Незавершённый проект

Тамаки обвивала ногами Томуру и рылась в мягких волосах, посапывая иногда в полудрёме. На земле лежать было холодно, но Томура жался к ней теплый, почти горячий, почти как Даби, и это немного согревало, если не тело, то душу. Вообще, ей не очень нравилась эта локация — "Подземелье" — холодно, сыро, темно и уныло. Как-то совсем скучно и не красиво. И было бы проще воспринимать всё это, если бы она знала, когда наступит конец, а так...чего они ждут? Просто бездельничают? Или твориться что-то более важное: что-то, про что она не в курсе? Впрочем, Тамаки об этом не думает много: для полного комфорта жизни здесь ей не хватает только одного окна и большого зеркала, а ко всему остальному можно привыкнуть. В конце концов, Шигараки дарит ей смелые поцелуи, которые порой перерастают в нечто большее, горячо касается податливой кожи и просто спокоен, — а что вообще может быть лучше? Сам Томура признаёт, что его бдительность в руках Тамаки окончательно обмякла: стала жидкой, мягкой и содрогалась, будто желе, от одного её вздоха. (Тога утверждала, что и его кровь сейчас такая же бурлящая и вкусная). Может быть, это было плохо, но в подарок к статусу "в отношениях", идёт полная перезагрузка мозга и после в нём уже не остаётся здравого смысла. Лишь чужой задорный смех, холодные пальчики и глубокие глаза, в которые Шигараки по-прежнему не может наглядеться. Он тонул в них, по-настоящему тонул. Химико бросала хищные взгляды на дремлющую парочку и в её странном мозгу зарождались не менее странные мысли. — Тамаки-тяян... — сладко протянула она, подсаживаясь рядом. Тамаки нахмурилась, что-то промычав. — А Томура-кун хорошо целуется? Даби за её спиной фыркнул, хотел встать и уйти, но Тога с удивительной прытью оседлала его, зажав раскрывшийся в возмущении рот ладошкой. — Мгх...ага... — сонно пробормотала Тамаки и чуть пригладила взъерошенные ею же белые волосы на чужой голове. — Только пирсинг иногда царапается... Тога просияла, когда Даби закатил глаза. — У Шигараки есть пирсинг?? — возмутился Курогири, округлив жёлтые сгустки на туманном лице. Шигараки, подслушивающий разговор в полудрёме, глухо простонал, потеревшись носом о шею Тамаки, отчего она засмеялась. — Я знал, что этим закончится, — проворчал он, приподнимаясь. Тамаки обиженно промычала на его отдаление, повиснув на сцепленных пальчиках на жилистой шее, когда Томура навис над ней, выпрямив руки. Она надула губки, хмыкнув: "Не пущу" и Томуре пришлось опуститься, чтобы обнять девушку, вновь уткнувшись носом ей в шею. Курогири в это время без устали ворчал, раз за разом повторяя что-то там про неизвестные Томуре правила, о которых он был обязан помнить, садять под иглу мастера. Шигараки встал, на всё его красноречие пожав плечами. Садясь под иглу мастера, он помнил лишь одно: никаким ворчанием Курогири не сможет вернуть всё назад, а значит, чем скорее он проколит язык и свыкнется с граненным шариком во рту до моральной зависимости, тем лучше. — Томура-кун, покажи! Покажи! — запрыгала в предвкушении Тога, что офигевший Даби под ней остановил, крепко обхватив её за ноги и зафиксировав положение. Шигараки коротко бросил "нет" и зевнул, скользнув взглядом по сладко потянувшейся Тамаки. Девушка уточнила, будет ли кто кушать и переместила порции бэнто друзьям в руки. Некоторые из упаковок оказались вскрыты и из еды даже торчали палочки: видимо в это время кто-то тоже ел этот ланч, но злодеи не были брезгливыми. Даби поморщился, когда Тамаки уселась между ног Томуры и, по-детски хихикая, стала кормить его, протягивая зажатый между палочек рис и наблюдая, как Шигараки подцепляет еду зубами, прожёвывая и сглатывая. Её это забавляло, Шигараки смущало, Тогу умиляло, а Даби бесило, (а все остальные просто были в шоке). — Тому-чан! Ну, Тому-чан! — просила Тамаки и, дожидаясь, когда он закатит на это глаза и откроет рот, протягивала новый кусочек вареного риса. Томура смущённо отводил взгляд, робко приобнимая её маленькое тельце. Она была слишком милой для него. Он будто мрачная тень, падал от сияющего солнца. И это светило было самым важным, что осталось у