«В своем душевном Вавилоне Я изъяснялась немотой (Есть огорчения, есть муки Такие, что, немым оставшись, Расскажешь лучше ощущенья, Чем если говорить начнешь);»
Педро Кальдерон, «Жизнь есть сон».
*** Дни пути, еще морозные и однообразные, несмотря на заметную спешку, складывались в монотонную череду часов почти безостановочного движения. От постоянного нахождения в седле болела спина и что пониже, а еще нещадно мерзли руки, несмотря на перчатки. Однако Ева, привыкшая и не к таким трудностям пути, полностью погруженная в свои мысли, почти не замечала ни физического дискомфорта, ни происходящего вокруг. Ни с кем не хотела разговаривать и, казалось, все, кроме охраны, напрочь забыли о ее существовании, будто она вновь укрылась в тенях, даже того не заметив. Тревога от неизвестности предстоящего и неослабевающая новизна занятий с Уллой полностью поглотили ее. Сильдройра показала и рассказала ей столько нового, что голова пухла от избытка сложной для восприятия информации; в объяснениях наставницы сложность теоретических выкладок перемешивалась с простотой и наглядностью примеров. Улла знала многое о Малой науке и весьма органично вплетала в неё то, что было известно о магии песен, доступной сильдройрам. Поэтому Еве ужасно не хватало пергамента и чернил; в походной сумке обнаружился лишь карандаш и та самая книга сказок, в которой девушка теперь периодически безбожно делала одной ей понятные пометки. Пару раз, увлекшись этим занятием, она случайно ловила на себе острый взгляд Дарклинга, но в остальное время он не обращал на нее внимания, чему она впервые в жизни несказанно радовалась: если она и её дар для него козырь в рукаве, то новые знания и умения могли стать таковыми для нее самой. В практическом аспекте усвоения открывшейся грани лунного дара Еве очень помогла её давняя увлеченность музыкой и прекрасное знание нотной грамоты. Вскоре прилежная ученица уже могла создавать сразу несколько водяных струн света, звучащего разными нотами, а потом и наделять каждую из них мыслеобразом желаемого результата. И хотя из-за напряженности она теперь просыпалась неизменно с головной болью, с каждым днём Ева была все ближе к тому, чтобы сыграть свою первую мелодию — ту, что позволяла сознанию ненадолго отделиться от тела во сне. Улла не стала менее скрытной, Ева так и не дождалась пока от нее никаких подробностей — ни о жизни самой наставницы, ни о её планах на Еву. «Я расскажу тебе, когда сыграешь первую мелодию» — отмахивалась та, между тем весьма ловко вытаскивая из ученицы то, что ей хотелось знать. Девушку совершенно не устраивал такой расклад, поэтому она старалась отвечать обтекаемо, но ничего не могла поделать с тем, что Улла странным образом вызывала у нее искреннее расположение. Она охотно и подробно делилась с Евой ценнейшими знаниями, при этом оставаясь огромной загадкой, а ещё — по-прежнему отчаянно кого-то напоминала. Чертами почти человеческого и прекрасного лица, мимикой, манерой речи? Ева пока не поняла, и всё никак не могла ухватиться за какую-то ускользающую догадку, которая, казалось, лежала на поверхности. Улла подолгу беседовала с ученицей, рассказывая ей легенды о Заклинательнице Луны, которые сильдройры передавали из уст в уста, а так же о жизни своего народа. Затаив дыхание, Ева слушала о подводных городах и садах, об укладе жизни сильдройр. — Так эта история с морской принцессой действительно произошла? — однажды спросила Заклинательница Луны, имея ввиду сказку из фьерданского сборника. — И вы были той «ведьмой», что превратила её в человека. — Да. Тогда, уже после катаклизма, повлиявшего на наши силы, только начали появляться среди сильдройр ослабленные, не способные обращаться в человека. Та принцесса была из таких, хотя в остальном была талантлива и имела прекрасный голос. Как по мне, на этом ее достоинства и заканчивались поскольку глупая девчонка втемяшила себе в голову, что навеки влюбилась в мужчину, которого видела всего один раз. Ее возлюбленный был не принцем, а каким-то дворянчиком, красавцем-ловеласом из знатного, но обнищавшего рода. На момент, когда она спасла его от шторма, у него уже была богатая и удобная невеста, на которой он, собственно, потом и женился. Но нет, принцесса влюбилась и готова была страдать во имя этой любви. Она не просто попросила меня сделать её человеком, но еще и так, чтобы была возможность