Сплетение душ

Это была плохая идея, но отступать уже некуда. Робаут спускается в мрачные подземелья, чтобы встретиться с тем, кого зовут Ночным призраком. Он хочет спросить о том, что не доверит ни высокомерному Льву, ни даже Сангвинию. Тёмное в его душе к тьме сына Нострамо. Тяжёлая гермодверь с шипением отъезжает, и Жиллиман делает шаг в луч света, окружённый неестественно густой темнотой. Грохот. Даже глаза примарха не способны различить движение во тьме. Острые когти сверкнули у самого лица Жиллимана, но тот даже не вздрогнул — длина цепей была как раз такой, чтобы узник не мог навредить своим тюремщикам, но остро чувствовал свою беспомощность, ведь ещё немного, и он смог бы разорвать ультрамарина на куски. — Уходи, — у Кёрза резкий хриплый голос, будто он позабыл человеческую речь. — Ты даже не знаешь, зачем я пришёл. — Тут нечего знать. Я вижу, ты пришёл искать себе оправдания, — бросает Кёрз, удаляясь во тьму. — Стой! — приказывает Робаут, хватая падшего брата за скованную руку, — Чего ты хочешь за свои ответы? — Ты знаешь. — Мне нужна эта правда сейчас! Тот вскидывает голову. Чёрные глаза вспыхивают чем-то похожим на интерес. — Правда? — звериный оскал едва ли можно назвать улыбкой, но это она, — Все вы просите её, но никто не хочет принимать. — Я готов. — Ложь, — он улыбается, глядя на отчаянные попытки Жиллимана сохранить лицо. Робаут впервые теряется, не может подобрать слов. Возможно, Кёрз самый жестокий среди братьев, но и лучше прочих знающий и понимающий души других. Он с интересом наблюдает, как бушуют чувства в холодной позолоченной оболочке, стремясь выбраться на свободу. У Жиллимана внутри всё переломано, перебито. И осколки этого запретного влечения причиняют ему боль. Тьме интересно… — Я хочу знать, почему он предал Империум, — выпаливает Жиллиман, глядя куда-то мимо Кёрза. — Он? — наслаждается Кёрз, вытягивая из ультрамарина признание. Не ему, Ночной призрак давно всё знает, а самому себе. — Не прикидывайся, ты знаешь о ком я, — раздражённо бросает Робаут. В руках Кёрза возникает колода карт. Одна из них падает под ноги Жиллиману. Иерофант. — Неправильный вопрос, — оскал становится шире, безумнее, карты танцуют в бледных руках, — Лоргар предал не Империум, не Императора, не крестовый поход, а тебя. Ты спрашиваешь о себе, — обвинительно припечатывает Кёрз. — Это что-то меняет? — холодно спрашивает Робаут, вернувший себе самообладание. — Да, так ты признаёшь свою эгоистичность и нерешительность. Тяжёлый кулак влетает в скулу Кёрза. Тот отлетает на несколько шагов, а затем безумно хохочет, сплёвывая кровь. Карты рассыпаются в беспорядке. — Рамки морали тебе тесноваты, да, Робаут? Ты не просто переспал с предателем, ты ещё и проникся к нему тёплыми чувствами. Неплохо-неплохо, — он указывает на бронзовый медальон. — А он? — спрашивает Робаут, осознав, что терять ему больше нечего. — Он? Назови его имя, — Конрад подходит близко-близко, щурясь от бьющего в глаза света. В его когтях Кёрза возникает ещё одна карта, которую он протягивает Жиллиману. Влюблённые. — Ты издеваешься надо мной. Оставь свои дурацкие картинки и говори прямо! На мгновение Кёрз кажется печальным, но тут же прячется за новой маской. — Лоргар бы поверил. В этом его суть. Тогда ты тоже ненадолго поверил, признай это. Как просто было сдаться, м. Это так притягательно, что ты до сих пор не можешь расстаться с теми ощущениями и жрёшь сам себя. Последний аркан. Смерть. Жиллиман бьёт ещё и ещё. — Ты же сам хотел правды, Робаут. Что же не так? Вы были созданы друг для друга, но один из вас принесёт смерть другому. У нас не бывает долго и счастливо. Робаут настораживается от неожиданных слов. — Ты устал. Вот почему ты поддался. Ты хотел, чтобы тебя любили просто так, чтобы тебя пожалели. Вы — два одиночества, от которых только требуют. Ты не должен сломаться, ведь однажды именно ты останешься последним среди этой вечной войны. И никто не придет тебе на помощь. Ты никому будешь не нужен. И уж тем более нашему двуличному отцу. Жиллиман выдирается из темноты клетки Ночного призрака, который как всегда оказался прав. Кёрз смеётся ему вслед. *** Лоргар даже не сражается с братом, смиренно принимая удары меча. — Зачем? Зачем всё это?! Нет той идеальной точности и ясности в вопросах. — Наш Отец был богом. А я лишь поклонялся ему, но он отверг меня, а потому я нашёл новых, могущественных богов, которые дали мне всё, потому что я верил, — устало объясняет Лоргар. — Твоя вера — ложь слабого, который ищет себе оправдание! — злится Жиллиман. — Робаут, — снова этот голос, — Я понимаю, что тебе