него: ему не дорог никто, не дорога собственная жизнь, получается, что он живёт только ради неё. Только из-за неё, ведь тени исчезают, когда заходит солнце. Ему было страшно упустить этот луч и в то же время попасть под него и сгореть. Каждый раз, цепляясь взглядом за её перевязанное бинтом запястье, он вздрагивает, ведь на этом могло всё закончиться — каждый кошмар, как дежурное напоминание. Но она сидит рядом с ним и смеётся, и Томуре от этого хоть немного да легче. Сейчас его мыслям нужно успокоиться и сосредоточиться, чтобы в предстоящей битве со Звездой, (о которой ему поведала Тамаки), выложиться на все сто и не продуть. Томура привык реально оценивать противников и признавал, что этот босс не так прост, но тузов у него в рукаве и ножей за пазухой достаточно, и все билеты на это шоу уже проданы — пути назад нет, он погряз во всём этом и нужно как-то выплывать, шевелиться, чтобы окончательно не утонуть. Как он это сделал, смотря в её глаза: на черном берегу зрачков пылали костры, будто Тамаки жгла в своей топи ведьм, но только Томура знал, что это пляшут чертята — её домашние питомцы. Он пытался приручить их, но безуспешно и они приручили его, (хоть Шигараки и признает, что в этом чувстве есть что-то чертовски приятное). Тамаки отвела в сторону палочки, когда Томура уже потянулся за новой порцией риса и вытерла пальчиком кусочек еды с уголка его губ, слизнув остаток — и вот, чертята заплясали. Шигараки чуть усмехнулся и, когда она всё же вложила в его рот еду, резко приблизился, обхватив её голову руками, и требовательно толкнул языком пухлые губы. Тамаки возмущённо хмыкнула и попыталась отпрянуть, но Томура крепко удерживал её, становясь настойчивей. Тамаки пришлось приоткрыть рот и впустить туда Шигараки, с вызовом смотрящего в её глаза. Щеки Томуры вспыхнули, когда он толкнул в чужой ротик рис и столкнулся с её языком. Где-то за спинами послышался кашель: это справедливо мог быть любой из товарищей, исключая Тогу, блаженный выдох которой уже прозвучал. Тамаки это невыносимо смущало и, когда Томура отстранился, растягивая напоследок между ними мокрый мостик, она стыдливо опустила глаза, быстро прожевав полученную еду. Шигараки хмыкнул — слишком застенчивая, слишком милая — и поддел её плечом, указав взглядом на остатки риса в контейнере, аля "Продолжим?" Тамаки закусила губу и нахмурила брови, слабо ударив по его груди ладошкой, что вызвало у Томуры очередной смешок и ей пришлось продолжить. Тамаки повалила его на землю, нанося быстрые несильные удары и возмущённо причитая. — Тому-чан! — донесся очередной возглас от неё, когда Томура поймал её руки и сцепил пальцы со своими, не забывая отгибать мизинцы. — Да, Томи-тян, — передразнил Шигараки, с интересом замечая, что силёнок у девушки прибавилось и его локти даже беспокойно ныли, вжимаясь в землю, под давлением её рук. Она зло надула губы, выглядя обиженным щенком. Томура перестал смеяться и просто наблюдал, как её кудрявые локоны спадают на нахмуренный лоб, а щёки стыдливо краснеют. Он вывернул руки и завёл ей за спину, уложив в дугу позвонка. Тамаки ничего не осталось, кроме как бессильно дёргаться, вынужденно уткнувшись в его грудь щекой и возмущаться, но спустя пару брыканий и с этим она смирилась. Тогда Томура расслабил пальцы и Тамаки смогла вытянуть руки из его хватки, приложив ладошки к горячему телу под собой, и чувствуя поглаживания Шигараки на своей пояснице. Его тонкие, грубые пальцы нежно очерчивали каждый её позвонок то поднимаясь, то спускаясь, а глаза были умиротворённо прикрыты, будто он получал наслаждение от происходящего, что в принципе так и было. ... — Та-даа! — весело протянула Тамаки, взгоомоздившись на перила крыши полуразваленной высотки. Томура легко улыбался, корябая шею и наблюдая за тем, как девушка повернулась боком и смело прогнулась назад, ухватившись за прутья пальчиками и удержав равновесие, развела ноги в продольный шпагат в воздухе. Шигараки скользил взглядом по изогутой дугой спине, немного дрожащим от напряжения рукам и так ровно и изящно, выпрямленным ногам с остро вытянутыми носками. Она была легка, грациозна