иметь от того дворянчика детей, то есть — полностью изменить её природу. Не говоря уже о том, что она отрекалась и от своей семьи — это у неё от родителей, те тоже отказались от самого ценного в угоду навязчивых идей… Магия крови способна осуществить такое желание, но цену берет соответствующую; я обо всем предупредила глупую девчонку, но та стояла на своем, а я никогда не отказываю тем, кто обращается ко мне и готов заплатить. Что ж, получила желаемое, мне её не за что жалеть. У наставницы нашлась уйма не менее интересных и сложных историй об отчаявшихся душах, что находили её пещеру, и с их помощью она довольно успешно уводила ученицу от более глобальных вопросов. Ева это замечала, но пока не жаловалась — лишь напоминала себе о том, что и сама должна быть осторожнее в разговорах с Уллой. Наконец Ева изучила мелодию, во сне доводя её до автоматизма; теперь оставалось лишь попробовать сыграть её в реальности. Между тем путь подходил к концу, хоть она об этом и не знала… *** Едва наступил вечер, как вдруг объявили привал, хотя до этого останавливались лишь глубокой ночью. Еву охрана просто и без церемоний утащила в шатер, и девушка поняла: они близки к цели, Алина где-то рядом. В голову навязчиво лезли самые отвратительные варианты развития событий; никто точно не знал, как усилители Морозова могут повлиять на Заклинателя, и Ева боялась за сестру. Более того, Алина привыкла к полной свободе, поэтому Ева и представить боялась, как тяжело её светлая, добрая, еще немного наивная сестра воспримет то, что из нее сделают живое оружие. Побег тоже не обойдется без последствий для обеих, и когда Алину поймают, они обе окажутся связанными по рукам и ногам. Отчаяние наполняло сердце Евы, хотя обычно ей была свойственна решительность и хладнокровие. — Ещё ничего не случилось, а ты уже опустила руки? Вздрогнув, девушка встала и обернулась, проклиная про себя бесшумность шагов наставника. Обычно выражение довольства на лице Дарклинга радовало ее, но сейчас хотелось выцарапать его вместе с красивыми равнодушными глазами. — Я думала, вы уже ушли дальше в лес за Алиной, — ровно ответила она, и, пытаясь скрыть волнение, с притворной уверенностью вскинула голову. — Но даже если поймаете ее, не факт, что получится добыть усилитель. Да, оленя Морозова кто-то видел, но кто сказал, что получится найти его вновь? — Все проще. — Дарклинг тонко улыбнулся, отчего самые нехорошие предчувствия разом оживились. — Оленя видели где-то здесь, а следопыт-дезертир, который его нашел, предположительно сейчас путешествует вместе с Алиной. Нетрудно догадаться, что они вздумали опередить меня в поисках, и обманываются близостью цели. Ты останешься здесь, под присмотром сердцебитов, возможно, стоит даже погрузить тебя в сон — как раз отдохнешь перед дорогой. Ева побелела, как полотно; внезапная слабость охватила всё тело. — И зачем говорить мне всё это?.. — ненавидя собственный голос, с головой выдающий ее страх, спросила Заклинательница Луны. — Трата времени на пустые разговоры — не то, что вам сейчас нужно. Дарклинг усмехнулся, преодолев несколько разделяюших их шагов, но глаза его оставались холодными, как самые морозные зимние ночи. — Затем, что мне нравится этот бессильный страх в твоих глазах. — невесомым жестом убрав за ухо выбившийся белый локон и проведя тыльной стороной ладони по мягкому контуру лица, замершему бесчувственной маской, обманчиво-ласково ответил он. — Знаешь, почему? Потому что если бы ты сразу рассказала мне о своем лунном даре, ничего этого бы не было. Весьма велика вероятность, что участие Заклинательницы Солнца вовсе бы не потребовалось, и к этому времени мы с тобой, вместе, уже изменили бы мир. Но нет, ты предпочла послушать Багру, при этом лицемерно пытаясь убедить меня в своей преданности. — Я уже объясняла вам, почему так поступила, но, видимо, ни мои мотивы, ни какие-либо прошлые достижения не умаляют в ваших глазах вину за эту «огромную ошибку», хотя уж кому, а вам точно не чуждо лицемерие, — сипло ответила она, чувствуя, как горький ком нещадно царапает горло, и, собравшись с духом, выдохнула: — Хорошо. Никогда не думала, что мой страх может вас порадовать, но наслаждайтесь, мне не жалко. Я даже обещаю в ваше отсутствие смиренно сидеть в этом шатре без вмешательства охраны, если вы пообещаете мне хотя бы не причинять Алине боль… не убивать