Just relax, Dandelion.

Шуджи Ханма

      Он приходит почти каждую ночь. Настолько привыкла, что и засыпать уже не страшно. Как пришёл однажды без приглашения, так и не уходит по просьбе. Пригрелся, исчадье ада. И ведь рассказать даже некому — сочтут за сумасшедшую. — Куколка, успела соскучиться? — Гори синем пламенем, Они*. — отвечаю, прячась с головой под одеяло. Демон смеётся. — Грубо с твоей стороны, я выгляжу в разы лучше, чем тот, кем нарекла меня. Разве я тебе не нравлюсь? — его длинные пальцы скользнули от щиколотки и выше, задержавшись на бедре. Почувствовала, как приятное тепло возбуждения разливается по телу. — Не смей, Ханма. — высунув голову из-под одеяла, я шлёпнула того по руке. Он улыбнулся и присел рядом, закурив. — Знаешь же, что не уйду без твоей ласки. Напрасно тянешь время. — Что мне сделать, чтобы ты покинул этот дом? — Покинуть его вместе со мной.       Ханма лишь неделю назад впервые дал мне ответ на этот вопрос. До этого вопросы о том, чтобы покинуть меня — игнорировались, словно и не задавала вовсе. Сам демон в моей жизни появился пару месяцев назад. Я не призывала его, не ждала даже мысленно — он возник совершенно спонтанно и сам то подтвердил. В ночь нашей встречи мне снился сладкий сон о том, как меня ласкал безумно красивый юноша. Его прикосновения к моему телу были столь умелы и приятны, что казалось, словно он наизусть знает все мои сокровенные места. Я помню как стонала и расплывалась под ним в сладкой истоме, а когда распахнула глаза… Всё продолжилось. Но я не прекращала считать это сном, и он, что позже как раз и представился мне Ханмой Шуджи, поняв это — лишь ухмылялся. И лишь поутру я разглядела все метки и следы прошедшей ночи на своём теле. Однако не могла поверить.       Шуджи пришёл через сутки, затем ещё раз, а потом и ещё… И даже понимая, что ко мне привязался никто иной как инкуб, бежать в церковь или же в психиатричку, я не торопилась. Период в жизни был тогда столь отвратительным, что я почти не появлялась на улице. Ни с кем толком не общалась и ни во что не была вовлечена. Жизни совсем не ощущала. А Ханма вновь сгустил краски, пускай и в моём ночном существовании. С ним было интересно не только заниматься безумно классным сексом, но и общаться. От того, что сам далёк от человеческой сущности — его манера общения, поток мыслей и поведение, кардинально разнились в моем представлении и понять его становилось сложнее и интереснее. Наше общение вело к моему каждодневному ожиданию встреч. Что Ханме шло лишь на руку.       Тем не менее последствия от таких бурных и интересных ночей — в моей повседневной жизни не отражались ничем здравым. Матушка начала возить по больницам, дабы хотя бы специалисты развеяли её непонимание того, что каждую ночь дочь точно ложится спать в одно и то же время, но днём не просыпается. А если и разбудить, хоть в два — хоть в три часа дня, скажет, что не выспалась. Порой возникали проблемы с координацией, становилось сложнее дышать. Общение с кем-либо в реалиях, больше не вызывало интереса. Тело таяло на глазах. Кожа всё бледнее, масса меньше. На энергичные действия и эмоции — я была способна лишь ночью, когда приходил он. Стоило Шуджи коснуться моего тела — как недуги отступали.       Чудесным образом, не менее, чем само его обличие, естественно — Ханме удавалось сделать так, чтобы все последствия наших утех на утро испарялись, а ночью из моей комнаты доносилось лишь сопение, а не стоны и кроватный скрип. И я вовсе не влюблялась в него, наверное. Просто мне было хорошо и удобно с ним. Но в моменты активного снижения жизнедеятельности дошло, что за всё нужно платить. И за ночной экстаз с мужчиной мечты, я сейчас отплачиваю ранее предначертанными годами жизни в этом теле.       