Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Запах чернил, кончик пера, царапавший шершавую поверхность бумаги, кипы документов, отбрасывавших тень на стол. Место, где, казалось, даже воздух застыл, чего не скажешь о звуке. Он без задней мысли методично повторял ту же работу. Изредка раздававшийся голос - не более чем бормотание себе под нос, без намека на полноценный разговор. Их было всего двое, и каждый занимался своим делом на таком расстоянии, что даже выражения лиц было не разглядеть.       Два человека, что имели друг к другу некие чувства.       И что же теперь - каковы ныне отношения между Вайолетт и Клаудией?

***

      То было время после занятий. Вайолетт как обычно оставалась в школе, дабы оттянуть время возвращения домой, но стоило столкнуться с Клаудией, и итог налицо.       Клаудия как глава студенческого совета занял место за рабочим столом, в то время как Вайолетт ушла в разбор документов на диване за журнальным столиком, где обычно сидели посетители. Мирания, что должен был к ним присоединиться, отошел по делам, а прочие члены совета еще были на стадии отбора. Они уже привыкли работать вдвоем, но едва ли этого достаточно, чтобы справиться таким составом с несоразмерными времени нагрузками.       Вайолетт, которую уже не в первый раз попросили помочь, дала свое согласие и благодаря этому были все шансы управиться за сегодня со всей необходимой работой. На лице Клаудии, уже какое-то время хмуро сверлившего взглядом кипу бумаг, четко проступила усталость.       - Принц Клаудия, нужно взять перерыв.       - Устала? Я попрошу подать...       - Не мне, вам, принц Клаудия.       Клаудия на мгновение поднял взгляд на Вайолетт и уже потянулся к колокольчику, но девушка поспешно его остановила. В перерыве больше всего нуждалась не она, что просто пришла помочь, а Клаудия, погребенный под тонной работы.       В обычном случае он бы отказался, заявив, что отдыхать будет только после того, как покончит с делами, но в нынешнем истощенном состоянии едва ли он мог выносить правильные суждения. Порой лучше иной раз оглянуться назад, на что-то иное, чем упрямо смотреть проблемам в лицо.       - В вашем нынешнем состоянии вам позже потребуется время для последующего пересмотра, что неэффективно. Вам стоит расслабиться и отдохнуть, может - немного поспать.       Она попросила ожидавшего за дверью слугу принести горячие напитки и сладости, чтобы можно было есть одной рукой, после чего обернулась к Клаудии, видимо, все еще пытавшемуся осознать происходящее. Его глаза округлились от замечаний и поступка Вайолетт.       Выражение его лица чем-то походило на таковое у Юлана, когда тот становился совершенно беззащитным, не в силах быстро ответить.       "... как у... Юлана?"       Сказать по правде, Юлан очень был похож на Клаудию, пожалуй, имели даже слишком много общего, чтобы любой смог заметить схожесть.       Но она точно не замечала в Клаудии подобного ранее. Напротив, она искала в Юлане схожести с Клаудией, собирая их в качестве топлива своим чувствам. Даже лучше чем кто-либо понимая, сколь глупо и безнадежно было искать в чужом лице черты близкого ей человека.       Искала, где бы ни была. С кем бы ни была, продолжала помнить. Потому что она была выжжена глубоко внутри нее, пустила корни и глубоко закрепилась. Любовь, что сама собой расцвела внутри девушки, всегда была теплой и страстной, потому все пять ее чувств, включая глаза, уши и нос, жаждали того человека.       От мыслей о Клаудии сердце Вайолетт горело огнем, будто готовое взорваться в любую секунду. В то время она считала свои чрезмерные амбиции и алчность любовью, и потому лишь больше подливала масла в огонь, словно того пожара было мало. Верила, что едва сожжет до основания себя и все вокруг, как встретит свои полный любви счастливый конец.       - ... немного... отдохну.       