Мой дом на дереве

Я с трудом открываю глаза. Во рту пересохло, черепная коробка словно налита свинцом. Сухим языком я пытаюсь смочить губы. Не выходит. Быстро осматриваюсь, глаза не сразу останавливаются на графине с водой, стоящем на краю стола. Пытаюсь приподняться на локтях, но что-то тянет меня обратно. Блядь. Блядь, блядь, блядь! Грейнджер тихо сопит на моем плече. Грейнджер. В моей постели. Ты облажался, Малфой. Какой же ты херов кретин. Я аккуратно выскальзываю из ее объятий, следя за тем, чтобы не прервать ее сон. Она морщит лоб несколько секунд, и я замираю как херова статуя, пока морщинка меж ее бровей не разглаживается. Вот так, Грейнджер. Хорошая девочка. Под лунным светом, струящимся сквозь оконное стекло, ее кожа отдает серебром. Ее мягкие кудри рассыпались вокруг головы, обрамляя подушку и простыни. Пара прядей падают на девичью скулу, когда она чуть ерзает в простынях. Рука непослушно тянется, желая аккуратно смахнуть локоны с ее щёк и кончика носа, покрутить меж пальцев мягкие волосы, но пальцы застывают нескольких дюймах. Я чувствую кожей ее дыхание; нежное и теплое, подобное невесомому поцелую. Пальцы дрожат, и я резко одергиваю руку, пряча ее за спиной. Продолжаю глазеть на ее густые ресницы и ямочку над губой, словно херов маньяк, ещё секунд двадцать. Или, может, минут. Время всегда замирало, когда она была рядом. — Мисс Грейнджер, на каком этапе вы находитесь в данный момент? — Гораций придвигает запотевшие очки ближе к переносице. — Я… Профессор, у меня тут… — Грейнджер хватается за полупустые склянки и крохотные коробочки с различными порошками и травами, растеряно вчитывается в этикетки, цепляясь за написанное, словно за спасательный круг. Я вижу, как на ее лбу образуется испарина, как капелька пота медленно скользит по скуле и подбородку, исчезая под воротником белой рубашки, а взгляд беспорядочно мечется между буквами, но гриффиндорская умница упорно делает вид, будто у неё все схвачено. В чем дело, лучшая ученицы школы? Победоносная ухмылка мгновенно появляется на моем лице. В чем я бесспорно превосхожу Грейнджер, так это зельеварение. Я негромко постукиваю пальцами по крышке стеклянной банки, до верха наполненной измельчёнными лепестками красной розы, и взгляд Грейнджер тут же падает на источник звука. Умница. — Я как раз на этапе добавления лепестков роз, Профессор, — она облизывает губу и ещё слишком долго не отводит взгляд от моих пальцев, вырисовывающих замысловатые круги на стеклянной поверхности. Когда я делаю вид, что возвращаюсь к своему заданию, Гермиона вынимает несколько лепестков из своей банки и бросает их в котел. Судя по тому, с каким облегчением она выдыхает, жидкость в котле все-таки приобретает нежно-розовый оттенок. — Превосходно, мисс, замечательно! — Гораций нелепо аплодирует, когда Гриффиндорские зеваки задирают головы, чтобы посмотреть на спиральный пар над готовой амортенцией в ее котле, — вы снова принесли десять очков Гриффиндору, Гермиона, — Грейнджер поджимает губу и смущенно опускает взгляд. Когда зелье в моем котле окрашивается в необходимый цвет, я также получаю одобрительный возглас от Слизнорта. — Как всегда отлично, мистер Малфой, — старик прибавляет десять баллов моему факультету, и пока сокурсники позади меня довольно присвистывают, наши с ней взгляды пересекаются. Я вижу ее кроткую улыбку, как ее пухлые губы складываются в беззвучное «спасибо», но не успеваю ничего ответить, ведь Поттер уже дергает ее за рукав, отбирая у меня кусок положенного мне внимания. Кажется, вот-вот рассветет. Поднимаю взгляд на настенные часы, прикидывая, сколько ещё может продлиться ее сон. Времени впритык, я прекрасно