Премьер-министр Империи и главный адъютант "бывших Палачей"

Премьер-министр сел за стол напротив Гилберта, жестом предлагая ему один из стоящих на столе бокалов с вином. Главный адъютант уважительно кивнул и пододвинул бокал ближе к себе. — Забавно, — негромко начал второй человек в империи. — При первой нашей встрече вы были похожи на испуганного мальчишку. А теперь я разговариваю с вами почти как с равным, — промолвил он. Бугенвиллея заметил, что у его собеседника присутствует странная привычка большую часть времени держать глаза закрытыми. — Прошу прощения, Ваше Высочество, но возможно, я тогда и был перепуганным мальчишкой — осторожно заметил Гилберт. Премьер-министр рассмеялся, своим привычным странным смехом. — Да, и всё-таки странно осознавать, что даже такие люди, как вы, без сомнений выказывают мне почтение. — Бугенвиллея не было понятно, что имеет в виду его собеседник но, какой-то странный колкий намёк на границе восприятия он всё же уловил. — Такие как я, Ваше Высочество? — удивлённо вопросил главный адъютант. Собеседник немного изменился в лице, словно подумав- «Зря я это сказал». — Гилберт… Вы кажетесь мне крайне интересным человеком, — несколько отвлечённо проговорил второй человек в империи. — Я польщён Ваше Вы… — начал было главный адъютант, но премьер-министр его перебил: — Пожалуйста избавьте меня от этих бесконечных формальностей. Поверьте, за свою жизнь я достаточно их наслушался, — немного шутливым тоном проговорил он. — Ещё раз прошу прощения, — промолвил Бугенвиллея. Его собеседник обречённо вздохнул. — Не уверен, что я заслуживаю вашего внимания, — продолжил Гилберт. — Возможно, однако… — второй человек в империи задумался, подбирая слова. — Мне трудно не обращать внимание на, возможно, единственного смертного человека, который способен стоять наравне с детьми полубогов, — эти слова, несмотря на абсолютно положительный тон, показались главному адъютанту прямыми и вполне однозначными. — Я ни в коем случае не упрекаю вас, — заметив реакцию Бугенвиллея быстро пояснил премьер-министр. — Возможно, моей сестре совершенно не понравилось бы то, что я сейчас скажу, а возможно, она сама высказала бы вам то же самое, если бы в разговоре вы затронули эту тему, но… — собеседник ненадолго задумался и сделал несколько глотков из своего бокала, прежде чем продолжить. — Ошибаться свойственно даже тем, кто, как кажется, не имеет в себе не малейшего изъяна. Великие люди всегда желают совершить нечто более великое, «прыгнуть выше головы», если хотите, — слова были настолько дерзкими, что вряд ли кто-либо, кроме брата императрицы осмелился бы озвучить их. — Но на подобном пути они всегда совершают ошибки. Некоторые кажутся незначительными, другие могут приводить к очень далеко идущим последствиям. Вы, главный адъютант, являетесь одним из последствий такой ошибки. Далеко не самым худшим из возможных, хочу заметить, — изрёк второй человек в империи. — Что вы хотите сказать? — удивлённый такой откровенностью спросил Гилберт. — Нечего превратного, ни в отношении вас, ни в отношении моей сестры. — Усмехнувшись промолвил премьер-министр. — Или вы думаете, что я готовлю против собственной сестры какой-то заговор? — настолько серьёзно, насколько вообще возможно было озвучивать подобное предположение спросил он в ответ. — Ни в коем… — Бугенвиллея не успел договорить- смех второго человека в империи прервал его. — Если бы у меня когда-нибудь и были какие-либо сомнения относительно вашей надёжности и лояльности, сейчас бы они улетучились, словно их никогда и не было, — констатировал Лелуш. — Благодарю, Ваше Выс… — главный адъютант запнулся, заметив вновь появляющуюся на губах премьер-министра улыбку. — Благодарю! — просто промолвил Гилберт. — Нам довелось жить в интересное время, друг мой, — после недолгой паузы задумчиво проговорил Лелуш. — Наверное, ещё никогда галактика не казалась нам столь близкой и маленькой. Да, конечно, мы встречаем на своём пути миллион трудностей, но человечество неустанно движется к своей цели и совсем скоро, как мне кажется, мы с трудом сможем представить нечто, что способно было бы нас остановить, — рассудил второй человек в империи. Немного расслабившись смягчившейся темой разговора Бугенвиллеи, наконец, приложился к своему бокалу с вином. — В этом тоже есть свое рода опасность, — продолжил Лелуш. — Кто знает, что может быть там, на окраинах млечного пути, в тех регионах галактики, куда лишь изредка ступала нога человека. А в простирающейся далее межгалактической тьме и вовсе могут таиться… — премьер-министр снова сделал несколько глотков из своего бокала, -…чудовища. На старых картах о таких местах писали, что «там обитают драконы». Я бы мог посчитать это традицией почти бесследно канувшего в лету прошлого, однако… Недавно я наткнулся на далеко не столь старую карту, где окраина галактики были отмечена точно такой же надписью, — поведал собеседник. — Прошу меня простить, но с ваших слов можно подумать, будто бы вы боитесь того, что может произойти если человечество ступит в неизведанное, — проговорил Гилберт. — Боюсь? — на лице Лелуша снова возникло задумчивое выражение. — Возможно. Человеку свойственно бояться неизвестного, потому некоторые из нас боятся темноты, другие — широких, открытых и пустых пространств. В такие моменты мы не можем с уверенностью сказать, не смотрит ли что-то на нас оттуда из темноты, из глубины абсолютно безжизненной посадочной палубы, — ещё несколько глотков вина. — Издревле монстры мерещились человеку там, всего в дюйме от грани изведанного мира, и чем больше отодвигалась эта грань, тем дальше, как казалось, становились монстры. Но что если когда-нибудь мы переступим ту грань, за которой они на самом деле обитают? — вопросил премьер-министр. — Возможно, вы сочтёте мои слова наивными, но разве человечество уже давно не пересекло ту границу за которой обитают всевозможные чудовища? Многих из них я видел своими глазами, и могу сказать что они, зачастую, куда страшнее тех существ, о которых обычно повествуют детские сказки. По крайней мере те, что в детстве на ночь читал мне отец, — промолвил Гилберт. На мгновение ему вспомнились те далёкие, странные времена, когда он ещё был ребёнком, когда известный ему мир ограничивался несколькими небольшими частями Ляйденшафтлиха, когда он с интересом рассматривал карту континента Телесис, пытаясь представить как живут люди в «далёких», как ему тогда казалось, странах. Сейчас, находясь на борту висящего в пустоте космического корабля, в четверти диаметра галактики от родной планеты, подобные рассуждения о расстояниях казались ему почти абсурдными.