Piaculum

III

      Пётр Степанович приставил ко лбу Николая Всеволодовича револьвер, бывший наготове, казалось, даже когда Пётр Степанович спал. На мгновение оба они замерли, глядя друг на друга, и ни одна хотя бы самая ничтожная мысль не промелькнула за это мгновение на их лицах. — Я у-убью вас, Ставрогин, — протянул Пётр Степанович сквозь зубы, глядя безумными глазами на Николая Всеволодовича.       Пот выступил на висках Петра Степановича, он то скалился, то чуть не плакал, поминутно вздрагивая от злости, страха и отчаяния. Николай Всеволодович ничуть не смутился и посмотрел на Петра Степановича взглядом, в котором какое-то извращённое безумие смешалось с холодным спокойствием. — Очень символично, — Ставрогин оскалился в ответ, будто бросая вызов и даже не пытаясь отстраниться. — Поздравляю вас, Верховенский, вы могли бы стать героем неплохого романа.       Пётр Степанович засмеялся, не отнимая револьвера и не моргая, будто превратившись в какое-то отвратительное чудовище, чуждое до человеческих чувств и потребностей. — До приятнейшего, Николай Всеволодович, — Пётр Степанович улыбнулся и крупно вздрогнул, выстреливая в упор в лоб Ставрогина.       В тишине Пётр Степанович стоял без движения и смотрел стеклянным взглядом прямо перед собой, словно не понимая, что произошло, и не сознавая, где он находится и кто лежит у его ног, коченея. Но спустя пару минут вдруг, будто испугавшись и совершенно не предполагая случившегося, Пётр Степанович бросился к повалившемуся на пол телу. Трясущимися руками он поднял голову Николая Всеволодовича, чьё лицо было наконец покойно, хоть и подёрнуто будто фантомными следами боли, бледное и холодное, словно фарфоровое изваяние, и стал зачем-то разглядывать, ища что-то.       Пётр Степанович качался взад-вперёд, как безумный, он доходил до крайности, начинал целовать руки Николая Всеволодовича, тут же отплёвываясь, он смотрел на Ставрогина гордым победным взглядом, он смеялся над ним, он плакал. Испачкав руки и одежду в крови, растрёпанный Пётр Степанович сидел, то хохоча, как ребёнок, то замирая, рядом с остывшим телом Николая Всеволодовича Ставрогина, крепко сжимал его руку в своей и встречал закатное солнце безумно-охладевшим взглядом.