Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      - Позвольте откланяться.       - Было вкусно, спасибо тебе.       Она забрала пустую чашку и покинула комнату, чтобы помыть. Ее госпожа, из раза в раз повторявшая, насколько вкусной была еда, сегодня выглядела радостнее обычного. Однако ее голос звучал лишь немного веселее в сравнении с привычным усталым тоном.       За прошедшие семь лет не было и малейшей подобной перемены. Всегда была напряжена и выглядела угрожающе, как вот-вот готовый взорваться воздушный шар. Узнав, что наложница войдет в семью Вахан как законная жена, Марин боялась, что в душе Вайолетт лопнет последняя струна и эмоции вырвутся наружу неконтролируемым потоком.       Но недавно лицо Вайолетт стало выглядеть куда мягче прежнего.       Что само по себе не могло не радовать. Обожаемая госпожа Марин всегда чересчур строга к себе, потому, даже чувствуя боль или грусть, она не могла толком их переварить. Она и понятия не имела, как дать волю своим эмоциям, и Марин не желала видеть, как ее негатив копится, затмевая радость и счастье.       Если бы Вайолетт смогла побыть в мире и покое, пускай ненадолго, всего разок, Марин была бы счастливее всех на свете.       - Завтра нужно будет приготовить любимый завтрак леди Вайолетт.       В тайне от Вайолетт она могла хотя бы так позволить себе своеволие. Скажи она ей прямо, и Вайолетт наверняка бы замялась, стала бы отказываться, так что Марин могла позволить себе лишь малые изменения.       Придется сменить меню и для оставшихся членов семьи, но вряд ли это их удивит, да и вряд ли им вообще будет до этого дело.       "А-а, но придется держать ухо востро с леди Мэриджун".       Она единственная заметила, что пища леди Вайолетт отличалась. Пожалуй, ее стоило похвалить за наблюдательность, но Марин подобное лишь раздражало.       Малейший ее каприз, и безмозглый отец пожертвует Вайолетт, лишь бы его воплотить. У Вайолетт нет иного выбора, кроме как принять это как данное, а Мэриджун даже не догадывается, что каждое ее слово лишь сильнее загоняет сестру в угол.       Невинная принцесса, тщательно всеми опекаемая. Она кажется прекрасной и чистой, но для Марин она лишь источник боли ее драгоценной Вайолетт.       Без сомнений, Мэриджун искренне верит в их счастливую семейную идиллию. И, глядя на Мэриджун, ее родители считают так же.       Прекрасная семья, какая бывает лишь в книжках с картинками, воплотилась в семье Вахан.       "Воистину... отвратительные люди".       Скрип ее собственных зубов эхом отдавался в голове, а закушенная губа саднила.       Мысли о той буре эмоций, что метались в ее груди, причиняли боль, но утром она снова станет для Вайолетт заботливой нежной Марин.       Она расслабилась и вдохнула полной грудью. Стоило выдохнуть, и плечи опустились, а вместе с ними спало и напряжение. В опустевшем разуме смешанные эмоции расплелись и заняли свои места.       Уважение, доверие, верность. Гнев, отвращение, презрение.       Поразительная любовь к Вайолетт и бездонная чаша отвращения к семье Вахан.       Марин ненавидела семью Вахан.       В прошлом, когда она была прямолинейнее себя нынешней, она желала этому дому исчезнуть. Наивная фантазия, в которой катастрофа обрушится на дом Вахан, и его члены осознают свое несправедливое отношение к Вайолетт... Но больше она ничего не ждет от этой семьи... настолько, что даже плеваться проклятиями казалось глупым.       Пускай нанял ее Олд, глава семьи, и он же оплачивал ее работу, единственной госпожой Марин была Вайолетт. Ради нее она была готова терпеть любые унижения, но если вдруг пришлось бы раболепить перед кем-то помимо Вайолетт, Марин откусила бы себе язык и умерла на месте.       Семь лет назад она решила подарить свое сердце одной лишь Вайолетт.