осознаю, что совершил охуенно огромную ошибку. Ошибку, которая точно выйдет мне боком. Бесшумно опускаю ступни на ковёр, совершаю несколько шагов к письменному столу и чувствую, как учащается биение сердца, отдаваясь в горле. Письмо. Блять, а это было рискованно. Я достаю из ящика конверт, складываю пергамент и аккуратно опускаю его внутрь. Мои руки дрожат, и это дьявольски злит меня. Набрасываю халат, пряча в глубокий карман ещё не подписанный конверт. Оборачиваюсь у выхода в коридор, наблюдая, как медленно вздымается и опускается ее грудь. Где-то в районе рёбер я ощущаю что-то, похожее на пустоту. Да, именно пустота — идеально подходит. Это когда ты читаешь невероятную историю, написанную любимым автором и ощущаешь, как истончается вторая половина фолианта. Когда понимаешь, что конец близок. Я сглатываю и с силой жмурю глаза, отгоняя это ебаное чувство. «С Рождеством, Грейнджер» — шепчу я, и наконец делаю шаг за порог. *** — Мерлин милостивый, — не скрывая ужаса в глазах шепчет Гермиона, прикрывая своё нагое тело шелковыми простынями. Около десяти минут ей потребовалось, чтобы отыскать свою одежду и привести себя в порядок, если «это» хотя бы приблизительно можно назвать порядком. Она натягивает мятую футболку и застегивает пуговицу на джинсах. В комнате ощущается стойкий запах перегара, и это вызывает тошноту. Было «гениальной» идеей вломиться в его спальню подшофе и вывалить ещё у порога это идиотское «я люблю тебя». Идиотское потому, что только идиотка станет почти умолять остаться того, кто в общем-то и не думал отвечать взаимностью. Последние крохи гордости были развеяны по ветру, вместе с «ты лучшее, что со мной случалось» и этим «я сама виновата». Да, Гермиона, ты сама виновата. Виновата в том, что не замечаешь очевидных вещей или в том, что придумала себе, будто секс может значить что-то больше, чем просто разрядка. Только не для Драко Малфоя, не для него. Она ещё раз осмотрелась; чемоданы Драко все так же аккуратно сложены в углу, ожидая своего часа. Это жалит внутри, это бьет по щекам, но на сей раз она пообещает себе справиться и точно сдержит слово. И какими бы банальными не казались заезженные фразы о «разных дорогах», сейчас она уверена — она обязательно найдёт свою. *** — С Рождеством, Гермиона, — Гарри вкладывает в ее ладони небольшой свёрток, обмотанный голубой лентой, — у меня не было времени подобрать что-то подходящее, ну, ты понимаешь, — он смущенно чешет затылок и наблюдает за тем, с каким энтузиазмом Грейнджер разрывает упаковочную бумагу. — Гарри, это потрясающе! — она трясёт в воздухе небольшим стеклянным шаром, в котором переливаются блестки вместе с какой-то лазурной жидкостью, — это же… не могу поверить, где ты достал его? — Грейнджер рассматривает шар более детально, когда находит внутри полупрозрачную крохотную выдру; зверёк делает кувырок вокруг себя и забавно чешет мордочку. — Это ведь твой патронус, — плечи Поттера немного расслабились, когда стало ясно, что подруга довольна своим подарком, — все эти рождественские шары со снежинками — такая банальщина, и я подумал… — Банальщина? — Гарри и Гермиона повернули головы на внезапное появление Блейза; мулат возмущённо стоял в дверях, держа в руках несколько свёртков, похожих на свёрток от Гарри, — ну, знаете ли, в вас просто нет духа рождества, — Блейз по очереди тычет указательным пальцем в Поттера и Грейнджер и показательно хмурит брови. Блейз старается. Правда старается не выглядеть истощенным и измученным; он продолжает шутить и появляться в нужное время в нужном месте, а сейчас он даже надел красный вязаный свитер, который Гермиона упаковала для него. Но Гермиона видит другую его