Белые волосы струились по спине, как морская пена струиться с небес на заблудшую душу, просившая бога о любви. Руки он сложил за спиной, сцепив пальцы в паутинную ловушку, в которую любая бабочка залетит с пребольшим удовольствием, позволив размазать своё тельце по сухой ладони. Он наклонил голову, и в одном лишь этом движение было столько живого и мертвого одновременно, что осознаешь — он уже всё понял, стоило ему сделать свой первый вдох. Он разглядывал очередную копию «Рождения Венеры», закрывая своей фигурой большую часть тела самой Венеры. Он обернулся, моргнул и улыбнулся. Его имя — Нагито, и теперь он новый человек, который только что любовался созданием старого божества.***
Чиаки напряженно смотрела в сторону. Её сейчас не тревожила вся запутанность ситуации, а только то, что ей скажет её друг. — Как можно было мне врать… От обреченности тона Хаджимэ тянуло выстрелить голову. Нанами и сама задавалась этим вопросом — как так можно было? Но ответ был очевиден. И этот ответ сейчас нелепо лыбился и смотрел по сторонам, дергая ногами так сильно, словно хотел их сломать. Этот ответ был похож на ребёнка, чьи родители сейчас ссорятся, поглащая при этом кучу сладкого, чтобы сгладить желание поубивать всех в кафе. — Прости, я должна была сразу признаться. — девушка уткнулась взглядом в кусочек тортика — Но Нагито уговорил этого не делать, и помочь ему с… — Он. — тяжкий вздох обрушился на всех в этом кафе — Человек. Немой человек. — сквозь зубы проговорил Хината, взбешенно смотря на подругу — А это. Не шутки. Чиаки замолчала. Она знала, когда не стоит нервировать друга. Ходящие комплексы на ножках вперемешку с неудержимым желанием быть особенным — вот что такое Хаджимэ. И если этого человека трепыхать дальше, то хрен знает, как это можем в будущем на нем сказаться. Но девушка была спокойна. Ну не дура же она, несмотря на то, как Нагито на неё смотрел сверху-вниз. Она сейчас, подобно хищнику, ждала, когда её друг взмолиться от мысли «куда же мне деть русала!!!», а она ему даст ответ. Не столь важно, как корыстно это звучит, ведь, напротив, цель у неё совершенно бескорыстна. А этого вопроса у него пока нет. Он просто потерялся в цепочки событий в жизни. Не поступил. Встретил русала. Он истинный. Признали друг друга. Поступил. Истинный уже не русал. Стойте… Художник сразу схватил Нагито за руку, отчего тот слегка вздрогнул и взглянул с некой удивлённостью на него. Нанами ещё активнее запихала в рот торт, стараясь не врываться в процесс. — Где твой узор… — прошептал Хината так, словно это и не был вопрос, а имя его истинного. Что-то с хрустом пополам сломалось и земля ушла куда-то далеко-далеко вниз. Парень, отпустив бывшего русала, поднял свой накрепко сжатый кулак, разжал, и… — Ч… Ч-Чиаки… Девушка поспешно с горем пополам проглотила кусок и недовольно сморщила нос. Ну вот и самая сложная часть. Ей не в первой кого-то успокаивать и уверять, особенно друга, но тут дело обстоит в чем-то радикально трудном и новом (для всего мира в целом…). — Послушай, Хаджимэ… Даже если Нагито больше не твой истинный, я надеюсь, что ты его не разлюбишь, и… — У-у меня н-на ладони… Нагито коварно-коварно улыбнулся. Сейчас он сильнее всего жалел, что не мог говорить. Сама Чиаки обомлела и заметно побледнела. «Ах, всё-таки не зря я ей не сказал, что мой узор теперь на спине… Смотреть на них двоих — одно изумительное наслаждение!.. Пусть даже если в них столько намека на отчаянье…» Он придвинул тарелочку с остатками торта, пальцами отломил бисквит и с особым удовольствием съел. Наслаждение!***