Мала. Если поймаете оленя, Мал вам будет больше не нужен, однако вам ничего не стоит сохранить жизнь какому-то отказнику, который просто защищает мою сестру. — Твоя сестра сбежала, предлагаешь оставить это безнаказанным? — и вновь он, казалось, забавлялся, хотя глаза оставались серьезными. — Алина не хотела убегать без меня, я её заставила. Значит, отвечать за это только мне. — и, отведя взгляд, через силу добавила: — К тому же, я никогда ни о чем вас не просила. Пожалуйста. Не имея сил вновь посмотреть в равнодушные глаза наставника и слушать повисшую тишину за которой - она знала - не последует однозначного ответа на просьбу, Ева отвернулась от него и обратилась к своему лунному дару. У неё не было никакой уверенности, что мелодия получится с первого раза, скорее, напротив, велика была вероятность обратного. Более того, по словам Уллы, ошибка в плетении нот могла вылиться в весьма неприятные последствия для Заклинательницы, но конкретно в данный момент Еве уже было всё равно на возможный риск. Да, в бестелесном состоянии она всё равно никак не сможет повлиять на происходящее, но хотя бы увидит всё, условно говоря, своими глазами. Тем более что её все равно собирались усыпить, как какое-то бешеное животное, чтобы не приведи Святые не сорвалась с поводка… Повинуясь воле Заклинательницы, перед нею появились пять водяных струн, едва заметных в вечерних сумерках. Но когда девушка прикасалась к ним, перебирая ноты, они вспыхивали под её пальцами, то тускло, то ярко, рождая переливчатую, плавную мелодию — мерную, будто стакатто дождя, и мягкую, будто объятия сна. Разумеется, ни Дарклинг, ни кто-либо ещё из земных существ не мог её слышать. — И что ты делаешь? — Забавляюсь, — отстраненно ответила Ева, не сбивая полную сосредоточенность. — Мне остаëтся только в ожидании коротать время, которое вы по-прежнему теряете. Раз вмешаться я уже никак не могу… давайте покончим с этим поскорее. И, завершив мелодию, от души зевнула, прикрыв рот ладошкой. Правильно сыгранная мелодия начала свое действие с того, что все бушующие чувства резко притупились, оставляя лишь совершенную пустоту и неодолимую сонливость. С последней девушка боролась из последних сил, дожидаясь ухода Дарклинга, наблюдать выражение лица которого было отдельным видом удовольствия: он легко распознавал неискренность, особенно в случае с Евой, и прочитать в её глазах что-то вроде «ну давай, иди уже, я спать хочу» было явно последним, чего он ожидал по итогам этого разговора. Наконец, почувствовав, что теряет ощущение собственного тела, Ева достала спальный мешок и тут же в него закуталась, не успев проверить, произошло ли это на глазах наставника или уже после его ухода. *** Смотреть на свое тело со стороны было… как минимум странно. Тем более, что ощущала Ева себя как обычно, хотя вместо собственных рук видела лишь смутные очертания, а поле зрения в этом состоянии охватывало почти триста шестьдесят градусов. «И? Что мне теперь делать? Пешочком призрака топать вслед за отрядом?» — опытным путём убедившись, что её руки проходят сквозь все материальные предметы, задумалась она. «Самое важное в нашей музыкальной магии — четкое волеизъявление. — вспомнились слова Уллы на одном из занятий. — У каждого из нас свой предел возможностей, у мироздания — нерушимые законы, но нет почти ничего невозможного для Заклинателя с твердой волей». Сосредоточившись на этом наставлении и всепоглощающем желании оказаться рядом с сестрой, Ева поняла, что знает, куда идти. Конечно, она не шла в буквальном смысле — пространство просто проносилось перед глазами со скоростью, которой позавидовала бы упряжка десяти лошадей. Несколько сумасшедших мгновений круговерти — и Ева осознала себя стоящей на какой-то поляне. Вокруг уже царила густая ночь… и тут ей довелось опытным путём узнать, что бестелесные призраки очень даже могут смущаться: она появилась не раньше и не позже, застав Алину и Мала увлечённо целующимися. От них во все стороны летели такие флюиды, искренность, нежность и счастье, что появиться в этот момент казалось почти кощунством, но Дарклинга это, определенно, волновало мало. Благодаря широкому обозрению и отсутствию отвлекающих факторов, Ева первой заметила движение позади. — Мал, — выдохнула Алина, заглядывая ему за плечо, — оглянись. Из-за деревьев вышли белые животные, грациозно сгибая шеи, чтобы пощипать