сторону, ту, которая еле-еле держится и каждый раз меркнет, когда кто-то упоминает Луну Лавгуд. — Давай свой шар, Забини, — Гарри протягивает ладонь, пальцами как бы подзывая к себе, и в этот момент хочется расхохотаться во весь голос, потому что Блейз оскорбленно прижимает шарообразные свертки к себе, будто это последние на планете бутылки Бурбона. — Обойдёшься, — мулат щурится и выдаёт какую-то из своих фирменных шуточек, от которых щеки Гарри мгновенно вспыхивают. — А я получу свой шар, Блейз? — Гермиона тянет руку и расплывается в издевательской улыбке, по которой очевидно, что она еле сдерживает смех. — Предательница, — итальянец щурится и сверлит взглядом где-то в районе ее переносицы, и хоть и очевидно, что это всего лишь часть фирменного спектакля, на мгновение становится не по себе, — с тобой я ещё отдельно поговорю. — Вставай в очередь, — Годрик, только не сейчас. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Малфой лениво вертит меж пальцев серебристую зажигалку; на ней именная гравировка, и это, очевидно, подарок от Блейза. Он крутит металлическое колесико, и несколько изумрудных искр вспыхивают в воздухе. — Грейнджер, на пару слов. Забини и Гарри синхронно прыскают в кулак, ее лицо розовеет, а Малфой продолжает настойчиво сверлить взглядом. — Это может подождать? — в самом деле, Драко, какого черта? Вряд ли Грейнджер светится желанием обсуждать вчерашний перепихон прямо рождественским утром. Этот блеск в его темно-серых глазах уже является четким ответом на вопрос. — Нет, не может. Ну, конечно. *** Гермиона робко плетётся вслед за Малфоем, который, в свою очередь, несётся со скоростью выпущенной стрелы; он крепко сжимает ее пальцы, что довольно больно, но сейчас физическая боль волнует ее меньше всего. — Не мог бы ты идти чуть медленней? — запыхавшись выкрикивает она, когда Драко сворачивает в один из многих мрачных коридоров так неожиданно, что Грейнджер едва не вписывается в стену; портреты над ее головой возмущённо перешептываются, стряхивая с себя невидимые пылинки и тыча в девушку пальцами. — В чем дело, — она определённо теряет всякое терпение, — у тебя в самом деле плохи дела с коммуникацией, Малфой? Драко выглядит так, будто не спал всю ночь. Всю жизнь. Это странно, потому как Грейнджер точно помнит, как блондин вернул ее в постель одним ловким движением, когда она решила, что пора бы убраться в свою комнату и замуровать себя в стене. Если честно, она допускает мысль, что после того, как она уснула, слизеринец брезгливо выполз из постели и побежал принимать душ, дабы смыть всю «грязь» со своего драгоценного, аристократичного тела. Под его глазами залегли темные мешки, глазницы воспалены, судя по красноватым пятнам. — Все хорошо, Драко? — она обеспокоено протягивает свою ладонь и кладёт на его лоб, чуть сминая челку и отбрасывая несколько прядей к вискам. Температура его тела кажется несовместимой с нормой. — Я в норме, — он достаёт вытянутую склянку из кармана брюк и резко протягивает ее Гермионе, — ты так налакалась вчера, что забыла принять его, — наглец, — это последний, Грейнджер. Я наконец оставлю тебя в покое. — Драко, ты горишь, — беспокойство в ее голосе заставляет Малфоя раздраженно цокнуть языком; он откидывает ее ладонь более резко, чем требовалось, и отходит на несколько шагов. — Пей своё зелье, Грейнджер, — отводит взгляд и опускает ладони в карманы, — давай уже покончим с этим. Она облизывает губы и медлит несколько секунд, прежде чем приложить стеклянное горлышко ко рту. — Умница, — он выдавливает из себя улыбку, и она, почему-то, кажется самой печальной эмоцией на лице Драко, которую ей доводилось увидеть за все восемь