Нежнее смерти

      Он не всегда был таким…       Гладиатор, за которым я пошла, был другим.       — Саундвейв, прошу тебя, хватит.       Из ярко-зелёных линз хлынул омыватель. Было страшно смотреть на него сейчас. Было страшно не из-за угрозы своему активу, а за него самого, за его Искру, которая больше ничего не чувствовала, кроме долга перед своим Лордом. Просто машина. Просто сосуд без «жизни».       Было плохой идеей заходить в его отсек. Вехиконы этого не знали, что и стало ошибкой и причиной для гибели четырех невинных солдат. Сказать, что жалко — слишком грубо и унизительно для них. Но было действительно жаль.       Я не хотела такого исхода. Покойтесь с миром… Простите.       Октавия Рей была обузой для всех, даже для себя самой. У неё не было ни выдающихся данных, способностей, таланта или хотя бы выдержки и силы воли. Не было ничего, за что бы Лорд Мегатрон сохранил ей актив в тот момент. Про таких, как она говорят, что она красивая вещица в руках богатого и сильного правителя. Лишь символ достатка и власти. И кроме красоты у нее не было ни-че-го. Может быть, кто-то и считал красоту даром, да и, может быть, когда-то так и было, но теперь это ничто, кроме проклятья.       Статная, стройная и высокая. Тонкий и изящный корпус был без единого изъяна, прекрасный, как настоящее произведение искусства, словно над её внешними данными работал скульптор не одно тысячелетие. Вытянутый фейсплейт, на которым яркими огнями горели зелёные окуляры, как настоящее Северное Сияние, переливаясь под светом Звезды по имени Солнце. Высокие скулы, плавные переходы цветов светлого металла, аккуратные губы и острый волевой подбородок. Абсолютная и словом неописуемая красота, от которой перехватывает дыхание.       Но так же ни силы, ни воли и ни характера. Она не из тех десептиконов, которые смогли бы привести их к победе. О какой пользе вообще может идти речь, если она боится слово вставить, опуская взгляд и поджимая губы? Ведь за весь цикл пребывания на «Немезиде» она не сказала ни слова, кроме «Здравствуйте, извините за вторжение».       Капсула с фемкой была зашифрована и тщательно защищена от повреждений, за передвижением которой Мегатрон лично следил несколько земных дней и ночей, надеясь, что внутри обнаружится весомая военная единица, которая станет бок о бок с его солдатами на передовой, но все надежды разрушились в тот момент, когда спасательную капсулу благополучно открыли. Были разочарованы и остальные члены экипажа, обнаружив внутри достаточно хилую фигуру, принадлежавшая фемке.       Праймус Всемогущий…       Мегатрон заинтересованно изогнул надбровные дуги. Невольно корпус вытянулся, желая увидеть всю картину целиком, словно загипнотизирован, сканируя ладный фемский корпус. Такая красота… Настолько удивительна, что притягивает даже его, казалось бы видавший многое, взгляд. Словно некто из высшего класса, из самого Аякона, вырванная с обложки какого-то стилуса. Самовлюбленность Нокаута отходит на второй план, стоило ярким огням изумруда повернуться в его сторону. Самомнение прищемляется у каблуков сикера, как только фемка выходит из капсулы, аккуратно перешагнув выступ и озираясь по сторонам.       Сколько бы длилось молчание и бессовестное рассматривание дорогой вещи? Октавия Рей молчала клик другой и третий, узнавая лишь Темного Повелителя, в ужасе застыв перед ним… Пока тень не ожила в темноте, прикрывая широкими манипуляторами тонкий корпус. И выросшая перед ними высокая фигура молчаливого связиста срывает зрительный контакт от корпуса фемки, которая так аккуратно скрылась за ним, на что Мегатрон раздражённо хмыкнул. Никто не смеется ему мешать что-либо делать, но… Задумался. Этому должно быть объяснение.       Ведь за неё заступился не кто-нибудь, а сам Саундвейв, не дав ни Нокауту, ни Старскриму и даже Мегатрону глазеть на нее, указав на темный обруч вокруг тонкой талии, плотно прилегающий к прессовой броне, на котором глифами был выделен позывной Связиста, а потом и на свои манипулятор, на кисти которой так же был тёмный прилегающий к нему обруч, с такими же тонкими глифами с именем фемки.       Вот так сюрприз, — Удивился Мегатрон в этот момент, поняв, что очень мало знает про своего офицера связи. — Ты состоишь в союзе, Саундвейв. Да и с таким… анаптаниумом.       