Адамантовое солнце

*** Медленно, кружась в вальсе древнем, как мир, снежинки словно падшие ангелы срывались с небес, мешались с земной пылью и укрывали собой всё вокруг, тонули среди множества других себе подобных. Одна склонная к метафоричности девочка в детстве считала, что небеса — это овеществлённое отражение скрытого в человеческих душах: дождь — все непролитые людские слёзы, радуга — счастье, которое не вместилось в словах и делах, гроза — гнев, вырвавшийся из оков самоконтроля, а снег — белый пепел несбывшихся надежд. Тем не менее, она любила снег, любила холодные и прекрасные зимы Равки: пепел — то, что уже сгорело — не обжигает, лишь сыплется на шрамы. Всё за окном уже покрылось этим пеплом, будто оделось им, мерцающим и мягким. Не обошла сея участь и Еву, только что пробравшуюся с улицы обратно во дворец: волосы, ресницы и отвороты её тёплого синего кафтана с голубой вышивкой были чуть влажными от растаявшего снега. Холодными пальцами цепляясь за выступы камней или шероховатости изящной золотой лепнины, девушка легко и неслышно шла по коридору, как никогда надёжно скрытая тенями: эта её способность особенно хорошо работала в безлунную ночь. Направляясь к покоям Дарклинга, Ева отстранённо обдумывала свою сегодняшнюю диверсию. С того момента, как гриши забрали её в Малый дворец, жизнь Евы проходила в непрестанном, подчас безумном движении, поэтому, оказавшись в четырёх стенах, она не находила покоя, даже зная, что Алине ничто не угрожает и что сейчас она успешно учится использовать свой солнечный дар. Нехватка динамики восполнялась лишь огромными объёмами чтения, музыкой, занятиями с Дарклингом и последующими недолгими прогулками с ним же. В непринуждённых разговорах с наставником, иногда забываясь, Ева даже позволяла себе шутить, чувствуя детскую радость, когда на его вечно угрюмом лице мелькала ответная улыбка, и так легко было в такие моменты поверить, что всё стало как прежде. Но потом она под конвоем возвращалась всё в те же четыре стены, и реальность оглушающе била по лицу тишиной. Её настолько угнетало бездействие и ощущение поводка на шее — будто где-то под кожей остался заживший след от удавки — что она не выдержала. Кроме того, была ещё как минимум одна причина: Дарклинг стал часто возвращаться к теме усилителей, что возвращало Еву к давним беседам с Багрой о созданиях Морозова, и это… тревожило. Поэтому в порыве бунтарства или эгоизма Ева решила ненадолго сбежать, осознавая, что в случае неудачи влетит ей, а в случае удачи — слугам и охране, но в конце концов поддалась этому желанию. И тут ей несказанно помогло то, что Дарклинг ничего не знал о её способности прятаться в тенях. Дождавшись, когда на смену караула придут эфиреалы вместо сердцебитов (которые могли слышать биение её сердца, даже когда она в тени), действовала просто, как соха об грядку: резко распахнула двери, ловко прокатилась по гладким плитам пола под направленной струёй ветра и огнённым жгутом, посланных в неё молниеносно отреагировавшими шквальным и инферной, потом сгруппировалась с грацией хищной кошки на охоте, с обеих рук приморозила льдом к полу подошвы обуви своей охраны, больно ударилась об стену от порыва пригвоздившего её ветра, тут же укрылась в ближайшей тени и сбежала так быстро, что Боткин сразу поставил бы ей зачёт за всё полугодие. Пользуясь всё той же способностью, Ева подобралась максимально близко к сестре при условии, чтобы не быть услышанной сердцебитами, повсюду следовавшими за Алиной. Увиденное порадовало: Алина выглядела ухоженной, уверенной, и синий кафтан с золотой вышивкой сидел на ней просто идеально. Завороженно полюбовавшись упражнениями сестры со светом, девушка пошла к хижине Багры. — Я уж думала, самой к тебе придётся как-то пробиться с весточкой. — проворчала та, ничуть не удивлённая её появлению. — Мальчишка ищет оленя Морозова; совсем невелик шанс на то, что найдёт, но если у него получится, то тебе с сестрой нужно будет бежать. «Не то, чтобы я ожидала от Багры вежливого приветствия, но…» — вяло подумала Ева, чувствуя, как засосало под ложечкой от мысли о Скверне, что таили в себе столь желанные для Дарклинга усилители. Благодаря одному из верных ей гришей, непостижимым чудом попавшему в личную гвардию Дарклинга, Багра знала о том, что Ева находится в Малом дворце. Вот так новость. Впрочем, не сравнимая с жуткой перспективой того, что наставнику вновь понадобилась противоестественная Скверна, с помощью которой он однажды уже оставил незаживающую чёрную колотую рану на карте мира. — Вы не так много рассказывали мне об этом. Зачем ему вновь связываться со Скверной? Эти усилители, они… могут как-то повлиять на его силу Теней, чтобы она работала в Каньоне? — опешив, предположила