Я просила Ханму уйти, он отшучивался. Пыталась прогнать церковным очищением — лишь злился. Однако даже когда я поняла, что раз его это задевает, то может сработать — он не исчезал, а на регулярной основе наказывал за попытки изменить положение. Мы, за казалось бы, не такой и длинный срок, были связаны слишком тесно. И если поверья высших сил Ханму лишь обжигали, как языки бушующего пламени, то его наказания за мои попытки разорвать нашу связь — едва не превращали меня в пепел. Я не прекращала обращаться к храму за помощью и самолично искать информацию об изгнании инкуба, вот только делала не так открыто, как начинала. Не хотела, чтобы Ханма заставил испустить дух прежде, чем я хотя бы попытаюсь его изгнать. Зачем ему я и почему он не находит другую жертву, объяснил так: — Ты — мой живой сосуд, с которого я черпаю свою силу и продлеваю существование. Ты не единственный источник моего пропитания, но его основа. Всё это благодаря тому, что ты сама позволила укрепить нашу связь, естественно. И с каждым днём, ты делаешь меня всё сильнее. Если останешься здесь — умрёшь, потому что твоя энергия больше тебе не принадлежит. Без меня — твоё тело погибает гораздо быстрее. Поэтому, чтобы сохранить твою жизнь, я заберу тебя с собой. Конечно и для тебя самой это решение будет самым разумным, если не хочешь кормить червей в земле, в свои юные годы. — Почему не украдёшь меня, раз я так нужна? Это проще, чем уговаривать. — Ханма улыбнулся и затянул сигарету. — Мне нравится наблюдать за твоими попытками оттянуть неизбежное. Люди такие глупые.       И не смотря на каждодневное ухудшение физического состояния, в эту ночь, отчего-то, — мне стало легко. В полночь я открыла глаза без ощущения груза на теле. Получалось свободно дышать полной грудью и не было больше той ломки в суставах, что преследовала, в последнее время, всё чаще. Рядом со мной тут же появился Ханма, прикасаясь рукой ко лбу: — Тебе сегодня лучше, как погляжу. Я наконец стал панацеей твоего тела. — Убери руки. — сказала как отрезала. Шуджи засмеялся. — А наглости тебе не занимать. Что-то ты так не разговаривала, когда сладкими ночами молила войти поглубже. — То было до тех пор, пока ты не превратился в пиявку. Исчезни, нечисть. — я подскочила и направилась к комоду. Сегодня родителей дома не было, потому я твёрдо была намерена раз и навсегда прогнать этого гада. Днём я сообщила священнослужителям свой адрес и наведя некие приготовления, была готова к их ночному визиту. Я в эту ночь одна, чтобы не спугнуть его. Всё должно пройти отлично, стоит им лишь войти в дом. Он исчезнет. Эти стены ныне — его могила.       Порывшись в ящике, достала ключи, сумку и незаметно для Ханмы, прихватила небольшой пузырёк. Сам же Ханма приближался размеренным шагом. — Лишнего не бери, не пригодится. Лишь самое необходимое. — я вопросительно посмотрела на него, он ответил: — Нам пора. — Тебе может и пора, а мне спешить некуда. Как заметил по моему состоянию, твои «фокусы» надо мной более не властны. Ищи себе другую жертву. — о да, я полностью уверенна в том, что те дни проведённые над молитвой со свечами и церковной водой — даром не прошли. Не зря ещё покойная бабушка твердила, что сила в Господе. А Господь в нас. Если обратиться, он всегда нам откликнется. И Божья милость даровала мне шанс на спасение. — Ты так в себе уверенна? — самодовольно протянул Ханма. — Абсолютно, а теперь, если ты, конечно же, не против — я пойду. — ответила с иронией и крепко сжав в руках сумку, направилась к двери. Едва я потянулась к ручке, как рука Ханмы дёрнула меня на себя. Я обернулась. — Ты покинешь этот мир и в загробном, твоя душа будет составлять мне компанию весь надлежащий ей срок. Такова твоя расплата. — Ханма говорил чётко и внятно, без намёка на улыбку. Он облизал пересохшие губы и нагнулся, желая урвать поцелуй. Но реакция была моментальной. Я отказывалась верить, что придётся так легко расстаться с жизнью. Времени на самобичевание за ту глупость, что стоит передо мной — не было. Собравшись духом, я плеснула в демона святой водой и выбежала из комнаты, стоило тому отшатнуться.       