Лорд не знал, что может предпринять Связист, в случае его отказа оставить фемку. Знать и не хотел. Если кто-то, вроде Саундвейва пошёл на такой серьёзный шаг в виде союза с фемкой, то вряд ли он будет бездействовать и даст её прогнать. И он был слишком ценной фигурой в его команде, чтобы быть в неладах с ним. Мегатрон принял для себя, что от ещё одного топливоприемника его запасы энергона на корабле не иссякнут.       — Саундвейв?..       Голос тихий и робкий, совсем слабый и неуверенный. Связист в одно движение манипулятора вводит фемку в вынужденный оффлайн, на что она обмякла в ту же секунду, благо Саундвейв поймал её корпус, взяв в манипуляторы, как ценный груз, молча уводя прочь от чужих взглядов. И движения его — резкие, жадные, ревнивые… Закрывающие все, не желая делиться даже иллюзией и даже ее тенью. И ничего ведь нет в том, что партнер прячет свою любимую?.. Да вот только такого поведения от монотонного «робота» не ожидал никто.       Придя в онлайн статус, фемка обнаруживает себя на ремонтном блоке, где она подзаряжалась энергоном, а рядом стоял её бондмейт, который ремонтировал её левый манипулятор, повреждённый при аварийной посадке капсулы. Обычно он чинил только себя и Лазербика, но Связист не мог позволить, чтобы хоть кто-нибудь, хоть одна живая искра взяла ее за руку. Безумие ревности… Безумие собственности.       — Саундвейв.       И она льнет к его честплейту, обнимая сильный корпус своего избранника, прижавшись к нему вплотную, ощущая его тепло, чувствуя, как искра меха медленно пульсировала под слоем толстой брони. Она ожила… Заплакала. Она горела от своих чувств. От горя пережитого. От счастья вновь воссоединения. Обнимала так сильно, что хотела стать часть него! Хваталась за стыки брони, желая ласки… Желая хоть чего-то, кроме молчания и бездействия.       Тогда она думала, что спаслась от худшего, еще не зная, что к худшему она сама и пришла. Добровольно.       Саундвейв поселил её у себя, обратно вернувшись к своим обязанностям. Мегатрон не был увлечён ею, но прочитал её архивы. Ничего впечатляющего. Небольшие знания в области медицины, а в целом ничего совсем. Кроме симпатичной мордашки нечем зацепить.       И никто не приходил к ней. Не навещал. Он работал от начала одной смены до конца другой. Не знал усталости и промаха. И лишь воспользовавшись несколькими часами, один раз проведал ее. Была в оффлайне. Корпус пока пристраивался к новым изменениям и требовал много отдыха. Ничего, он подождет, тем более он ещё занят.       Мегатрон хочет знать кто это. Кто она не как военная сила… А кто она, как личность? Что это за фемка, которая стала личной слабостью его сильнейшего солдата. Были ведь и другие фем, которые попадались у них на пути. Мегатрон их мучил, отдавал своим войскам на растерзание, убивал со вкусом и грязно. И ни разу Саундвейв не сказал ни слова и не вмешался, был абсолютно холоден и сдержан. А тут… Словно его прошлое вернулось и напомнило о том, кем он был раньше.       Рей выходит из оффлайна, когда ощущает на шее тёплый металл, жадно целующий каждый сантиметр; острые когти на узких запястьях, давящие до боли; ощутимый вес самого Связиста на себе. Каждое движение было монотонным и уверенным, лишённый аккуратности.       В темноте фемка резко распахнула оптограни, засияв ярко-зелёной оптикой, сразу же встретившись с алыми окулярами бывшего гладиатора. Она пытается дёрнуться или хотя бы пошевелиться, но не получается. Слишком не равны силы, чтобы противостоять ему. Оставалось лишь смотреть в его линзы и просить хотя бы об элементарном:       — Пожалуйста, скажи моё имя.       Но ответом послужила тишина. Она боялась его гнева, но любила. Не была в праве обвинять в том, что он огрубел, стал черствым, как дрон, ведь война не щадила никого, забирая даже крупицы благоразумия. Ведь он отдался этой войне всецело. Ради победы. Ради других. Кто-то должен был быть таким — стать мертвым среди живых. Стать тенью… И Саундвейв принял эту ношу.       Он брал грубо, силой, вклиниваясь насильно, причиняя боль и дискомфорт, не слушая просьбы быть аккуратнее. И они затихла, зная, что не будет исполнено. Хотелось радоваться, но плакать хотелось не меньше. В момент своей необузданной страсти к ней Саундвейв загибал тонкие фемские манипуляторы, кусал до капель энергона беззащитные бронеплаты, давил своими когтями её шею, заваливаясь на нее всем своим гладиаторским весом. Казалось, что он не слышит её болезненные стоны, не видит, как она пытается увернуться от его насилия, не обращает внимание нарочно, как фемка пытается выпутать свои манипуляторы под его когтями.       — Ах… Ах!.. Саундвейв!       Боль. Наслаждение. Боль. Наслаждение… И грань между ними расплывается, превращаясь в хаос и непонятную смесь ощущений. Бедра сводят от сильных ладоней, что оставляли ощутимую вмятину на тонком металле. Корпус изнывал от долгого воздержания, а процессор сходил с ума от сотни ошибок разом, что выдаёт ему репродуктивная система, крича, что это перебор, «хватит», иначе уйдёт в стазис.       Но он был умел, знал её корпус, мог доводить до пика наслаждения и границы боли. И пользовался этим. Сомкнув свои ладони вокруг её тонкой талии, Саундвейв наблюдал за тем, как корпус изнывал под ним, прося ещё. Наблюдал за её изумрудными линзами, так сияющие похотью и желанием. Смотрел на тончайшие детали ее корпуса, любуясь красотой и изяществом. И всё это принадлежит только ему.       Светлый металл фейсплейта порозовел и испускал жар, казалось, что вот-вот и она расплавит самого Саундвейва, но он был сдержан в своём поведении, холоден и властен.       И надежда не умирает, что получится растопить его холод.       — Саундвейв, — тонкие пальчики скользнули к его фейсплейту. — Я нашла тебя.        А может, он ее?

***

      Пробуждение приносит с собой ноющую боль, но фемка понимала… Хотела верить, что это от его любви, а не эгоизма. Шейные магистрали немного подтекали энергоном, кисти манипулятор были деформированы, а на тонкой талии остались вмятины от сжимания вокруг кольцом. В этот момент Октавия Рей понимала, с кем вступила в союз. Это не бот, который недавно выпустился из академии. Не юнец-новобранец. Это не зубрила учёный, которому свойственна аккуратность и сдержанность. Её бондмейт — гладиатор. Собственник. Безумно сильный и опасный десептикон. Безжалостный. Даже к ней.       Выйдя из отсека, Рей тихими шагами ходила по коридору корабля, прислушиваясь к абсолютной тишине вокруг. Увидев пару вехиконов, фемка хотела было поздороваться и поговорить, но те в ужасе тут же пропали, свернув за угол, оставив её наедине с догадкой — «боятся гнева Саундвейва». И, вспомнив, как жестоко обошёлся с теми солдатами связист, фемка поспешила вернуться в отсек, чтобы не навлечь его гнев на других… Просто тем, что её могут увидеть. Ревность порой туманит рассудок даже самого рассудительного воина.       Октавия Рей до войны обучалась в академии первичной медицинской помощи, но так её и не окончила. В Аяконе никто не умел постоять за себя, кроме солдат, поэтому с началом войны ей ничего не оставалось, кроме как пойти за десептиконами, как пленница. Ох, как ею любовались каоновцы, которым удавалось видеть красивую фемскую фигуру только на голограммах, желая потрогать ладный корпус и овладеть ею. С бедными фемками игрались, превращали в рабынь для своих утех, а кто был хотя бы немного силен характером, становились воинами, но и там было далеко не просто. Рей же была слишком замкнута и боязлива, от чего не имела ни малейшего шанса вступить в войска. И увидев её выдающийся показатели корпуса, один из десептиконов решил, что куда выгоднее её продать, чем воспользоваться ею сейчас.       Никогда Октавия Рей не забудет того позора, что испытывала, стоя посреди огромных воин, солдат, мех, которые жадно облизывались, сканируя её корпус и поднимая ставки до нереальных нулей кредитов. Её благополучно купили, спасения ожидать было глупо. Однако удача верно следовала за ней. Выкупивший десептикон собирался подарить её главнокомандующему, где она и встретила своего спасителя.       Саундвейв смотрел на неё в течение нескольких секунд, но и этого ему хватило, чтобы он понял — она будет принадлежать ему. Он был доверенным лицом Мегатрона, того, за кем пошли все десептиконы, отчего хватило одного жеста пальцем, чтобы «подарок» принадлежал ему. Возражающих не было. Как бы унизительно это не звучало, но она купили.       Тогда он был другим. Первые сутки просто наблюдал за ней в своей кварте, ждал, пока привыкнет к его присутствию, вложил достаточно средств, чтобы привести её потрепанную броню в первозданную новизну. Она была прекрасна… О Праймус Всемогущий! Такую красоту при свете мирного дня не сыскать, не то что на войне!       