больно, — улыбка Лоргара чуть изменилась, став понимающей и ласковой. — Всегда больно, когда родной отец бросает тебя на верную смерть. — Заткнись, мерзавец! — совсем не по-имперски рычит ультрамарин. «Замолчи, иначе я не смогу сражаться с тобой. Отвечай на удары, бей в ответ, только не начинай свои проповеди. Не путай меня своим голосом. Иначе я этого не вынесу…» — Но разве не так? — искренне удивился Лоргар. — Отец покинул нас после Улланора, сбросив бремя крестового похода на плечи Хоруса. Он не захотел говорить нам правду. Из-за него гибли наши братья, которые не видели истины, из-за него идёт эта война. Они никогда не слышали друг друга. Жиллиман не поддаётся чарующему голосу, нанося удар за ударом, но Первосвященник пока ещё может уворачиваться, хитрить. — Я понимаю тебя, — Робаут видел улыбку Лоргара, и самым страшным ему казалось то, что она была искренней. Он не лгал, когда говорил ему это, — Знаю, тебе страшно принимать правду. Всегда страшно, когда рушится весь твой мир, и ты понимаешь, что твой отец никогда тебя не любил, а ты в его руках — всего лишь инструмент. Кому знать, как не мне? Но я смог отказаться от участи раба, которую готовил мне Император. Я нашел тех, кому нужен. Тех, кто поддержит меня. Тех, кто любит и принимает меня таким, какой я есть. Приди ко мне, брат! Сбрось это тяжкое бремя. Жиллиман вспоминает Соту. Тогда он действительно был готов бросить всё и остаться там, день за днём скашивая траву. Внезапно на место одного видения приходит другое. Он — магистр войны, ведущий миллионные армии в бой, и нет такого противника, который замедлил бы этот грандиозный крестовый поход. Но на захваченных мирах не остаётся выжженной земли — туда приходят эмиссары Империума, несущие свет истины. Никто не противится их мудрым речам, и часто хватает одного посольства, чтобы привести очередную планету к согласию. Лоргар и Робаут. Мир и Война, создавшие неповторимую гармонию вместе. Лоргар неожиданно опускает голову, а затем тихо произносит: — Ты сохранил его, — он указывает на бронзовый медальон, который сам же и выковал, — Ведь это что-то значит? Робаут не находит что ответить. Конечно, это ничего не значит! Он не нужен ему. Силой приходится напоминать себе, что не Император и не Хорус — Лоргар начал всё это, Лоргар первый склонился перед богами Хаоса и потянул за собой остальных, из-за Лоргара галактика горит в огне гражданской войны… из-за Лоргара Отец стал трупом на троне. И ни одно из этих манящих видений не станет правдой. Лоргар видит ответ в глазах брата, и его сердца на мгновение сжимаются от горя. — Пойдём со мной, — в отчаянии зовет он. Вдруг доверится? Битва осталась где-то далеко — сейчас они одни в тихом соборе Сикаруса. Робаут вспоминает то, что не должно. То, что перечёркнуто словом «предатель». То, что он носит на груди с медальоном. Он идёт. Та же зала, тот же алтарь. Нет лишь того божественного тёплого света. Только узоры на чёрном камне едва вспыхивают умирающим золотом. — Зачем мы здесь? — Я хочу умереть в своем самом счастливом воспоминании, — не оборачиваясь, отвечает Лоргар, — Поможешь? Так просто? Аврелиан медленно расстёгивает крепления доспехов, но самому это делать неудобно. Он смотрит на Жиллимана, не связанного сейчас узорами литании. Всё ещё верит. Всё ещё любит. Всё ещё больно. Ультрамарин снимает перчатки и помогает первосвященнику разоблачиться. Обнажённый примарх ложится на холодный камень и вздрагивает. — Мне холодно одному. Робаут качает головой. Не после того, что он сделал. Жиллиман твердил себе: то, что случилось здесь много веков назад было ошибкой. Так по крайней мере было легче для них обоих. — Я понимаю, — голос Лоргара надламывается, — Что ж, я твой, — он доверчиво разводит руки в стороны, будто желая обнять брата. Так же как и в тот раз, он предлагает себя абсолютно естественно. Жиллиман в последний раз смотрит в глаза брата, запоминая каждую чёрточку руны на прекрасном лице. А затем не выдерживает, касается губами лба Лоргара. Как много лет назад. — Мне будет больно? — потерянно спрашивает Аврелиан, милосердно не глядя в глаза Жиллимана. — Нет. Я обещаю. Лоргар не кричал. *** Несущие слово находят своего примарха слишком поздно. Он лежит обнажённый на алтаре с Колхиды, укрытый ультрамариновым плащом со знаком тринадцатого легиона, а в его руках тяжёлый бронзовый медальон. Исчерченное письменами лицо удивительно спокойно, и, кажется, будто он улыбается своим сновидениям. Лоргар Аврелиан мёртв. Когда с тела бесцеремонно сдёргивают покров плаща, обнажаются страшные раны в груди. Робаут Жиллиман вырвал оба его сердца.