Стоило слугам принести чай, как Клаудия тяжело поднялся со своего места. Опустился на диван напротив Вайолетт и немного неловко отвел взгляд. Как принц он всегда был внушителен, горд и ответственен, но на деле - удивительно похож на ребенка.       - ...       Юноша отпил из горячей чашки и медленно выдохнул. Похоже, он был истощен куда больше, чем думал, так что неплохо дать себе немного расслабиться. Глядя, как разгладились его брови, Вайолетт испытала облечение и тоже смочила горло.       Прежде она только мечтала о том, чтобы вот так мирно провести с ним чаепитие. Жаждала до безумия, но даже не предполагала, что когда настанет сей день и они наконец встретятся, будет иметь настолько иной на него взгляд. Одержимая любовью Вайолетт ни за что не заметила бы этого прежде. Ведь она всегда мчалась без оглядки, затаптывая любые на то возможности.       Вайолетт была единственной, кто претерпел изменения. Юноша перед ней был все тем же, но изменился разум самой девушки, что решила отпустить все свои стремления и весь последующий год прожить в качестве тени. Все - результат ее собственных усилий.       И раз так, даже у Вайолетт оставался шанс на подобный день.       Теперь она могла поразмыслить о прошлом. Словно ныне она наконец могла принять то, от чего отчаянно отмахивалась, времена, о которых не желала вспоминать. Осознав свои чувства к Юлану, она наконец заметила тех, на кого прежде закрывала глаза.       - Принц Клаудия.       - М..?       - Я прошу прощения за все неприятности, что доставила вам в прошлом.       Отставив чашку, она медленно склонила голову. Осознав свои прошлые деяния, Вайолетт должна была намного раньше принести ему свои извинения, но до сего дня она была не в силах встретиться лицом к лицу со своими грехами.       Даже сейчас она считала, что не единственная, кого стоило бы винить. Не могла отрицать, что чувствовала себя жертвой, не знавшей ничего другого. Она по-прежнему жалела себя, просто оставила надежды на свое окружение, что никогда не изменится. Никогда не будет искренне сожалеть о совершенных грехах потому, что родилась в этой семье. В уголке ее разума по-прежнему тлел огонек, твердивший "это все ваша вина".       Однако в глазах Клаудии Вайолетт была виновна за совершенные в отношении его грехи.       В то время Клаудия был ни в чем не виноват. Само собой естественно отвергать неприемлемые мысли, да и поведение Вайолетт в то время было ничем иным, как коварными интригами. Даже если Вайолетт было больно, если обстановка вокруг нее была неспокойной и сложной, вымещать все на никоим образом не связанном с этим третьем лице - акт эгоизма, как бы она ни оправдывалась.       Она не желала оглядываться назад, сдаваться и признавать свое уродство. Не хотела признавать, что хоть и была грешницей, упрямо твердила, что ее вины в том не было. Не желала, чтобы кто-нибудь, даже она сама, знал, что Вайолетт в тюрьму свели не только окружающие, что в конце концов виновата была она сама - оттого и не могла толком пересмотреть себя в прошлом.       Никто не станет винить ее, если будет молчать. Вайолетт была единственной, кто помнил о тех днях, и нынешний Клаудия даже не знает об истинном грехе Вайолетт.       И все же то, что она желала сказать, было во благо собственной совести. Извинения не ради Клаудии, а раде самой девушки. Нужно было принять сей факт и должным образом положить всему конец. Только так она сможет покинуть ту темницу и двигаться вперед.       Девушка больше была не в силах пребывать в мире, где могла жить и умереть в одиночестве. Конец, где она сдастся, сломается и будет тихо ждать смерти, был неприемлем. Ведь были люди, которых она хотела держать за руку; люди, с которыми она хотела быть рядом; люди, ради которых хотела жить, даже если за это не получит никакой награды.       Потому решила скрыть за кулисами свою первую любовь, что вела ее по тропе, на которой никто не сможет быть счастлив.