Красивее фем он никогда не видел, да и не увидит наверное. И её скромность была вровень её красоте. Рей рассказывала о себе, сидя вдали от него, стеснялась, пока он сам огромной темной тенью стоял в другом уголке кварты, не позволяя себе никакие лишние движения, чтобы не спугнуть. И она осмелела, становясь к нему ближе, со временем разумеется. Стала помогать залечивать раны, касаться его корпуса… Сильного, но так же изящного. И тогда он заговорил. Назвал её по имени, обратился к ней, не как к продажной вещи, не как к подарку… А как к личности. Как к Октавии Рей.       Он был нежен, сдержан. Превратил её «первый раз» в незабываемую ночь, и поклялся. «Если кто-нибудь до тебя коснётся без моего ведома, я убью его». Тогда это казалось просто словами, но… Рей и не знала, насколько он ревнив и насколько он любит свои… Игрушки. И они заключили союз. Стали единым целым.       Однако война разделила их. Прошли тысячи и тысячи лет, процессор имел чёткие алгоритмы на любые случай и случайности. И в его активе больше не было фемки по имени «Октавия Рей». Саундвейв больше не был личностью. Затерялся в себе и во времени. Забыл ее.       Проснувшись, Рей наблюдает за тем, как Саундвейв ремонтирует свой манипулятор, отсоединив от плечевого пояса. Его движения были монотонными, словно работал дрон по алгоритмам программ. Услышав, что фемка вышла в онлайн, связист слегка повернулся к ней и снова продолжил свою работу. И в этом, казалось бы, секундном движении Рей поняла одну истину.       Он не всегда был таким…       Гладиатор, за которым я пошла, был другим.       От осознания, что она провела эту ночь в объятиях совершенно другого меха, Рей тихо заплакала, ощущая, что изменила своему возлюбленному кем-то чужим. Он выглядел так же, испускал то же «эм-поле», был силен и умен, но… Это не он. Точно не он.       — Зачем ты… Вступил со мной в союз? — Спрашивает Рей, когда Саундвейв заменял протезированный манипулятор. — Ты меня хотя бы любишь?       А он молчит, не отвечает. Видимо он сам не знал, зачем это сделал, ведь старые воспоминания сейчас были частично утеряны после модификации из базы хранения. Но знал прежний Саундвейв… И его сейчас рядом с Рей не было.       — Ты не хотел, чтобы я была чьей-то, кроме твоей? — Спросила фемка и опускает взгляд. — Ты эгоистичен…       На этом слове Связист оборачивается к ней фейсплейтом, и она отразилась в его визоре.       — Я думала, что ты любишь меня… Думала, что вступил в союз со мной, чтобы быть рядом со мной и любить ещё сильнее, — осмелилась фемка поднять на гладиатора ярко-зелёные окуляры. — Ты любишь лишь эту… Оболочку. Красоту. И не хотел, чтобы она была чьей-то… Ты не думал обо мне.       Саундвейв резким движением закрепил свой манипулятор и плавными шагами стал подходить к её платформе, на что Рей вздрогнула всем своим корпусом, забираясь сервоприводами и вжимаясь к стенке. И ничего не оставалось, кроме как наблюдая за тем, как он все ближе и ближе.       Но удара не было, не было ничего, кроме внимательного рассматривания её хрупкого телосложения. Увидев, как капля омывателя скатывалась с её фейсплейта, Саундвейв поймал её своим когтем, скользнув им по белоснежному металлу её лица.       — Ты — моя. Была и будешь.       От настоящего голоса Связиста фемка резко поднимает взор на него, не узнавая эти нотки льда и самоуверенности, жестокости и безразличия. Его слова… Не были успокоением. Не были надеждой, что он любит её и защитит. Нет… Они словно приговор об её пожизненном рабстве в его манипуляторах.       — Моё имя… Скажи моё имя! — Срывает крик мольбы. — Прошу тебя!       Он уходит, не сказав ничего. Не сказав, что любит её, хотя так и было все на самом деле. Он любит её, по своему — грубо, молча. Не даст никому в обиду, не даст кому-либо до неё дотронуться, не даст ей умереть от нехватки энергона. Если убивать такую красоту, то только любовью.       Он уже не тот, чтобы дарить нежность или хотя бы внимание. Ему некогда. У него война и сотни тысяч информации вокруг, которую надо обрабатывать. Он может дать только крышу над головой и безопасность. А она ему только себя и свою красоту.       И гладиатор даже не мог представить, что убивает её куда изощреннее, чем голод или война.