лет. — У меня кое-что есть для тебя, — несколько секунд он не отводит глаз от ее заинтересованного лица, затем достаёт из кармана крохотную коробочку, выполненную из дерева, — повернись. Глаза Гермионы округляются, а брови медленно ползут вверх. — Прости? — Я сказал «повернись», — Драко делает круговой жест рукой, и Гермиона с недоверием бросает на него один из своих «испепеляющих», как ей кажется, взглядов, силой мысли уверяя его в том, что он без сомнений пожалеет, если задумал что-то скверное, — Давай же, Грейнджер. Я не кусаюсь, — правый уголок рта лениво ползёт вверх, от чего Гриффиндорка невольно тает. Когда она, наконец, развернулась спиной к парню, в воздухе повисла густая тишина и ощущение чего-то интимного. Интимнее, когда она бессвязно шептала его имя, запрокидывая голову назад. Интимнее, когда он властно кусал кожу за ее ухом и гладил внутреннюю сторону ее бёдер. — Вот так, — его голос чуть хриплый, он дотрагивается до ее плеч и аккуратно собирает рассыпанные по спине кудри; Она чувствует, как тёплое дыхание касается ее шеи, как сотни мурашек осыпают кожу от мочек ушей до середины позвоночника, и как учащается биение сердца, отдаваясь неровными ударами где-то в горле. Все очень плохо, Гермиона. Ты ведь обещала держать себя в руках. Прохладный металл касается кожи, скользя вдоль ключиц, слышится щелчок застежки. — Драко, — она касается небольшого кулона, на ощупь овальной формы, — не стоило, правда, я… — Это на память, — он убирает ладони с ее шеи, — с Рождеством, Гермиона. Хочется растянуть этот момент, а ещё лучше записать это его «Гермиона» на маггловский диктофон и прокручивать каждую минуту ближайшие пару лет, потому что, видит Мерлин, с такой нежностью он никогда не произносил ее имя. И она бы сделала это, без сомнений, но осознание, что он вот-вот покинет Лондон и оставит ее здесь, бьет куда-то в область солнечного сплетения. Это больно, но эффект потрясающий; спускает с небес и отрезвляет. Приводит в чувства. — Ты действительно решил уехать? — зачем-то уточняет она, по-детски рассчитывая услышать «нет, Грейнджер, я остаюсь с тобой, я никогда не оставлю тебя, и вообще, по уши влюблён в тебя ещё с четвёртого курса». — Да, — отвечает коротко и отчужденно, вмиг выстроив ментальные стены. Удивительная способность, которой можно позавидовать. Она поджимает губы, мысленно умоляя себя воздержаться от слез. — Надолго? — Навсегда. Я не вернусь в Лондон, Грейнджер. Короткий кивок головы в знак того, что она ожидала услышать именно это. В знак того, что ничуть не расстроена, что так и должно быть. — Будешь приезжать иногда? — Годрик, Гермиона, прекрати эту дешевую драму, — может, увидимся когда нибудь снова? — скажи да, пожалуйста, скажи «да». — Не думаю, — безразлично отмахивается, пожимая плечами, и развернувшись на каблуках, уходит прочь. — Знаешь, Малфой, — ее голос срывается в какую-то истеричную ноту, заставляя Слизеринца замедлить шаг, — забудь обо всем, что я сказала тебе вчера, — тёплая жидкость струится по щекам, скатываясь у ямочки над губой, оставляя на языке солоноватый вкус, — я была пьяна и не отдавала себе отчёт, — ты все делаешь верно, Гермиона, — правда, забудь. Спустя мучительно долгие секунды тишины узкий коридор наполняется тихим полусмехом, ударяя Гермиону по больному. Ему что, действительно смешно? — Расслабься, Грейнджер, — его силуэт скрывается за ближайшим углом, оставляя за собой лишь полумрак, каждый стук каблука ощущается как удар под дых, — я забуду, будь уверена. *** Она облизывает подушечку указательного пальца и перелистывает страницу. Эту книгу, которую она спустя час обнаружила на одной из сотен полок библиотеки в