Ева. — Нет, глупая девчонка! Чему ты только училась столько лет! Ошейник из оленьих рогов он хочет надеть отнюдь не на себя, а на одну из вас, Заклинательниц света. Вероятнее всего, на Алину, ведь твоя сестра хотя и хуже владеет своими силами, но от этого ему только легче будет присвоить их себе, и ее дар мощнее. Олень нужен, чтобы усилить, но в то же время иметь возможность пользоваться светом в Каньоне, когда вздумается. Ева похолодела. — Пока олень не найден, сиди на месте. Но будь готова. Как бы ни был мал шанс на поимку этого зверя, моего сына никогда не стоит недооценивать. Девушка не могла припомнить, чтобы хоть раз до этого слышала фразу, подобную этой, в которой равно сочетались бы презрение и гордость. После этого Ева в тяжёлых раздумьях воспользовалась одним из потайных ходов, некогда показанных ей Багрой, и сбежала в город. Там она проверила когда-то оставленные для себя «пути отхода» на случай побега, которые ныне могли понадобиться Алине. Затем просто принялась гулять по петлистым улочкам, с наслаждением вдыхая морозный запах временной свободы. Информация об олене Морозова была очень важной, встреча с сестрой и Багрой — долгожданной, прогулка — приятной, но, будучи честной с собой, девушка призналась, что изначально побег затевался не для этого. Невооружённым глазом было не слишком заметно, но на самом деле дворец стоял на ушах, и даже в городе она уже видела нескольких знакомых гришей, наверняка её разыскивающих. И это тоже не было основной целью сегодняшнего бунтарства. Она, эта цель, находилась там, куда Ева направлялась теперь. Генерал Кириган не оставлял на ночь охрану возле своих покоев. Самонадеянность или привычка к покушениям — кто же знает, кроме него самого? А сегодня двери и вовсе были небрежно приоткрыты, пропуская свет в тёмный коридор. Примерившись, Ева поняла, что при желании она сможет бесшумно проскользнуть внутрь, и тут же это желание стало неодолимым. Она знала, что Заклинатели Тени чувствуют передвижение теней всех окружающих людей на определённом радиусе вокруг себя, и ей стало страшно любопытно, работает ли эта их способность в случае с ней, когда Ева прячется в тенях?.. Прошмыгнув в покои, Ева замерла, разглядывая стоящую к ней вполоборота фигуру в чёрном. Затаив дыхание, скользила взглядом по сложенным за спиной рукам, по широким напряжённым плечам, по идеальной линии подбородка, хмурой складке меж бровей и резким росчеркам угольных ресниц, отбрасывающих тени на обострённые скулы. Весь его облик выражал собранность и готовность к действиям, но в пустых чёрных глазах, направленных вникуда, застыла такая нечеловеческая усталость, что грудь Евы сдавила невидимая тяжесть, как если бы на неё вдруг упала скала. Следуя за неровными тенями предметов, танцующих в чадящем свете свечей, остановилась прямо за спиной генерала. «Надо же, не почувствовал… странно… — промелькнула мысль, и тут наставник вдруг напрягся ещё больше, обводя комнату острым взглядом, но ни на чём не фокусируясь: — Ага, кажется, всё же почувствовал… но по прежнему не замечает?» Затем девушка вышла из тени и сказала первое, что пришло ей в голову: — Если вам интересно, погода сегодня прекрасная. Он развернулся так резко, что она инстинктивно отступила на шаг. Взгляд чёрных глаз буквально пригвоздил её к полу, одним ударом вогнал в землю, но в то же время в нём будто промелькнуло… облегчение? — Надеюсь, что вышвырнутая из дворца прислуга и гриши-караульные, отправленные из-за твоего побега на передовую в штрафные отряды, тоже оценят сегодняшнюю прекрасную погоду, — процедил он, преодолевая разделивший их шаг и вдавливая взглядом в землю ещё глубже с высоты своего роста. — Зачем ты это сделала? и почему тогда вернулась? К Алине ты подойти не смогла и знала об этом, значит, дело в чём-то другом. И… — он осмотрел её с ног до головы, будто желая обнаружить какую-то ранее неведомую подробность. — как тебе удалось подобраться так близко, чтобы я не почувствовал твоей тени? Ощутив острый укол вины за пострадавших слуг и гришей, Ева отбросила это чувство: знала ведь, что так будет, да вообще могло быть и хуже. — Всё проще, чем вы думаете. Во-первых, я ужасно устала чувствовать себя собакой на привязи и просто хотела прогуляться без чьего-либо надзора. Что бы вы ни думали, я не заслужила постоянного нахождения в четырёх стенах, как старая игрушка, брошенная в пыльный чулан. И во-вторых… мне очень хотелось наглядно показать вам, что, даже имея и мотивы, и возможность сбежать, я не стану этого делать. — Потому что не можешь подобраться к Алине и забрать её с собой. — Не думаю, что вы действительно меня так недооцениваете, — без капли самодовольства, просто констатировала факт, и красноречиво вздёрнула