Среди русалок и русалов очень и очень много легенд. Самые общеизвестные каждому морскому жителю — матери-моря и горе-отец Луна. Но некоторые легенды, отнюдь, не мифические сказки. Некоторые легенды мира русалок — странная ошибка природы и темно-черно-синих матерей. И на ум приходит он. Ясухиро. Крайне странный тип, почитаемый шаман, по уровню безумия на втором (а может быть и на первом) месте после Джунко Эношимы. Предводительница племени отчаянных так и вовсе ребенок-жеребенок и играется в свои «убийственные» игрушки, тем временем как Ясухиро — вот кто папочка начисто ненормальной логики. Ему не нужно убивать, что-то там говорить про абстрактные понятие и тому подобное. Стоит только ему раскрыть рот — и вы сразу поймете, с кем имеете дело. С дефектом. С ошибкой. С древним русалом, который, скорее всего, намного старше расфуфыренной девчонки. У него хвост тонкий и длинный, цвета коричневого сахара, чешуя острая и больше похожа на чешую рептилий, чем на рыбью. У него нет шрамов, боевых ран, но улыбка нервная, ломанная и чокнутая. Когда он улыбается, за его спиной, кажется, слышаться предсмертные всхлипы и вопли. Нагито, занимавший высокое место по харизме, и где-то шестое-пятое место по безумию, терпеть не мог что Джунко, что этого «дядьку», у которого молодое лицо, но старческие глупые глаза. Но выкручиваться надо. Да и его неприязнь к этой ходящей легенде имела совершенно другой характер. Он бесил! Он странный! Он тупой!!!!! — Хо-хо! Ты блин кто? Вдох-выдох. Мать его, вдох-выдох. — Ясухиро, старый-старый Кет! — вымученную улыбку Нагито встретила непринужденная улыбочка самого Ясухиро — Это я, Нагито, из племени Лунодержащих. Пещерка вокруг них была серой каменной впадиной в небольшой скале. Уровень воды тут был достаточно высок — вода была и на каменном ложе, на котором так расслабленно развалился Ясухиро, а в вход его логово едва пробивался луч света. Там и сям висели на водорослях ракушки, пучки трав, драгоценные камни и кристаллы. Комаэда не знал, для чего они, да и в голову закрадывалась мысль, что большая часть из всего этого — хлам, который безумный русал посчитал важным. Он помешанный и это видно невооруженным взглядом. — А что это ты ко мне так давно не заходил? — почесал затылок русал, удивленно протягивая слова — Небось, отец твой обиделся на мою давнюю шутку… Вдох-выдох. ВДОХ-ВЫДОХ. — Нет, дорогой друг, в прошлый раз я приходил пять лет назад, и племя лунодержащих больше нет. Древний русал сощурил глаза и оттопырил нижнюю губу. — А вроде как ты вчера приходил, не? Нагито вздохнул и раздраженно что-то буркнул. Джунко, при всей своей фанатичности, не так беспорядочна. — Я хочу стать человеком, Ясухиро. А вот тут древний русал чокнуто-чокнуто заулыбался и заинтересованно наклонил голову, отчего его спутанные волосы коснулись глади морской. — Ай, как быстро растут дети! Помню тебя таким мелким карапузиком, а тут он уже против природы попер! — Кто бы заявлял… Ясухиро вызывал отвращение вперемешку с навязанным уважением. Во-первых, он — шаман, тот, кто лучше всех понимает матерей-морей, несмотря на то, что сам он не совсем уж русал в привычном понимании. Но эта рука… Покрытая узорами… Черными, белыми, красными, зеленными… Один её вид вызывал рвотный позыв у романтика Нагито. — Спрячь руку, Кет! — выпалил романтик, скрючившись пополам — Ты первородный грех! — А ну потише, мальчуган! — наигранно насупился шаман, потому что руку он свою обожал больше, чем самого себя — И как тебя воспитали… Я всё скажу твоей сестре! — У меня не было сестры! И будь она у меня, она бы в точь-точь такое же сказала! Древний русал заливисто и глухо расхохотался на всю свою берлогу, пока фанатик надежды едва сдерживался от отчаянного плача. — Что же… — томно начал шаман, и быстро спустился к лицу Нагито, совсем как хищная змейка, наблюдавшая за полевкой — Каков мотив у карапуза? Комаэда без лишних рассказов показал ладонь, немного напрягаясь от такой близкой дистанции. Шаман аккуратно взял столь девичью ладонь в свои