Раутвилль

      Ранее утро. Хоть лето уже ощутимо клонилось в сон, уступая законные деньки осени, но семейная традиция завтракать с утра бодрствовала как никогда раньше. За большим столом собрались все — во главе отец, у плиты еще хлопотала мама, чье обычное место расположено рядом с мужем, а напротив него старший сын, семейная гордость — Рейстлин. Близь него расселись две средние сестрички-близняшки, заняв места друг напротив друга — Кэйт и Кэтрин, пятнадцати лет. За столом оставалось еще три места, которые заняла младшая из девочек Милена и младший сын, Норд, 6 лет отроду. И одно место запасом, на случай нежданных гостей.       Завтрак был богат на вкусности. Тосты, что приятно обжигали язык своим хлебным мякишем, сок или кофе на выбор, домашнее сливочное масло, яичница глазунья, салат из свежей зелени с помидорами и фирменные мамины вафли с кленовым сиропом, после которых во рту разливался вкус немного вяжущей карамели.       За столом происходила шумная беседа. Все рассказывали о своих планах на день, кто-куда, зачем и с кем. Кто-то приврал, кто-то был максимально честен.       — Отец, я завтра уезжаю в институт. Там какие-то заминки. Поживу с недельку у друга, а там и в общежитие заселюсь. — произнес Рейстлин.       — Первый птенчик выпорхнул из гнезда, — отец со скорбным выражением лица смахнул притворную слезу.       — Па, не начинай. Вещи собраны, что мне тут куковать…       — Ты хотя бы навестишь нас на свой день рождения? Девятнадцать, хоть и не юбилей конечно, но все же.       — Милый, думаю, что ему будет с кем провести свой день рождения, — вмешалась мать, хитро сощурив глаза и внимательно посмотрев на сына. Как только она присела, все приступили к трапезе.       — Если долгов не наберу, то с удовольствием приеду.       — А ты уже собрался отлынивать от учебы? — ерничал Норд старший.       — Норд, не приставай к брату, — вмешалась Эмилия. — Во сколько у тебя поезд, сынок?       — В два, но мне лучше бы выйти пораньше.       — Ясно… Тебя проводить?       — Он что маленький, чтобы провожать его? Что ты на меня так смотришь? Я тоже так умею, — родители мысленно играли в гляделки, а дети тихо хихикали. Только этим двоим было не до смеха.       — Не нужно, мамуль, сам доберусь, — примирительно изрек подросток.       — Хорошо.       Милена встревоженно смотрела на брата. За время завтрака она почти ничего не съела, впрочем, как и он.       Судьба соизволила свести их снова аж после обеда, столкнув в дверном проеме. Рейстлин с сумкой наперевес уже открывал входную дверь, готовясь направиться на вокзал.       — Братик, я тебя провожу.       — Не нужно, — холодно ответил Рейстлин. — Еще потеряешься.       — А я хочу! — настойчиво выкрикнула Милена.       Быстро обув сандали, девочка выскочила следом за ним. Последние три месяца брат был безумно резок с ней, старался всячески избегать и будто бы отталкивать от себя все дальше и дальше. Она предполагала, что отъезд будет тихим, что расставание не будет для нее столь болезненным, каким могло быть. Было бы намного проще перетерпеть этот период, но Милена не могла отказать себе в удовольствии проводить любимого.       Они шли молча, словно бы боясь нарушать стремительно разрастающееся напряжение, что стеной выросло меж ними. Старались почти не смотреть друг на друга, однако это у них плохо получалось. Милена все чаще пыталась заглянуть в глаза брату, но он прятал их от нее с толикой раздражения. Раздражения?       На вокзале было шумно, но за дорогу не было слышно ни единого сказанного слова. Эти двое, казалось бы, не принадлежали всеобщей суматохе, а шли отдельно, по своему одинокому пути. Девочка старалась не отставать ни на миг, а Рейстлин самозабвенно шел в привычном ему темпе, совсем не смотря, успевает ли сестра. На пироне, выдавив из себя лишь тихое: «Прощай», парень зашел в вагон. Сердце сжималось с болью, обливалось кровью. Милена не знала, что ей делать. Что произошло? Совсем недавно все же было хорошо. А теперь… словно чужой. Блуждая по пирону, ей в голову пришла лишь одна идея. До отправления поезда оставалось еще пять минут. Она совершенно точно знала это, ведь только что прозвучало оглашение расписания девушкой из динамика. Заскочив в вагон, девочка начала искать брата. Его макушка выделялась среди прочих, поэтому нашелся он довольно быстро. Подбежав к парню, она пристально посмотрела с слегка удивление глаза.       — До встречи, братик, — положив ладони на его щеки, притянула для легкого поцелуя. Губы к губам. Такие мягкие. Всего одного взгляда хватило, чтобы понять, что эта притворная холодность спала. Рейстлин был удивлен, слегка приоткрытый рот, теплый, ласковый взгляд. И любовь. Она видела ее. В этом удивлении, в попытке что-то сказать, определённо гадкое. В замешательстве и крепком объятии после.       — Беги, поезд скоро отправляется.       Девочка кивнула, напоследок чмокнув брата в нос. Рейстлин смотрел ей вслед. Видел, как на пироне она махала ему рукой. Видел ее счастливую улыбку. От этого становилось безумно мерзко. И это чудо он хотел испортить? Его любимую, нежную сестричку-лисичку, что так солнечно улыбается? Быть не может…       «Инцест — это всегда плохо. Но есть разные градации плохого: нежелательное, плохое, очень плохое и ужасное. Инцест может принять любую их этих градаций».       Инцест широко практиковался до перехода человечества к родоплеменному строю. Тогда это способствовало эволюции, так как хорошие качества закреплялись, а неполноценные легко отсеивались. В настоящих условиях инцест с рождением ребенка недопустим, так как всех рождающихся уродов врачи пытаются спасти.       Инцест обычно сопряжен с малолетними. Считается, что девочки страдают больше, чем мальчики. Чем меньше разница в возрасте между инициатором инцеста и его жертвой, тем меньше дети страдают. То есть, если отец соблазнит дочь лет 12 — это плохо скажется на ее психическом здоровье. А если это сделает несовершеннолетний брат, да ещё и будет использовать контрацепцию, то в принципе это не так страшно. Хоть и осуждается обществом….       Омерзительно. Даже представить страшно такое извращение. И не менее страшно, что само общество порождает настолько отвратительные явления, которые наводят на мысль — имеет ли право на существование такое общество?       «Дети, прошедшие через инцест, никогда не смогут жить нормальной жизнью. Психика будет искалечена безвозвратно».       Эти слова все чаще всплывали в голове парня, откликаясь все большим отвращением к самому себе. Чертовы учителя с их профилактическими встречами! На душе не кошки, а саблезубые тигры шкрябали, вырывая из тела и сердце, и душу, не забыв и остатки благоразумия.