и уверенна в движениях. Она не сомневалась ни в чём, возможно в этот момент просто не думая ни о чём. — А что на это скажешь ты!? — воскликнула Тамаки, возвращаясь в изначальное положение и лёгким шагом, сходя вниз на крышу. Томура хмыкнул. — Отойди. Он развернулся к краю спиной, оставив между собой и заборчиком около метра, мощным толчком прыгнул и выгнул в полете спину, достаточно, для того, чтобы вцепиться в перила руками и найти баланс. Может это всего лишь недо-сальто, но вы сами попробуйте кувыркнуться и удержать равновесие, приземлившись на тонкий прутик руками. Томура оттолкнулся и очередным прыжком, будто в перемотке, вновь приземлился на крышу. Тамаки высунула язык, на этот его пафос. — Хмм, а из нас с тобой неплохая команда. Создадим альянс? — с усмешкой предложила она, подходя ближе и скрещивая руки за его шеей — ладони Шигараки в одно мгновение прочувствовались на тонкой талии. — Ты уже в моём альянсе. — парировал он, ухмыляясь и наклонился, чтобы коснуться сухими губами, вздёрнутого уголка её губ. Тамаки подалась вперёд, встав на носочки, чтобы окончательно уничтожить миллиметры между ними. Она сжала, спутанные между пальцев волосы на его затылке, когда Томура прикусил кончик её языка и надавил на губы своими, требуя большей отдачи. В один миг тело охватил жар, а движения его губ стали просто сводить с ума. Тамаки изогнулась в его руках и покачивалась в стороны, подразнивающе то отдаляясь, то вновь приближаясь. Томура в отместку кусался и почти удушающе прижимал её тело к себе. С тяжёлым выдохом отпрянула, взгляды приковал слюнявый мостик, который Томура, не отрывая взгляда от её затуманенных глаз, слизнул, сократив ничтожное расстояние между ними вновь. Его глаза смотрели нагло, а руки двигались требовательно, но когда поцелуи сползли к шее, так нежно и приятно, смачивая её и посасывая, Тамаки хихикнула и потянула его за волосы от себя. — Дурак! Пошли уже... Шигараки не сразу выпустил её из рук, но Тамаки вывернулась и оказалась на воле, сдерживаемая лишь крепким замком их скрещенных пальцев. Подойдя к краю, Тамаки взглянула вниз и закусила в предвкушении губу. Больше, чем прыгать по крышам и балансировать, зависая в шпагате на перилах, ей нравилось спускаться с крыш, ведь это был повод похвастать новым трюком! — Догоняй, Тому-чан! — воскликнула она, встав спиной к пропасти, отолкнувшись, сделав в воздухе изящный кувырок и полетев ногами вниз. — Не командуй, Томи-тян. — передразнил он и последовал её примеру. Конечно, его ноги не так грациозно вытягивались в прыжке, а позвоночник не выгибался в дугу, но кульбит был ни чем не хуже, как и приземление. Надо сказать, что высота была приличной, поэтому до земли кроме сальто им приходилось выкручивать ещё много изощрённых их бесстрашным умом трюков. Это и цепляться за натянутые провода, и скользить по пологим навесам над окнами, и приземляться на чужие балконы, чтобы снова спрыгнуть сальтом с них. — Та-да? — воскликнула Тамаки, приземлившись на корточки и вскинув руки. — Та-да, — легко повторил Томура, приземляясь рядом. Идя по пустой разрушенной улице они посадили преследователей-бывших-преступников на хвост и разминулись, чтобы запутать следы. Тамаки стиснула зубы и кулаки, игнорируя, что на каждый шаг приходиться дрожь. Если у кого-то от страха ноги становятся деревянными, то у Тамаки точно противоположно: они становились ватными, будто жидкими, мягкими. Колени гнулись и сострясались от любой нагрузки. Её тяжёлое, сбитое дыхание перебивало осторожное шорканье шагов позади. За ней шли и даже не скрывали этого, поэтому Тамаки также решила обнажить свои намерения, а именно воплотить в жизнь единственную мысль — бежать — это всегда было единственной её стратегией. Натворить и сбежать, что может быть проще? И не важно, что останется за спиной, главное, чтобы не нож между лопаток. Резко сорвавшись с места, она рванула вперёд, слыша, как ускорилось шорканье сзади. Её вздохи участились, а глаза метались по пространству в поисках хоть чего-то спасительного. Ну, давай же, блестящая мысль, сверкни в голове. Она не знает, когда Шигараки догонит её и