сухие и горячие руки, рассматривая каждую закорючку и случайную царапинку. Юродивость из его глаз и губ куда-то исчезла, и сейчас он был похож на лечащего врача, что всей своей серьезностью сбивал дыхание. — Какая мерзкая любовь… — пробормотал он с некоторой долью восторга. — Что?.. — Столь сильная любовь может обернуться в ненависть, стоит тебе только разочароваться в истинном. Да он ещё и человек. Ох. Нагито возмутился, но в то же время он не мог это отрицать. Казалось, что тишина его била в затылок и в спину, а Ясухиро и вовсе морской дьявол, что не скрывал чужих грехов. — Но… — И всё-таки! — внезапно радостно воскликнул шаман, и вся серьезность улетучилась, а безумная полуулыбка тут как тут. От его восклицания Нагито сжал голову в плечи, так как этот древний чудила всё равно сохранял близкую дистанцию — Превращение в человека у тебя пройдет намного проще, чем у кого-либо, хэ! Узор не пропадет, и ты и твой истинный ими останетесь. Нагито тихо и облегченно выдохнул, но ранее сказанные слова Ясухиро всё равно поселили иглу в его сердце. Иглу укора. — И что же?.. — немного сбито начал Комаэда, ведь был заставлен врасплох с самого начала разговора — Как и что мне сделать для этого чуда? — Есть много каких «но»! — Ясухиро выпрямился во весь рост, давая наконец прибывшему гостью личное пространство — Я не гарантирую, что ты сможешь стать русалом вновь. Ведь, когда русал или русалка совершает такую хрень, — тут он взял многозначительную паузу — их русалочья суть становится красивой, особенной, усипуси такой рыбкой в море. Съешь эту рыбку, — тут он сжал кулак, будто в нем была рыба, и поднес ко рту — и хвостик вернется. А будет ли эта рыбина, учитывая, кто твой истинный, ха — не знаю. Будешь ли ты полностью человеком? Скорее всего, так. И твой истинный от таких вот твоих перевоплощений не умрет, ведь твой узор говорит о другом… — ехидство блеснуло в глазах — Но что будет с его узором — без понятия. Вот такие делишки! Комаэда удовлетворенно разулыбался. Всё так просто! Один волшебный взмах — и больше не будет ни тупого племени Джунко, ни одиночества в морях, ни огромной дистанции между его миром и миром его истинного. Грех не страшен, если он для собственного счастья — банальщина. — И чтобы стать человечком, — продолжил шаман менее буйным образом — тебе всего-навсего надо проглотить жемчужину, что я тебе дам. — тут у Нагито, как у ребенка, заблестела в глазах жажда и эгоизм — Ха, не стану я тебя уговаривать от твоей затеи, не кипишуй. Я никого никогда не уговаривал от затеи стать человеком. Пусть даже если их смерть была мучительна и была в моих снах… — тут он ребячески улыбнулся — Ну или тип того. Я и мой истинный — какая любовь, какая романтика! Не станет любовь ненавистью. Как я могу ненавидеть этого придурковатого, мрачного человеческого художника?! Чушь и небылица, хуже чем у отчаянья! Но разочарование… Оно ведь возможно?.. Нет, нет! Надежда всегда сильнее мелочного рвения души. И я буду следовать этому, во что бы то ни стало! Что бы не потребовалось, я способен на всё! Ради надежды! Ради любви! Тут его резко схватили за кисть руки и силком вытащили из воды. Нагито не успел осознать, что произошло, только бурление встревоженной воды он смог услышать, прежде чем он плюхнулся на камень и услышал у самого уха рывистый скачущий голос, произнесенный сквозь зубы: — И не смей убивать, мразь, я вижу что ты на такое способен, я тебе хребет сломаю, если ты это совершишь, карапузик, я тебе не милый чудак, как твой Хаджимэ, я хуже тебя, если легенда правдива, уничтожь собой всё, всё, всё, понял? — небольшая пауза и горячее дыхание, которое было громче самой смерти, и вот уже радостный тон — А, вот твоя жемчужина, прям над нами висела, какое совпадение! Съешь её и сразу станешь человечком, ха! Папе с мамой передавай привет, кстати! Нагито дрожал от таких смен чувств в его сердце. Морской черт его дери, тут даже Джунко бы перепугалась от таких скачков настроений у шамана. — А теперь иди, карапуз, — рассмеялся Ясухиро — Я спать хочу. Ты и так ко мне ещё вчера приходил, как тебе не стыдно тревожить старого друга отца! Жемчужина оказалась голубичного цвета, отражая от себя каждый лучик, что едва проникал в убежище Ясухиро. Комаэда тяжко выдохнул, но его плечи продолжали дрожать. — Б-благодарю… Обещаю её не потерять.***
