Раутвилль

      Рейстлин лежал на кровати, невидящим взглядом прожигая потолок. Он почти не моргал, будто бы задумавшись над чем-то важном; но нет, в голове его было пусто и, в то же время мыслей было столько, что ни одна не задерживалась более чем на одно-единственное мгновение. И все они были о ней. В его голове все грани были стерты, понятия перемешаны, а смыслы подменены. Сердце ныло так, будто его сжали в тиски. Боль шумным гулом отдавала в висках, а к горлу подкатывал ком тошноты, мешая дышать.       Прошло уже больше четырех месяцев с момента начала обучения в институте, но парень и не думал приезжать домой. Не потому, что был загружен учебой или просто занят — нет. Была куда более весомая причина, боль, что не оставляла его в покое все это время. Только сейчас он нашел в себе силы и приехал на выходные чтобы забрать кое-какие вещи из дома. С сестрой он старался не видится. Старался просто игнорировать ее существование, хоть это и давалось ему с немалым трудом. Девочка пыталась несколько раз с ним заговорить, но безуспешно. Брат был непреклонен, словно каменная стена.       За обедом он рассказывал, как у него все хорошо, какую милую девушку он себе нашел, как хорошо учится, что преподаватели им довольны. Хоть все время за столом старался не смотреть на нее, взгляд упорно цеплялся за такую родную рыжую капну. Сердце вмиг падало куда-то в пятки, когда этот тягучий, сладкий взгляд встречался с его. Голова не слушалась. Сердце и разум начали активную конфронтацию, что стало отражаться на его повседневной жизни.       Опять этот тихий стук, вновь те слова, что он боится слышать. Такой знакомый и невинный голос: — Можно войти?       Рыжая макушка виднелась в дверном косяке. Аккуратный, немного заостренный носик, глазки бусинки, нежно розовые, чуть припухлые губки. Рейстлин забыл, как дышать. После он стремительно отвел взгляд, чтобы не выдать своего страха перед тем, что она может попросить.       — Входи, — его голос был неожиданно низким. Парень сел на кровать, прокашлявшись. Он старался не поднимать взгляда на сестру. Сжал кулак, сильно впиваясь ногтями в кожу чуть ли не до крови, чтобы хоть как-то собрать мысли в кучу.       Девочка осторожно прошла в комнату, будто боясь спугнуть брата. Милена улыбнулась, пытаясь поймать взгляд собеседника, пока не поняла, что на нее упорно не хотят смотреть.       — Я пришла поговорить. Хотя, — после небольшой паузы добавила она. — Даже попросить тебя, кое о чем, братик.       Рейстлин перевел на нее взгляд. Смотрел упорно, будто пытаясь прожечь дыру. Девочка смутилась. Она резко перестала быть столь уверенной в своем решении.       Направляя разговор в иное русло, девочка пошла напрямик:       — Ты меня любишь?       Вот так, в лоб. Расстрел. Рейстлин не знал, что сказать. Точнее знал, но боялся произнести эти мысли в слух. Милена видела его растерянное, немного изменившееся под чувством осознания сказанного, лицо. От этого уверенности еще больше убавилось. Сжав кулачки, она набрала побольше воздуха. Сейчас или никогда!       — А вот я тебя люблю братик. Очень! И поэтому хочу заняться с тобой любовью. Рейстлин перевел на нее ошарашенный взгляд. Его глаза были похожи на блюдца. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но слова не сорвались с его губ, застревая комом в горле. Милена не знала куда себя деть. Внутреннее напряжение росло, а на глаза начали наворчаться слезы. Опустив голову, брат начал смеяться. Не заливисто, а как-то сухо. Такого смеха девочка еще от него не слышала.       — Это неправильно. Ты об этом знаешь?       Он посмотрел на нее резко, без тени веселья.       — Почему?       — Тебе двенадцать, милая, а мне девятнадцать. Начнем с этого. А во-вторых, мы близкие родственники. Это неправильно.       — Кто это решил? — девочка скомкала в маленьком кулачке ткань юбки. Она смотрела на брата, едва не сопя от злости.       — Общество. Штука очень интересная, почитай о ней.       — А ты?       — Что я?       — Ты любишь меня, Рэй?       Парень глубоко вздохнул, прикрыв глаза.       — Нет, — его взгляд был серьезен, а голос не подавал никаких признаков волнения. — У меня есть девушка моего возраста. Мне с ней хорошо, правда.       В голове вертелось только одно: «Так будет правильно».       Убивающим взглядом карамельных глаз посмотрев на брата, Милена решительно подошла к нему вплотную. Вид у Рейстлина был максимально невозмутимым.       — Что?       Мягко улыбнувшись, Милена положила ладони на щеки брата. Ее губы были безумно мягкими и чудовищно сладкими. Похожими на вишню. Она раздвинула губы брата языком, проникая в его рот. Неуклюже, но так чувственно. Старалась проявлять инициативу, что было непривычно для парня.       Рейстлин обнял малышку, крепко прижимая к себе. Секунда и она уже на кровати. Опьянелым взглядом нырнул в мед сестринских глаз. Он был чудовищно серьезен, а в действиях и мыслях читалось что-то наподобие пустоты. Рейстлин сжимал постельное так сильно, что оно начало трещать по швам.       — В первый раз будет больно, — убрав мешающий локон, парень стал мягко покусывать мочку уха. «Напугать. Хоть немного.»       — Я читала об этом. Мне не страшно, ведь это будешь ты, любимый, — ее щечки пылали. Дрожащими пальцами малышка потянула с брата футболку. Вскоре та оказалась на полу.       — Я не смогу сдерживаться, милая. Родители услышат. Будет скандал.       — И что нам делать? — они, не отрываясь ни на секунду, смотрели друг на друга.       — Я приеду на следующие выходные. Договорюсь с родителями, и мы съездим куда-нибудь. В соседний городок. Остановимся в гостинице на ночь. И там все решим, как взрослые, — он поцеловал ее. Еще, еще, и еще. Глубоко, так, что бы она запомнила. — А сейчас иди, — его голос дрожал. Еще немного и никакие родители не остановят жар в груди.       — Ты не обманешь, братик? — их обоих едва ли не разрывало изнутри. Вот только от разных чувств. Ее от любви и счастья, а его от страсти и отчаянья.       — Тебя, нет, любимая моя.       Крепко обняв и поцеловав Рейстлина, малышка быстро скрылась за дверью, оставляя «любимого» наедине с угрызениями совестью и нормами морали.       — Хочешь, да… Я люблю тебя, Милена. А потому не смогу отказать… Разрушить ей жизнь, это так просто…       Его немного трясло, мысли сливались в единый поток. Рейстлин знал одно — он хочет сестру, он любит ее, и она любит его. А еще он знал, что Марианна пойдет на три веселых буквы. После его приезда и после хорошего секса.