То что семьи дома не было — лишь на руку. Он не мог никому навредить. Ханма бессилен. Вот сейчас, прямо в это мгновенье я доберусь до двери, открою её священнослужителю и тот изгонит демона, что сам загнал себя в ловушку, придя сегодня. Здесь всё и закончится, как когда-то началось.       Я схватилась за дверную ручку, однако та не поворачивалась. Совсем. Словно сумасшедшая, я дёргала её на себя, но та не поддавалась. А тем временем, Ханма размеренными шагами спускался по лестнице, медленно приближаясь, словно смакуя ситуацию. Прожжённые участки кожи, которых коснулась вода, восстанавливались куда быстрее, чем то обещал священнослужитель. Я боялась, что тот применит агрессию, но его лицо выражало спокойствие. Сердце было готово выскочить из груди от страха перед неизвестностью. Ни одно окно на первом этаже также не распахнулось. — Не выйдет, ты не покинешь этот дом, пока я того не захочу. — Больной ублюдок! Выпусти сейчас же! Слышишь меня?! — впав в истерику, я швыряла в окна всевозможные предметы, но на стекле не образовалось ни единой трещины. От спасения меня отделяли считанные шаги. Священнослужитель уже должен быть на месте! Осталось лишь впустить его! Но что же… Почему сейчас всё выглядит так, словно я сама себе это выдумала. Стало дико страшно — потерять рассудок. Это же не может быть понарошку, верно?!       Оглушал собственный крик. И я с горестью осознавала, что вовсе не ощущаю реальности. Нет реального мира и меня в нём нет. Успокаиваться начала лишь тогда, когда тёплая рука прижала к себе, а вторая гладила по голове. Слёзы предательски стекали по щекам, но на физическое сопротивление, более, я не была способна. — Ты не прекращала стараться, лишь бы найти способ выбраться, это похвально. — громко всхлипнула. — Но чем раньше ты примешь ситуацию, тем проще будет твоей едва устойчивой психике.       И вдруг спустя пару минут Ханма убрал руки и отошёл. Щелчок замочной скважины и входная дверь распахнулась. Он улыбнулся и указал на неё рукой. — И как это понимать? — Ты славная девочка, Т/И. Я хочу, чтобы наши отношения строились не только на утехах, но и на взаимопонимании. Можешь идти. — Шуджи сел за барную стойку и постучал по ней пальцами. — Как нагуляешься, позвони.       «Здесь есть подвох. Всё так просто быть не может» — Ханма отвернулся от меня и включил телевизор, параллельно поедая орешки. И мне ничего не оставалось, как сделать шаг к распахнутой двери. Шла я медленно, осекаясь каждый раз, как нога касалась пола. Но выйти наружу всё же удалось. Своим глазам не верила. Свежий воздух наполнил лёгкие и я закрыв за собой дверь, ещё раз убедилась в том, что точно покинула свой дом. И ущипнула себя, дабы понять, что не сплю, и пальцы все пересчитала. Затем достала из кармана телефон и быстрым шагом направляясь к забору, я листала в контактах номер священнослужителя, как ступив за открытую калитку, поняла, что открыла дверь собственной комнаты.       Шок. Лицо исказило непонимание. Я осмотрелась. Я точно нахожусь в собственном доме, только что вышла из собственной комнаты, однако… Я же только что была на улице? Метнулась вниз по лестнице, дабы подтвердить свою догадку. Ханма вдобавок к потреблению орешков, ещё и закурил. — О, уже вернулась? — Пошёл к чёрту, дьявол! — я помчалась вновь к входной двери, а Ханма вдогонку крикнул: — Вообще-то наоборот! Ты же только что пришла, куда опять?       