***

      В свой четвертый день рождения Марин стала сиротой. Родители бросили ее в церкви, считая это само собой разумеющимся.       Она ждала с раннего утра и до самого заката, но после поняла, что никто не придет и не заберет ее; она не удивилась, просто приняла это, возможно потому, что знала это с самого начала.       Родители ее не любили.       Причиной были глаза Марин. Ярко-красные глаза, напоминавшие кровь, не были особо редкими, скорее напротив: в городе можно было найти множество людей с таким цветом глаз.       Проблема в том, что ни у одного из ее родителей его не было.       Ни у отца, ни у матери, ни у дедушки, ни у бабушки, ни у одного из прочих родственников. Зеленый цвет отца и голубой цвет матери не могут смешаться и стать алым.       Отец пытался найти тому причину, и мать дала простой лаконичный ответ.       - Это не твой ребенок.       Дитя своей матери, но не отца. И так было ясно, что она имела в виду.       У матери была интрижка, и в итоге она была одарена Марин... нет, скорее отягощена.       Она не знала, кто был любовником ее матери и ее кровным отцом. И не хотела знать, но полагала, что порядочным его точно не назовешь, раз он зачал ребенка с замужней женщиной.       Узнав правду о своих жене и дочери, он принял тяжкое решение.       - Твое дитя - мое дитя.       Сказал, что раз его возлюбленная жена дала жизнь ребенку, он примет его как своего собственного. Ведь он искренне горячо любил свою жену, и расставание с ней причинило бы больше боли, чем ее предательство.       Отец простил ее мать. Сказал, что любит ее больше всего на свете, потому ради жизни с ней готов принять что угодно.       Он был добрейшим мужем. То, с какой любовью он заботился о своей жене, было без сомнений идеалом.       Но как отец он провалился.       Растить ребенка не так-то просто: нельзя так просто вырастить чужую дочь с одной лишь любовью к ее матери. Не имея любви к дочери, он одаривал ее самой скудной долей своих чувств. Прощение во имя любви оказалось куда тяжелее, чем он думал.       В конце концов, перед его глазами было живое доказательство измены, и отец... как и мать, достигли предела четыре года спустя.       Сестры жалели ее, но для Марин случившееся не было таким большим шоком.       Таким был итог тех четырех лет. Родители презирали своего ребенка, но она, в силу своего возраста, когда дитя наиболее чувствительно к родительской любви, вскоре поняла, что была обделена ею.       Из-за того, что ее просто оставили, а не выбросили на улицу, сестры успокаивали ее, повторяя "Они скоро вернутся за тобой", но их слова не звучали убедительно. Она лучше чем кто-либо понимала, что подобное никогда не случится.       Частенько люди говорили "Тому была причина", но даже не догадывались о том, что причиной было отсутствие любви. Любили, но по какой-то причине оставили.       Верующие в бога не сомневаются в его любви, и потому несмотря на тепло и доброту их смех звучит так жестоко. Они дают надежду на то, что вас любят.       Ей было двенадцать, когда она покинула церковь, в которой задыхалась.       Она была благодарна ей за то, что вырастила ее, и, пожалуй, по-своему к ней привязалась, но никогда не считала это место домом. Было бы лучше держаться подальше от нее, показываясь лишь изредка.       Но будучи сиротой без надлежащего образования, она не могла достойно жить. Изо дня в день она спала на улице, голодала и носила одежду даже грязнее той, в которой ее бросили, а та редкая работа, что ей доставалась, была тяжелой и платили за нее сущие гроши.       Доброта церкви и удушье бездомной жизни. Взвесив все "за" и "против", она выбрала жизнь бродяжки.       Переломный момент настал в самый обычный день. То не было ее днем рождения, днем всех святых, лишь самый заурядный день, о котором все наверняка просто забудут.       День семь лет назад, когда жизнь Марин изменилась навсегда.