особняке, Гермиона не видела прежде, что не удивительно; фолиант был написан неизвестным автором «без имени», так написано на потрёпанном корешке. — Интересно, впервые вижу подобное оформление, — Грейнджер провела пальцами по кожаной обложке, почувствовав в руке прилив магии, — что это? Здесь написано «автор без имени». — Эту к-книгу написал иностранный волшебник, с-специально для хозяина Абраксаса, — низкорослый даже для своего вида эльф опустил глаза в пол, — в ней можно найти с-секретные, неизвестные заклинания, — эльф приложил крохотную ладошку к щеке, будто его могут подслушать и хорошенько влепить за болтливость. — Секретные, говоришь, — Грейнджер закусила губу и нахмурила брови, с интересом рассматривая изображённые на пожелтевших страницах руны, — я бы хотела прочесть ее в своей комнате, Руфус, это возможно? — Нет-нет, мисс не может, — создание прижало уши и ссутулилось, оглядываясь на дверь, — если хозяйка Нарцисса узнаёт… — Все хорошо, без проблем, — Грейнджер тихо захлопнула книгу, зажав пальцем один из параграфов, — я возьму что-нибудь другое, хорошо? — девушка улыбнулась и провела пальцами по корешкам. Руфус облегченно выдохнул и выпрямил спину. — Ты не мог бы принести мне стакан воды? — Грейнджер продолжает изображать заинтересованность, разглядывая книжные полки, — во рту пересохло, очень хочется пить. — Конечно, мисс, Руфус сейчас же все сделает! Робкий поклон эльфа, щелчок пальцев, и Руфус растворяется в воздухе с характерным хлопком. Гермиона недолго думая прячет книгу «без автора» под футболку, параллельно бросая осторожные взгляды на местность вокруг себя. — Прости, Руфус, — она бесшумно направляется к выходу, аккуратно переступая через скрипучие половицы, — я обязательно ее верну. Это заклинание не похоже на «Аппаре Вестигиум» и любые другие, о которых Грейнджер удавалось узнать из запретной секции в школьной библиотеке. Пальцы скользили вдоль строк, изучая и запоминая необходимые символы. — Петру, тейваз, — не отрывая пристального взгляда от страницы, Гермиона вытянула палочку перед собой и очертила в воздухе несколько рун, формируя в своей голове образ Луны Лавгуд — ну же, давай… Согревающая магия вокруг девушки медленно рассеивалась, что было заметно по тому, как ее плечи начали подрагивать, и как с губ срывались полупрозрачные облака пара. Ничего не произошло. Она отложила книгу и опустила подбородок на свои колени, без интереса наблюдая, как снежные хлопья медленно опускаются на джинсы, образуя на ткани мокрые пятна. Но ее глаза округлились, заметив перед собой внезапно появившийся огонёк; это было похоже на искру от зажигалки. Она то исчезала, то вспыхивала вновь. Грейнджер вскочила со ступеней, наблюдая, как огонёк увеличивается в размерах, образуя сферу, размером с теннисный мяч; она ещё раз взглянула на открытые страницы, пробежалась глазами по строкам. Если все сделать правильно, окружность увеличится в размерах и направится к месту пропавшего человека. — Отлично, — шепчет Грейнджер, не отводя взгляд от сияющей сферы, — Мерлин, я сделала это! Сфера разрослась до размеров небольшой дыни и медленно пролетела вокруг Гермионы. — Давай же, — шепчет Грейнджер, уже не обращая внимание на холодную погоду и снежники, тающие на ее горящих щеках, — покажи мне, где она. Огонёк замер. Сердцебиение гриффиндорки замедлило свой ритм. Сфера начала медленно опускаться на землю, и Гермиона не отводила взгляд, боясь упустить отблеск надежды из вида. Коснувшись белоснежного снега, шар уменьшился в размерах в несколько раз и, напоследок сверкнув искрами, исчез. Будто его и не было. — Черт, — Грейнджер опустилась на ступени и, взмахнув палочкой, обновила действие