Пьёт он чашу своей наречённой, Владычицы ночи — луны осенней.
(Айре и Саруман, «Король Трандуил»)
Небо над всем Средиземьем едино, но каждый любящий свой край непременно привел бы сотню отличий и доказал, что нет нигде неба, похожего на то, что над его головой и над его домом. Трандуил тоже знал, чем отличается небо над его Пущей от всего остального неба: оно было синее. Выше. Родимее. Прекраснее. Любимее. Оно посылало дождь на зачахшие поля; дарило солнечный свет, что иссушал скорбь; носило птиц лесных, видело так много, сколько никто прежде. Небо теперь было чистым, безоблачным, и напоминало Трандуилу глаза сына. Со временем те потемнели, стойко перенося испытание за испытанием, а небо осталось прежним. Небо было вернейшим слугой: хмурое, когда черной кровью заливало овраги и вода в реках становилась горькой, разверзалось и давало ливни, и те смывали скверну; когда плакали над погибшими — плакало вместе со всеми; когда торжествовали — являло мириады звезд, луну и причудливые облака. В детстве по концу радуги хотелось взобраться к этим манившим облакам. Сейчас — залезть на верхушку сосны и ждать, пока тучи не опустятся так низко, что зацепят деревья. На небе были все мечты: недосягаемые иль забытые. На небе — все надежды: исполненные и потерянные. Много чего было на этом небе, плывшем поверх густозеленых равнин и темнеющих гор. И ему доверяясь, как другу, Трандуил отдавал самые потаенные думы, зная, что его небо всегда будет и тем ещё отличаться от остальных, что верно, предано сохранит все тайны, какие ему поведали.