По пути Чиаки смотрела то на Нагито, то на Хаджимэ, на которого без боли не взглянуть, по правде говоря. Он побледнел и повзрослел на лет пять. Что он, что Нанами не знали, почему голос Нагито пропал, стоило тому стать человеком. Часть превращения? Отдал голос ради этого? Притворяется? Ответ знает только тот, кто нем как рыба прямо сейчас. — Я всё наперед продумала… — повторила вновь девушка, поравнявшись с другом — Тебе не о чем волноваться, твой дядя ничего не узнает. Ох! Дядя сейчас был последней проблемой в списке проблем. Хаджимэ так нервно бегал взглядом, постоянно сжимая в кулак перебинтованную тряпкой руку, что у Нанами заболело не на шутку сердце. Хорошо, что они заметили узор раньше, чем до них бы заметила полиция и потребовала бы пройти с ними. Никто же не знает, что узор на ладони — действительно узор, а не узорчатое тату, которые запрещены во многих странах. — Мы пришли, — мягко оповестила она, остановив парней и указав кивком в сторону желанного места — Здесь Нагито какое-то время может пожить. Если бы сам Комаэда умел, он бы присвистнул от увиденного. Это было большое здание песочно-кремового цвета, украшенное белыми колоннами. Конечно, оно было не больше «Пика Надежды», и чуть больше размером с обычного здания в этом городе, но всё ещё внушало чувство благородного богатства. Нанами подошла к железным воротам и жмякнула указательным пальцем на кнопку (но для Нагито это было просто выпуклостью), после чего серьезно взглянула на Хаджимэ. — Я договорилась с ним о ночлеге для Нагито на две недели. Он не настолько плохой человек, но… Терпеть придется, ладно? Хаджимэ ничего не ответил и даже не кивнул. Просто хотелось поскорее отдохнуть. Что имела ввиду его подруга о терпеть — не знал и не желал разбираться. Он не терпила и умеет парировать в ответ на унизительные заявления, но раз для Нагито… Сколько лет тому, кто здесь живет? Стар ли он и придется ли терпеть его ругательства в сторону молодежи? Может в этом дело? Но не стоит забивать эти голову. Ворота открыл… Дворецкий? На вид ему было лет шестьдесят. — Прошу прощения, джентльмены и лэди, — с британским акцентом заговорил слуга — ворота сломались и теперь их нужно открывать вручную. Проходите, хозяин вас ожидает. К дому (на вид в нем было три этажа) вела кирпичная дорожка древесного оттенка. Вокруг росла низко подстриженная трава и пучки цветов, одинокие кустики роз и мелкие полевые цветы, но всё было в выдержанном виде. Чиаки шла вперед как будто это её же собственный участок, иногда останавливаясь взглянуть на дары природы и слегка улыбнуться. Нагито же готов был голову потерять от восторга, но умело это скрывал и лишь нездорово улыбался, идя рядом с Хинатой, которого наконец вытряхнуло из апатичного состояния. Что? Как? Где? Всё, три вопроса крутились у него перед глазами. Он давно не видел нечто подобное, ибо глаза уже привыкли к виду на море и на рыбацкие дома у берегов. А вот и хозяин дома, стоял у самого крыльца. Это было видно прям сразу — по позе, по улыбке, по тому, как вокруг него стояли слуги и послушно держали молчание. — Рад снова тебя увидеть, Чиаки. Надеюсь ты помнишь о нашей небольшой сделки, и твои друзья не устроят мне никаких проблем. Я на это крайне рассчитываю. — Конечно, Бьякуя.