спасёт, поэтому должна была выстоять сама. Обязана была. Свернув в переулок, Тамаки задержалась и, когда из-за поворота вылетел первый преследователь, выдернула из сплетённых в ленивую косичку волос осколок зеркала и полоснула рваным краем по чужому горлу. Хлынула кровь, забрызгав её лицо, что уж говорить про руку, но Тамаки осталась равнодушна к этому, хоть носик и неосознанно брезгливо сморщился. Она стала ждать второго парня, но его всё не было и не было. В пустой голове нарастал звон, а в груди разрывался знакомый комок. Тамаки отбросила противно-мокрый осколок и стала осторожно уходить вглубь переулка, погружаясь в темноту. Она развернулась и побежала за поворот, но там её ждали. Тамаки раскрыла рот в болезненном крике, но лишь какие-то хрипы редко выходили наружу. Парень, который должен был быть вторым трупом, оскалился, разжав пальцы на рукояти воткнутого всем лезвием ей под грудь ножа, и толкнул Тамаки. Удар был точно рассчитан и круг прицела сузился в левой части её тела, где за решёткой гибких костей томилось сердце, но Тамаки как всегда везло и удар пришелся чуть ниже. Она сползла по стенке на землю, с застывшим ужасом в глазах и звенящей болью в голове. — Т-Томура... — хрипло сорвалось с её губ, будто Шигараки мог это услышать. Но он кажется почувствовал, ведь как раз в этот момент стоял у входа в подворотню и вслушивался в надрывистый смех её убийцы. Взгляд скользнул вниз, уперевшись в брошенный возле трупа осколок и Томуру прошибло от этого насквозь. Он знал, только одного человека, который мог бы использовать это в качестве самообороны. Сердце сжалось, он перестал дышать и бросился вглубь переулка. Первое, что он увидел, в виде распирающегося в пафосе парня, вызвало у него отвращение и сильный зуд; а второе, в виде сидящей у стены Тамаки с суженными в страхе зрачками и торчащим под грудью ножом — желание разодрать себе глотку. — Ты, кусок дерьма, сейчас познаешь, что такое боль! — вскричал он на парня и вцепился в его лицо пятерней. Его почти разорвало желание расправиться с ним не так быстро: хорошенько помучить за Тамаки, причинить намного больше невыносимой боли, чем обычные при распаде мучения; услышать, как его косточки трещат под гнётом его ударов, но он видел Тамаки и ей нужна помощь, что было важнее абсолютно любых его желаний. — Т-Тому... — почти беззвучно шепнула Тамаки, когда встретилась с его обеспокоенным взглядом, мечущимся по её телу и подмечающим всё больше и больше тревожных деталей. — Я...я умру?... Тамаки требовалось подтверждение. Она чувствовала острую боль и не чувствовала ничего, одновременно. Зажав место стыка ножа и кровящей плоти под грудью, она царапала пальцы о лезвие, чем причиняла себе только больше боли. Шигараки поймал её взгляд — такой опустошенный, потухший — все чертята подохли, распластавшись на этом черном берегу, а боль выжгла болотистую топь. В его груди щемило не хуже, чем у Тамаки. В горле скопился отвратительный ком слизи, Шигараки раздирал шею, безотрывно смотря в её поблекшие глаза. Нет, только не это. Он уже терял, всё, что было ему дорого. Он уже поседел до кончиков волос. Он уже почувствовал холод её рук и ласку касаний к его грубой коже. Он уже привязался к этому — он уже не может без этого. Она научила его заново любить, принесла в его жизнь странный, но смысл, в виде себя. А теперь...а теперь всё повторяется, только он не участник шоу — он зритель падения неба на их созданный мир. Он лишь сидит и смотрит, и ничего не делает — бездействие тоже грех, ведь так? Х, минус баллы на небесах. — Не смей... Нет, ты не умрёшь! Ты не оставишь меня! — криком слетело с его губ. Он протянул руки — ногти забились частичками содранной кожи с шеи и смешались с кровью Тамаки. Он осторожно коснулся её лица и выровнял наклонившуюся голову. Грубые, шершавые пальцы огладили нежную, мягкую кожу — Томуре казалась она настолько тонкой, что зацепи он маленькую пору кончиком ногтя и покров разорвется на части. Взгляд приковала струйка крови, вытекшая из её приоткрытого рта и окрасившая бледные губы в алый — ей так шёл этот цвет, но у Шигараки плохие ассоциации с чем-то