согревающего заклинания, — никакого толку от тебя, автор без имени, — она захлопнула книгу и отложила ее в сторону. — Ты решила умереть от обморожения? — Гермиона резко повернулась на голос и, заметив Пэнси, чуть отодвинулась в сторону, уступая место для Слизеринки. — Согревающие чары, — отстранённо произнесла Грейнджер, уставившись в одну точку перед собой. Паркинсон поправила мантию на своих плечах и опустилась справа от Гермионы, поджимая ноги. Гермиона несколько раз открывает и закрывает рот, решаясь начать непринужденную беседу. Пэнси хмыкает, замечая это. — В чем дело, Грейнджер, — пухлые губы зажимают тонкую сигарету. — Ты в порядке, Пэнси? — решается гриффиндорка, заметив припухшие веки Паркинсон. Она наверняка плакала, и хоть Гермиона уверена, что та, вероятнее всего, пошлёт ее куда подальше, неугомонное желание помочь выше ее сил, — если у вас какие-то трудности в отношениях с Гарри, я бы могла… — Грейнджер, заткнись. Вот так. А правда, заткнись, Грейнджер, тебя никто не просил. Не пора бы помочь себе? Она закусывает щеку изнутри и опускает глаза, вырисовывая по каменным ступеням различные узоры кончиком пальца. — Твои согревающие чары — отменное дерьмо, — брюнетка ерзает на месте и, зажав сигарету в зубах, трёт ладони друг о друга. Гермиона хмыкает и, стянув с себя шерстяной плед, накидывает на плечи слизеринки, от чего та с недоверием бросает взгляд в ее сторону. — Как и твоя «зимняя мантия», — язвит Грейнджер, вызывая у собеседницы легкую ухмылку. А ты быстро учишься. В воздухе воцарилось молчание. Не то неловкое, скребущее по ушам, нет, это, скорее, похоже на тот самый момент, когда двум людям достаточно комфортно насладиться тишиной, не обсуждая погоду или ещё какие банальные темы для разговора. Вдруг Гермиона тянет ладонь и ловко выхватывает сигарету из пальцев Пэнси. — Воу, полегче, — Пэнси смеётся, когда Грейнджер давит в себе хриплый кашель, а из ноздрей валятся струйки вишневого дыма, — это Малфой на тебя так влияет? Кажется, пора провести воспитательную беседу с этим засранцем. — Малфой, — губы Гермионы трогает тоскливая полуулыбка, — ты знала, что он собирается покинуть Лондон? Молчание. Шумный вдох и выдох справа от неё. Ну, конечно. — Знаешь, о чем я жалею больше всего, Пэнс? — взгляд Гермионы следит за тем, как пепел срывается с сигареты и растворяется в снегу, оставляя на белоснежной поверхности серые впадины, — я жалею, что не послушала тебя и Блейза. Мне не стоило влюбляться, как глупой третьекурснице. Паркинсон с интересом наблюдает за откровением гриффиндорки, не решаясь прервать ее монолог. — Только вот осознание своей ошибки мне не помогает. Я не знаю, когда смогу отпустить его. — Твою мать, Грейнджер, конечно ты сможешь, — лёгкий толчок в плечо, и Гермиона выпрямляет спину, с удивлением взглянув на Паркинсон, — ты пережила войну и помогла Гарри убить Реддла, осталась без ноги и частично потеряла память, — на лице Пэнси отчётливо видно эмоцию, похожую на восхищение, — неужели ты не выбросишь его из головы? Неужели ты не достойна чего-то большего? — Большего? — глаза Гермионы округляются, а брови поддаются вверх. — Большего, — утвердительно кивает брюнетка, — даже не знаю, — она театрально трет подбородок, словно решает сложнейшую задачу, — может, того, кто не станет сбегать от тебя на край света, например? — От меня? — она действительно не понимает смысл этих слов. Плечи Паркинсон вмиг напрягаются, а бывалая легкость исчезает с ее лица, возвращая владелице ее «фирменную» надменность. — Не бери на себя слишком много, я просто не так выразилась, — она кашляет в кулак и потирает плечи, — я чертовски замёрзла, Грейнджер. Идём в дом.