бровь, — особенно учитывая то, что я минуту назад сумела почти незаметно подобраться к вам самому. Как я уже сказала, всё гораздо проще. Вы заперли меня там, откуда я и сама не хочу сбегать, и пытаетесь навязать волю, которой я и так готова следовать, всего с тремя простыми условиями: не причинять вреда моей сестре, объяснять причины и следствия некоторых ваших приказов и хотя бы принимать во внимание мои возражения и корректировки, если таковые возникнут, в случае, когда требуется мой дар. То есть, грубо говоря, я соглашусь даже… ну не знаю, сжечь дотла парочку вражеских городов, как древние варвары, если вы просто объясните мне, почему именно это необходимо Равке или укреплению позиции гришей. — Если бы это действительно было так, то я узнал бы о твоём даре гораздо раньше и с твоих слов. — откровенно недоверчивая усмешка совсем не была чем-то неожиданным. — А вы полагаете, что я давно пришла ко всему, что только что озвучено? Ага, конечно, в двенадцать лет такая: «подумаешь, стану оружием массового уничтожения в чужих руках, зато наставника не подведу»! Нет, конечно. Здесь, в Малом дворце, я обрела дом, знания, силу, осознала свою суть, поняла, что есть вещи, за которые не жаль отдать жизнь и воевать до последней капли крови, и здесь же я узнала, что всё это стало возможным благодаря вашим усилиям, но раньше я очень даже допускала, что однажды сочту вас безумным тираном и дезертирую, как уже поступают некоторые гриши, бегущие от войны. Однако за последний год я поняла, что пока я гриш и не желаю скрывать этого — бежать мне некуда. Гонения ушли в тень, но не исчезли: про фьерданцев и говорить нечего, в Шухане над гришами ставят омерзительные эксперименты и готовят для нас яд, в Керчии гришей просто отказываются учить или отпускать учиться, а в Новом Земе все делают вид, что не замечают хозяйничающих там дрюскелей; и в целом простой народ, отказники, ужасно боятся гришей, и недалёк тот момент, когда они снова обратят этот страх в ненависть, чтобы истреблять нас, воспользовавшись нашей разобщённостью, — теперь уже с современным оружием. В пути и выполняя задания я наслушалась и насмотрелась таких историй… а ведь это был всего год и мой наивный, поверхностный взгляд. И всё это на фоне того, что Равка вот-вот развалится надвое, а нашему царю и министрам плевать. Да, в разделении во многом виноват созданный вами Каньон, но я не удивлюсь, если генерал Златен пошлёт к Алине убийц, испугавшись, что она Каньон уничтожит, создавая тем самым угрозу «независимости». Последнее заставило Еву поёжиться, но, не в силах поднять глаза на наставника, очевидно, внимательно её слушающего, она продолжала: — Я много думала над тем, что вы могли бы дать этой стране. Если бы кто-то услышал, что я вообще обдумываю возможность поддерживать приход к власти Чёрного еретика, меня сочли бы безумной. Но именно вы сделали Равку единственной страной, где гриши не чувствуют себя затравленными зверями, и даже могут гордиться тем, кто они есть. Я не считаю, что отказники хуже нас, и тем более что их нужно угнетать, как они нас веками, но я хочу, чтобы гриши были привилегированным сословием. Чтобы нам не нужно было постоянно бояться за свои жизни из-за чужого невежества и страха, которые на данный момент мы пока не в силах мирно искоренить. Кроме того, у вас такой огромный опыт ведения войны, что я даже не вполне способна это воспринять, и если кто-то из тех, кто сейчас находится у власти, может наконец привести нас к победе, то это вы. И ради всего этого я готова на многое, если не на всё. Ну, с учётом тех трёх оговорок. В том числе быть вашим ключом к оружию, нарушающему законы мироздания. Просто посвящайте меня в детали, а не используйте вслепую. В конце концов, это вы первым делом научили меня никогда не извиняться за собственное мнение. Едва укрощая волнение от своего прочувствованного монолога, Ева шумно выдохнула и нашла, наконец, силы посмотреть на реакцию наставника. На его лице красовалась такая улыбка, что стало страшно. Ева отчаянно блефовала, вновь используя хорошо выученный урок о том, что полуправда — лучшая ложь. Сказанное ею во многом было истиной, но в ещё большей степени — тем, что Дарклинг хотел услышать. Девушка хорошо понимала: чтобы как-то влиять на события, ей необходимо вырвать право голоса. Чтобы вывести из-под удара сестру, чтобы улучшить почти критическое положение дел в Равке, чтобы просто знать всё, что происходит и иметь возможность действовать благоразумно. Внесение корректировок в приказы — не обязательно означает их нарушение, верно?.. «Молодец, нашла с кем тягаться в манипуляциях и недоговорках, — ехидничало её подсознание, — Кажется, это не Алину нужно было предупреждать о Дарклинге, а меня саму».