бледно-серым и кровью. Томура вытащил телефон из кармана и спешно набрал Курогири, накрыв ладонью её окровавленные пальцы, сжимающиеся на торчащем из девичьей плоти лезвии. — Открой портал в больницу. — приказал Томура. Тамаки замычала, сквозь звон в ушах, услышав это слово. Периодически ей приходилось мотать головой или прикусывать губу, чтобы не позволить глазам закатиться и сфокусировать потерянный взгляд на светящейся красным сирене напротив. Глаза хотели закрыться, а тело расслабиться, но Тамаки мертвой хваткой вцепилась в мысль, что этого делать нельзя, иначе вечный сон поглотит её разум. Воздуха совсем не хватало и грудь болезненно отзывалась на каждый подъём. Кажется, что если остановиться, то станет легче... Мысли перестанут путаться, если она перестанет думать; перед глазами перестанет плыть, если она их закроет; тело перестанет ныть, если она расслабит мышцы; грудь перестанет болеть, если она перестанет дышать; сердце перестанет болеть, если остановится. Вполне логично, правда ведь? Но перед ней Шигараки — такой отчаявшийся, испуганный — он хватает её за плечи и встряхивает, когда девушка хочет бессильно запрокинуть голову и кричит, угрожает, умоляет, чтобы она не поступала так с ним, не бросала его. — Я...я могу п-переместить нас... — просипела Тамаки, до неузнаваемости тонким и слабым голоском. На какое-то мгновение, ей стало будто легче и она почувствовала в груди шар, который давил сильнее ножа у сердца — боль ведь утихнет, если шар проколоть?... Станет ведь легче?... Томура замотал головой. — Нет! Даже не думай! — воскликнул он, почти испуганно, ведь знает, что не может до конца проконтролировать процесс. Если она переместит их, тогда точно умрёт... Истратит последние силы и ради чего? Ведь в этом нет необходимости: Томура готов нести её на руках до больницы сколько угодно миль; уничтожить любое препятствие, что преградит путь. Путь наименьшего сопротивления, который предлагала она, сейчас имел куда большую опасность, чем мучительно-длинная извилистая дорожка. Когда варп-врата открылись, Томура взял Тамаки на руки и спешно шагнул в бездну. Единственной проблемой для него сейчас остался Док — тот человек, действия которого он также не мог предугадать и проконтролировать. И если Тамаки хватало ума хоть иногда слушаться его, то Доктор был абсолютно самостоятелен в принятии решений. — Оу, какие гости! И в какой день, в какой час! — весело воскликнул Док, подъезжая к Томуре на кресле. — Ты, наконец, убил её, Томура? И принёс сюда похвастаться? О-хо-хо, ну, я тобой горжусь! Яблоко от яблони, как говорится... Шигараки тяжело дышал, — не от нагрузки, от напряжения, — его взгляд заскользил по приборам, капсулам с зелёной жижей и паре кушетек с наручниками в стороне, где вполне могла лежать Тамаки по приписанной ей судьбой. В гудящей голове, от бешено прокручивающихся на своей резбе шестерёнок, стал нарастать звон. Шёпот знакомого голоса говорил всё громче и громче, пока Томура не расслышал, что до него пытался донести давно забытый Тенко: он всё ещё живёт, где-то глубоко внутри и пробуждается лишь в случае опасности, предупреждая, будто наследники Один-за-Всех; он такой же, как и я, только с черными глазами. "Уходи! Он убьёт! Не успеешь! Не спасёшь!" Томура неосознанно стиснул бессильно лежащую в руках Тамаки. Несуществующие брови нахмурились так, что складочек на лбу стало больше. Шигараки переложил Тамаки в одну руку, как это уже делал когда-то давно и спешно обхватил блестящее жирным блеском лицо Дока. Противный ному-Джонни, с которым Шигараки с детства не поладил, рассыпался в прах следом. Сейчас Тамаки была важнее всего, что было в жизни Томуры до неё. Томура перешагнул через пыльные кучки и смёл в охапку всё, что видел из лекарств. Тамаки в его руках глухо простонала, чем заставила его двигать пальцами по экрану быстрее. — Открой портал в пещеру, быстро! — рявкнул он в трубку и шагнул в появившиеся врата. — Какого хрена, лидер!? — вскричал Даби, увидев безжизненное тело в чужих руках. Томура не ответил. Он и сам не знал, какого хрена. Какого хрена ему с рождения так не везёт? Тенко ведь просто