траву на краю снежной поляны. В середине стада Морозова стоял огромный белый олень. Он взглянул на людей величественными черными очами, и его серебристые рога засветились в тусклом свете. Мал резко достал лук из рюкзака и вложил в руку девушки кинжал. — Алина, я его обездвижу. Но убить должна ты. «Именно. Если она успеет, то проблема решена, усилитель будет принадлежать лишь ей. Пожалуйста, поторопись, Алин!» — мысленно взмолилась Ева, едва не притоптывая на месте своими призрачными ногами от волнения. — Подожди, — прошептала та, кладя другую руку на плечо парня. Олень медленно пошел вперед и остановился в нескольких шагах от пары. Ева видела, как вздымались и опускались его бока, как раздувались ноздри, как поднимался в морозный воздух пар от его дыхания. Он наблюдал за Заклинательницей Солнца темными, подернутыми влагой глазами. Она сделала шаг в его сторону. — Алина! — прошептал Мал почти хором с Евой, которую, естественно, никто не слышал. Олень не двигался, ни пока она приближалась, ни даже когда положила руку на его теплую мордочку. Его уши слегка подергивались, а от кожи исходило молочно-белое сияние. Солнечная девушка посмотрела в темные глаза оленя и почувствовала почву под его твердыми копытами, сосновый запах в его ноздрях, уверенное биение его сердца. И поняла, что абсолютно не желает обрывать его жизнь. Уловив изменение выражения лица сестры и легко угадав смену намерений, Ева едва не взвыла. Конечно, ей тоже было жаль прекрасное, невинное животное, от красоты которого замирало сердце, но себя и сестру было жаль несоизмеримо больше. — Алина, — насторожено пробормотал Мал, в этот момент вызывая у Евы полное молчаливое одобрение. — у нас мало времени. Ты знаешь, что делать. Упрямица покачала головой, не в силах оторвать взгляд от оленя. — Нет, Мал. Мы найдем другой способ. И Ева поняла, что уже ничего не получится исправить, поскольку заметила Дарклинга и отряд гришей. Послышался тихий свист, за которым последовал глухой удар, когда стрела нашла свою цель. Олень взревел и встал на дыбы, на его груди красовалась рана. Затем он рухнул на передние ноги. Алина попятилась, а все стадо рвануло в лес. В ту же секунду Мал оказался рядом с Алиной с луком наготове, и Ева неосознанно подошла вплотную к ним. Поляна наполнилась опричниками в угольно-черном обмундировании и гришами в красных и синих кафтанах. — Тебе стоило к нему прислушаться, Алина, — донесся из теней звонкий и безразличный голос. Дарклинг вышел на поляну с мрачной улыбкой на губах, его черный кафтан разлетался за спиной, напоминая чернильное пятно на снегу. Олень завалился набок, тяжело дыша, и закопался в снег. Его черные глаза расшились от паники. Мал нацелился на оленя и выпустил стрелу, принимая единственно верное, на взгляд Евы, решение, но тут вперед выступил шквальный в синей мантии и взмахнул рукой. Стрела качнулась влево и упала в снег, не причинив никому вреда. Мал потянулся за следующей, но в тот же миг Дарклинг выпустил черные ленты мрака, подернутые рябью. Алина вскинула руки, и из ее пальцев полился свет, с легкостью уничтожая тьму. Но это был лишь отвлекающий маневр. Дарклинг молниеносно повернулся к оленю, поднимая руки в очень знакомом жесте. — Нет! — прокричала Алина, как последняя дурочка бросаясь на траекторию разреза. Ни с чем не сравнимый ужас полностью отключил Еве разум, заставив забыть о своей бестелесности и полностью положиться на инстинкты. Благодаря недоступной человеку скорости вновь оказавшись рядом с Алиной меньше чем за долю мгновения, Ева непонятным ей самой образом схватила сестру, отталкивая с траектории разреза, и одновременно, держа ее за руку, в которой всё ещё был кинжал, вместе вонзила оружие прямо в сонную артерию животного. Ровно в тот же миг, когда теневой разрез настиг оленя, секунда в секунду. «Самое важное в нашей музыкальной магии — четкое волеизъявление, сильное и осознанное желание. У каждого из нас свой предел возможностей, у мироздания — нерушимые законы, но нет почти ничего невозможного для Заклинателя с твердой волей» — вновь всплыли в памяти слова Уллы, пока Ева, бездумно глядя на обильно хлещущую кровь, мертвые глаза искромсанного чудесного оленя и замершие лица остальных участников действа, пыталась осознать произошедшее. А потом мир вновь закружило круговертью, и, сделав глубокий вдох, она открыла глаза уже в шатре.