Я повторяла свои действия вновь и вновь, пытаясь выйти из других дверей и окон, не через калитку покинуть участок, а перелезая через забор, пыталась позвонить, но все номера, как один — недоступны. Словно от истощения, рухнула на пол и посмотрела на Ханму. — Что ты сделал? — Гораздо важнее то, что сделала ты. — Где мои родители? Они не уехали, так? Где они и где мы? — я задавала кипу связных и бессвязных вопросов. Ибо сомневалась уже во всём. Тихая паника — наверно так сейчас и можно описать моё состояние. Сам же Ханма смотрел на меня довольно странным взглядом. Не будь он созданием преисподние, я бы даже решила, что его лицо отражает жалость. Он подошёл и поднял меня, аккуратно поставив на ноги, сказал: — Я покажу, закрой глаза. — я послушалась. Послушалась понадеясь на то, что это всё лишь страшный сон. Грёзы, навеянные им, чтобы надо мной посмеяться. И когда глаза откроются, я окажусь вновь в своей постели — всё закончится. — Открывай. — распахнула глаза и начала учащённо моргать. Стоило привыкнуть к столь яркому свету. Сжав мой локоть, Ханма повёл меня рядом с собой, а я едва сообразила, где нахожусь. «Больница?» — мы подходили к двери, ведущей в палату, и только я собралась её открыть, как рука прошла сквозь ручку. Я обомлела. — Нет… Этого не может быть. — Ханма подтолкнул меня и я прошла сквозь дверь, смотря на… Себя…       Это был удар исподтишка. То, чего я боялась больше всего на свете… Заплаканное лицо матери, что склонилась над телом ни живой ни мёртвой дочери. Отец, что сжимал ладонями подоконник, стараясь не смотреть в их сторону. И наконец я, что в расцвете своих юных лет — лежит пластом на больничной койке.       Наверное об этом и пытаются сказать все те коучи по медитации и йоге, психологи и просто те, кто «вкусил» эту жизнь. Цени то что есть — пока всё не потерял. Ведь лишь сейчас, в эту блядскую минуту, ни одна былая проблема не являлась важной. Какая разница, кто там и что мне сказал, какое дело до того, какой у меня рост, нос и вес. Плевать на то, где там я преуспела, а где облажалась — если изменить ныне ничего нельзя. Когда лежишь «душой наружу», вне возможности сказать или же не сказать то, что на уме. Сделать шаг или хотя бы открыть те же глаза. Я более себе не принадлежала. — Так ты высосал из меня всё до последней капли… — зашептала я. — Я умираю? — В этом теле да. Твоя душа почти полностью покинула данный сосуд жизнеобеспечения. И долго оно не протянет. — мать глотала слёзы, сжимая мою ладонь. Но я того не ощущала. — Но раз я помню себя, помню кем являлась. Значит ещё жива. Без тела. Я что-то да могу? — Да, пойти со мной. Душа вечна, в отличие от плоти. А остаться здесь одной у тебя всё равно не выйдет. Я твой медиум, проводник, который позволил тебе увидеть последние минуты твоего существования. И от моего решения зависит, где и когда прибывать твоему вечному состоянию. — Я не подписывала сделок с дьяволом. Так почему исход моей души — вечное питание тебя? — Ну почему же? — Ханма улыбнулся. — Сделка с дьяволом подписывается кровью и плотью. Ты отдала свою плоть в мою власть и я распоряжался ей как вздумается. Разве не та же сделка? А теперь, твоя вечная душа вместо мирного и покойного странствия, что наступило бы спустя ещё лет шестьдесят, вместо поиска новой плоти или чего-бы то ещё — перешла ко мне, как моё вечное топливо. Я тебе наслаждение неземное дарил — ты мне неземную жизнь. Мы в расчёте.       Больше я не смогла выдавить из себя ни слова. Лишь оставшийся срок безмолвно наблюдала за тем, как врачи после нескольких часов попыток спасти меня — отключают тело от аппарата жизнеобеспечения. Слышала истошный крик матери, когда ей сообщили о том, что стало с её дочерью. Смотреть на это не смогла. Бумеранг моей халатности и эгоизма — меня же и уничтожил.       На шею словно повязали незримый поводок, за который Ханма Шуджи мог дёргать как угодно. И когда я перевела на него свой измученный взгляд, он с безумным блеском в глазах и улыбкой на лице, затянулся сигаретой и спросил. — Ночи со мной того стоили, правда же? — О́ни* — в японской мифологии — большие злобные клыкастые и рогатые человекоподобные демоны с красной, голубой или чёрной кожей, живущие в Дзигоку, японском аналоге ада