хотел поиграть, но получал за эту наивность синяки. Томура всего лишь хотел уничтожить весь мир, чтобы просто побыть одному, а не вляпаться по самые уши в дерьмо. Томура хотел лишь распробовать её любовь, но никак не подавиться ею. Почему он всё теряет? Это проклятие? Неужели, как только в его жизни будет появляться смысл, всё тут же пойдёт под откос и рассыпется в его руках? В какую-то минуту Томуру выбросило из реальности: уши заложило, а глаза покрыла пелена, сделав их даже бледнее, чем у Тамаки и он был способен лишь чесать шею и мысленно пытаться всплыть. Но голова стала болотом — тянула на дно так безжалостно. Никто из Лиги, конечно же, не имел медицинского образования, но когда ты злодей, то умеешь не только сеять хаос, но и зализывать отражения его последствий на себе. "Если никто тебя не спасёт, спаси себя сам," — Томура считает по-другому: "В этом мире никто тебя не спасёт, поэтому спасай себя сам" — и это звучит правильнее. Не будь Томура таких убеждений, он бы никогда не научился искусно врать, когда от этого зависела жизнь; воровать кошельки, когда денег совсем не хватало; вытаскивать пули и зашивать на себе рваные раны, когда после сражений они собирались гноиться. И никто в Лиге не исключение — никто из застрявшихся в тени геройской славы — за кулисами их шоу — не исключение. Над Тамаки хлопотали все. Она была на грани потери сознания и мямлила что-то в бреду. Томура сидел рядом, одной рукой раздирая шею, а второй пытаясь сделать что-то с хлынувшей из её раны кровью, но на помощь быстро пришла Тога. Глаза растерянно метались, в надежде зацепиться хоть за что-то уверенное — не такое расплывчатое, не такое ватное, каким ему казалось всё вокруг сейчас. Даби, отлучившийся всего на секунду, обеспокоенно упал на колени рядом, вывалив содержимое рюкзака с лекарствами, что подарила ему Тамаки, и пытаясь найти в этой кучи обезболивающее. Томура отдал ему должное и так не вовремя вспомнил неясное прошлое: когда они первый раз встретились и он хотел лишь одного — сделать ей больно, увидеть её слёзы, уничтожить её, стереть с лица земли, ведь считал, что такие бесполезные люди не нужны ни ему, ни миру. Позволь себе Томура слабину, он бы плакал и извинялся за это у Тамаки, причём прямо сейчас. Ведь теперь между ними всё было по-другому — всё было точно противоположно тому, как всё начиналось и Томура не знает, в какой момент что-то пошло не так... Тога закатила глаза и, икнув, рухнула на землю рядом с подругой, когда выпила уже слишком много её крови. На её лице застыла жутко довольная улыбка, но Тога оправдана тем, что сейчас пила кровь не из удовольствия и не из корыстных побуждений, а наоборот. Шигараки глядя на это захотел стошнить, но лишь воткнул ногти в шею с новой силой, чувствуя, как по коже начинает течь кровь. Но внезапно его запястье крепко обхватили: Томура опустил взгляд и упёрся в Тамаки. У неё совсем не хватало сил на то, чтобы оттянуть его руку от шеи, но она старалась сделать это и Шигараки не мог ей отказать, хоть и по-прежнему хотел содрать с себя кожу, чтобы унять сильный зуд. Но Тамаки сжала пальчики только сильнее, когда его рука опустилась и Томура стиснул зубы, чувствуя теперь её ногти в своей плоти. Ей было плохо: он ранения, от напряжения, от происходящего лечения. Она стиснула зубы и стиснула пальцы, пытаясь поделиться с кем-то своей болью и Томура действительно прочувствовал всё через это касание. Он застыл взглядом на её лице: тонкие брови были нахмурены, глаза сильно зажмуренны, а нижняя губа разодрана от частых покусываний острых зубок, окрасившихся в кровь. Так она была даже как будто ещё более милой, но Шигараки быстро отметал эти мысли, ведь это лицо выражало лишь боль, а Томура не хотел, чтобы ей было больно... Он осторожно вывернул руку и сполз по её запястью вниз, отогнув мизинец, чтобы обхватить дрожащую ладошку и почувствовать, как она пытается сильно сжать её в ответ. Свободной рукой, Шигараки стёр с её губы вытекшую изо рта кровь и задержал пальцы на смертельно-бледном лице. — Пожалуйста, не бросай меня... — сипло прошептал он, сглотнув ком печали и слёз в горле.